Сажайте, и вырастет - Андрей Рубанов 15 стр.


От обеда я отказался. Зачем обедать в тюрьме, если ужинать придется в ресторане? Вскоре точный "Свояк" прогудел свой знаменитый скетч про ситуацию, когда в Москве три часа, а в Петропавловске-Камчатском – полночь. Еще через час я понял, что изнемогаю. Времени оставалось все меньше. Вряд ли генерал будет думать о моей скромной персоне до глубокого вечера. Наверняка все решится до истечения шести часов, официального окончания рабочего дня.

В семнадцать тридцать я был почти невменяем.

В семнадцать сорок снова заказали "на вызов". Я выкрикнул, что давно готов. Конвоир отомкнул засовы, и мы почти побежали в следственные помещения.

4

На этот раз я увидел своего адвоката – но в одиночестве. Лицо Максима Штейна напоминало древнегреческие маски плакальщиц.

– Ты остаешься,– сказал лоер. И ударил ладонями по столу. – Они не хотят тебя отпускать...

Я уныло рухнул на табурет.

– Постановление об избрании мерой пресечения содержание под стражей тебе принесут в камеру. Но это будет часов в восемь. Я специально пришел пораньше, чтобы ты все знал... – Лоер перешел на шепот. – Теперь – хорошая новость...

Я подобрался. Адвокат показал большим пальцем себе за спину, потом изобразил указательным и средним – шагающего по столу человечка. Это значило, что мой босс Михаил отпущен из тюрьмы на свободу. Следовательно, через несколько дней там же окажусь и я.

Перед силою наших денег никто и ничто не устоит.

Будет куплено все и вся.

Оптом и в розницу, малыми и большими пакетами, на бирже и вторичном рынке трейдеры и брокеры скупят всю свободу.

Для меня.

ГЛАВА 13

1

– А что было дальше? – спросил человек в белом свитере.

– А дальше – все. Конец,– ответил я. – Михаила (тут я показал пальцем на неподвижного, бледного Михаила, моего бывшего босса),– выпустили из изолятора, и он немедленно сбежал. Сначала, видимо, отсиживался на съемных квартирах... Потом – пришел в себя, сунулся на развалины нашего банка, кое-что починил и восстановил, собрал все деньги, какие только смог собрать, и ударился в бега. Покинул Москву. И вообще Россию. Обосновался на своей родине, в Белоруссии. Теперь это отдельная страна, там свои законы...

– Я не о законах,– поморщился второй собеседник. Так поморщился, что стало ясно – к законам он испытывает сугубое пренебрежение. – Этот деятель – он что, никак не помог тебе деньгами? И не только не поделился своими, но и украл у тебя твои собственные? То есть, ты шконку шлифовал, взяв на грудь всю вину за преступление, а он в это время собрал общие деньги и скрылся? И с тех пор никак не давал о себе знать? Много лет?

Я развел руками.

– Да.

– Все равно не понял,– сказал третий участник разговора, имея такой вид, как будто он давным-давно все понял. – То есть вы – ты и он – вместе сделали подпольный банк, так?

– Так.

– Без лицензии, без афиши, так?

– Именно.

– Это афера! Присутствующие издали утвердительные возгласы, очень негромкие.

– Потом вас поймали, и ты решил взять все на себя...

– Нет,– ответил я терпеливо и вежливо. – О том, что сидеть отправлюсь именно я, было договорено почти с самого начала. Еще в девяносто четвертом году. Когда мы пошли в гору. Примерно через год работы мы поняли, что бизнес можно раскрутить до небывалой силы. До миллионной высоты. Есть за что побороться, понимаете?

– Да, да, – опять согласились все, кивая. Все, кроме Михаила.

Я облизнул пересохшие губы.

– Но в таком бизнесе нельзя обойтись без нарушения законов: уголовных, административных, валютных, налоговых и всех остальных. "Черный нал", "отмывание денег" и тому подобное – это про нас. Михаил как хозяин, старший, главный, как отец-основатель не хотел сам делать "грязную" работу: искать чужие паспорта, создавать фирмы-однодневки, изготавливать поддельные бумажки – все это находилось в сфере моих прямых обязанностей...

