Похоже, эта компания полицейских впрямь не рассматривала свое задание всерьез. И точно сбежали под шумок от беспокойной службы да шальной пули пусть подальше в лес, зато – туда, где наверняка спокойно. Несмотря на крайнюю серьезность ситуации, Дробот мысленно восхитился находчивостью этих шаромыжников, которая стала прямым следствием их трусости и лени.
Конечно, теперь сложности возникли у беглецов. Как бы там ни было, при первой же попытке прорваться мимо полицаев они неожиданно даже для себя смогут стать героями. Даже при том, что противников, похоже, только трое, силы все равно были явно неравными.
– Ничем мы не лучше, – успокоил Сивый. – Просто мы старше, Гриня, и умнее. От начальства, особенно когда такая суета, как тут у нас завертелась, треба держаться подальше. Мы тут все выполняем особо важное задание: охраняем тыл, на всякий случай. И ежели, Гриня, никаких на нашем участке чепэ не случится, нас даже вон похвалят. Креста не поцепят…
Ноги Дробота слегка затекли.
– Да замурыжил уже своим крестом! – вмешался Данилыч. – Железяки кусок, ни на что не годится. Я вот вам расскажу, как год назад в Сумах стреляли мы жидву…
– Слыхали уже сто раз!
Сидеть дальше в таком неудобном положении становилось невозможным.
– А ты, Гриня, еще послушай и подумай, где надо золото шукать и вообще…
Осторожно, будто перенося на вытянутых руках хрустальную вазу, Роман шевельнулся, перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, и при этом чуть-чуть сместился в сторону, меняя позицию.
Под сапогом хрустнула ветка.
Дроботу показалось – огромный медный колокол внезапно оповестил врага о месте его нахождения. Эффект для него тут же стал сравним с тем, как будто гусеницы танка прошлись по деревянному забору. Моментально запаниковав и тут же покрывшись холодным потом, Роман попытался отползти от опасного места подальше – и теперь уже захрустело сразу несколько веток.
– Э, чуешь? – враз посерьезнел Данилыч.
– Что? – встрепенулся Гриня и тут же выплюнул: – Кто?
Палец Дробота лег на автоматный спуск.
Неспешно, плавно надавил.
– А ну, стоять! Кто там?
Спусковой крючок дошел до половины. Только бы Полина успела…
– Какого лешего полошитесь? – пробасила темнота.
Теперь сухие сучья под ногами хрустели громко и уверенно. Палец замер, затем так же плавно отпустил спуск. Старясь казаться невесомым и даже невидимым, Роман выдохнул, вытер тыльной стороной ладони обильно вспотевший лоб.
– Матвей, ты, что ли? – окликнул Сивый.
– Папа Римский! – огрызнулись из темноты. – Чего разорались? В засаду вас послали или песни петь? Спляшите еще!
– Не поет тут никто!
– Гриня, тебя, блядь, больше всех слышно! Обрадовались, место спокойное нашли? Так и сидите спокойно, вашу мать!
– А ты чего материшься! – не унимался Гриня.
– Слышь, постовые, у вас тут, как при советах, граница на замке! Воины…
– Сам, можно подумать, не такой!
Слушать дальнейшие препирательства полицаев у Дробота не было желания и не оставалось времени. Пользуясь моментом, что компания занята перепалкой, Роман отошел еще дальше вглубь леса, очень скоро натолкнувшись на Полину. Девушка, хоть и ожидая увидеть именно его, все-таки не сдержала вскрик. Однако вышел он настолько слабым, что полицейские, находившиеся теперь на приличном удалении, вряд ли могли его услышать.
– Кислые дела, – пробормотал Роман.
– Совсем? – одними губами спросила Поля.
– Пост они тут выставили. Обойти можно, только вряд ли он такой один, – пояснил Дробот. – Надо, как ни верти, утра ждать.
– Здесь прямо?
– Тоже не годится. Мало ли что в ихние бошки взбредет. Скучно станет на одном месте, попрутся вперед, напоремся… А вот… – Тут он замолчал, сам еще не веря в то, что собирается сказать.
