Я сам люблю Блока.
Но чтобы вот так - наизусть да еще в таком неимоверном количестве…
Зависть моя не имела границ.
Несмотря на душившую меня "жабу", слушал я его очень внимательно. Знаете, бытует такое мнение, что артисты читают стихи ПРАВИЛЬНО, а поэты читают так, как их НУЖНО читать. Мухомор не был ни артистом, ни, слава богу, поэтом, потому чтение его походило на что-то среднее между "правильным" и "нужным"…
Впечатление было охуительное. После зацитированных до метафорических дыр духов и туманов "Незнакомки"
стремительно и неизбежно,
почти без всякой паузы
прямо передо мной,
выныривая из едкого дыма тлеющей у меня под носом сигареты,
возникали
"Елагин мост
и два огня",
где "две тени, слитых в поцелуе,
неслись у полости саней", и тут же,
без остановки,
появлялся
из нагроможденья
плохо освещенных храмовых колонн
отрок, зажигающий свечи и
медленно уходящий на задний план,
уступая место
девочке,
которая, - помните? -
"пела в церковном хоре
о всех погибших
в чужом краю"…
…и мой заставленный пустыми банками из-под консервированного минтая и засыпанный хлебными крошками кухонный стол
мистическим образом
преображается
в залитую липким кабацким вином
стихотворную поверхность:
Я пригвожден к трактирной стойке.
Я пьян давно. Мне всё равно.
Вон счастие мое - на тройке
В сребристый дым унесено…
И там, где только что проступала "вселенная пустая", глядящая в нас мраком глаз, повинуясь безудержному порыву фантазии и глуховатому голосу Мухомора, на нас с Галей обрушивалась "фирменная" блоковская метель, в самой глубине которой таинственно мерцала отравленная шпага Лаэрта и мелькали разноцветные цыганские юбки стремительно убегающей в предрассветный сумрак Кармен.
Эстетика поэзии Блока, виртуозно озвученная Мухомором, была совершено нестерпима.
Я, чтобы как-то смягчить, разбавить ее воздействие, пытался делать замечания, возражал:
- "На кресло у огня уселся гость устало,
И пес у ног его разлегся на ковер.
Гость вежливо сказал: "Ужель еще вам мало?
Пред Гением Судьбы пора смириться, сÖр".
- Ну что это за СЁР такой? Во дает Сан Саныч! Хотя оно и понятно: "ковер" и "сэр" особо не зарифмуешь…
Или после:
- "Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи".
- Северянин какой-то в одном флаконе с Вертинским…
Все это выглядело как-то бледно и неубедительно.
Гораздо серьезней были замечания и откровенные придирки со стороны Гали Богановой, никакой литературно-критической ценности, впрочем, не имевшие…
Галя являлась художницей лишь отчасти. Она совсем недавно закончила какой-то "текстильно-вышивальный" техникум и, выйдя оттуда дипломированным дизайнером по одежде, пыталась позиционировать себя прежде всего как любительница литературы вообще, и поэзии Сергея Александровича Есенина в частности.
Поэзия Блока и поэзия Есенина соотносятся друг с другом, как бескрайнее небо, усыпанное огромными ледяными звездами, и полоска земли, вспаханная под озимые на краю оврага, где два дня назад местные мужики устроили пьяную драку с поножовщиной из-за несправедливо, на их взгляд, проложенной межи.
Блок - это космос, вселенная, охваченная резким и пронизывающим снежным ветром, под порывами которого качается исполненный высочайшего философского значения тусклый околоаптечный фонарь. Есенин же - это районный краеведческий музей, где среди пустых водочных бутылок и выцветших фотографий, за рядами выставленных на всеобщее обозрение кокошников и косовороток валяется в темном углу забытый финский нож и поблескивает над входной дверью криво прибитая на счастье подкова.
Галя читала Есенина по книжке. Это обстоятельство в сочетании с ее внешностью - низкорослая полная девушка с массивной задней частью, крупными ляжками и круглым лицом, - на фоне гладкой, почти без запинки, декламации Мухомора делало ее подачу есенинского текста серой и маловпечатляющей. Тем более что женщина, читающая чужие стихи, уместна, в моем понимании, только на новогоднем детском утреннике, скачущая в костюме Зайки-однояйки или Хрюши-отхерауши, с обязательным появлением по ходу пьесы поддатого деда Мороза и не отошедшей "после вчерашнего" бледно-зеленой Снегурочки.
В общем, имажинист и почвенник Есенин сильно проигрывал символисту и мистику Блоку.
Прочитанный мной "Черный человек" на Мухомора впечатления не произвел.
