…И вот теперь, под вечер, когда Николай Дерябин с молчаливого одобрения Дитриха собрал в столовой небольшую компанию, он лишний раз убедился в убийственной правоте слов немца.
Разлив принесенный шнапс по кружкам, Кондаков призывно поднял свою.
– Давай, старшой.
– Не серчай, – поддержал товарища Василий Боровой. – Служба такая.
– Почто ему серчать, когда мы теперь у него в подчинении? – искренне удивился Степан. – Про другое не забывай.
– Ты про что?
– Про то самое, Вася. У тебя ведь день рождения сегодня, старшой. Или как там тебя называть, чтобы правильно.
– Коля, – сдержанно ответил Дерябин. – Хватит этого.
– И то верно, – легко согласился Кондаков, по всему – более разговорчивый, чем его товарищ. – Так сечешь, Коля, об чем толкую? Живой ты остался, понял, нет?
– Именно сегодня?
– А то! Вот не выкликали бы тебя тогда из строя, дожил бы ты, парень, ровно до сегодняшней ночи. Поясни, Вася.
– Лагерь-то наш весь знаешь, куда согнали нынче? – Ухмылка Борового показалась Николаю злобной и торжествующей одновременно. – В лес, туда, к бараку. Там и ямы готовы, там их всех накроют. С землицей смешают рыбок красноперых…
5
Сумская область, район Ахтырки, апрель 1943 года
Немцы шли цепью.
Они двигались со стороны Охримовки, растянувшись в ширину, образовав по обе стороны шеренги полукруг и действуя, как загонщики во время облавной охоты. Это и была облава: в темноте маячили только темные продолговатые силуэты, и ночь с их стороны плевалась огнем – автоматы били скупыми короткими очередями. Пальба велась не прицельно. Нет смысла, когда и так ясно: никуда из мышеловки не выскочишь.
Партизан с неумолимой неспешностью гнали туда, где сброшенные с неба бомбы продолжали вздыбливать лес.
Их загоняли под бомбы.
Под свои же бомбы.
С той стороны, где, как знал Дробот, находился тот самый секретный объект, доносились не только взрывы. Там тоже шел ожесточенный бой, и чем ближе к тому месту теснила облава, тем яснее слышались крики и выстрелы, смешанные с периодическими разрывами. Казалось, криками боли наполнилось и пропиталось все вокруг. Роман, отстреливаясь на бегу и видя, как слева и справа падают, сраженные пулями автоматчиков, его товарищи, именно сейчас, в неподходящий для таких мыслей момент, отчетливо понял – там, в лесу, гибнут пленные из опустевшего лагеря. Их наверняка перевели туда заранее, и это значит: немцы знали о возможном бомбовом ударе. Не просто знали – ждали его сегодня, сейчас, потому зенитки молчат, не мешая бомбардировщику противника делать свое дело.
Знают ли пленные, что их смешивают с землей свои же, да еще по приказу командования?..
Какое теперь это имеет значение!
Снова рвануло, теперь уже совсем рядом. Повинуясь какому-то необъяснимому инстинкту, Дробот низко пригнулся, упал, сверху чуть прикидало комочками песчаного грунта. Кто-то из бежавших рядом последовал его примеру, и это спасло их жизни – немцы уже значительно сократили расстояние между облавой и жертвами, потому даже в темноте стали стрелять прицельнее.
А затем летчик, заходя на последний вираж и шля прощальный привет, скинув напоследок бомбу ближе к лесной опушке, сам того не зная, вновь помог партизанам. Бомба вздыбила фонтан земли буквально в нескольких метрах от солдатской цепи. Облава в панике рассыпалась, и Дробот, который к тому времени успел подняться с земли на колени и оглянуться на преследователей, первым заметил смятение в их рядах.
– Направо! – заорал он в надежде, что будет услышанным, и, не дожидаясь, стремглав кинулся к той части леса, которая открылась для возможного прорыва сжимающегося кольца карателей.