Фраза вышла канцелярская. Второй участник разговора еле заметно поморщился, шевельнув сухими крыльями маленького острого носа, и бросил на меня быстрый пренебрежительный взгляд – опознав интеллигента.

– Продолжай,– разрешил мне Третий, имея такой вид, что и сам бы мог за меня продолжить.

Я сел поудобнее и прокашлялся.

– В случае наезда правоохранительных органов я должен был объявить себя начальником. Все нити замыкались на мне. Посредники и клиентура получали деньги от меня. На любых очных ставках люди опознали бы именно меня, и когда очные ставки состоялись, так и вышло. По нашему плану я спокойно должен был идти на отсидку, а он – сохранить деньги и бизнес. Деньги – большие. Иной шофер или врач столько не заработает и за десять жизней...

В целом беседа протекала весьма пристойно. Никто не кричал, не топал ногами. Собеседники произносили негромкие лаконичные тирады, терпеливо подождав, пока выскажется предыдущий оратор.

Разговаривали впятером.

Тот, кто сразу все понял – именно он вел беседу, – имел маленькое, полностью разрушенное тюрьмой тело. Из-под кожи его лица тупыми углами торчали кости. Рядом сидящий второй участник смотрелся как более согбенная и обезвоженная копия Третьего. Их прокуренные и прочифиренные гортани издавали скрипящие, каркающие звуки. Темные, с больными щеками лица то и дело собирались в мученические гримасы.

Одежда присутствующих смотрелась нелепо. Я долго всматривался, пока не понял, в чем дело. В гардеробах моих друзей причудливо сочетались как современные вещи, так и те, что давно вышли из моды. Основной оратор, например, облачился в модные брюки две тысячи второго модельного года вкупе с рубахой, устаревшей еще пять лет назад.

Явно эти люди покупали себе костюмы в промежутках между отсидками, каковые длились в среднем четыре-пять лет. Потом из разрозненных деталей гардероба собиралось нечто приличное.

Впрочем, моя собственная одежда была еще хуже. Костюм заношен. Края рукавов засалились. И пиджак, и брюки болтались, как на вешалке; отсидка в тюрьме обошлась мне в двенадцать килограммов живого веса, а за три года последующей жизни на воле я так и не прибавил мяса на костях.

Белый Свитер выглядел иначе, нежели два его друга, – олицетворял собой более продвинутый, современный тип бандита: отовсюду выпирали мускулы, красноречиво маячили коричневые, растрескавшиеся, ороговевшие костяшки кулаков, близко знакомые с боксерским мешком. В руке зажата никак не сигарета, а баночка энергетического напитка.

При знакомстве, два часа назад, все они назвали свои имена. Но я сразу выбросил их из головы. Я плохо запоминаю фамилии и цифры. Профессиональный недостаток репортера: веселый рыцарь чернильниц всю фактуру записывает в блокнот, забивать себе ею голову – совершенно незачем. Вдобавок весь тяжелый, нервный и длинный разговор был столь важен для меня, что еще со вчерашнего вечера, готовясь морально и физически, я погрузился в подобие прострации. Совершенно отрешился от деталей. Забыл поесть и вечером, и с утра. Волновался.

Встреча с Михаилом должна была повернуть всю мою судьбу в лучшее русло. Я ждал ее три года. Я собирался полностью, без остатка, сконцентрироваться на диалоге. Мобилизовать сто процентов интеллекта для доказательства своей правоты.

Все три года я потратил на поиски бывшего босса, сбежавшего с моими (нашими) деньгами.

Босс грамотно прятался, но был найден в столице Белоруссии – Минске. К тому времени он сделался крайне положительным гражданином, владельцем парикмахерского салона. Московский банкир-миллионщик теперь стал минским куафером.

– ...и все это время он у меня воровал,– подал голос Михаил, дотоле бессловесно и уныло сидящий в углу обширного дивана.

Вдруг, в два легких шага, приблизившись, человек в белом коротко размахнулся и разбил об голову моего бывшего босса сотовый телефон.

