На второй день настройки мозгов солдаты вновь надели электроды на головы.
- В этот раз, - продолжал Джим Хардт - оба мои глаза были как водопроводные краны. Тогда я снял свой галстук и выжал его. Вот до какой степени он вымок от моих слез. И опять я спросил: "Кто это сделал? Кто испытывает печаль?" Вновь прошло две минуты в тишине, и вновь поднял руку тот же самый полковник, только сейчас он рассказал другую историю, которую ему довелось пережить.
Речь шла о печально знаменитом Тете ком контрнаступлении 1968 года. Полковник находился на прифронтовой батарее артподцержки неподалеку от границы демилитаризованной зоны, когда атаковали вьетконговцы.
- Так вот наш полковник в одиночку спас эту крошечную артбатарею, - сказал Джим Хардт. - Он не позволил ее захватить, всю ночь отстреливаясь из пулемета. А когда пришел рассвет, он увидел горы кровоточащих, мертвых тел и испытал наплыв таких чувств, которые не могут поместиться в человеческом сердце.
На третий день мозготренировки Джим Хардт изучал компьютерные распечатки альфа-ритмов и заметил нечто из ряда вон выходящее.
- У одного из военнослужащих я обнаружил такую церебрально-волновую картину, которая отмечается лишь у людей, узревших ангела. Это явление мы именуем "перцепцией объектов тонкого мира", а именно бестелесных существ со светящимся телом. Вы только вообразите: вот я сижу через стол от солдата, которого учат убивать, и вижу такое! Ровным, непринужденным тоном я его спрашиваю: "А вы, случаем, не беседуете с существами, которых никто больше не видит?.." Так он ка-ак подскочит! Чуть со стула не свалился. Словно я его огрел по спине строительный брусом! Очень встревожился, занервничал… тяжело задышал… принялся озираться по сторонам, словно боялся, что нас подслушивают… А затем пригнулся поближе и признался: "Да". У него был духовный наставник по рукопашному бою, который являлся только ему. Об этом он рассказал лишь самому близкому из друзей и поклялся, что перережет ему глотку, если тот хоть полслова выболтает.
И на этом все, конец истории. Больше ничего доктор Хардт сообщить мне не смог. Он покинул Форт-Брэгг, никогда больше туда не возвращался и понятия не имел, кто из солдат, которым он настраивал мозги, впоследствии умертвил козла взглядом.
"Только нелетальные! - вопит злой ученый Гленн Талбот. - Повторяю, только нелетальные средства! Я должен взять у него анализ крови. Обдайте-ка его пеной!"
В недрах подземной военной базы Атеон, спрятанной под заброшенным кинотеатром где-то в пустыне, царит паника: сбежал Халк и сейчас все крушит на своем пути. Солдаты выполняют приказ Гленна Талбота. Они занимают места по боевому расписанию и брызгают на Халка липкой пеной, которая расширяется и застывает сразу после контакта с его кожей. Пена преуспевает там, где оказались бессильны все ранее испробованные виды оружия. Халк остановлен. Он извивается, ревет, силится стряхнуть пену - безуспешно.
"Вот тебе, получай!.." Гленн Талбот стреляет Халку в грудь из ручного ракетомета. И это ошибка: Халк приходит в такую ярость, что на могучем выплеске силы разрушает пену и продолжает учинять беспорядки.
Упомянутая пена вовсе не является выдумкой людей, написавших сценарий к фильму "Халк". На самом деле ее создал полковник Джон Александер, тот самый Александер, который привлек доктора Джима Хардта к перенастройке мозгов джедаев. Полковник Александер изобрел липкую пену в результате прочтения "Полевого устава Первого Земного батальона" Джима Чаннона.
Армейское командование, собравшееся в Форт-Ноксе в 1979 году, было настолько поражено выступлением Джима, что ему предложили шанс сформировать и возглавить настоящий Первый Земной батальон. Джим, однако, отказался. Его амбиции простирались куда выше. Он обладал достаточным здравомыслием и отдавал себе отчет в том, что ходьба сквозь стены, считывание ауры растений и смягчение вражеских сердец с помощью барашков - все эти идеи хороши только на бумаге, но в реальной жизни вряд ли осуществимы.
Что же касается командиров Джима, то эти люди отличались педантичностью и буквализмом (вот откуда, кстати, взялись неоднократные и настойчивые попытки генерала Стабблбайна пройти сквозь стену своего кабинета), в то время как провидческие взгляды Джима отличались куда большими тонкостями и нюансами. Он хотел, чтобы его боевые товарищи вышли на более высокую духовную плоскость в попытке дотянуться до недостижимого. Если бы он согласился возглавить настоящий Первый Земной батальон, командование потребовало бы от него вполне измеримых и конкретных результатов. Пентагон стал бы настаивать, чтобы курсанты Джима на самом деле продемонстрировали бы, как умеют останавливать собственное сердце без пагубных последствий для здоровья - и в случае неудачи это подразделение было бы наверняка расформировано и с позором кануло бы в забвение. Никто бы и не узнал, что оно когда-то существовало.
