* * *
Комнату освещает желтый торшер в углу. Аня сидит на диване, я – в кресле напротив.
– …к ней постоянно приходили, угрожали. Пытались выпытать, где я. Но мама ведь сама не знала… – Я делаю паузу, смотрю на Аню. Она рассматривает свои ногти – коротко подстриженные и без лака. – Она это очень близко к сердцу приняла. Один инфаркт, потом второй… Я не сразу узнал. Только через несколько недель. От Женьки, которого сегодня… И в квартире нашей, он мне рассказал, давно живут другие люди. Меня выписали по суду, как давно не проживающего. Так что, формально, я – бомж.
– А отец?
– Мы с ним долго не общались. Потом, года за два до этого всего, он начал мне звонить. Мы разговаривали… Нет, даже меньше, чем за два года – я уже работал в мэрии. У него – новая семья в Новосибирске. Вроде, все в порядке… А потом, после отъезда, я с ним не общался. И не собираюсь. Не хочу… А с Ирокезом ты долго жила?
– Не – а. Полгода или чуть больше. Мы поженились осенью девяносто восьмого, перед последним курсом…
– Он в твоей группе учился?
– Нет, в параллельной… Он был неординарным человеком… Я до него таких не встречала…
– Был?
– Нет, он еще жив… Это я просто так сказала… Я имела в виду – каким я его знала тогда. А какой он сейчас – понятия не имею. Но мне все равно. Слышала, он пытался слезть с героина. Ездил на несколько месяцев в специальный центр для наркоманов. Они там живут на ферме, занимаются сельским хозяйством… А тогда, тем летом, у него еще не было этой проблемы. И мне было вправду с ним интересно. Он приносил мне много новой музыки, книг… И мы все лето тусовались или у него – его родители были на даче… Или у меня в общаге – я в комнате жила одна, все разъехались на каникулы… А я не хотела к родителям уезжать, ненавидела нашу дыру и сейчас ненавижу. Там то же самое, что и здесь, только еще хуже, потому что город вообще маленький…
– А потом вы жили у него?
– Да, с его родителями. Вот это была ошибка. Надо было сразу снять квартиру или хотя бы, комнату… Возможно, тогда что‑то было бы по – другому. А родители его – это такой дремучий пролетариат… Я не знаю просто, как так вышло, что он совсем другой…
– Может, как раз из чувства протеста…
– Возможно. Но они такие уж дремучие… Отец – типичный такой пролетарий – алкаш в майке с вырезом, вечно заляпанной, и мать… Прямо как в фильме "Маленькая Вера", очень похоже… Только она тоже много пила, почти наравне с ним. Каждую субботу – праздничный обед с выпивкой, плавно переходящий в ужин. Нас все время тоже пытались заставить. Потом – к телевизору, глупые эти шоу или концерты на канале РТР. Или обсуждать политику – она от Ельцина тащилась – красивый мол мужчина, статный. А он наоборот его терпеть не мог. Называл "жидомасон" и "Эльцин"… Как начнут ругаться из‑за этого – иногда до драки… И Игорь, получается, оказался между двух огней. С одной стороны, все‑таки, родители. Но и меня отдать на растерзание им тоже не хотел… Может, из‑за этого и сел на героин… Хотя, наверно, я преувеличиваю роль семьи в его жизни. В смысле, и родителей, и мою. Он всегда жил в своем мире… Поиграть на барабанах, музыку послушать, покурить "травы". Все остальное его интересовало гораздо меньше…
Эскорт
Место: Дома
Дата: 22/11/2006
Время: 18:56
Музыка: нет
Я приоткрываю дверь, заглядываю в кабинет Захара. У длинного стола сидят две девушки. Они оборачиваются, смотрят на меня. Лет по двадцать, в дешевых джинсах и кофтах, коряво накрашенные. Рядом на стуле лежат их куртки. Захар кивает мне.
– Заходи. Мы здесь уже всё… Да?
Он подмигивает девушкам. Они стеснительно улыбаются. Я захожу в кабинет и сажусь на другой стороне стола.
– Короче, по всем вопросам теперь к Ильину, – говорит Захар девушкам. – Все, пока.
– До свидания.
Девушки встают, берут куртки, выходят.
– Эскорт, – говорит Захар. – Может, видел объявления по городу? Это тоже один из наших бизнесов.
– И какой здесь эскорт, в нашем городе? Для кого?