Занятые организацией круговой обороны, оставшиеся в живых партизаны из группы, вместе с которой выдвигался к лагерю Роман, не сразу поняли, кто кричит и что вообще происходит. Но в следующее мгновение Дробот услышал, как голос, похожий на Фомина, скомандовал:
– За мной! Отходим! Прикройте – отходим!
Над головой роились пули. Одна зацепила плечо, не сильно, ужалила пчелой сквозь телогрейку, и Роман снова пригнулся, затем присел, для чего-то прикрыв голову руками, словно так можно уберечься от смертоносного свинца. Но тут же вновь рванул с места, крепко сжимая в руке автомат и не думая тратить драгоценные секунды, чтобы огрызнуться огнем. Расстояние между ним и лесом стремительно сокращалось. Слева по-прежнему доносились звуки боя, с правой стороны немцы, уже опомнившись, поспешно перестраивались, чтобы закрыть образовавшуюся брешь в кольце. Однако Дробот все-таки добежал до опушки, мгновенно оказался под прикрытием широкого ствола дуба, передернул затвор и дал в сторону темных фигур отчаянную очередь.
Стрелял веером. Палил не прицельно, всего лишь показывая зубы и пытаясь хоть как-то убедить охотников, что загнанная дичь еще опасна. Опустошив таким образом магазин шмайсера, Роман сменил его на второй, последний, сбил на затылок чудом державшийся на голове картуз, перевел дыхание. Каратели слаженно стреляли в ответ, но кто-то из партизан уже также прорвался в образовавшуюся брешь под прикрытие леса, слева и справа тоже ударили короткие, экономные автоматные очереди и одиночные винтовочные выстрелы.
Пот градом катился по лицу. Утерев его рукавом, Дробот прыжком сменил позицию, укрывшись за соседним стволом. Похоже, Фомин, или кто там сейчас принял командование, тоже увидели реальную возможность для прорыва облавы. Кольцо карателей так и не сомкнулось. Значит, быстро прикинул Роман, с левого фланга, там, со стороны разбомбленного объекта, где до сих пор гремит бой, есть шанс отойти, пусть неорганизованно, с огромными потерями. Интересно, понял ли это Родимцев… да и жив ли он…
Стараясь не думать сейчас об этом, Дробот поискал взглядом кого-нибудь из тех, кому удалось прорваться. До этого момента партизаны бежали в панике, отстреливаясь по большей части хаотично и никак не контактируя между собой. То есть, совсем не координируя свои действия. Ничуть не считая себя командиром, Роман все-таки решил – именно сейчас остатки отряда спасет хладнокровное решение. Заключающееся в том, чтобы пытаться, собрав в единый кулак всех уцелевших, двигаться на соединение с группой, которая ушла с Родимцевым и до настоящего момента считалась основной. Если отчаянный маневр удастся, те, кто уцелел, образуют пусть небольшую, но все-таки действенную ударную силу.
Кто знает – может, это единственный шанс вырваться из кольца.
Цепь карателей приближалась. Теперь с той стороны более отчетливо слышались крики, и Роман смог различить среди коротких отрывистых приказов по-немецки ругань на русском и украинском языках. Ясно, в облаве участвуют полицаи, все-таки не зря, как сообщила отрядная разведка, их стягивали под Охримовку чуть не со всего района. Вот только не для усиленной охраны лагеря и секретного объекта в лесу, а совсем для других целей.
Сволочи.
– Сволочи! Гады! – не сдержался Роман, дал очередь по голосам, затем снова сменил позицию. Слева от него, метрах в двадцати, его примеру последовал кто-то еще, кого Дробот не смог разглядеть. Не важно, это ведь свой. Прикинув более точное расстояние между собой и неузнанным пока товарищем, Роман собрался уже окликнуть его, даже набрал в легкие воздуха.
Но в этот момент сзади, у него за спиной, обозначилось движение. Хрустнула сломанная ветка, зашуршали кусты. Кто-то подкрадывался сзади… но как-то уж слишком громко, не скрываясь. А может, и не нужно прятаться, кольцо-то сомкнулось, и прямо сейчас…
– Стой! – рявкнул Дробот, развернувшись на шорох, вжав спину в ствол и выставив перед собой дуло автомата. – Стоять! Убью сразу!