– Что? – поторопила Полина.
– В болото вот не сунутся. Дальше болота не пойдут при любом раскладе, смекаешь?
– А мы?
– Не знаю… Другого пути все равно нет.
– Ночью через болото… Рома, места незнакомые.
– Знаю все, – согласился Дробот. – Никто не предлагает прямо вот так форсировать. Когда светло, еще имеет смысл. Так… Только стоять на месте все равно опасно, Поль.
Девушка промолчала. Дробот понятия не имел, что творилось сейчас у нее в голове. Так ничего не объяснив, Полина легко отстранила его рукой, пошла вперед, стараясь ступать осторожно.
Не видя, как еще можно поступить, Роман пошел за ней.
Болотом потянуло очень скоро.
Так пахнет озерцо с давно застоявшейся водой, затянутое ряской на радость окрестным гусям и уткам. Запах был тяжелым, влажным, густым, даже чуть сладковатым – а может, как раз это Дроботу и показалось. Здесь он вышел вперед и, когда почва под ногами стала мягкой, а левый сапог утопился по щиколотку в жижу, бросил, не оборачиваясь:
– На месте стой, Поля…
Девушка послушалась, даже шагнула назад, где земля оставалась прочной. Вытащив ногу из грязи, Дробот нащупал место, где не проваливалось, легонько попробовал – ничего, выдержит. Он сейчас полностью отдавал себе отчет: можно, не заходя в болото и не рискуя стать его добычей, пройти вдоль гряды, придерживаясь нужного направления.
План казался элементарным, но при всей простоте имел как минимум два серьезных изъяна. Первый – линия самого болота, которую Роман отметил еще утром на карте. Она изогнута, и, если следовать ей, можно легко сбиться с нужного направления. Второй – полицаи. Если сейчас, на этом участке, Дробот с Полиной нарвались на раздолбаев, и то лишь потому, что они таковыми оказались, то нельзя быть уверенным в том, что через несколько километров на их пути не встретится более подготовленный пост. Это косвенно подтверждало подозрения Романа: облава не прекратилась, и, стало быть, какому-то количеству бойцов удалось вырваться из кольца. Иначе неизвестное Дроботу "начальство" не согласилось бы отрядить полицаев прочесывать лес ночью в окрестностях болота.
Оставаться у самой трясины тоже рискованно. Только лезть сейчас, среди ночи, в топь – дурость не меньшая. С какой стороны ни зайди, везде положение Романа и Полины казалось невыгодным. И все-таки болото по-прежнему оставалось самым надежным вариантом переждать облаву.
Балансируя на зыбучей илистой поверхности, Дробот выхватывал взглядом из темноты деревья, маячившие впереди посреди болота. Приняв решение, он вернулся к Полине, отдал ей автомат, спросив на всякий случай:
– Управишься, если что?
– Если что? – тут же парировала девушка, но оружие взяла уверенно, и Роман на время успокоился.
– Будь здесь. Я скоро.
– Ты куда?
– Идея одна нарисовалась.
– Рома… – проговорила девушка тихо.
– Да? Что?
– Осторожно.
– Как-нибудь.
– Поклянись.
– Честное пионерское.
Дальнейший разговор не имел смысла. Оглядевшись, Дробот нашел подходящую по прочности ветку и, пользуясь ею, как шестом, неспешно двинулся обратно к болоту. По колено провалился, не успев отойти далеко от берега. В густую грязь ушли сразу обе ноги. Пока Роман вытаскивал с чвяканием правую, левая утопла еще глубже.
Болото сжало бедро.
Стараясь не паниковать, Дробот попытался убедить себя в том, что в здешних местах не может быть слишком уж непроходимых топей, а значит, этой тоже опасаться не следует, затем осторожно погрузил в грязь правую ногу, держа курс на ближайшее к нему дерево. Здесь снова погрузился по колено, потянул левую ногу на свободу, почувствовал – сползает сапог, и дальше стал дергать конечностями не так резко.