Этого Джиму никак не хотелось. Напротив, он мечтал, чтобы его идеи вышли в мир и пустили корни. Первый Земной батальон возникнет там, где человек, прочитавший Устав, проникнется его духом и попытается претворить его в жизнь по собственному усмотрению. Он надеялся, что эти идеи окажутся ассимилированы в ткань армейской машины настолько успешно, что солдаты будущего станут следовать им, не подозревая об их истинном фантастическом происхождении. Вот так и получилось, что липкая пена стала первым реальным оружием в стиле Первого Земного батальона.
История этой пены весьма драматична. В феврале 1995 года миротворческие силы ООН, дислоцированные в Сомали, раздавали продукты питания местному населению, когда толпа вдруг подняла мятеж. Для ее успокоения и для прикрытия отходящих сил ООН были вызваны американские морские пехотинцы.
"Применить липкую пену!" - распорядился их командир. И морпехи выполнили приказ. Впрочем, пену распылили не в толпу, а перед ней, чтобы она застыла и образовала мгновенно возведенную стену между бунтовщиками и провизией. Сомалийцы выждали время, разглядывая пузырящуюся, разбухающую, твердеющую массу, напоминавшую безе, а когда та застыла окончательно, перелезли через нее и продолжили бунтовать. Причем все это происходило перед объективами телекамер. Тем же вечером новостные телеканалы по всей Америке вышли в эфир с видеорепортажем, где был также показан тот кусочек из фильма "Охотники за привидениями", где Билл Мюррэй оказывается заляпан расплавленным зефиром.
(Один из непосредственных участников операции "Липкая пена" в Сомали - коммандер Сид Хил - позднее предупредил меня, чтобы я не вздумал представлять этот эпизод как стопроцентный провал. Он сказал, что морпехи заранее просчитали, что у сомалийцев уйдет минут двадцать на то, чтобы сообразить, как перелезть через эту пену, хотя на самом деле им хватило и пяти минут. Другими словами, в худшем случае все происшествие можно назвать лишь семидесятипятипроцентной неудачей. Впрочем, это был первый и последний случай применения пены в боевых условиях.)
С другой стороны, в конце 90-х служба исполнения наказаний США решила - не обращая внимания на сомалийский инцидент - внедрить липкую пену в тюрьмах для усмирения буйных заключенных во время их транспортировки. От этой практики, однако, вскоре пришлось отказаться, поскольку выяснилось, что обрызганных заключенных попросту не удается вывести из камеры. Они, видите ли, намертво прилипали к полу или стенам.
Но вот что удивительно: сегодня пена переживает настоящий ренессанс. Баллоны этого вещества были завезены в Ирак еще в 2003 году. Идея была такая: как только американские войска найдут оружие массового поражения, они тут же зальют его липкой пеной. Увы, ОМП так и не обнаружили, и пена до сих пор остается в баллонах.
Из всех идей Джима наиболее плодотворные результаты принесла его настоятельная рекомендация, чтобы военные специалисты и ученые ВПК путешествовали по самым диким уголкам своего воображения, не боялись выглядеть безрассудными и легкомысленными в поисках новых видов вооружений, которые оказались бы хитроумными, неожиданными и великодушными благодаря своей нелетальности.
Вышеупомянутая пена - всего лишь один из примеров аналогичных изобретений из доклада ВВС США "Нелетальное оружие: Терминология и библиография", который в 2002 году просочился в СМИ. В нем скрупулезно перечислены новейшие разработки в данной области. Имеется, к примеру, целая линейка образцов акустического оружия: излучатель ударных волн, "визгофон" или, например, устройства на инфразвуке, который, согласно этому докладу, "беспрепятственно проникает внутрь большинства строений и автотранспортных средств" и вызывает "головокружение, непроизвольное опорожнение кишечника, дезориентацию, рвоту, потенциальные повреждения внутренних органов или смерть". (По всей видимости, последователи Чаннона более широко трактуют понятие "нелетальный", нежели Джим.) Далее в этом списке мы встречаем "этноспецифические бомбы-вонючки" и активно-камуфляжный костюм "Хамелеон", которые пока что не появились на свет оттого, что никому не удается их изобрести.
