Следует, правда, отметить, что еще один потребитель сообщил, будто "…поначалу я был приятно удивлен, что этот брикет действительно оказал заметное влияние на мою ауру, но когда я перевернул его той стороной, где написано "Режим безмятежности", на меня напало полнейшее и длительное безразличие. Словом, последние пять месяцев я пользуюсь только "Универсальными гармонизаторами" фирмы "Эквилибрия" и сейчас почти пришел в себя".
"Ветерок" утверждает, что свыше 6 миллионов человек из более чем 150 стран мира попробовали их продукцию. Кроме того, они заверили меня, что не припоминают никакого Джима; наверное, тот Джим наткнулся на какой-то другой "Ветерок". Может, так оно и есть, хотя мне лично не удалось обнаружить следы еще одного "Ветерка", который бы действовал в те годы в рамках движений "Нью-эйдж" или "Потенциал человека".
Хотя и сам Джим Чаннон не сумел многого про них вспомнить, "Ветерок", надо полагать, все же чем-то обратил на себя его внимание, потому как он упомянул об этой группе в секретном отчете, который позднее подготовил для Пентагона.
Джиму пришлось на себе испытать второе рождение по методу Райха, доисторический армрестлинг (который представляет собой обычный армрестлинг, сопровождаемый гортанными выкриками), а также поучаствовать в терапевтических сеансах, где голого Джима, посаженного в горячую ванну Эсаленского института развития потенциала человека, что расположен в калифорнийском Биг-Суре, пользовал не кто иной, как сам Майкл Мерфи, основатель Эсалена и человек, которому приписывается заслуга изобретения всего движения "Нью-эйдж". Но ни разу Джим не упомянул встреченным терапевтам и гуру, как именно он собирается применить их технику для выработки у американского солдата большей коварности.
"Зачастую уходит свыше десяти лет, - записал Джим в своем дневнике, - прежде чем новые ценности, изобретенные в Лос-Анджелесе, найдут дорогу в арканзасское захолустье. То, что ныне разрабатывается на калифорнийском побережье, станет общенациональной ценностью только через десятилетие".
Вот какой он представлял себе Америку восьмидесятых: государство "…перестанет хищнически относиться к природным ресурсам". Напротив, будет сделан "упор на ресурсосбережение и экологическое здравомыслие". Экономическая система "прекратит подхлестывать потребление любой ценой". Из нее уйдут агрессия и соперничество. Такова, провозвещал Джим, суть новой системы ценностей, коей суждено охватить Америку от океана до океана.
Джиму необходимо было верить, что все это произойдет. Ведь он работал на то, что тогдашний начальник Генштаба, генерал Эдвард Мейер, назвал "выхолощенной армией". Этим термином, который придумал сам Мейер, описывалось состояние военной мысли в послевьетнамскую эпоху. От посттравматического военного невроза страдали не только отдельные ветераны. Вся армия, как единый организм, была охвачена депрессией, меланхолией и мучилась комплексом неполноценности. Бюджет урезали по всем направлениям. Обязательный призыв на воинскую службу отменили, и армейская карьера перестала быть привлекательной перспективой в глазах юных американцев. Дела шли из рук вон плохо. Себя Джим видел в образе потенциального феникса, который восстает из пепла и несет радость и надежду армии и стране, которую он любил столь беззаветно.
"Роль Америки в том и состоит, - писал Джим в дневнике, - чтобы привести весь мир в рай".
В 1979 году он вернулся из путешествия и подготовил секретный отчет для своих командиров. Первой строчкой шло вот что: "У армии США нет иной альтернативы, кроме как стать поистине чудесной".
В документе, впрочем, имелась оговорка: "[это] не обязательно совпадает с официальной позицией министерства обороны на текущий момент".
Это-то и был "Полевой устав Первого Земного батальона", разработанный Джимом Чанноном.