– Не стреляй! – донеслось откуда-то из темноты, и этот голос Роман узнал сразу.
Даже не научившись как следует различать голоса людей, когда вокруг идет бой, Дробот был точно уверен: кричит женщина. А другой женщины, кроме Полины, здесь оказаться просто не могло.
Командир ведь велел отрядной радистке оставаться в тылу.
Потому девушка до сих пор и жива.
– Поля! – выкрикнул Дробот, опустив автомат. – Поля, свои! Спокойно!
– Куда спокойно, дурак! Какое спокойно, не видишь!
– Стой где стоишь, я сказал!
Обернувшись налево, Роман уже не увидел бойца. Тот или скрылся в лесу, или его достала пуля. Взглянул назад. Каратели надвигались уверенно, и, если помешкать еще немного, они с Полиной станут для них прекрасной мишенью даже в темноте. Их просто расстреляют в упор – пленных, видимо, здесь приказано не брать, отряд старательно зачищали.
– Тихо! – велел он и тут же повторил, уже приглушив голос: – Отходи назад, я за тобой.
– А наши…
– Вперед, сказал тебе! Это приказ!
Теперь двигаться предстояло по возможности тихо и незаметно, никак и ничем не привлекая к себе внимания. Дробот даже не думал, как могут расценить принятое им в тот момент решение. Он спасал свою жизнь, спасал Полину, и больше ничего не мог сделать во всей этой ночной бойне.
Пули свистели уже совсем близко. Команды окружать и не оставлять живых слышались четко и звучали рядом. Еще несколько минут, и останется лишь выйти врукопашную против не меньше десятка карателей. О таких подвигах былинных богатырей Роман Дробот часто читал в сказках, очень давно, в другой жизни, когда был ребенком и ни о чем плохом не думал, надеясь жить долго и счастливо в самой лучшей стране на планете.
Полина уже стояла рядом. Не удержалась – прижалась к нему дрожащим телом. Левая рука держала что-то на весу.
– Какого черта…
– Рация… Связь же…
– Сдурела совсем! Бросай, уходим! Брось, я сказал!
Плотный мешок с квадратным увесистым приемником внутри Дроботу пришлось вытаскивать у девушки из цепких пальцев силком. Кинул подальше, слишком поздно поняв – шуму ведь наделает. Обошлось, вокруг еще стрекотали выстрелы, никто не слушал тишину.
А затем, крепко схватив Полину за руку, а другой намертво сжав автомат, Роман быстро увлек ее за собой вглубь ночного леса, под спасительную сень деревьев.
Куда идти, Дробот пока не знал.
Для него важнее было увести девушку подальше от опасного места. Некоторое время они передвигались быстро, не оборачиваясь. На бегу Роман отпустил ее руку, такая связка сковывала движения. Полина старалась не отставать, держать темп, и, к чести радистки, это ей поначалу удавалось. Но вскоре стала задыхаться, отставать, и Дробот перешел на шаг, давая девушке возможность передохнуть.
Сколько они прошли и как далеко отошли, он пока не представлял. В чем был уверен – так это в том, что лес их не закружил, как это часто бывает. Детское увлечение лесными прогулками в который раз выручало: Роман уверенно направлялся в сторону Охримовки, так же, как и в тот темный и сырой мартовский вечер, когда бежал подальше от лагеря. А ведь тогда он даже не видел карты местности, Кондаков просто на словах объяснил ему направление, даже попытался нарисовать что-то похожее на план палкой на земле. Однако Дроботу хватило указаний двигаться на северо-восток от лагеря. К тому же, хоть сельские хаты не маячили за лагерным периметром, Роман все-таки отметил, откуда, с какой стороны к бывшей ферме приходили сердобольные бабы. Ему просто нужно было сделать достаточно большой и глубокий крюк лесом, чтобы обогнуть село и выйти к противоположной околице.
