Она не ответила. "Если б я знала, кто этот молодой человек и какую должность он занимает, - размышляла она, - мне было бы проще с ним разговаривать". Она хотела пожаловаться на обслуживание и сиделку, которую ей дали. Но у нее было такое чувство, будто у молодого человека готовы ответы на все возможные вопросы - ответы, записанные и спрятанные про запас, - и что в любом случае она сможет узнать от него лишь малую толику правды. Учитывая это, вряд ли стоило спрашивать, но она все же поинтересовалась:
- Где он? Где Тейлор?
- В Лос-Эрманос, где и находился все это время.
В точно таком же недоумении она осталась бы, если бы он сказал: "Проходит гравитационную терапию на Венере".
- Понятно, - тем не менее, ответила она, словно имела совершенно четкое представление о жизни в месте под названием "Братья" и словно ее муж и должен был вести именно такую жизнь. Но когда молодой человек произнес эти слова, в голове у нее промелькнула тень другого вопроса, который она не могла даже сформулировать. Напряженный взгляд молодого человека вступал в противоречие с напускной беззаботностью его ответа.
Поскольку она промолчала, он перестал смотреть на нее и закурил.
- Думаю, вы можете рассчитывать на встречу с ним завтра вечером, - вскоре сказал он. - Хотите послушать музыку?
- Наверное, нет. Не очень.
Казалось, будто в мире больше не осталось ничего неизменного. Существовали лишь неустойчивые элементы: все вырвалось на свободу и неслось по течению. Голова у нее была ясная - она чувствовала, что способна следить за собственными мыслями и оценивать их. Однако, обнаружив, что нельзя точно их обозначить, убедилась, что с ситуацией что-то не так, но из-за собственной слабости она не может этого осмыслить. "Набравшись сил, - размышляла она, - я, вероятно, перестану это замечать". Именно поэтому она сделала в уме зарубку, чтобы вспомнить об этом завтра.
Он немного поговорил. Она делала вид, словно то и дело впадает в полудрему. В конце концов, он ушел.
Перекинув ноги через край кровати, она босиком сделала парочку неуверенных шагов по холодному кафелю. Ощущая поразительный прилив энергии, принялась ходить вдоль перил, поглядывая на узоры, составляемые редкими уличными фонарями в каком-то далеком пригороде за долиной.
В дальнем конце балкона находился небольшой туалет, где над умывальником висело зеркало. Она поискала в своем отражении следы болезни или утомления, но с легким изумлением ничего не обнаружила. Однако затем в голове одновременно зароился целый ряд вопросов, не имевших ответа. Где ее сумочка? Куда дели ее одежду? Что это за больница?
Она увидела в зеркале, как расширились глаза, когда она осознала, что совершенно не помнит о своем прибытии - как в больницу, так и в город, чьи огни видела минуту назад.
Она заглянула в умывальник, наклонилась и стала плескать в лицо холодной водой. Она поняла, что еще до конца не оправилась и, вероятно, неразумно было ходить и вообще вставать. "В любом случае, - сказала она себе решительно, - главное - не бояться".
Она с удовольствием вытерла лицо широким банным полотенцем: лучше всего было вернуться в постель и уснуть.
Когда она очнулась на рассвете, проблема никуда не исчезла: от внешнего мира ее отделяла незримая, абсолютная завеса. Слабый петушиный крик раздававшийся в недвижном воздухе, просачивался сквозь эту завесу и достигал ее, уже лишенный смысла. Она знала, что где-то кричат петухи, но поскольку не могла вспомнить, как попала на этот высокий балкон в незнакомом городе, само существование петухов становилось неприемлемым. Она почувствовала, как сердце забилось очень сильно, будто совершенно отдельно от нее. Нервно закашляв, она подумала об адреналине - производном страха. Необходимо продержаться, пока не придет Тейлор. Она села в постели и взглянула на большую луну, которая еще слегка светила, словно уличный фонарь, не выключенный с наступлением дня. Невдалеке за перилами виднелись заостренные черные вершины нескольких сосен. Смотреть можно было лишь на ненужную луну, и как только она взглянула, жизнь вновь пришла в движение, поскольку она сразу вспомнила. То, что примерно час назад она обнаружила пару пустот в ландшафте прошлого, уже не особенно ее волновало: она почувствовала, что отыскала важный материал.