Зато Галя стала подсаживаться ко мне все ближе и ближе, предупредительно (слишком предупредительно) пододвигала ко мне пепельницу, да и вообще всяческие оказывала мне скрытые (и не очень) знаки своего странноватого женского внимания.
Порочная мысль отодрать Галю, объединившись с Мухомором, посетила меня на третью неделю нашего знакомства. Мухомор, правда, на первых порах отнекивался и сопротивлялся, говорил, что она толстая и страшная, но… чего только не сделаешь исходя из чисто гуманистических соображений.
Сразу хочу заметить: групповой секс, вопреки весьма распространенному мнению
(- Люблю, групповуху!
- Почему?
- Можно сачкануть…), - дело сложное, ответственное и требующее не только полнейшей физической отдачи от всех участников, но и полной согласованности и единодушия внутри, так сказать, задействованного коллектива.
Тут не сачканешь.
Но дело даже не в этом: чтобы получить от группенсекса ИСТИННОЕ удовольствие, необходимо подготовиться персонально, т. е. настроить себя на совершенно особый, альтруистический лад, плохо совместимый в человеческом сознании с нашим собственническим и крайне эгоцентричным образом мышления.
Я где-то читал, что при групповом сексе у мужчин (если их двое и больше…) количество спермы в момент эякуляции увеличивается чуть ли не в полтора раза. Это, по мнению некоторых "продвинутых" сексопатологов, бесспорно доказывает тот факт, что репродуктивная функция человека напрямую связана с соревновательным началом, заложенным в нас самой природой. Конкуренция, мол, сказывается: у кого из самцов больше спермы выделится, от того самка, вроде как, и "залетит"… Фигня конечно, но что-то в этом есть.
Если даже внутри вашей группы царят мир, любовь и взаимопонимание, все равно элемент соперничества на каком-то зверином, подсознательном уровне скажется всенепременно, и самое трудное - элемент этот целиком и полностью исключить только уступая другому, отдавая самые "лакомые" куски, не стараясь занять "первое место" во рту или во влагалище вашей партнерши, вы сможете погрузиться в полную нирвану и обрести наивысшую гармонию, ради которой люди преимущественно и занимаются этим грязным и греховным делом, положив "с прибором" на этические нормы и морально-нравственные комплексы.
Уговорить Галю не составило особого труда. Тем более, что я уже имел с ней кое-какие контакты в ванной комнате, правда - в основном орально-мануального характера.
Наше совместное ползание по моему полутораспальному дивану с непременными неувязками и заваливанием на пол я описывать не стану, ибо нарочито вельми и нецеломудренно (ведь я, насколько вы помните, с недавних пор ханжой заделался и ретроградом, так что - не пристало…).
Могу сказать одно: Галя оказалась на высоте.
На практически недосягаемой высоте. Видимо бог, обделив ее красотой, даровал ей изощренный эротический ум и гиперсексуальность, как бы извиняясь за причиненное по недосмотру неудобство.
Мухомор же, напротив, оказался сачком "еще тем".
Похоже, последняя его фамилия оставила на нем свою совершенно определенную "непритязательную" печать: по слухам, у профессиональных революционеров (каковыми, без всякого сомнения, являлись и Дыбенко, и Коллонтай) в ходу была свободная форма сексуальных взаимоотношений, легко определяемая понятием "стакана воды": захотел пить - налил и выпил, соответственно - захотел трахаться - поймал пробегающего мимо товарища по партии и без лишних разговоров засадил ему под хвост…
В общем, Мухомор все делал по необходимости и без творческого энтузиазма.
Короче говоря, наше треугольное сообщество, будучи явлением случайным и неустойчивым, в прочный и долговременный союз так и не оформилось.
Остались только Галя, которая на высоте, и я, которому это было просто выгодно: позвонил - приехала, перепехнулись - свалила. Меня такой формат вполне устраивал, чего, как выяснилось впоследствии, нельзя было сказать о Гале.
Я быстро погрузился в пучину мимолётных половых связей и стал обрастать разнообразными похотливыми похождениями, как мерзкая прожорливая гусеница обрастает коконом, состоящим из оставленных в прихожей чужих перчаток, рассыпанных по всему дому заколок-невидимок, забытых в ванной комнате помад и резинок для волос вперемежку с гигиеническими прокладками, а также завалившимися за мой диван женскими трусиками, сильно отличающимися друг от друга фасоном и размерами.
Однажды я, возвращаясь из гостей поздно ночью, умудрился в такси познакомиться с одной миловидной татарочкой. Мне удалось за полчаса, пока мы ехали из одного конца города в другой, уговорить ее зайти ко мне на бокал шампанского (страшное искушение в эпоху антиалкогольных горбачевских реформ).