Сейчас Дробот держал курс в том же направлении. Только в саму Охримовку пробираться не собирался. Если отряд попал в засаду, сейчас село кишит немцами и полицаями. Для Романа это просто был ориентир: если взять западнее от сельской окраины, а затем держаться строго на восток, можно вернуться туда, откуда отряд выдвинулся еще этим утром: к базе. Конечно, он допускал – партизанская стоянка тоже может быть известна, и там их также могут поджидать. Но, поразмыслив немного, откинул эту мысль, хотя и сделал поправку на такую возможность.
Возвращение на базу имело больше плюсов, чем таило в себе опасностей. При любом раскладе, прикинул Роман, идти придется всю ночь, более того – нужно будет выбрать место, остановиться и хоть немного отдохнуть. Значит, к оставленному лагерю они доберутся при дневном свете, и он всегда сможет разведать, есть ли там засада. Так что теперь в ловушку они с Полиной не попадутся. К тому же, допустил Дробот, из четырех ударных групп, на которые перед Охримовкой разделился отряд, кому-то еще наверняка удастся прорвать кольцо карателей. И, очень возможно, уцелевшие партизаны также не найдут для себя другого пути, кроме как вернуться на базу. Стало быть, пробираться нужно именно туда.
Даже если это не так, даже если расчет ошибочный – они все делают правильно, мысленно подытожил Дробот. После всего случившегося у них должна быть цель, определенность в планах и действиях. Бежать в панике куда глаза глядят – намного хуже, это подавляет, деморализует, лишает ориентиров, выбивает почву из-под ног. Такой слабости Роман допустить сейчас не мог. И не только потому, что в свое время отец-профессор приучил его строить планы и соблюдать им же придуманные правила.
Рядом шла Полина. Теперь Дробот отвечал и за жизнь девушки. Нельзя выглядеть в ее глазах паникером, не знающим, что делать и как быть.
Конечно, Роман не собирался обсуждать с нею план ближайших действий. Поля, похоже, также не желала разговаривать, хотя бы сейчас, доверившись Дроботу полностью и послушно следуя за ним. Так, молча, они шли еще какое-то время, пока вокруг полностью не воцарилась ночная тишина. Только тогда Дробот остановился, предусмотрительно сделав девушке рукой знак, и она замерла. Не видя, но каким-то непостижимым образом чувствуя ее полный вопросов взгляд, Роман жестом позволил ей присесть. Полина подчинилась, села, прижавшись спиной к ближайшему дереву. А Дробот, чуть прищурившись, сосредоточился.
Когда он прятался в погребе у однорукого дяди Кузи, тот на досуге обмолвился – удачно, мол, добрался беглец, мог бы с непривычки в болото забрести, тогда уж точно каюк. Так Роман узнал, что в лесу тенится болотная гряда, которую знающие люди предпочитают обходить. Позже, показывая командиру отряда на карте место расположения лагеря и загадочного объекта в лесу, он заодно убедился: упомянутое дядей Кузей болото действительно обозначено. Сейчас, постаравшись восстановить карту хотя бы мысленно, надеясь лишь на собственную зрительную память, Дробот, допустив, конечно же, некую погрешность, определил, где они с Полиной находятся теперь по отношению к селу. Даже подвигал в воздухе руками, будто объясняя самому себе, куда идти нужно, а куда – не стоит.
По его прикидкам, даже самым приблизительным, болотная гряда сейчас расположена слева от того места, куда они добрались. Соответственно, Охримовка находится с правой стороны, и, если держаться заданного направления, им удастся обойти село так, как Роман и замыслил. Для этого нужно взять немного правее, отдалившись от болота. Решив так, Дробот, жалея Полину, однако же не считая возможным дать ей время на отдых именно сейчас, проговорил негромко:
– Дальше двинем, Поля.
– Куда? – выдавила она из себя вопрос, которого Роман ожидал и немного побаивался.
– Пока дальше в лес. Там поглядим.
– А наши?
– Видно будет, – повторил Дробот, хотя с языка чуть не сорвалось другое, резкое, пугающее и безнадежное.
Вряд ли Полину успокоили такие скупые и неопределенные ответы, но девушка покорно поднялась, одернула специально, для удобного хождения по лесу, укороченную шинель, послушно двинулась за Романом, решив больше не мучить его вопросами.
Спереди послышались голоса, когда они шли уже полчаса.