Сиделка принесла отменный завтрак. Она все съела и спокойно лежала, наблюдая, как прилетают воробьи и обливаются водой из тазика. Сознание начало затуманиваться, а детали стали неясными еще на корабле. Она не могла мысленно представить свою каюту: находилась ли та с левого или с правого борта? И еще столовая. Ей казалось, будто она помнила обед, когда ела рис, сидя напротив Тейлора, но на корабле ли это было?
Когда она увидела молодого человека, пришедшего в половине одиннадцатого, в голову ей пришла неприятная мысль о том, что это, возможно, наблюдающий за ней психиатр: он так самоуверен, так хорошо владеет собой.
- Палома говорит, что вы оклемались, как она выражается, - сказал он, сияя от радости. - Да, похоже, вы готовы к отправлению.
- К отправлению?
- Ну да, - он улыбнулся шире и, склонившись, оперся руками на шарообразные украшения нижней спинки кровати. - За город.
- Не понимаю, о чем вы! - взволнованно воскликнула она. - За город? Зачем? Вы же сказали, что доктор Слейд сегодня вечером будет здесь.
Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь:
- Вы неверно поняли. Не здесь, а в Сан-Фелипе.
Она напустила на себя холодность и суровость, уверенная, что в ее голосе сквозит гнев.
- Послушайте! - сказала она. - Я не привыкла выполнять приказания. Мой механизм сломался. Никаких реакций. - Она выждала минуту, а затем, коль скоро он не ответил, продолжила: - Почему мой муж не может приехать сюда и встретиться со мной? Это запрещено или как?
Молодой человек выпрямился и взглянул на нее с удивлением.
- Бросьте, - настаивала она. - Я знаю, что очень туго соображаю, но почему доктор Слейд не может проведать меня в больнице?
- В больнице! Вы не узнаете квартиру?
Не отрывая от нее глаз, он медленно опустился на стул. Через минуту он спокойно продолжил:
- Такое бывает после жара. Это пустяки. Пройдет, - он подался вперед. - Если вы не помните, одно время У вас был крайне высокий жар.
- Не желаю об этом слышать, - она имела в виду квартиру.
Он рассмеялся:
- Больше не буду.
На балкон процокала сиделка и, увидев молодого человека, застыла. Затем вежливо поклонилась перед кроватью и сказала:
- Muy buenos dias, senora.
- Я оставлю вас с Паломой, - он зашагал прочь, а затем остановился в дверях и сказал: - Ваши вещи здесь в этой комнате. Думаю, вы все найдете. Когда оденетесь, позвоните по телефону Лючите, хорошо? Просто нажмите цифру четыре. Я вернусь к обеду, - он фыркнул от смеха. - Вы и впрямь решили, что это больница!
Комната была просторная, и там царила приятная прохлада. Все чемоданы - ее и Тейлора - стояли в углу. Она вошла в ванную и открыла горячую воду. Ванна - лучшее место для того, чтобы лечь и подумать. Она сожалела о своей вспышке, хоть он и воспринял ее очень легко. Она улыбнулась, увидев пальцы ног, торчащие над водой. Все же неловкая ситуация - гостить у людей, даже не зная их имени.
Когда она вернулась в спальню, Палома ждала ее, чтобы раскрыть чемоданы. Наконец, она оделась, и хотя вовсе не желала встречаться с хозяйкой, сняла трубку и нажала кнопку с цифрой четыре. К счастью, ответил молодой человек: минуту спустя он уже стоял в дверях, и, миновав патио и несколько комнат, они вышли вдвоем на просторную террасу. "Вероятно, я видела это раньше", - сказала она самой себе; ей даже показалось, будто она кое-что вспомнила, но было такое чувство, словно она читала об этом в книге или видела в кино.
