- Конечно, Иван Александрович, конечно. Уверяю вас, мы возьмем это под особый контроль. Всё будет отлично, мы задействуем все свои связи. Мы не первый год в этом бизнесе и, смею вас заверить, приложим все усилия. До свидания, Иван Александрович.
Когда я вошёл в офис, Кульков низко наклонился над столиком Чикатилы и что-то активно нашёптывал - вопреки своему обыкновению по-настоящему конфиденциально. Потом он набрал какой-то номер и попросил Рафика Садыковича. Я не слушал, что он ему говорит, потому что это было и так понятно. Глаза Чикатилы блестели: на сей раз он зацепил Кулькова, Кульков повёлся.
Он тогда наказал Чикатиле отдать старикам Вольским все деньги - за исключением тех копеек, которые мы платили МИДу. На случай проверки мы с Чикатилой вписали в официальную документацию телефон одного из ярославских лохопанков. П еред этим мы сами позвонили ему и тщательно проинструктировали на предмет того, что говорить, если будут спрашивать Ивана Александровича. Лохопанк жил один, и непонятки с родителями исключались. Мы сняли тогда по девяносто баксов на рыло, но главное было в другом.
Чикатила переплюнул Кулькова, мошенника третьего уровня сложности. За третьим был ещё четвёртый, сверхсложный уровень для продвинутых игроков: должники народа вроде того же Мавроди, олигарх Березовский или американские психологи, изводящие тонны бумаги на бизнес-бред ни о чём и зарабатывающие на этом миллиарды. Но к этому уровню Чикатило пока не приближался.
Ясное дело - потом в приватной беседе Кульков изящно намекнул Аркадию Вольскому, что на халяву подсобил его ярославским родственникам. Иначе во всём кульковском альтруизме не было бы ни копейки смысла. Тот наверняка сказал ему, что родственников в Ярославле у него отродясь не было. Мы укуривались и в красках представляли, как вытянулось при этом улыбчивое табло Кулькова, и уже только ради этих глюков стоило всё это мутить.
После всей этой истории у Кулькова, как у человека ушлого и хитрого, в мозгу должны были возникнуть только два варианта: либо его обжулил простой бородатый мужик Иван Александрович, либо мы с Чикатилой. Бородатый мужик, понятное дело, был вне всякой конкуренции, так что вниз склонялась именно наша чаша весов, причём с огромным перевесом. Аргумент был один: глумливые рожи. Глумливые рожи - вообще самый сильный аргумент. Во всем. Ну или почти во всем.
- …Я не парюсь, просто это скотство с его стороны. Это не искромётный ответный выпад, а грубый удар ниже пояса. Он и рассчитывал на то, что все будут думать, как ты: дескать, это вполне в его стиле, делать людям незаслуженные комплименты. Но я понял: это была подъё…ка. Долбаный куцый выблядок. Он бы посмотрел лучше на свою "Хонду"… Давай играть в "балду".
- Давай, - согласился Чикатило. - Вот это я понимаю, это уже настоящий деловой разговор.
Он тут же нарисовал в Тетради По Всему квадрат со стороной пять клеток и вписал в него слово "робот". Мельком я увидел, что на одной из страничек появился новый мутант, под которым было написано: "Старик Коноплян".
- Давай, начинай, - сказал Чикатило.
Я написал слово "хобот" и передал Тетрадь По Всему обратно. В последние дни ситуация перестала мне нравиться. Не то чтобы меня очень напрягала моя работа или пиджак "Beatles 4eva" - нет, я всё прекрасно понимал, я не был тунеядцем, асоциальным типом. Просто… но, сколько я ни размышлял, я никак не мог понять, что же идёт после этого "просто". Может, ничего идти и не должно было - есть ведь союзы, говорящие сами за себя. Они самодостаточны, и все, что идёт после них, - всего лишь уточнение, расширенное дополнение, опция.
В квадрате появлялись всё новые и новые буквы, но они не могли пролить свет на это дело. Мне почему-то казалось, что Чикатило стоит перед таким же вопросительным знаком, стучится в ту же дверь. И тоже ничего не понимает, несмотря на свои двадцать три года, службу в ВДВ и цинизм.