Данный Устав представляет собой 125-страничную смесь рисунков, графиков, схем и полемических рассуждений, которые пункт за пунктом пересматривают все аспекты военной жизни. Новая экипировка Первого Земного батальона Джима Чаннона включала бы в себя полевой ранец с кармашками для женьшеневых регуляторов, лозоходческих прутиков и пищевых батончиков для укрепления ночного зрения, а также микродинамик, который будет "включаться автоматически и передавать туземные фольклорные мелодии и миролюбивые слова".
Военнослужащие, десантируемые на территорию враждебного государства, захватят с собой "символических животных", например, овечек и барашков. Ягнят солдаты будут нести на руках, нежно прижимая их к груди. Кроме того, их обучат приветствовать местное население "лучистым взором". Засим солдаты спустят агнцев на землю и "автоматически распахнут объятия" врагу.
Джим допускал, что такие меры могут оказаться недостаточными для умиротворения противника. В этом случае индивидуальные мегафоны будут переведены в режим передачи "нестройных звуков". Куда более мощные динамики, установленные на боевой технике, начнут издавать "кислотный рок", причем несинхронно друг с другом, чтобы сбить врагов с толку.
Если такой подход не сработает, в ход будет пущен новый тип оружия нелетального или "психотронного" характера - которое, впрочем, еще предстоит разработать, - в том числе машины, способные излучать позитивную энергию во враждебную толпу.
А если даже и это не даст результатов, в дело вступят летальные комплексы вооружений, хотя "ни одному военнослужащему из состава ПЗБ не должно отказывать в доступе к Царствию Небесному на том основании, что он - или она - использовались в качестве орудия тотальной войны".
По возвращении на базу предполагается ношение ряс и клобуков для участия в обязательных ритуалах. Женоненавистнические и агрессивные казарменные частушки былых времен ("Я сам не щупал, но знаю наперед: / У эскимосок между ног не тает лед") уйдут в прошлое, уступив место новому хоралу: "Ом-мммммм…"
Военные оркестры переквалифицируются, переняв стиль бродячих трубадуров и менестрелей. "Пение и танец", а также "избавление от похоти" станут важными элементами программы рукопашной подготовки.
"Боевой монах - это человек, не испытывающий вожделения, - пишет Джим. - Боевой монах - это человек, которому не важен статус. Такой режим обучения не ставит своей целью воспитать фанатических пуритан, однако он, безусловно, должен исключать солдат удачи".
(По всей видимости, эта часть Полевого устава ПЗБ была проигнорирована Эчайнисом, который стал наиболее известным солдатом удачи Америки за те годы, что прошли между смертоубийственным взглядом, брошенным на козла в Форт-Брэгге, и гибелью Майкла при загадочных обстоятельствах в Никарагуа.)
Курсанты ПЗБ научатся поститься неделю и потреблять при этом лишь соки, а разговляться будут исключительно орехами и зернами хлебных злаков - в течение месяца. Они научатся влюбляться во всех и каждого, чувствовать ауру растений, организовывать детские праздники для посадки деревьев, проникать сквозь предметы вроде стен и тому подобное, гнуть металл силой мысли, босиком ходить по огню, считать быстрее ЭВМ, останавливать собственное сердце без пагубных последствий для здоровья, видеть будущее, осуществлять выход из личного тела в астрал, в течение двадцати дней жить в условиях дикой природы, быть вегетарианцем на 99 процентов, обладать способностью самостоятельно массировать и прочищать толстую кишку, воздерживаться от бессмысленных клише, в одиночку сидеть на улице по ночам, а также слышать и видеть мысли других людей.
Теперь Джиму оставалось лишь продать эти идеи военным.
Мне кажется, Джим Чаннон - состоятельный человек. Во всяком случае, он совершенно точно владеет одним гавайским холмом, где имеется как бы амфитеатр, чуть ли не целая деревня служебных построек с бельведерами, колоннадами и беседками. Сегодня он делает для корпораций то, что раньше делал для армии. Джим заставляет их сотрудников верить, что они сумеют проходить сквозь стены и изменить мир. Причем в его устах все это звучит буднично и заурядно.