Они стояли и разговаривали в тени у бассейна, где свисало несколько лиан: он так и не дал ей ключа к разгадке. Вдруг она увидела далеко внизу город, Мерцавший сквозь дымку, и, осознав, на какой огромной высоте находится, отступила на пару шагов к стене здания.
- Вы помните эту террасу? - спросил он.
- Даже не могу вам сказать. То есть, наверное, не помню.
- Мы выходили сюда. И говорили о здании. Там, в конце пристани. Когда вы заболели, вам казалось, будто оно рушится, помните?
Пока он говорил, она немного склонила голову и провела рукой по глазам. Перед ней стояла картина: они с Тейлором - в огромном, пыльном, крытом жестью сарае без окон, в жарком и шумном аду. Оба они больны и страшатся этого. Вспоминать об этом теперь - все равно что касаться черного пламени полуденного кошмара. Тейлор недавно заметил, что если б он только мог добраться до двери и вдохнуть свежего воздуха, обязательно бы поправился. А потом он упал, и, наверное, она побежала к двери за помощью. Следующая картина напоминала рекламу с цветным фотоснимком: двое симпатичных молодых людей в привлекательной пляжной одежде стоят под кокосовой пальмой возле спортивного автомобиля. Мир вдруг скособочился, будто накренившийся самолет, и, заболевая, она видела, как валится каркасное здание в конце ближайшего пирса, словно его лягнула гигантская ступня.
- Солнце печет, - сказала она. - Может, зайдем внутрь?
- Вы ведь рассказывали мне, как здание согнулось и обрушилось?
- Да, - ответила она слабым голосом, шагая к дверям. - В Пуэрто-Фароль. Мы будем век благодарны вам за все, что вы для нас сделали.
- Просто вы заболели на пару - что тут еще сказать. Когда они вошли внутрь, она села на груду подушек и прикрыла глаза рукой.
- От солнца кружится голова, - призналась она. Она вспомнила мех, бокал и высокие растения, странного ребенка с разложенными на полу картинками, тот миг, когда она стала замерзать, а затем… медленное путешествие в клоаку ужаса, которой стала болезнь. Она помолчала.
- Я приготовлю вам коктейль, - сказал он.
Вошла девушка, и он воскликнул:
- А, Лючита!
Оказалось, что это - тот самый ребенок, который показывал свои рисунки, и тот самый, что стоял, сияя от радости, на художественной открытке с машиной под пальмами.
- Привет, - сказала девушка. - Вы уже выздоровели?
- Да, все в порядке.
Он говорил с другого конца комнаты:
- Всем нужно быть в Сан-Фелипе не позднее семи. Лючита сможет отвезти вас в фургоне.
- Хочу бутылку "севен-ап", - заявила Лючита.
- Тебе придется сходить за ней в кухню, - ответил он. Миссис Слейд на минуту осталась с хозяином наедине.
- Как она вас называет? - спросила она. - Веро?
- От Гроувер, переделанного в Гроуверо. Шутка такая, как почо наоборот, - он внимательно разглядывал ее. - Я подумал, что перед отъездом вам с доктором Слейдом не мешало бы немного осмотреть страну: какие-нибудь горы и джунгли. Дорога в Сан-Фелипе весьма живописна. - Он изобразил указательным пальцем ряд крутых поворотов. - Если вам нравятся пейзажи.
- Нравятся. Никогда от них не устаю.
Лючита вернулась в комнату с высокой бутылкой: кубики льда мелодично звенели о ее стенки.
- Это tierra caliente, - сказала она, многозначительно посмотрев на миссис Слейд, и он взглянул на девушку с огромной досадой.
- Там очень жарко? - поинтересовалась миссис Слейд.
Лючита вняла его предупреждению.
- Не так уж сильно, - ответила она.