Сапоги удалось удержать на ногах. Пробуя мягкий грунт перед собой шестом, Дробот двинулся вперед, вышагивая, словно цапля. Ступая на вдох, делал следующий шаг на выдохе и при этом не переставал слушать, что происходит сзади, там, где он оставил Полину. Ничего пока не тревожило, и Роман вновь сосредоточился на своем переходе.
Добравшись до места, откуда торчало дерево, Дробот не сразу поверил в удачу. Хоть здесь под ногами еще было болото, от этого ствола до следующего было не больше десяти шагов, и вот там почва была твердой, образовывая небольшой, неправильной формы, но зато заросший густыми болотными растениями островок. Если сидеть рядом, даже останется немного места. И главное – с берега тех, кто прячется, не заметить даже при свете дня.
До конца не веря, что план склеивается, Роман с той же осторожностью одолел обратный путь. Уже по привычке не вдаваясь в объяснения, просто взял у Полины автомат, повесил его на шею, коротко велел:
– Вальтер дай.
Если девушка и колебалась, то недолго. Ее оружие Дробот засунул глубоко в карман своих штанов, похлопал сквозь ткань, проверяя, не выпадет ли случайно, сказал:
– Идем. За мной держись, след в след. И старайся не кричать, если провалишься.
Полина шла послушно, ступала, как было велено, этот переход также прошел без особых происшествий. Оказавшись на маленьком болотном островке, девушка уже не нашла в себе сил сдерживаться: опустилась на твердую землю, выдохнула:
– Как хочешь – не могу больше. Не пойду никуда, пускай будет, что будет.
– А дальше и не надо, – ответил Дробот. – Продержимся до утра, там поглядим. Можешь поспать, если выйдет.
Вышло.
Он расположился так, чтобы девушка смогла устроиться на его вытянутых ногах, свернувшись калачиком, будто котенок. Замерла почти сразу, нервное напряжение последних часов дало о себе знать. Дробот, положив автомат возле себя, тоже прикрыл глаза. Но спать не мог себе позволить. Сидел, вслушиваясь в звуки ночного леса, пытаясь определить, какой несет им угрозу, и в какой-то момент не заметил, как тоже отключился.
…Когда рассвет пробился сквозь сырой болотный туман, Дробот нашел себя и Полину все на том же болотном островке. Мокрые, грязные, живые. Ночь пережили, начинался новый день.
Растолкал девушку. Только она открыла глаза, Роман прикрыл ладонью ее губы, проговорил:
– Лежи… Разведаю, как там…
– А…
– Тс-с-с…
Оставив Полину, он уже совсем уверенно перешел заболоченный участок. Какое-то время сидел, чутко слушая тишину. Наконец решил: будь что будет, не жить же им здесь, в трясине, превращаясь в болотных кикимор. Вернулся за Полиной, помог перебраться ей и, когда оба снова оказались на твердой земле, сказал:
– Идти надо. Готова?
Ответом были молчаливый кивок – и негромкая, но твердая просьба:
– Пистолет мой отдай.
Они встретились днем.
Дробот не имел представления о том, сколько он и Полина шли по лесу. По солнцу не ориентировался, просто фиксировал для себя его положение и старался определить по нему направление пути, но никак не время суток. Иногда Роману казалось – они начинают кружить, списывал это на дикую усталость, тогда останавливался и пытался разобраться, не слишком ли отклонился от цели.
В конце концов он решил: куда бы ни зашли, отошли уже достаточно далеко от вероятной облавы. Да и саму облаву наверняка уже свернули. Потому позволил себе сделать привал и на свой страх и риск попросил Полю покараулить, пока он немного поспит. Риск состоял в том, что девушка измоталась если не больше, то уж точно не меньше его, и часовой из нее может оказаться неважный. Видимое спокойствие и ощущение относительной безопасности непременно убаюкают и ее. Впрочем, опасений Роман вслух не высказал, надеясь на свой фронтовой опыт – спать ровно столько, сколько позволяют обстоятельства, и за это время максимально отдыхать, восстанавливая силы.