- Но вы действительно считаете, - спросил я Джима, - что кто-то сможет достичь таких высот боевого монашества, что окажется способен стать невидимкой и ходить сквозь стены?
Джим пожал плечами:
- Бывало, что женщины в одиночку поднимали автомобиль, когда под ним оказывался их ребенок. Почему нельзя ожидать того же самого от боевого монаха?
Джим сказал мне - подобно тому, как это он проделал для своих командиров в 1979-м, - что концепция боевого монаха может прозвучать диковато, но чем она хуже старых военных прототипов вроде ковбоя или игрока в американский футбол?
- Боевой монах, - объяснял Джим, - это человек с наружностью монаха, монашеской преданностью делу и абсолютными, отточенными навыками воина.
Все это он изложил своим командирам в офицерском клубе базы Форт-Нокс весной 1979 года. Джим прибыл туда на несколько часов раньше и принес в столовую все горшки с цветами и растениями, которые смог найти на базе. Их он расставил в форме круга, добиваясь эффекта "псевдолеса". В центре круга стояла одинокая зажженная свеча.
Когда командиры собрались, он предложил им: "В начале церемонии, джентльмены, мы произнесем мантру. Сделайте глубокий вдох и скажите "Иииииии"".
- И вот тут, - признался Джим, - они расхохотались. Кое-кто смущенно хмыкнул и заерзал. Это я подметил и сказал: "Вы меня извините, но вы все получили надлежащие указания, так что будьте любезны их выполнять!" Понимаете, да? Армейский подход, воинская дисциплина. Словом, когда мы это проделали во второй раз, все прошло единодушно и без осечки.
Затем Джим приступил к докладу. Он сказал: "Джентльмены, для меня большая честь встретиться с вами в этом святилище, где мы можем залечить свои раны и помечтать об идеальной воинской службе. Мы изменим ее коренным образом, сообща, вместе с другими армиями мира, чтобы могла родиться новая цивилизация, которая не ведает границ, но знает, как жить в саду эдемском, который лишь на расстоянии полета мысли отстоит от рая".
После такого вступления командиры смеяться перестали. Мало того, как обнаружил Джим, у некоторых на глазах навернулись слезы. Подобно Чаннону, они тоже были раздавлены опытом своего пребывания во Вьетнаме. Джим обращался к четырехзвездным генералам, генерал-майорам, бригадным генералам и полковникам - "шишкам из шишек" - и сумел всех завлечь своим видением. Если на то пошло, один из присутствующих генералов, Майк Малоун, вообще вскочил на ноги и крикнул: "Да здравствуют барабульки!"
При виде озадаченных лиц своих коллег Малоун пояснил: "Я продвигаю дело барабулек, потому что это рыбешка из низовых классов. Простецкая. Честная. Она плавает организованными косяками и колоннами. Выполняет чуть ли не всю работу. И при этом благородна. Столь же благородна, как и другое, некогда милое моему сердцу создание, именуемое "солдат"".
Джим продолжил выступление. "Розовые очки не работают лишь в том случае, когда ты их снимаешь, - сказал он. - Поэтому приглашаю вас вместе со мной принять участие в этой мечте - "будь всем , чем можешь", - ибо здесь то самое место, где начинается история Первого Земного батальона. Это место, где у вас есть право помыслить немыслимое, помечтать о невозможном. Вы знаете, что мы собрались здесь ради создания самого могучего набора инструментов для индивидуального бойца и его подразделения в целом, потому что в этом и состоит разница между сегодняшним американским солдатом и тем, кем ему надо стать, чтобы он выжил на полях сражений завтрашнего дня".