Звали ее Шелла или Шуша, темноволосая черноглазая девица лет двадцати, потерявшая в бурном потоке столичной жизни первобытнообщинные мусульманские ориентиры.
Шампанским дело не ограничилось.
На утро Шуша (или Шелла), которую я для удобства и простоты общения стал называть по-есениниски Шагане, сказала, что у нее масса свободного времени, что она может задержаться у меня хоть на день, хоть на два, и выразила благородное желание сбегать к автобусной остановке за водкой.
На работу я в тот день не пошел.
Ближе к вечеру ко мне без предварительного звонка (дурная привычка, перенятая у Мухомора) заявилась Галя.
Я ей, как ни странно, совершенно искренне обрадовался.
Шагане оказалась заурядной дурочкой, "повернутой" на астрологии, очень хорошо разбирающейся в проблемах психологической совместимости "Рыб" и "Скорпионов", но совершенно неспособной назвать количество планет, входящих в состав Солнечной системы.
Название нашей галактики, впрочем, она вспомнить тоже не смогла. Зато перед этим довольно долго рассуждала о перспективах карьерного роста "Весов" и "Водолеев".
Я предложил Гале пройти на кухню.
Пока я ходил за водкой, девушки самостоятельно познакомились и мирно обсуждали какой-то зодиакальный кулон, вечно болтающийся на Галиной шее (нашли общую тему).
…В лабиринтах памяти я различаю себя как бы со стороны,
за клубами табачного дыма,
стоящим на одном колене
перед основательно приунывшей Галей
и пытающимся
в этой гусарской позе
убедить ее в необходимости
замены
самоустранившегося Мухомора на
танцующую посередине кухонного стола
темноволосую и
черноглазую
представительницу
многострадального
татарского
народа.
Потом следует кратковременный провал - и я уже читаю, встав на подоконник:
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я хочу рассказать тебе, поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя…
После пары таких эскапад взволновалась не только есенинская подлунная рожь, но и моя доморощенная, переделанная из Шуши, Шаганэ: она соскочила со стола и полезла к Гале целоваться, стараясь с ходу засунуть ей под майку свою жадную мусульманскую ручонку.
Такого быстрого развития событий не ожидал даже я.
К сожалению, реакция Гали на подобное шаловливое поведение была крайне неадекватной. Дело в том, что пока я размышлял о мужском соперничестве в "группен-сексе", я совсем упустил из вида соперничество женское - не менее жесткое и проблематичное, не связанное напрямую с выделением семенной жидкости и равномерным распределением лакомых эрогенных зон и обласканных телесных отверстий.
Вообще, миф о таинственной женской душе и загадочных свойствах дамского характера возник, по моему глубочайшему убеждению, только благодаря тому, что мужчины слишком зациклены на своих собственных персонах и мало интересуются аспектами женского поведения в экстремальных ситуациях. (Правда, я не уверен, что участие в групповухе можно назвать экстремальной ситуацией). Отсюда все эти возгласы восхищения и преувеличенные восторги: "коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, минет, если надо, освоит и задний подставит проход…"
Извините, я несколько отвлекся…
Галя, несмотря на всю простоту своего отношения к формату ММ+Ж, даже представить себе не могла, что над ней кроме волосатой особи противоположного пола может склониться какая-то татарка с ярко выраженными лесбийскими наклонностями, получающая, между прочим - "со спины"! - предназначенное только ей, единственной и неповторимой Гале Богановой - удовольствие.
К отношениям в режиме ЖЖ+М Галя готова не была. Более того, приоткрывая свою таинственную женскую душу и демонстрируя свой загадочный дамский характер, она, довольно грубо отпихнув татарку, сбивчиво произнесла:
- Я-то думала, ты… Дура, блин!.. замуж за тебя… за мудака… хотела…собиралась…а ты!.. Да пошли вы все!
Вот-те на: в огороде анаша - в Киеве наркоша. Где группенсекс, а где замужество? Выходит, в ее понимании они совсем рядом, близко, и даже могут вполне спокойно сосуществовать.
Я много раз слышал от "голубых", что гомосексуализм - это полигамия; однополые семьи - фикция, условность. О бабах "розовых" говорить не буду: вроде живут совместно - "ничотак", не парятся; но тройственные союзы или семьи, допускающие присутствие в постели чужих, пусть даже близких по духу и симпатичных в сексуальном плане людей, - это уже нонсенс. Это разврат и полная моральная деградация.
Не то чтобы я высоко ценил институт официального брака, но, думается мне, даже такая беспринципная профурсетка, как Коллонтай, и такой конченый похуист, как Дыбенко - до таких откровенных изъёбств и извращений, по крайней мере в браке - не доходили.