- …Слушай, Чик. Я вот, знаешь, о чём подумал?
- Не знаю. На вот тебе, я тут приписал слово из шести букв и вырвался вперёд.
Я посмотрел на квадрат с "балдой". Букв там было уже много, и это дало Чикатиле возможность написать искривлённое слово "голубь". Мне было лень думать, поэтому я заполнил вакантную клетку возле базового слова и получил слово "гобот".
- А это что ещё такое? - не понял Чикатило.
- Это из мультика "Война гоботов". Это полуробот-получеловек.
- Понятно. Так что там у тебя?
- Я вот уже несколько дней думаю… Скажи, Чикатило, мы ведь с тобой яппи?
- Нет, мы не яппи, - ответил он. - Блин, я ни одного слова придумать не могу!
- Ну, тогда пиши "як", вон свободная буква "К".
- Пошёл ты на хер со своим яком, - уверенно сказал Чикатило и задумался. - Нет, нет, мы не яппи. Яппи принимают это всерьёз, а мы смеёмся там постоянно, наживаем нечестные деньги и работаем спустя рукава. Яппи делают карьеру, а мне вот, к примеру, насрать - пусть меня хоть завтра увольняют. Да и тебе тоже.
- Но мы ведь клерки, Чикатило. Я ничего не могу поделать с тем, что ощущаю себя клерком. Как Мишенька.
- О, придумал! Слово "голубой", семь букв.
- Это прилагательное.
- Это нарицательное.
- Ну, ладно. Дай-ка мне сюда.
- А что, у тебя есть ещё какие-нибудь варианты?
- Сейчас подумаю, видно будет.
- Я не про "балду". Ты хочешь плюнуть миру в рожу, устроить революцию в сознании масс? Уже проходили. Это ведёт к деградации и преждевременному выпадению зубов, больше ни к чему.
- Да нет, я ничего этого не хочу. - Я пожал плечами и вписал в квадрат длинное слово "полугобот". - Но и работать я тоже не хочу. Это также ведёт к деградации.
- Ты опять какую-то х…ню написал, - произнёс Чикатило без сожаления, даже как-то по-отечески.
- Это тоже из мультика "Война гоботов", - соврал я. - Там были такие, на колесиках…
- Ты ох…ел. Ну да ладно, - согласился Чикатило. - А насчёт работы - я готов выслушать, предложи мне что-нибудь, что не ведёт к деградации. Вся человеческая жизнь после полового созревания - сплошная деградация. Старение, которое люди называют взрослением, чтобы не опускать самих себя. Всё, точка. Больше ничего нет.
- А Франкенштейн - он что, по-твоему, тоже деградант?
- Он одержимей. Ему на хер ничего не надо, кроме этих его лисов Смирре и Снорри Стурлуссонов. Только придумал-то всё это не он. Стурлуссон вошёл в историю, а он не войдёт. Он ограничен, строго по периметру, хотя и интеллигенция. - Чикатило немного подумал над "балдой", понял бесполезность дальнейшей игры и продолжил: - Нет, ну можно, конечно, нырнуть в книги и науку. Пожалуйста, давай, ласточкой и вниз головой. Будешь получать пятьдесят баксов в месяц и закрывать плешь жирным локоном страсти. Потому что ты будешь думать, что с этим локоном тебе будут давать женщины, но они всё равно не будут тебе давать. И в конце концов ты запрёшься в туалете и начнёшь дрочить на Старшую Эдду, просто потому, что она женского рода.
Я понял, что попал вточку Чикатило действительно парился также, как и я, у него были те же навязки. Даже, наверное, большие - он ведь был старше, старше на целых четыре года. Я не сомневался в этом, потому что тогда-да, именно тогда, на обкуренной лекции с большеголовым Франкенштейном, за глупой игрой в "балду", - именно тогда впервые за два года нашего знакомства Чикатило говорил серьёзно.
- У меня есть идея, - сказал он, внезапно просияв. - Давай напишем книгу, которая станет бестселлером, и заработаем миллион долларов.