- А вы знаете, о чем вообще вся эта история? - спросил меня Джим, когда мы сидели в его гавайском саду. - Это история о творческой жилке того ведомства, от которого в самую последнюю очередь ожидаешь, что оно распахнет дверь более великим реалиям. Потому что… знаете, что произошло потом?
- Что? - насторожился я.
- Мне немедленно предложили стать командиром Первого Земного батальона.
Оговорка в конце "Полевого устава" гласила, что он не является официальной позицией министерства обороны Соединенных Штатов. И все же не прошло и нескольких недель после презентации документа, как военнослужащие на всех уровнях всерьез приступили к реализации идей Джима Чаннона.
Где-то в сердце Кремниевой долины вдоль автошоссе протянулось длинное, ничем не примечательное здание, похожее на давно заброшенный склад. Тем не менее время от времени возле него высаживаются целые автобусы туристов, которые принимаются фотографировать фасад, потому как именно с этого строения начался отсчет истории Силиконовой долины. Его возвели в качестве хранилища абрикосов, а потом сюда переехал профессор Уильям Шокли, один из изобретателей транзистора, который выращивал кремниевые кристаллы в здешней подсобке и за свою работу получил в 1956 году Нобелевскую премию.
К концу семидесятых годов это здание, расположенное по адресу Сан-Антонио-роад, № 391, перешло в руки нового владельца, доктора Джима Хардта. В своей области доктор Хардт являлся таким же пионером и провидцем, как и Шокли, однако его наука была - и по сей день остается - несколько более фантастической.
Доктор Хардт до сих пор здесь трудится, взимая с гражданских лиц по 14 ООО долларов за проживание с недельным курсом мозговой тренировки. "Упомяните кодовое слово "гемикогерентный" и получите скидку 500 долларов!" - гласит надпись на рекламном проспекте, в лабиринте крошечных офисов в тыльной стороне здания. Это темные, подсвеченные лишь пурпурными флуоресцентными лампами помещения, где на часах нет стрелок. В целом они напомнили мне аттракцион "Башня ужаса Сумеречной зоны" в Диснейленде.
К этому времени я успел прийти к выводу, что Майкл Эчайнис вовсе не был тем легендарным козлочетом, как уверял меня Гленн Уитон. По-видимому, Гленн ошибся, введенный в заблуждение преданием об Эчайнисе, и на козла пристально смотрел совсем другой джедай. Вероятно, ответ знает доктор Хардт, коль скоро именно он занимался настройкой мозгов джедаев в конце семидесятых, выводя их на такой уровень духовной просвещенности, на котором, судя по всему, вполне возможно играть с козлом в "гляделки" с летальным исходом.
Доктор Хардт любезно предложил мне присесть и поведал историю об "удивительных и в чем-то мелодраматических" приключениях с участием спецназа.
Все началось с визита полковника по имени Джон Александер, который в один прекрасный день пришел к доктору Хардту в сопровождении нескольких коллег-офицеров. Полковник Александер целенаправленно подыскивал человека вроде доктора Хардта, потому что его глубоко взволновал "Полевой устав Первого Земного батальона" Джима Чаннона. Он хотел знать, способен ли доктор Хардт превратить обычных солдат в продвинутых дзен-мастеров за семь суток, и нельзя ли также прививать им телепатические способности, если подключить к мозговой машине уважаемого профессора?
Доктор Хардт ответил, что все это так и есть, и вот почему прямо тут, в этом здании на территории Силиконовой долины, начался поиск путей для создания суперсолдата, солдата со сверхчеловеческими возможностями.
Полковник сказал доктору Хардту, что сразу после публикации Устава Чаннона спецназовские командиры стали одного за другим приглашать самых высококлассных калифорнийских гуру из движений "Нью-эйдж" и "Потенциал человека", чтобы они прочитали военнослужащим лекции на тему улучшенного согласования с внутренним духом и так далее, однако толку из этого не вышло. Солдаты спецназа постоянно встречали гуру оскорбительным свистом, непристойными выкриками из зала и преувеличенно-театральными зевками.