В общем, у меня вышел облом с групповухой, а у Гали, как вы сами понимаете, с замужеством. Мне даже в самом страшном сне не могло привидеться, что я буду жить с толстой "дизайнершей по одежде", обожающей стихи Есенина и время от времени облизывающей яйца (извините за физиологическую подробность) моим школьным приятелям, обожающим, в свою очередь, творчество Блока или, скажем, Николая Некрасова…
Галя быстро собралась и уехала, так и не ссудив на прощанье недостающий мне для полного счастья и горячо выпрашиваемый у нее уже в дверях червонец.
Татарку я с трудом выгнал три или четыре дня спустя.
Не могу сказать, что тот случай развел нас с Галей по разные стороны баррикад. Потом она неоднократно бывала у меня в гостях, читала стихи, справлялась о Мухоморе, который опять был замечен гуляющим босиком по району и стреляющим возле кинотеатра сигареты (как обычно - по полпачки за раз). Так же о нем было достоверно известно, что панамку свою, бордово-красную в крапинку, несмотря на быстро отросшие волосы, он не пропил и не потерял, а так и носил, почти не снимая, украсив ее для пущей важности десятком-другим пионерско-октябрятских значков, подаренных ему бог весть откуда взявшейся новой подругой.
В круговороте сложнейших "перестроечных" событий, за бесконечной чередой мимолетных расставаний и встреч, с переменой обстоятельств времени и места (я переехал в другой административный округ, а страна кардинально изменила - как нам тогда казалось - политический курс), в результате мучительной и неизбежной переоценки ценностей, связанной с процессом взросления, возмужания, становления, так сказать, на крыло, - мои частые контакты с Галей и с Мухомором, да и со всеми школьными друзьями и приятелями практически сошли на нет. Мы стали перезваниваться. За этим словосочетанием проступает пьяная физиономия, склоненная над диском домашнего телефона, слегка опечаленная сентиментальными воспоминаниями о робких поцелуях на темной лестничной площадке или о первой выпитой (как водится - на троих) бутылке тошнотворного дешевого портвейна. Физиономия эта хмурит брови и шмыгает носом в тщетных попытках набрать полузабытый номер одной известной в прошлом "на всю школу", обворожительной и заводной "честной давалки", давно уже вышедшей замуж за какого-то дурака и переехавшей с ним в другой город или страну.
Примерно год назад, осуществляя один из таких ностальгических звонков, в разговоре с бывшим старостой нашего класса я, после долгих обсуждений кто на ком женился, кто с кем развелся и кто успел пустить корень в виде мальчика или девочки, вспомнил про Мухомора и с усталыми нотками в голосе, свойственными людям моего типа, не очень-то уверенными в том, что им удастся дожить до сорока, спросил:
- А как там Ширшик? Ну, в смысле - Мухомор?!
- Ты не в курсе? Лет семь тому назад - педали за икону кинул…
- Как так?!
- Как, как - да вот так! Чисто-конкретно.
(Староста успел на заре девяностых поработать с бандюками; от них и подцепил это присловье, сам-то он, насколько я знаю, не при делах…)
- Мне соседка по подъезду рассказывала (она с его матерью на одном предприятии уборщицей ишачит): нашли, мол, его в Подмосковье летом у костра. На костре вроде как посудина была с маковым отваром; ну и шприц у него из руки торчал - как положено… Или передозировка, или грязь попала, короче не ясно - ты же знаешь, как у нас врачи наркоманов осматривают.
- Да с чего передоз-то?! Мак, небось, "нереальный", по палисадникам надерганный: только пирожки да булочки посыпать…
- Не знаю. Он последнее время по полной программе подсел. Приперло - по огородам пошел шариться; а аборигены подмосковные торчков не любят (они им грядки, видишь ли, с морковкой вытаптывают!), могли и по башке настучать, хотя тогда в медицинском заключении "черепномозговую" бы записали… как ты думаешь?
Я уже не думал. Я абсолютно искренне и откровенно сожалел. Сожалел я о том, что за шутовством и юношеским безразличием, за блоковскими метелями и снегами, за есенинской кабацкой тоской просмотрел начало этой чудовищной и смертоносной болезни у моего друга (да, да - именно ДРУГА, в самом истинном и сокровенном смысле этого слова), с которым делил, как это не смешно теперь прозвучит, не только хлеб и вино (Галя Боганова, конечно же, не в счет!), но и святую всеобъемлющую любовь к русской поэзии, к вольному ветру СВОБОДЫ, который, прошумев над нашими головами, растворился в необозримой пустыне новых лжекапиталистических взаимоотношений, освещенных тусклым закатом запоздалой путинской реставрации.