– Ни для кого. Само собой, никакой не эскорт. Думаешь, они не понимают? Они сейчас все умные – газеты, телевизор, хуе – мое… Молодое, типа, поколение… – Он берет из пачки сигарету, щелкает золотой зажигалкой. – А кто не понимает, тем мы объясняем с самого начала. Мы никому мозги не ебем, все говорим, как есть. Потому что у нас все честно. И они потом сами решают – соглашаться или нет. Почти все соглашаются. Лучше делать то же самое за фиксированные деньги – все официально, через кассу, со всеми выплатами, минус подоходный – чем просто на улице или с отморозком каким‑нибудь – сутенером.
– Мало платите – судя по объявлениям…
– А ты что думаешь, в других местах им много платят? А мы платим не так уж и мало. Пятьсот рваных в час – только простой секс, тысяча – минет, две тысячи – "особые желания клиента". Пиздилка, короче…
– Что, серьезно?
– Да, а что? Все к этому привыкли. Дома – у кого папаша есть – сто процентов пиздюлей дает мамаше. Если нет, то ебарь. Но у нас все строго. И мы все сразу конкретно объясняем. Типа, что почем. Кто приходит к нам? Деловые или там оторвы разные – эти не приходят. Они и сами все себе организуют. Те, кого берем, в основном с деревни. Делать не умеют ничего, рвануть в Москву за тем же делом – ссут. Но мы и этих, бля, клиентов типа, предупреждаем – что делать можно, а чего нельзя. Пиздить – только кулаками. Не ногами, там, или тумбочкой. Чтобы, самое большое – пару ребер или нос сломать. Но и это уже, типа, перебор. Короче, если нос сломал – платишь неустойку.
– И что у вас такие за клиенты?
– В основном – "банкиры", менеджеры, на хуй. Из братвы никто не ходит, ясный пень. Одни вот эти – фильмов насмотрелись ебанутых. Типа "Бойцовый клуб" или…
* * *
Захар тушит сигарету в пепельнице – "русалке".
– Для разнообразия – по вискарю? – Он не ждет ответа, поворачивается к "стенке", достает "Red Label" и рюмки. Рюмки, похоже, те же самые, что в прошлый раз, и выглядят они тоже нечисто. Захар откручивает пробку, начинает разливать.
– Слушай, что я тут пробил. Не совсем насчет этого, но, может, тебе будет интересно. Короче, Староградцев, твой друган, не зря тогда съебался после выборов. И думали еще – с баблом, но это все пиздеж. У Пинского тогда голяк был. Завод стоял, одни долги, хуе – мое. Ну и Пинский его как‑то развел, чтоб бабки на выборы взять в агентстве – а там тогда был нихуевый оборот. А потом все сделать, типа, он съебал с деньгами…
– А у Сереги что за интерес мог быть?
– А ты подумай сам. Часть этого бабла он взял себе. Ты думаешь, он был хозяин всей конторы? Ни хера подобного. Там были, бля, инвесторы, хуе – мое, а у него было процентов, может, десять или меньше от всех акций. Ты что, не знал?
– Откуда?
– Ну, теперь вот знаешь. С инвесторами Пинский добазарился – все разрулил, короче. А Староградцев взял штук сто, а может, больше. Три года по Европам шераебился – пока бабла хватило. Потом, само собой, назад приехал. Но не сюда, ты видишь, а рванул в столицу…
– Нет, все равно, не складывается как‑то. Ведь у агентства все было в порядке. И если Пинский становился мэром, то стало бы еще намного лучше – заказы мэрии, какие‑нибудь льготы…
– Все это правильно. Но твой друган всегда пацан был ненадежный. Все заебет его – и он свалил, попиздовал куда‑то за границу на неделю или больше. Тебе в его конторе, что, не говорили?
– Да нет.
– Наверно, к разговору не пришлось.
– Наверно.
– Но это факт. А тут такая маза – на все забить и уебать надолго. И я его по – своему даже понимаю. Самому иногда все хочется, на хуй, бросить…
– За что его убили? Из‑за меня?
– Может быть. Знал бы – сказал.
– А кто? Пинский?
– Этого я тебе…
* * *
Захар двигает по столу зажигалку, смотрит на меня через очки.
– Короче, ладно… Есть, само собой, шанс, что ты захочешь срулить… Но шанс почти что нулевой. Акции так просто ты не скинешь – чтобы я про это не узнал… Ну и съебаться от нас не так уж просто… Надежней было бы взять у тебя завещание на столько‑то акций… Потому что ебнуть тебя будет проще, чем найти и привезти, и все такое… Но, короче, я тебе поверю…
Захар сует мне руку. Я жму ее.