- Чтобы писать книжки, в первую очередь надо знать русский язык. А ты пользуешься шариковой ручкой только для того, чтобы рисовать Оленьку и всех этих твоих уродов Конопляное. Или чтобы вписывать буквы в квадратик, как сейчас… Что, блядь, что это ты там написал? "Полуголубь"???
- Да, - сказал Чик с какой-то скромной гордостью. - Это /2 голубя.
- Вот, и после этого ты хочешь написать книгу.
- Бестселлеры так и пишутся. Абсурд в моде вот уже лет сто, начиная с эпохи Хармса. Если я напишу книгу про Полуголубя и про Конопляна, она станет бестселлером. Но мне нужна муза…
Звонок заглушил последние слова Франкенштейна. Это избавило нас от необходимости продолжать заведомо обреченный разговор.
- Наша группа собирается сегодня устроить небольшую пирушку, - уже в коридоре объявил Чикатило. - Присутствовать будут все - от Оленьки до Лёни Свиридова. Обшее собрание постановило, что твоё лицо будет очень даже к столу. Ты согласен?
Конечно, я был согласен. Для того чтобы не согласиться пойти на студенческую пирушку, нужно быть либо богемным выродком вроде Саши Белой, либо страдать полным отсутствием личности, как тот парень с "дипломатом". Кроме того, у нас были деньги - у нас было много денег, мы оформили за ту неделю штук двадцать виз. Вообще бизнес цвёл пышным соцветием, несмотря на позднюю осень. Я уже досконально изучил все московские пердяевки, и даже все эти Константиновичи из МИДа при виде меня поднимали правые брови и вскользь кивали жирными головами.
Мы пошли в магазин, чтобы купить чего-нибудь благородного и красного. Нам в глаза нехотя сыпал промозглый дождик, такой мелкий, как будто его разбрызгивали из пульверизатора. Мы почему-то любили тогда такую погоду. Сзади короткими шагами семенил уже пьяный Лёня Свиридов.
Потом мы расположились в какой-то аудитории на третьем этаже и закрыли её ножкой от стула, чтобы не появлялись лишние. Чикатило предложил поиграть в игру: на полном серьёзе говорить проштрафившемуся игроку самые гадкие и обидные вещи, каких он объективно заслуживал.
- Давай, - упрашивал он, - сделай это со мной. Скажи мне то, что может обидеть меня больше всего. Обещаю, что обижаться не буду.
- Ты даун-переросток, Чикатило, - сказал я, подумав. - У тебя налицо синдром ЗПР. Извилин в твоей голове столько же, сколько лычек на погонах. А ещё ты - латентный пидор. Ты спишь и видишь, чтобы Лёня Свиридов откатал тебя в задницу.
- А ты… - задумался Чикатило. - Ты - закомплексованный мутант, который слушает идиотскую музыку и страдает от отсутствия вкуса. Во всём - в пристрастиях, в одежде, в женщинах… Кстати, о женщинах: ты - геронтофил.
- Ах ты говнюк…
- Нет, нет! - запрыгал Чикатило. - Только в свою очередь! Сейчас ты не имеешь права меня опускать. Сейчас меня опускать должна Оленька.
- А я, - заявила Оленька, - в вашу идиотскую игру играть не буду.
Потом воздушная Оленька танцевала на столе, а Чикатило подтанцовывал снизу, то и дело норовя сымитировать кунилингус. Прыщавый Гриша по кличке Роттен рассказывал несмешные анекдоты про нац-меньшинства. Отец разговаривал с неинтересной очкастой Наташей про такие же неинтересные дела. В углу на корточках спал Лёня Свиридов, об которого время от времени шутки ради тёрся Чикатило, а возле самых дверей высокомерным скучающим придатком болталась мажорная девушка Лена. На неё не обращали внимания.
Когда пьянка дошла до той кондиции, когда нечего скрывать, мы открыли дверь и начали попеременно отчисляться гулять по институту. В этом что-то было - гулять пьяным по институту. Что-то унаследованное от средней школы, когда ты куришь "Приму" под окнами грозного завуча. Чикатило взял маркер и нарисовал на лестничной клетке огромного урода в колпаке и с длинным носом. Из-под этого самого носа торчала беломорина. В одной руке урод сжимал шприц, а в другой - бутылку водки. Подумав, Чикатило пририсовал ему два кармана. Из одного торчала плохо узнаваемая пачка таблеток, из другого - шляпки псилоцибиновых грибов. Всё это называлось: "Бурателло, борец с трезвостью".