Удар получился скорее символическим. Однако аппаратик развалился. Посыпались части корпуса и какие-то микросхемы.

Михаил терпеливо снес насилие.

– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? – с нажимом спросил Белый Свитер, игнорируя высказывание Михаила о моем воровстве. – Ты знаешь, как называется то, что ты сделал? А? Или не понимаешь? Что? Нечего сказать, да?

Михаил не произнес ни слова.

– Подождите,– негромко сказал второй человек с гримасой легкой досады на костистом лице. – Не надо так. По-хорошему надо...

– По-нормальному! – возразил человек в свитере.

– По-нормальному – за такое на куски попилить мало! – эмоционально высказался третий участник дискуссии. – Человек с ним работал! В тюрьму за него пошел! Здоровье там оставил! Все сделал! И что в ответ? Роги?

– А что у тебя со здоровьем? – поинтересовался Белый Свитер, повернувшись ко мне и смерив меня с ног до головы заинтересованным взглядом.

– Не жалуюсь,– хмуро ответил я.

– Скажи как есть.

– Ну, три зуба оставил, плюс – сколиоз. Переболел менингитом. И, естественно, палочка Коха...

– Естественно,– согласился обладатель костистого лица. Третий тоже кивнул, понимая, о чем речь.

– Я тоже отсидел в тюрьме,– вдруг тихо заметил Михаил.

Мы, все четверо, засмеялись. Костистый повернулся к Михаилу:

– Где? В какой? Месяц в "Лефортово" – это что, отсидел? Слышь, о чем ты, друг? Ты больше никогда никому такого не говори! "Лефортово"! Тоже мне, тюрьма!

– Кстати,– спросил Третий,– а что ты там говорил насчет "воровал"?

– У меня есть документы,– срывающимся голосом произнес Михаил. – Из них, типа, можно понять, что Андрей... подворовывал. Из нашего собственного, типа, бизнеса... Лично для себя... Именно поэтому я ничего ему не отдал.

Сбиваясь и путаясь, потея и запинаясь, мой бывший друг уже пытался рассказать здесь эту историю. Неизвестно, когда он ее придумал. Может быть, три года назад. Или, наоборот, вчера – в ночь перед разговором.

– Знаешь, куда надо засунуть твои документы? – спросил человек в белом свитере.

– Не будем грубиянами,– дружелюбно провозгласил Костистый. – Незачем. У нас же не разборка, в конце концов. А чисто дружеский разговор.

Миша стряхнул куски пластмассы с ушей и шеи.

– Андрей крал мои деньги,– упрямо повторил он.

– Ладно, пусть ты прав, – произнес Костистый, и по тону и тембру высказанного сразу стало ясно, что он – человек большого терпения. – Пусть ты прав! Пусть Андрей у тебя воровал. Много украл?

– По моим подсчетам, как раз выходит та сумма, которую я ему задолжал. То есть,– Михаил сглотнул,– я сначала честно собирался возвратить ему его долю, но вдруг случайно выяснил, что мой человек подворовывал... по-тихому... все три года...

– То на то и вышло! – понял Третий. Михаил с надеждой задергал головой.

– Да... – протянул Второй. – Хорошо. Подворовывал. Пусть! А теперь расскажи нам... – повисла и зазвенела короткая пауза,– пожалуйста... – вторая пауза ощутилась как почти невыносимая,– вот что: куда ты дел уцелевший миллион? У вас ведь был на двоих – миллион?

– Полтора! – ответили одновременно я и Михаил, с одинаковыми горделиво-ревнивыми интонациями.

Преступные люди заулыбались.

– И где же теперь эти полтора миллиона? Куда ты их дел?

– Потерял,– пробормотал Михаил после небольшой паузы.

– Потерял? – удивленно переспросил Белый Свитер. – Это как? На улице обронил, что ли?

– Я вложил деньги в несколько сделок, и везде... типа... в общем, миллион – ушел.