Ошибся Дробот дважды. Первый раз – когда подумал, что сможет погрузиться в сон не больше чем на час. Вторично – побаиваясь, что Полина поддастся соблазну и также уснет. Девушка держалась хорошо, и, если бы не ее настороженность, крепкий сон Романа никакие звуки не потревожили бы.
Он очнулся не сразу. Полине пришлось трижды, всякий раз сильнее, трясти Дробота за плечо. Когда тот открыл глаза, увидел напряженное лицо девушки и палец, приложенный к губам. Она сразу же кивнула куда-то в сторону, и в следующий момент, окончательно проснувшись, Роман услышал за деревьями русскую речь. Пока не мог разобрать слов, но мужчины шли, не кроясь, и говорили, не понижая голосов. Значит, бояться им нечего, идут свободно.
Полицаи.
Они с Полиной таки сбились с пути, закружили, снова вышли в окрестности Охримовки и вот снова нарвались на облаву. Голоса приближались, и теперь стычки просто не избежать, отступать некогда и некуда. Потому, не особо заботясь о том, чтобы не обнаруживать себя, Дробот взял лежащий рядом автомат, поднялся, и уже в движении услышал сначала громкое:
– Кто идет?! – И сразу же вскрик Полины:
– ИГОРЬ!
Из-за деревьев, в это время весны – еще голых, неожиданно выступил сперва капитан Родимцев с автоматом наперевес, затем, держась по разные стороны от него неким полукольцом, показалось еще несколько партизан. Ошарашенный Роман все еще держал ствол перед собой, но Полина, оттолкнув его рукой, стремительно кинулась через кусты к командиру. Тот еле успел опустить оружие – девушка повисла у него на шее, уже не сдерживая рыданий. Не могла произнести ничего, повторяла только:
– Игорь, Игорь, Игорь…
Теперь и Дробот убрал оружие. Вздохнул облегченно: значит, его расчет оказался верным и оправдал себя. Пока не ясно, откуда здесь взялись Родимцев и остальные, но понятно – те, кому удалось уцелеть, пробирались туда же, куда он пытался вывести Полину. И, видимо, они, как часто случается на войне, просто обречены встретиться в лесу.
Однако ни рассмотреть выживших, ни задать хоть какой-то вопрос Дробот не успел.
Внезапно и довольно грубо оттолкнув от себя Полину, командир снова вскинул автомат. Теперь дуло смотрело прямо в грудь Роману, и тот, ничего не понимая, попятился.
– Живой, выходит, – процедил Родимцев, для которого, как показалось Роману, вдруг перестало существовать все вокруг, даже апрельский лес замер.
– Вы… ты что, Ильич… – пробормотал он.
– Я – что? Ты меня спрашиваешь? Сука, падаль вонючая, провокатор! Я тебя на месте сейчас… Именем Союза Советских Социалистических… Ах ты…
Выстрелит, вдруг отчетливо осознал Роман. Сейчас командир отряда выстрелит в него, и наконец закончится то, что никак не могло завершиться с того самого момента, как он, рядовой Дробот, сел в кабину полуторки под конвоем особиста Дерябина. Смерть с тех пор могла поймать его минимум четырежды: под бомбами, в лагере, при побеге и вчера ночью. Теперь, выходит, догнала.
– Убивайте, – проговорил Роман, удивляясь своей покорности.
– Сказать ничего не хочешь?
– Нет. Вы сами все знаете, товарищ командир.
Когда автомат, с которого Дробот не спускал глаз, чуть дернулся в руках Родимцева, он вдруг понял – остановили капитана именно эти его слова вкупе с обреченной покорностью. Не опуская оружие, Игорь выплюнул вопрос:
– Что я знаю? Говори, сволочь, – что я знаю.
– Знаете, за что собрались меня расстрелять. Вы офицер, умный, опытный. Вам виднее.
– Издеваешься, значит. Наглости хватает, да…
Он вступил в разговор, не пойми зачем, отметил Дробот. Стало быть, расстрел отменяется или как минимум откладывается. И Родимцев, выходит, не до конца уверен в своей правоте. Хотя это "не до конца" слишком уж, похоже, крошечное.