В одну из таких вылазок я обнаружил себя рядом с Оленькой. Я был уже достаточно пьян для того, чтобы сказать ей то, что давно уже вертелось где-то на кончике языка, просясь наружу.
- Послушай, Оленька, жопа голенька, - начал я. - Я хочу с тобой поговорить об одном деле, причём серьёзно.
Оленька никак не могла решить, обижаться на "жопу голеньку" или принять это как шутку. Ничего обидного в этом не было, но девичий пафос нашёптывал ей изнутри что-то неправильное. Воспользовавшись паузой, я продолжил:
- Я считаю, что тебе уже пора как-то определиться с моим другом, с Чикатилой. - Мне показалось, что "с моим другом" было произнесено с излишней театральностью, но я списал это на пьянство.
Оленька хотела было удивлённо вскинуть брови, но я уже действовал нахраписто, я уже решил быть радикальным и говорить открытым текстом.
- Дай Чикатиле, - собравшись духом, проговорил я как можно твёрже. - Или скажи ему открыто, что у него нет шансов.
- Но я не понимаю… - начала она псевдо-возмущённо, но я был непреклонен:
- Оленька, ты всё понимаешь. Ты очень неглупая девушка, вон и в сессии у тебя одни пятёрки. Дай Чикатиле, а?
- Мне не нравится то, как ты… - последний раз попробовала Оленька, но вдруг что-то в ней хрустнуло, она махнула рукой где-то внутри. И как-то откроенно-удивлённо произнесла: - Не дам.
- Почему? - спросил я обескураженно. Оленька и сама поразилась своему откровенному ответу, я же был потрясён ещё больше. Я рассчитывал на более длительную осаду. Блин, гораздо проще было бы говорить с той же Сашей Белой, несмотря на всё её высокомерие. А может, именно по причине этого самого высокомерия.
- Потому что мне не очень нравится Чикатило, - ответила Оленька честно и поэтому невинно. - Потому что мне нравишься ты.
Можно описать мою реакцию как-нибудь сложно, но объясню примитивно: я офигел. Всегда очень сложно разглядеть женщину в пассиях своих друзей - я не имею в виду ситуации из американского кинематографа, когда Брюс Уиллис ищет напарника в шкафу у жены, я имею в виду: если вы порядочные с парни, если вы цените своих друзей. Наверное, нужно быть циничнее в этом вопросе. Но я-то циником не был, я смотрел на Оленьку не так, как следует смотреть на девушек с такими милыми глазками и точёными фигурками. И пока все эти мысли каскадом падали вниз внутри моей головы, стучали по моему мозгу, пока я переваривал услышанное, Оленька хищной кошкой накинулась мне на шею, и я вдруг понял, что мы целуемся взасос, а моя правая рука как-то машинально, автоматически поглаживает её зад.
Было бы странно, если бы сцена обошлась без появления Чикатилы. Он совершенно невинно вышел из туалета, возле которого всё это происходило. В моём мозгу повисла немая пауза, и я до сих пор помню даже шум сливающейся воды, исчезающий по мере того, как за Чикатилой закрывалась дверь.
Чик, конечно, отреагировал в свойственной ему манере. Запрыгал вокруг нас, как обезьяна-игрунка, заулюлюкал на весь институт и завопил: "Горько". Но он переборщил, он переигрывал. Если бы он просто отвесил пару своих шуточек, всё было бы нормально - но он слишком долго улюлюкал, он прыгал с какой-то совсем уж неистовой амплитудой. И я второй раз за день увидел нового Чикатилу, который был старым. Или взрослым, называйте это как угодно. И этому самому новому Чикатиле было больно.
Чтобы не выглядеть полным идиотом, я продолжал целоваться с Оленькой под все эти "горько" и улюлюканья, а потом поехал провожать её домой, а у подъезда мы, протрезвев, объяснились. Мы сказали друг другу стандартную фразу о том, что мы слишком разные, но то, что произошло, навсегда останется с нами и всё такое. Хотя не произошло ровным счётом ничего. Но, видимо, со мной это "ровным счётом ничего" действительно осталось, если я вспоминаю об этом сейчас, когда цифры поменялись местами.