Кризисный менеджер
Место: Дома
Дата: 22/11/2006
Время: 22:12
Музыка: нет
В телевизоре прыгает дебильная попсовая певица. Вокруг нее танцуют девки в мини – юбках и лифчиках с блестками. Что она поет, к счастью, не слышно – звук отключен. В следующем кадре – зрительный зал. Какие‑то девчонки лет по десять встали с кресел и хлопают. Тетки под пятьдесят смотрят концерт с напряженным вниманием.
– Не понимаю, как такое говно может кому‑то нравиться, – говорю я.
– Люди привыкли к подобным развлечениям. – Аня поводит плечами. – Песни без смысла, придурочный юмор. Чтобы забыться и не видеть, что вокруг творится.
– Да, все то же самое. "Хлеба и зрелищ".
– Я сегодня была на суде – делала репортаж. Ивашевич, бизнесмен один местный, объявил голодовку в тюрьме. Говорит, что дело сфабриковано, что все из‑за конфликта с мэром.
– А из‑за чего конфликт?
– Подробностей никто не знает. Но что дело высосано из пальца – всем понятно. Неуплата налогов, злоупотребление положением… Стандартный сценарий…
– И ты можешь написать про это правду?
– Ага, если бы… Знаю, что сказал бы редактор: "Ну и что, ты думаешь, я пойду против мэра? Он же платит зарплату и мне, и тебе".
Я беру пульт, жму на кнопку. На местном канале – Пинский. Я включаю звук.
– …создал стабильность. Да, многое зависит и от общей ситуации в стране, от политики президента Путина, и все мы это понимаем. Многое, но не все. Посмотрите, как у нас снизилась безработица, когда комбинат, наконец, заработал, вышел на полную мощность? Посмотрите, какие у нас зарплаты по сравнению со средними в области? И то, если бы не наш комбинат, средние были бы ниже. А вот они ведут свою поганую игру… Они – не просто мои личные враги… Они – враги ваши, враги комбината, враги всего города… Они ведь хотят его захватить…
– Что нужно сделать – теоретически – чтобы его отстранить от должности? – спрашиваю я.
– Точно не знаю. Вроде, городское законодательное собрание должно решить…
– …у меня нет ни одной акции комбината, – нагло врет Пинский. – Я пришел сюда кризисным менеджером, и я до сих пор кризисный менеджер. Сначала – на комбинате, потом – во всем городе. И вы сами видите – не зря все это… Результаты, значится, на лицо. Я поднял комбинат с колен, потом сам город. И я уже здесь, значится, не нужен. Вот дождусь окончания мэрского срока – и уеду в другое место, туда, где необходим кризисный менеджер…
Дух-full
Место: Дома
Дата: 23/11/2006
Время: 21:08
Музыка: Аквариум, альбом "Беспечный русский бродяга"
На кухонном столе – почти пустая бутылка водки и остатки закуски. Напротив меня сидит Андрей, брат Ани – с длинным жирными волосами, поредевшими спереди, в пуловере с большим вырезом, из которого торчит выцветшая желтая футболка. Ему тридцать семь, он работает журналистом в той же газете, что Аня. Рецензирует компакт – диски и книги. Он приволок последний альбом "Аквариума". Лет пятнадцать назад я любил "Аквариум", но давно уже перестал, и новый альбом – такой же, как все остальные, что выходили за последние десять лет или больше.
– …Все наши беды – от отсутствия духовности. – Андрей смотрит на меня – может, думает, что я с ним соглашусь. Аня листает журнал – ее он, видимо, давно уже задрал такими разговорами.
– Мы живем в обществе без каких‑то моральных и нравственных ориентиров, – продолжает Андрей. – У нас нет не только большой национальной идеи… Но даже на бытовом, частном уровне – полный разброд и шатание… Смотрите, что пропагандирует телевизор? Передачи наподобие "Дом-2". Свободную любовь…
– А что плохого в свободной любви? – говорю я. – В других странах про это поговорили лет сорок назад. Поговорили – и все стало ясно, тема закрыта. А у нас только вот еще начали…
– Нет, ты меня, боюсь, неправильно понял. Я не хочу сказать, что не надо говорить… Но ведь должны же быть и другие какие‑то вещи, должна же быть какая‑то мораль, духовность… Я считаю, что у нашего общества был отличнейший шанс. Двадцать лет назад… Вернее, чуть меньше – когда началась перестройка. Когда заговорили о нравственности, о потере обществом идеалов. Но не на каком‑то казенном, бюрократическом уровне, а по – человечески… Вот это было время – тогда народные депутаты слушали "Битлз"…
– Ну и сейчас наверно, слушают. Кто‑то "Битлз", кто‑то "Лесоповал". Это ерунда, никакой роли не играет…
– Как это – не играет? Да ты что, Алексей? "Битлз" – это же и есть духовность. По крайней мере, это то, что было много лет воплощением духовности… Для всех людей, живших в "эсэсэре", ненавидящих советскую систему… И если бы тогда, в то время… – Он машет рукой, ударяет ей о край стола, дует на пальцы. – Если б в свое время… А так – случилось неизвестно что, все кинулись обогащаться, набросились на ценности капитализма…
– "Битлз" – просто одна из многих поп – групп. Она никакого отношения не имеет к моральным ценностям. Разве что, может, к сексуальным…
– Злой ты, Леша, человек, глумливый… – Андрей качает головой. – Нету у тебя ничего святого…
PR
Место: Дома
Дата: 01/11/2003
Время: 16:04
Музыка: нет
– …Не надо лезть не в свое дело, понимаешь? – орал Пинский. – Занимайся своей культурой и не лезь туда, где ни хера не понимаешь… Экологический пикет… Да ты знаешь, что вообще творится? Под меня копают, я давно это знаю… И экологам этим ебаным кто‑то башляет, чтобы они свои эти пикеты… Думаешь, они это делают так, за идею? Наивный ты пацан еще, Лешка… Они – говнюки, а ты их защищаешь…
Звонит телефон. Пинский снимает трубку.