– Расскажи,– предложил Костистый. – Да не жмись, не бойся, тут все свои. Только не обманывай. Нас обмануть непросто. Мы сами такие. Обманщики, преступники. Я аферы кручу. Он,– кривой палец с темным ногтем протянулся к Белому Свитеру,– силой отнимает у людей имущество и деньги. Бандит. А он,– палец перешел на Третьего,– ворует. Всю жизнь. Больше ничего не делает. Ворует и сидит. Отсидит – опять ворует. Потом опять сидит. Выйдет – снова ворует... Так что не обманывай нас, дружище, хорошо?

Михаил вздохнул – негромко, очень манерно.

Я немедленно понял, что он играет. Тянет время. Впав от страха в подобие ступора, он решил, что будет терпеть тяжелый разговор до тех пор, пока он не кончится. А потом – сбежит.

– Шестьсот тысяч,– начал бывший друг,– я инвестировал... в недвижимость... в нежилые помещения в Москве. Те, кто все делал, обещали быструю прибыль... Но потом выяснилось, что вся операция – блеф. Деньги пропали.

– Все шестьсот? – уточнил Третий.

– Да.

– Так,– кивнул Второй. – И что ты с ними сделал?

– С помещениями? Белый Свитер издал тяжкий стон, встал с кресла и принялся промеривать шагами комнату.

– С людьми! – слегка раздражаясь, сказал Костистый. – С теми, кто тебя опрокинул! С этими аферюгами, с плохими людьми, укравшими из твоего дома твой хлеб, – что ты с ними сделал? Убил их? Порезал на куски? Закопал? Посадил в подвал на цепь?

Михаил опустил глаза.

– Ничего не сделал. Молчаливый Третий мрачно продул зуб.

– Ясно,– кивнул Костистый. – А остальное? От миллиона отнять шестьсот – останется четыреста. Где эти четыреста?

– Тоже,– промямлил бывший босс,– пропали.

– Каким образом?

Михаил переменил позу и шмыгнул носом.

– В Белоруссии,– почти шепотом сказал он,– ко мне пришли люди – я их знал много лет – и предложили купить партию, типа, текстиля. Ткани. Обещали тут же помочь выгодно все распродать. В течение месяца или двух я предполагал, типа, удвоить деньги...

– И что потом?

– Оказалось, что товар, типа... неликвиден.

– На четыреста тысяч долларов тебе впарили лежалые тряпки, да?

– Что-то вроде этого.

Белый Свитер перестал прохаживаться от стены к стене. Он резко приблизился и спросил:

– А ты, извини, в текстиле разбираешься? Мой бывший шеф опустил голову.

– Теперь – разбираюсь.

– А тогда?

– Почти ничего не знал.

– Может быть, ты торговал им? Текстилем? А? Производил? Шил из него кофточки и лифчики?

– Нет.

– Зачем тогда полез в это?

– Хотел, типа, заработать.

– Заработал? – улыбнулся Костистый. Бывший компаньон помотал головой. Совершенно очевидно, что такого невероятного публичного унижения и позора он никогда не испытывал, подумал я и усилием воли отогнал жалость.

Свитер еще раз вздохнул и шепотом выругался. Костистый погрозил ему пальцем и заглянул Михаилу в лицо.

– И что же, друг, ты сделал с теми, кто тебя так жестоко выставил? Аж на четыреста штук?! На четыреста штук! Это же огромная сумма, состояние! Четыреста тысяч долларов! После неудачи с московской недвижимостью ты, наверное, был страшно, страшно злой, да? И сказал себе: нет уж, хватит, теперь меня ни один гад не обведет вокруг пальца! – Костистый звонко ударил в ладоши и энергично потер ими друг о друга. – Ну, расскажи теперь – а мы послушаем! – как ты жестоко наказал аферистов. Расскажи, как ты попилил их на ремешки, этих сволочей. Представляю себе, что ты с ними сделал! Представляю себе, как у тебя в глазах потемнело от ярости! Что ты сделал? Что?

– Ничего,– прошептал Михаил.

– Почему?

– Эти люди... типа... скрылись.

– В милицию обращался?