- Мне почему-то кажется, что вредно долго оставаться там, где очень жарко, вы так не думаете?
- Там не жарко, - сказал он. - Лючита не это имела в виду. На tierra caliente вовсе не обязательно жарко. Просто она не любит tierra caliente. Ранчо находится не в сельве, а на открытом месте, сельва начинается как раз за ним.
Коктейль помог. Минуту спустя она сказала:
- Должна признаться, я просто поражаюсь вашей заботливости. Стоило все же проделать столь долгий путь, чтобы познать истинное гостеприимство.
Лучше пока соглашаться со всем без колебаний: потом, когда она встретится с Тейлором, можно будет составить план действий. На обед подали множество блюд карри - весь большой стол был уставлен гарнирами. Когда допили кофе, она заметно повеселела.
- Насчет багажа - полагаю, вы захотите забрать все, - сказал он ей. - Сможете поехать дальше прямо оттуда.
Он помог швейцару погрузить вещи в машину и помахал на прощанье, когда Лючита развернула фургон и тронулась вниз по склону. В городе, как только они выбрались из делового района, Лючиту оштрафовали за то, что она ехала слева от белой полосы посередине дороги.
- Если я расскажу Веро, он меня прибьет, - вздохнула Лючита.
- Придется выбрать подходящий момент.
Медленно пробираясь между телегами, запряженными волами, и толпами босоногих пешеходов, Лючита иронично рассмеялась. Вскоре они выехали за город.
22
Сначала было небо, а затем мимо помчались деревья сперва очень близко, над самой головой, с огромными блестящими зелеными листьями. Небо появилось опять, а далеко на склоне каменистого холма - новые деревья: серые, безлиственные, островерхие, целые сотни, и одновременно показалась большая часть холма. Поезд резко дергался при движении, и голова покачивалась из стороны в сторону. В окно над головой задувал ветер, приносивший угольный дым. В лицо то и дело ударялись крошечные крупинки пепла. Он собрался поднять руку, чтобы прикрыть лоб, но в тот же миг мысли его зашевелились. Он неподвижно лежал с закрытыми глазами. Прежде чем выйти из своего укрытия, он подождет, пока не узнает больше. Ему пришло в голову, что, пожалуй, лучше всего вернуться той же дорогой: если его застанут врасплох, он окажется беспомощен. Стоит ему начать слишком много думать, и они это почуют. Он хотел шпионить за ними из безопасной темноты.
В следующий раз, когда он очнулся, глаза были снова открыты, и он видел такое же небо и деревья, как прежде. Потом окинул взглядом свое тело и закрыл глаза. Он был цел и невредим - в серых штанах и сандалиях. Сердце билось слишком быстро и сильно, но в душе царил покой.
Он немного поспал, время от времени слыша, как поезд мчится вперед, грохоча на эстакадах, при этом стук колес эхом отражался от склонов холмов.
Он открыл глаза и осмотрел купе. Там сидел лишь один мужчина - молодой, опрятно одетый и сильно загорелый. "Да, - подумал он, - я знаю его". Странно, что там был лишь этот: он был уверен, что их несколько. Потом его осенило, что молодой человек обращается к нему и что он должен, в свою очередь что-то ответить. Он чуть-чуть приподнялся и с сомнением покачал головой. Чувство беспомощности тало теперь реальным: оно напоминало раннее утро и незнакомом гостиничном номере, когда просыпающийся с минуту не может понять, где находится. Но та неизвестность всегда рассеивается после недолгих усилий, а эта никуда не исчезала.
Он внимательнее присмотрелся к молодому человеку. Тот напоминал кинозвезду и говорил с убедительностью персонажа фильма, а выражение его лица постоянно менялось в зависимости от фразы. Важно было понять, о чем он говорит.
- Не знаю, - с сомнением сказал он, теперь тоже став персонажем того же фильма. Он изучал серые глаза на симпатичном живом лице.