– Что? Прямо сейчас? Ни хера себе… – Он бросает трубку, хватает пульт телевизора, жмет на кнопку. Включается местный канал. Архивная съемка комбината – ничего интересного, рутинные кадры цехов, заводоуправления. Женский голос комментирует:
– …в "операции" по захвату комбината участвовали представители нескольких преступных группировок и коррумпированные работники судебных органов. В результате действий последних удалось получить судебные постановления о том, что имущество комбината принадлежит некоей до этого никому не известной компании под названием "Омега – Бизнес". Как вы можете предположить, владельцем "Омеги" является Александр Сергеевич Пинский. Однако захват комбината не принес ему ожидаемых дивидендов. Заняв посты гендиректора и председателя совета директоров комбината, господин Пинский продемонстрировал полное неумение руководить крупным предприятием и даже в ситуации исключительно выгодной экономической конъюнктуры – высоких мировых цен на сталь и низкой себестоимости после кризиса девяносто восьмого года – не смог сделать производство рентабельным. В результате…
Пинский снова схватил телефон, набрал номер, заорал:
– Делайте, блядь, что хотите, но чтоб этого не было, поняли? Иначе…
Картинка в телевизоре изменилась. Теперь на экране появилось понтовое, но унылое новое здание мэрии с болтающимся на ветру "триколором".
– …Однако скоро стало понятно, что комбинат – не главная цель господина Пинского, а лишь стартовая площадка для борьбы за пост мэра города. Используя комбинат как ресурс в предвыборной гонке и не гнушаясь грязными политтехнологиями…
Комментарий оборвался. По экрану пошли помехи. Пинский посмотрел на меня.
– Ну что, Лешка, видишь, что творится? Я тебя что, обманывать буду?
Национальная политика
Место: Дома
Дата: 24/11/2006
Время: 01:44
Музыка: нет
Я открываю глаза, слышу крики. Первая мысль – кто‑то ломится в дверь. Значит, пришли за мной. Все. Пока – пока. "Гуд – бай, Джейн". Но нет, крики – на улице. Аня тоже проснулась, привстала на диване, трет глаза. На ней – светло – серая пижама с какими‑то дурацкими, детскими рисунками – то ли зайцы, то ли мишки.
Я спрашиваю:
– Что там такое?
– Не знаю…
Она пожимает плечами. Я встаю с пола, подхожу к окну. Человек двадцать дерутся на пустыре, на котором днем – "мини – рынок" с фруктами и овощами. Все – черноволосые, кавказского вида, орут на своем языке. У некоторых – трубы и палки. Одного уже отмудохали. Он валяется без движения на куче гнилых помидоров, капустных листов и разломанных ящиков.
Аня спрыгивает с дивана, подходит, шлепая по полу босыми ногами.
– Наверно, армяне и азербайджанцы, – говорит она. – Разборки за контроль над "мини – рынком". Здесь уже было несколько драк…
– Я думал, они из‑за своих национальных дел дерутся. Можно сказать, за родину…
– За родину?
– Ну да.
– Странно. Я вот не смогла бы драться за свою. Наверно, я ее не люблю… Нет, я понимаю, это плохо. Но ведь это зависит не только от меня, но и от родины… "С чего начинается родина…" Это ведь все чепуха, глупость, пропаганда… Ничего вокруг хорошего, одно какая‑то хрень. Что я здесь могу любить?
Я пожимаю плечами.
– А ты любишь свою родину? – спрашивает она.