– Да. Конечно, неофициально... навел справки... Там узнал, что имел дело с профессиональными мошенниками. У них поддельные паспорта, их ищет Интерпол и так далее...

– А ткани?

– Ткани – у меня. Но они... Не продаются. Даже по бросовой цене. Материал, типа, давно вышел из моды. И он никому не нужен.

– Заложи его банку,– посоветовал до сих пор молчавший Третий.

Михаил издал слабый стон.

– Пробовал. Не получается. Банк приглашает эксперта, чтобы он, типа, оценил залог, и эксперт...

– ...говорит, что товарчик тухлый! – закончил Костистый. – Правильно?

– Да.

– А теперь – смотри! – вдруг повысил голос до сих пор молчавший Третий. – Тому, кто украл у тебя шестьсот штук, ты ничего не сделал.

– Простил! – басом произнес Белый Свитер.

– Да, простил! – продолжил Третий. – Махнул рукой! Или побоялся связываться! Проходит время, тебя снова обманули. На четыреста тысяч. И ты снова ничего не сделал. Опять простил! Черт с вами, ребята, сказал ты, отдыхайте. И тех простил, и этих! А вот ему, Андрею, – ты ничего не простил! Он на тебя работал. Он за тебя сидел. Теперь ты решил, что он тебя обманывал, и – выкинул его на улицу, ободрал, сделал нищим! Кто ты после этого, а?

2

Неожиданно я понял, что бледный вид бывшего друга и сам разговор, не доставляют мне никакого удовольствия.

Еще пять минут назад я ловил себя на том, что злорадно кривлю рот,– а сейчас зрелище остро страдающего человека казалось мне омерзительным до предела. Бывший босс сидел, вжатый в угол дивана, и прятал сложенные вместе ладони между стиснутых коленей. Он выдергивал трясущиеся конечности только для того, чтобы закурить очередную сигарету. Курил – одну за другой (я тоже уничтожил за два часа целую пачку; прочие дискутирующие, включая хозяина дома, волновались гораздо меньше и дымили не так активно; Белый Свитер и вовсе не притрагивался).

Лицо Михаила, некогда бледно-розовое, с обильно, плотно наросшей кожей щек, с яркими губами, теперь вполне могло быть его же посмертной маской, и цвет совпадал: густо-серый, с оттенком желтизны. Свои глаза он ото всех прятал. И вообще, старался хранить самообладание.

Он находился среди тех, кого всю жизнь ненавидел.

Смотреть на это было больно – я встал и вышел из комнаты в кухню.

Преступный мир нашей страны живет очень небогато.

Освободившись из тюрьмы, я сохранил некоторые знакомства в уголовной среде. Не по необходимости, а из любопытства. Проведя несколько вечеров в компании воров и бандитов, я обнаружил – с некоторым изумлением – что деньги в их карманах водятся нечасто.

Братва реально прозябала, господа.

Многие не имели и ржавой копейки. Другие, меньшинство, повзрослее и поудачливее, балансировали где-то у входа в низший средний класс: городская квартирка, автомобиль, возможно – гараж. Автомобили, правда, отличались мощностью и комфортом, но происхождение огромных сверкающих "мерсов" и "бумеров" ни для кого не оставалось секретом. Украденные, перекрашенные, с перебитыми номерами агрегатов, эти полированные "брички" доставляли своим обладателям больше головной боли, нежели удовольствия от эксплуатации.

Некоторые бригады, помоложе, кроме коллективно раздобытого авто, не владели вообще никакой другой собственностью, жили по нескольку человек в арендованных квартирах, развлекались водкой и видеомагнитофоном; каких-либо внятных перспектив перед собой не видели.

Времена настали грустные. За вооруженные ограбления давали двадцать лет. Квартирные кражи усложнились: богатые дома, оборудованные сигнализациями, стальными дверями, при консьержах, – перестали быть легкой добычей. А главное – бизнесмены, проклятые денежные мешки, перестали искать покровительства братвы. Коммерция не желала платить за "крышу". Граждане стали умны, осторожны, опытны и хорошо защищены.

Назад Дальше