Так что сейчас полковник Александер хотел бы знать, не согласится ли попытать счастья и доктор Хардт? Не мог бы он привезти свою портативную мозготренировочную машинку в Форт-Брэгг?
Джим Хардт показал мне этот аппарат. Надо надеть на голову повязку с электродами, и тогда альфа-волны начнут поступать в ЭВМ, где с помощью специальных ручек выполняется их регулировка. Когда процесс закончится, твой коэффициент умственного развития будет увеличен на двенадцать баллов, и ты без усилий достигнешь духовного уровня, для выхода на который обычно требуется целая жизнь, заполненная прилежным освоением дзенбуддийской методики. Если к аппарату подключить сразу двух человек, они смогут читать мысли друг друга.
Все это доктор Хардт рассказал полковнику Александеру и предложил провести на нем демонстрацию, однако полковник Александер отказался. Он пояснил, что в его мозгу хранится очень много военных тайн, а посему нет у него права идти на риск их разглашения доктору Хардту, хотя бы даже телепатически.
Доктор Хардт сказал, что понимает.
Полковник Хардт счел своим долгом сообщить доктору Хардту, что спецназ, вообще-то говоря, встретил эти идеи в штыки, назвав их "ересью, заумью и бредятиной". Мало того, есть все основания ожидать, что на лекции солдаты "откажутся сидеть смирно" и будут вести себя "неподконтрольно".
В таком случае, ответил доктор Хардт, он согласится принять этот вызов лишь на том условии, что военнослужащие сначала пройдут "месячный курс медитативной подготовки в уединенном пансионате".
- И знаете что? - спросил меня доктор Хардт. - Во-первых, они отказались называть это пансионатом, потому что для армии такое слово якобы не годится. Вместо этого выдумали какую-то "учебку". А во-вторых, все пошло прахом. Чудовищное фиаско.
- Почему? - спросил я.
- Не поверите, но солдаты шумели и бранились на медитативных занятиях, - горько ответил он. - От скуки.
Словом, к моменту приезда доктора Хардта в Форт-Брэгг десантники по-прежнему вели себя "крайне враждебно", виня его за принудительную месячную медитацию, которую считали "чушью" и "тратой времени".
Невысокий, худощавый и изящный доктор Хардт встревоженно оглядел злобных солдат, затем надел им на головы электроды и сам подключился к машине. Он включил альфаволновый мозготренировочный компьютер, и настройка началась.
- Внезапно, - продолжал Джим Хардт, - крупная слеза вытекла из моего глаза, скользнула по щеке и упала мне на галстук.
При воспоминании об этом моменте эмоциональной телепатии его взор также заволокло влагой.
- Я взял кончик галстука в руку - он был мокрым от слез - и сказал: "Я телепатически узнал, что кто-то в этой комнате испытывает сейчас грусть". И я ударил по столу кулаком и воскликнул: "Никто отсюда не выйдет, пока этот человек не признается!" Вот. Две минуты полнейшей тишины. А затем руку поднял один жестоколицый полковник и сказал: "Не иначе это я".
И он поведал доктору Хардту и своим боевым товарищам причину своей грусти.
Оказывается, в колледже этот полковник ходил в кружок хорового пения "Весельчак". Он пел народные песни и хоралы; сейчас, когда его мозг проходил настройку, в памяти всплыли те славные, двадцатилетней давности деньки.
- Он испытывал подлинную радость, участвуя в пении, - сказал Джим Хардт. - Но потом, сразу после колледжа, его призвали в офицерскую школу, где он принял решение прекратить радоваться. Счел, что радость неуместна в жизни армейского офицера, так что он совершенно сознательно, напряжением воли взял и - чик! - отключил в себе радость. А вот теперь, спустя два десятилетия, он вдруг понял, что этого вовсе не требовалось. Двадцать лет он прожил без радости - пожертвовав ею понапрасну.