Мужчины говорили по-русски, и Дробот в первое мгновение решил – кто-то из своих таки вырвался и теперь пробирается в том же направлении, что и они. Даже похвалил себя за точный расчет, правильную оценку ситуации и верное решение. Но уже в следующую секунду понял: навстречу им движутся полицаи – услышал, как неожиданно громко и раздраженно выматерился один из мужчин, ругая какого-то своего товарища:
– Ну, вот потянули тебя, сука, за язык! Броди теперь ночью!
Вскинув автомат, Роман попятился, стараясь не шуметь. Полина тоже успела оценить ситуацию без его указаний. Глаза давно привыкли к темноте, и Дробот увидел в руке девушки вальтер. Приложив палец к губам, Роман кивком велел девушке возвращаться назад. Сам, продолжая пятиться, последовал за ней. Вопреки ожиданиям, голоса полицейских не отдалялись, из чего Дробот сделал очевидный вывод: те идут за ними, сами того не подозревая.
Значит, облава продолжается. Окрестный лес прочесывают, по вполне объяснимым причинам не дожидаясь утра.
Спереди мигнул огонек, затем еще один, еще. Судя по всему, полицаи освещали себе путь карманными фонариками.
Обнаруживать себя и принимать бой Дробот не собирался. Полицаи только этого и ждут, потому ввязываться в драку – верная гибель. Однако теперь складывалось так, что облава невольно теснила беглецов к болоту. В том, что удастся перележать где-нибудь до утра или же пропустить облаву мимо себя, найдя чудесный способ зарыться в землю либо же забраться на дерево, Роман очень сильно сомневался.
Так и не найдя решения, он по-прежнему продолжал отступать, прикрывая Полину: если кто-то вдруг себя проявит, у девушки будет время уйти.
– А ты чего орешь, Гриня? – отозвался между тем из темноты тот, кого обругали. – Слышно тебя за километр. Звери разбегутся, не то что эти…
– Никого тут нет, и забредет сюда разве корова твоя! – огрызнулся Гриня. – Сидели б уже, водку жрали. Нет, понесло тебя, умника… Немецкий крест на пузо захотел? Не дадут, Сивый, выкуси! Сука такая…
– Э, хорэ сучиться, Гришка! – пробасил третий голос. – Не сидели б мы щас нигде, бегали б, как хорты, искали, кого добить. На пулю так нарваться легко, бандиты кусючие.
– А так не нарвемся?
– Так – не нарвемся! Старших надо слушать, которые службу знают. Сивый все грамотно сделал. Не дошло еще, убогий?
Похоже, полицаи остановились для выяснения пока непонятных Дроботу отношений. Встала и Полина, но Роман жестом велел ей отходить вглубь леса, а сам затаился в кустах: планы полицаев его сейчас очень интересовали.
– Не, братва, – отрезал Гриня. – Вот убейте, никак не вдыблю, за каким счастьем мы сюда вот поперлись? Кому оно надо, ваш пост возле болот?
– Дурак, – последовал беззлобный ответ. – Сивый дело тому немецкому начальнику задвинул. Мол, если кто вырвался, могут рвануть к болотам и там пересидеть. Вот бы, значит, выставить возле болот грамотный усиленный пост. Где б ты был сейчас, если б тебя сюда не ввели, красавец? Сюда ж верняк никто не сунется, пересидим спокойно до утра. После доложим: никаких происшествий.
– Ну-ну, посидим… В лесу, с зайцами.
– Да хоть с волками, Гриня! Хата твоя и баба мягкая как были, так и будут. Хочешь, чтобы тебя гоняли до утра, или лучше тут, на свежем воздухе, тихонько пересидеть?
– Вот стратеги, мать вашу!
– Старые воины, Гриня, – вмешался Сивый. – Мы вот с Данилычем в армии-то свою лямку потянули. Ты лес валил в Сибири за ворованные кошельки, а мы вот, считай, в одном полку, получилось так.
– Ты меня зоной сейчас попрекаешь? – взбрыкнул Гриня. – Ты чем лучше, петух паленый? Вы оба – чем лучше?