Общепринято считать, что все эти студенческие заморочки, все пирушки и поцелуйчики - полная несерьёзность, лажа, хотя и довольно милая штука. Но на самом деле только происходившее тогда и было серьёзно. А всё, что потом, - какой-то странный, на х… никому не нужный и затянувшийся прогон.
Я знал, что мы с Чикатилой никогда не будем обсуждать этот околотуалетный эпизод - ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. После разборок с Оленькой я поехал к нему в гости. Там намечались интеллигентные посиделки с его друзьями-музыкантами. Такие тусовки обычно проходили на удивление тихо и чинно: на них слушали музыку, говорили о книгах, смотрели видео, в основном тоже музыкальное или порнографическое, иногда курили дурь или ели колёса. В тот раз меня накормили какой-то мелкой жёлтой шнягой, которая называлась "циклодол" и от которой я вырубился, как жертва клофелинщицы, прямо посреди клипа "Killin An Аrab" группы "The Cure".
ЗООПАРК: витамины для кроликов
2 ЧАСА С MTV: нига-нига-нига-нига-нига-нига
ТРАНКВИЛИЗАТОР: витамины для кроликов
Офис "Каскада+" находился в одной из новоарбатских многоэтажек. После всей этой заварушки с танками оттуда хорошо просматривался Белый дом, который был чёрным. Мы с Чикатилой много смеялись над Белым домом, над Хасбулатовым, над танками и прочей революционной поебенью.
"Каскад" занимал половину девятого этажа. Никаким евроремонтом там даже и не пахло - все (включая самого последнего Мишеньку) прекрасно знали, что эта контора будет существовать недолго, потому что работа со всякими Кульковыми до добра не доводит. В случае чего все были готовы брать ноги в руки и бежать - долго и без оглядки, как Форест Гамп:
В прихожей сидел какой-то старый выё…истый дед. Никто не знал, как его зовут. Похоже, он и сам этого не знал - забыл по зловредности или за давностью лет. Все звали его Строчком, а в глаза говорили просто "вы". Рядом на кушетке болтался, как говно в проруби, глупый водитель по имени Саша. Он перманентно жаждал работы, но служебный "БМВ" использовался редко: Человек-Ружьё жил в основном в ирландском пабе, находившемся здесь же, на первом этаже, а Донсков пользовался собственной "девяткой". Мир тесен, и как-то раз мы выяснили, что Саша - бывший прапорщик, служивший какое-то время в Дебильнике. "Я знал это где-то подспудно, его выдавали выправка и простота", - сказал после этого Чикатило.
Такие конторы создавались тогда повсеместно. Повсеместно они создаются и сейчас, но теперь в них принято поддерживать хотя бы иллюзию солидности. Для этого перво-наперво делают евроремонт и убирают из прихожей глупого прапорщика, чтобы он не мозолил глаза клиентам. А деда-Строчка либо увольняют на пенсию, либо худо-бедно учат корректно вести себя с посетителями. В остальном ничего не изменилось: весь бизнес таких контор характеризуется одним ёмким определением "нарубить капусты и исчезнуть". По таким компаниям стадами ходят люди типа Кулькова, туда раз в неделю приезжает налоговая инспекция и всё опечатывает. Там никто не знает, кто является настоящим руководителем, там полно подставных лип, подводных течений и серых кардиналов. Ты работаешь на дядю Икса, потому что больше тебя никто никуда не берёт, и каждый день заезженной пластинкой у тебя в голове вертится одно: ну ладно, всё это, конечно, скоро накроется медным тазом, но я поработаю, загребу ещё немного, пока есть возможность.
Иногда серых кардиналов переклинивает, и они начинают мутить какой-нибудь легальный бизнес. Обычно из этого получается полная чушь, на смех курам и конкурентам. Потому что одни рождены для легального бизнеса, а другие - для такого, какой генерировал мозг Кулькова. Когда кто-то пытается сесть не в свои сани, происходят глупые и смешные вещи.