Молодой человек успокаивающе улыбнулся. На полке у него над головой лежал большой чемодан из свиной кожи, и сверху был сложен плащ.
Они ехали вместе на поезде. Он путешествовал с этим молодым человеком, имя которого вылетело у него из головы: он старел. Старел. Это - единственное объяснение. Но казалось вполне вероятным, что если попутчик разговорится, он вспомнит. Всплывет какое-нибудь слово, которое восстановит связь и полностью его разбудит.
Молодой человек взглянул на часы:
- Примерно в это время девочки должны быть уже в Эскобаре. Там есть что-то вроде гостиницы, и, возможно, они зачем-нибудь там остановятся.
Его слова ничего не значили.
- Прошу меня извинить, - сказал он, пытаясь сесть ровнее. - Я немного заторможен. Сколько я проспал?
- Не знаю. Какое-то время.
Они устремились в темный туннель, а затем вынырнули наружу, и поезд растянулся по длинной кривой.
- О чем вы говорили пару минут назад? - спросил он. Молодой человек отрывисто усмехнулся.
- О чем бы я ни говорил, это была просто увертюра, Я не хотел вас напугать.
- Меня? Напугать?
- Видите ли, я был уверен, что однажды вы очнетесь и начнете соображать, и в конце концов, так и случилось.
Почему-то он ощутил приступ гнева.
- Не могли бы вы объясниться? Я что, по-вашему, ничего не соображал?
Попутчик подался на сиденье вперед и пристально посмотрел на него.
- Теперь-то вы уже выздоровели. Но пару дней назад дела обстояли не так радужно. Понимаете, все, что связано с мозгом, - невероятно сложно. Вы вполне могли очнуться, не имея ни малейшего представления, кто вы, черт возьми, такой.
Слово "мозг" отозвалось неясным эхом.
- Я знаю, кто я, - решительно сказал он, закрыв глаза, хотя в действительности все еще был заторможен. Он занимал маленький центр неизвестной территории, и со всех сторон его окружала пустыня. Именно это имел в виду молодой человек: амнезия.
- Что это было? Что меня угораздило подцепить?
Молодой человек откинулся назад.
- Этой заразы здесь навалом, - ответил он. - Никто не знает толком, как она действует. Некто Ньюболд пару лет назад выделил вирус, который назвали в его честь. Болезнь поражает, как молния, и также быстро проходит, не причиняя заметного вреда. Если не считать, как я уже сказал, этой временной потери памяти.
- Гмм, - он задержал взгляд на кружевном узоре подлокотника. Тот напоминал купе первого класса европейского поезда. Это встревожило его: он не хотел в Европу.
- Что значит "временной"? - наконец спросил он. - Я спрашиваю, потому что заразился. Я - погиб! - он медленно покачал головой.
- Нет, вовсе нет. Послушайте, вы помните высадку в Пуэрто-Фароль вместе с Дэй?
Имени и названия оказалось достаточно - контакт был восстановлен. Он снова закрыл глаза. Избавившись от внутренней темноты, он вспомнил морской запах города, зеленого и курившегося после дождя. Поезд повернул, свистнул и с грохотом помчался вдоль обрыва.
- Где она? - спросил он.
- Где-то там на шоссе, за ближайшими горами, в белом фургоне, - молодой человек высунул руку в окно и показал.
Он на мгновенье откинулся назад, решив больше не задавать никаких вопросов. Если подождать, пока в голове прояснится, возможно, ему вообще не придется их задавать.
- Мне хотелось, чтобы вы могли полежать, и мы сели на это поезд. В любом случае, Лос-Эрманос находится на сан-фелипеской ветке. Это самый легкий путь.
Он пробурчал что-то в ответ и понял, что вновь задремал. Больше молодой человек ничего не сказал: его слова сменил шум и движение поезда.
Он почувствовал тычок в плечо, и вагон огласился скрежетом тормозов. Он сел и опустил ноги на пол. Поезд петлял по узкому ущелью с отвесными скалами по обе стороны.