– Игорь Ильич, мы с Полиной вышли из окружения так же, как и вы. Я не знаю, правда не знаю, что вы сейчас собираетесь мне предъявить. Если я не имею права на последнее слово, то ребята, – кивок за спину Родимцева, – хотя бы обязаны услышать приговор.
– Нет, Дробот, умный у нас здесь – это как раз ты, – отчеканил командир. – Ребят вспомнил… Моих ребят… Вот, гляди, девять человек со мной. Девять, Дробот! Все, что осталось от отряда "Смерть врагу!", понимаешь ты или нет! Везде нас ждали засады! Везде! Из взвода Вани Прохорчука только один человек выжил, говорит – не было там, куда они вышли, никакой зенитной батареи! Зато фрицев, что тараканов! И объекта нету никакого, нас сразу зажали в колечко! Кто под свои бомбы не попал, тех расстреляли! В упор смолили, понимаешь ты, сука? Это не бой – бойня была! Фомин убит, я сам видел, как падал! И ничего, ничего не мог сделать!
– Теперь сделаете, – согласился Роман. – Расстреляете меня. За что?
– Он еще огрызается! – с искренним изумлением выкрикнул Родимцев, полуобернувшись к остальным. – Нет, товарищи, вы слышали? Он еще огрызается! Да я тебя, гад, без трибунала!
Снова обернувшись, командир шире расставил ноги, передернул затвор.
Все, понял Дробот. Вот теперь – все.
– Игорь, не смей!
Роман не успел понять, как и когда Полина Белозуб, все это время стоявшая чуть в стороне и наблюдавшая за происходящим, оказалась враз между ним и дулом командирского автомата.
– Не надо! – повторила она, голос звучал чисто и звонко.
– Полина, вон! В сторону! – заорал Родимцев.
– Нет! – заявила девушка твердо.
– Дура! Убрать! – рявкнул командир, приказывая не кому-то конкретно, а всем сразу – или же тому, кто первым проявит расторопность.
От небольшой группы отделился Павел Шалыгин – голова перевязана грязным бинтом из индивидуального пакета, с левой стороны коричневое смешалось с красным, но в целом он выглядел все тем же командиром отрядных разведчиков.
– Погоди, Ильич.
– Что ты сказал? – выдохнул изумленно Родимцев.
– Подожди, говорю. Охолони. Все мы тут… Короче, командир, разобраться бы. Если этот, – кивок в сторону Дробота, – гад, я с тобой рядом стану, вместе его кончим. Только пока я лично причин не вижу.
– Ты не видишь, Паша? Ты? Это не тебя с людьми в Охримовке ждала засада?
– Мы все попались, как дурные рыбки, – ответил Шалыгин. – Чего ж ты решил именно вот с него спросить? За всех фрицев, выходит так.
Полина не сходила с места. Переведя взгляд с Шалыгина на нее и обратно, Родимцев медленно опустил автомат.
– Интересно тебе? Другим тоже интересно?
Молчание остальных партизан прозвучало для командира лучше любого ответа.
– Хорошо, раз никто еще не понял ничего. Кто рассказал про секретный объект в лесу, рядом с лагерем? С чьих слов я донесение в Москву составил, которое ты, Полина, передала? Кто поведал о бетонной крошке в карманах убитых? Кто, получается, дезу нам задвинул, а мы – нет, я сначала это все сам проглотил, а потом и штабу скормил? Надо еще разобраться, как это рядовой Дробот так вот, по чистой случайности, выбрался из лагеря таким вот волшебным способом.
– Если ты сейчас его расстреляешь, Ильич, этого мы точно никогда не узнаем, – заметил Шалыгин.
– Заступник?
– Просто с кондачка не хочу решать, командир.
– Ты и так ничего не решаешь, – отрезал Родимцев. – Вся ответственность на мне. И отвечу сам, когда спросят и если спросят.
– Не годится, – Шалыгин сделал несколько шагов и встал чуть правее Полины, не перекрывая Дробота от дула вместе с ней, но все равно показывая готовность возразить командиру и, если нужно, защитить приговоренного.
– Ты на адвоката разве учился, Паша?