Вот специальный феромон, которым "можно пометить целевых индивидуумов, после чего натравить на них пчел". Вот электрорукавица, вот полицейский электрожилет, "который разряжается в каждого, кто к нему прикоснется", вот сеткометатель простой, а вот электрошоковый, который отличается от первого тем, что "бьет током целевой объект, если он пытается стряхнуть обездвиживающую сетку". Предусмотрены также всевозможные голограммы, в том числе голограмма "Смерть". Она "применяется для того, чтобы испугать целевого индивидуума до смерти. Пример: наркобарон со слабым сердцем рядом со своей постелью видит призрак мертвого конкурента и умирает от страха". Зато голограмма "Пророк" проецирует "изображение древнего божества в небе над вражеской столицей, где средства массовых коммуникаций и общественного телерадиовещания взяты под контроль и используются против населения в ходе широкомасштабной психологической операции".
В соавторах этого доклада числится полковник Джон Александер из Первого Земного батальона. Он проживает в пригороде Лас-Вегаса, в большом доме, заполненном предметами буддийского и этнического искусства, а также военными наградами. Кроме того, у него на полке я заметил ряд книг, принадлежащих перу Ури Геллера.
- Вы знакомы с Ури Геллером? - спросил я его.
- О да, - ответил он. - Мы с ним большие друзья. В свое время мы устраивали вечеринки, где гнули металл силой мысли.
Полковник Александер работал также специальным советником при Пентагоне, ЦРУ, НАТО и Национальной лаборатории в Лос-Аламосе. Кроме того, он один из друзей Ала Гора. Александер не до конца вышел в отставку и до сих пор принимает участие в делах военного ведомства. К примеру, через неделю после нашей встречи он вылетел в Афганистан с четырехмесячной командировкой в качестве "специального консультанта". Когда я поинтересовался, кого и на какой предмет он консультирует, полковник отказался отвечать на мой вопрос.
Подавляющую часть времени, что мы провели вместе, Джон предавался воспоминаниям о Первом Земном батальоне. На его лице играла широкая улыбка, когда он рассказывал о тех секретных полуночных ритуалах, которые он в компании с другими полковниками-коллегами организовывал на военных базах после прочтения Устава Джима Чаннона.
- Огромные костры! - сказал Александер. - И парни со змеями на головах!
Он рассмеялся.
- Вам доводилось слышать о Роне? - поинтересовался я.
- О Роне?
- Да, о Роне, который реактивировал Ури, - пояснил я.
Полковник Александер погрузился в молчание. Я тоже сидел молча, поджидая ответ. Секунд через тридцать я понял, что он не промолвит ни слова, пока я не задам какой-нибудь другой вопрос. Так я и сделал.
- Это правда, что Майкл Эчайнис убил козла простым взглядом? - спросил я.
- Майкл Эчайнис? - удивился и озадачился он. - Сдается мне, вы имеете в виду Гая Савелли.
- Гая Савелли? - переспросил я.
- Да, - сказал полковник. - Человека, который убил козла, совершенно определенно звали Гай Савелли.
4. Путь к козлиному сердцу
"Студия танца и рукопашного боя Гая Савелли" расположена в пригороде Кливленда, штат Огайо, на углу улицы по соседству с "Красным лобстером", ресторанчиком сети "Слава Богу, уже пятница!", закусочной "Бургер кинг" и гаражом "Тексако". Табличка на двери предлагает уроки "балета, степа, джаза, хип-хопа, акробатической аэробики, танца на пуантах, кикбоксинга и самообороны".
Я позвонил Гаю Савелли за несколько недель до нашей встречи. Когда он взял трубку, я представился и спросил, не мог бы он описать ту работу, которой занимался в Козлаборатории. Полковник Александер сказал мне, что Гай - гражданский. Он не связан никаким военным контрактом, так что мне казалось, что мы вполне могли бы поговорить. Однако на том конце провода повисло долгое молчание.
- А вы кто такой? - наконец потребовал он.
Я вновь представился. Затем я услышал очень печальный и глубокий стон, что-то в духе "О-о, нет, только не очередной репортер…". Как бы протестующее завывание перед лицом неумолимых и несправедливых сил судьбы.
- Я позвонил в неудобное время? - спросил я.
- Нет.
- Так вы действительно работали в Козлаборатории? - уточнил я.
- Да. - Он вновь мрачно вздохнул. - Да, и я действительно уронил там одного козла.
- Вы, наверное, уже не занимаетесь такими экспериментами?
- Да нет, занимаюсь.
Гай вновь помолчал. Затем он сказал - причем на сей раз его голос прозвучал особенно печально и тоскливо:
- На прошлой неделе я убил своего хомячка.
- Простым взглядом? - спросил я.
- Да, - подтвердил Гай.
Во плоти он оказался несколько более уравновешенным, хотя и ненамного. Мы встретились в танцевальной студии. Он уже дедушка, но до сих пор полон нервной энергии и беспрестанно перемещается по залу как одержимый. Беседа происходила в присутствии его детей и внуков (правда, не всех), а также на глазах полудюжины его учеников, которым он преподает боевой стиль кунь-тао и которые встревоженно мялись где-то с краешку. Что-то здесь явно шло не так, но я понятия не имел, в чем дело.
- Стало быть, им тоже досталось? - спросил я Гая.
- А? - встрепенулся он.
- Я насчет хомячков, - сказал я, вдруг теряя уверенность.
- Да, - кивнул он. - Они… - Тут на его лице мелькнула тень изумления. - Когда я это делаю, - медленно сказал он, - хомяки умирают…
- Да что вы? - сказал я.
- Хомяки выводят меня из себя, - сообщил Гай. Сейчас он говорил очень, очень быстро. - Они крутятся и крутятся. Вот мне и захотелось, чтобы они перестали крутиться. И я подумал: "А давай-ка я заставлю одного из них заболеть. Пусть закопается в опилки или что-нибудь в этом роде".
- Но он вместо этого умер?
- Да у меня все за пленку заснято! - выпалил Гай. - Можете сами посмотреть! - Он помолчал. - О них каждый вечер специальный человек заботился.
- В смысле?
- Ну, кормил их. Поил.
- То есть вы знали, что хомяк был здоровенький?
- Да.
- И вы начали на него пристально смотреть?
- Три дня подряд, - вздохнул он.
- Вы, должно быть, ненавидите хомяков, - предположил я.
- Да я не то чтобы специально… Но представьте, вы - мастер боевых искусств; стало быть, вы должны уметь делать нечто подобное. Что вообще такое жизнь? Удары рукой, удары ногой, и все? Или есть что-то еще?
Он прыгнул за руль своей машины и умчался домой искать кассету с записью, где хомяка "засматривают" до смерти. Пока Гай отсутствовал, его дети Брэдли и Джульетт установили треногу с видеокамерой и принялись меня снимать.
- А это зачем? - удивился я.
Молчание.
- Вам лучше у папы спросить, - наконец ответила Джульетт.
Через час вернулся Гай. С собой он принес целую стопку бумаг и фотографий, а также пару видеокассет.
- А, я вижу, Брэдли решил включить камеру, - сказал он. - Да вы не волнуйтесь! Просто мы снимаем все подряд. Вы ведь не возражаете?
Гай вставил кассету в видеомагнитофон, и мы стали смотреть запись.
На экране появилась клетка с двумя хомячками. Гай объяснил, что смотрел он только на одного из них и внушал, чтобы тот возненавидел свое колесо, в то время как второй, "нерассматриваемый" хомяк оставался в качестве контрольного экземпляра. Прошло двадцать минут.
- А вот у меня никогда не было хомячков, - наконец сказал я, - и поэтому я не зна…
- Брэдли! - оборвал меня Гай. - Ты когда-нибудь держал хомяков?
- Да, - отозвался его сын из-за стенки.
- Приходилось видеть, чтобы они выделывали вот такое?
Брэдли зашел в комнату и некоторое время смотрел на экран.
- Никогда, - сказал он.
- Нет, вы только взгляните, как он пялится на свое колесо! - воскликнул Гай.
И впрямь, подопытный хомячок демонстрировал все признаки крайнего недоверия к колесу. Он сидел в дальнем углу клетки и мрачно его разглядывал.
- А ведь раньше этот зверь просто обожал свое колесо, - пояснил Гай.
- Действительно странно, - сказал я, - хотя должен признаться, что эмоции типа осмотрительности и недоверчивости не так уж легко выявить среди этих животных.
- Вот-вот, - кивнул Гай.
- Но знаете, среди моих читателей обязательно найдутся люди, держащие хомячков.
- И отлично, - сказал Гай. - Тогда они тем более будут знать, насколько редким является такой феномен. Уж ваши любители хомячков точно это заметят.
- Да, - согласился я, - те из моих читателей, кто держит хомяков, поймут, является ли такое поведение аномальным… Ах, он упал!
Хомяк в самом деле упал, задрав все четыре лапки в воздух.
- Это я завершаю поставленную задачу, - сказал Гай. - Смотрите! Второй хомяк лезет на него! Прямо поверху! Это дико! Необъяснимо! Сумасшествие, правда? А этот-то даже не двигается! И вот здесь я ставлю точку.
Свалился второй хомяк.
- Так вы уронили обоих ! - поразился я.
- Да нет, второй просто упал, - поправил меня Гай.
- Ясно, - сказал я.
Тишина.
- И он теперь мертв? - спросил я.
- Самое удивительное еще впереди, - сказал Гай. У меня возникло подозрение, что он увиливает от прямого ответа. - Вот! Самое странное!
Хомяк не шевелился. Так он пролежал - абсолютно неподвижно - минут пятнадцать. Затем встряхнулся и вновь принялся за еду.
На этом запись кончилась.