Хваан поднял жестяной чайник и разлил остатки чая: пресной воды на судне оставалось уже немного, и ее выдавали строго по норме - два литра на человека в день.
Ново-Мариинск упоминался уже как желанный и вожделенный край. Говорили об оленьем мясе, о тучных стадах, которые бродят между домами - бери и режь, о богатой рыбалке, о нерестилищах, где кета так гусго идет, что ее можно лопатами черпать.
У входа в Анадырский лиман сторожевым зверем лежал остров Алюмка. Булатов стоял на носу корабля рядом с Безруковым и Хвааном, старвясь издали разглядеть столицу Анадырского края "Томск" медленно входил в воды лимана, серо-коричневые, пересекаемые во всех направлениях белыми спинами белух, гоняющихся за рыбными косяками.
На низких берегах вдали синели горы, за мысом виднелись ажурные мачты радиостанции. Вглядевшись в берег, Булатов показал вперед:
- Вон домишки! Видите?
Да, столица Анадырского уезда с морокой стороны выглядела довольно жалко. Пассажиры, сгрудившись у борта, молча смотрели на берег
"Томск" втягивался в Анадырский лиман, используя приливное течение. Из дымовой трубы несколько раз вырывался, хриплый гудок, и белый пар растворялся в небе.
Было солнечно и ветрено.
Булатов поднял воротник бушлата.
- Ну, как она тебе, чукотская земля? - весело спросил его Безруков, хлопнув парня по плечу.
- Одно только скажу - не завидую вам, - ответил Булатов.
- Оно верно, - согласно кивнул Безруков. - Невеселая земля.
С берега на черном кунгасе, буксируемом пыхтящим от натуги катером, плыли люди. Все они, задрав головы, смотрели вверх, стараясь отыскать среди приезжих кого-нибудь из знакомых.
С борта спустили веревочный трап, и анадыр-цы, цепляясь за скользкую веревку, поднялись наверх.
Поближе к трапу подошел Громов. На нем был мундир царского офицера с золочеными пуговицами. В военную форму обрядились и Стру-ков, и вся его милицейская команда.
Перед ними вытянулись прибывшие на пароход члены ново-мариинского Комитета общественного спасения.
- Мы рады вас приветствовать в столице Чукотского уезда Ново-Мариинске, - учтиво произнес один из них, рыжеватый господин в черном пальто с маленьким бархатным воротником.
Громов представил своего секретаря Толсти-хина, мирового судью Суздалева и начальника милиции Струкова.
Багаж пассажиров уже был уложен в грузовую сеть и лебедочной стрелой опущен за борт в кунгас. Туда же были уложены и нехитрые пожитки Булатова и его спутников - Безрукова и Хваана.
Берег приближался, а позади, на рейде Анадырского лимана, оставался "Томск". Булатов вглядывался в толпу встречающих. При всей разношерстности собравшихся на берегу людей что-то в них было общее. То ли серая, засаленная одежда и меховые шапки, несмотря на довольно теплую погоду. То ли выражение лиц… В них было нескрываемое любопытство, не утоленная еще после долгой полярной зимы жажда по новым лицам, голосам, новостям.
В стороне стояла молодая чукчанка в коротком, тесно облегающем полные плечи черном жакете. Черные волосы выбивались из-под цветного платка, обрамляя смуглое миловидное лицо.
Катер лихо подвел к берегу широкую корму кунгаса.
На берег сошли вместе и остановились чуть поодаль от толпы, сомкнувшейся вокруг представителей новой власти.
Изредка из-за спин мелькало лицо девушки с любопытными черными глазами, и Булатов против воли несколько раз поглядывал на нее.
- Скажи-ка, красавица, где тут живет Арене Волтер? - учтиво обратился к ней Безруков.
Девушка подняла глаза, встретилась взглядом с Булатовым и смущенно прикрыла лицо концом рукава.
- Вон стоит. - Девушка показала на светловолосого мужчину в высоких резиновых сапогах.
Безруков пошел к нему.
Представители власти в сопровождении встречавших медленно направились к зданию уездного правления. Процессию сопровождали любопытствующие собаки.
За всем этим издали наблюдали несколько оборванцев с темными, почти черными лицами.
- Арене Волтер, - познакомил Безруков, подведя светловолосого мужчину в высоких резиновых сапогах.
- А те кто такие? - спросил Булатов, кивнув в сторону оборванцев.
- Местные жители, - ответил Волтер, - Чукчи. Эй, Иван Куркутский!
Человек походил на русского.
- Здравствуйте, добрые молодцы, - поздоровался он - Доспели, мольч, до Анадыря-то? Ну, ну, живите тут…
- У Михаила изба как? - спросил его Волтер.
- Пустует, оннак, - ответил Куркутский, - Можно там жить, только печку поправить,
- Печку поправим, - сказал Волтер.
Изба Михаила Куркутского встретила гостей пустотой и сыростью: хозяин жил у старшего брата, а в свое жилище складывал всякую ненужную рыбачью рухлядь.
Арене Волтер по-хозяйски оглядел жилище, потрогал расшатавшиеся кирпичи в плите, ковырнул пальцем растрескавшуюся замазку на крохотном закопченном оконце и удовлетворенно произнес:
- Ничего, починим. Зимовать можно, Булатов осмотрелся и сказал:
- Ну, я зимовать тут не буду.
Арене Волтер удивленно посмотрел на него.
- Он у нас в Америку собирается, а оттуда на Смоленщину, - с улыбкой пояснил Хваан.
- Какой дорогой? - спросил Волтер.
- Попутным судном или зимой по льду… Волтер посмотрел на парня и, убедившись, что тот говорит вполне серьезно, сказал:
- Американской шхуны в эту навигацию больше не будет. Знают о том, что царя больше нет, и выжидают… Зимой перейти Берингов пролда невозможно.
Каждого из этих людей в Ново-Мариинске хорошо знали: поселение небольшое и всяк на виду. Трудно соединить их вместе даже мысленно. Но здесь они сидели тесно, в крохотной комнатушке, и внимательно слушали Сергея Безрукова,
Пришли коренные анадырские жители, рабочие рыбных промыслов и торговых фирм. Василий Бучек - кряжистый, по всему. видать, сильный мужик; с живым пытливым взглядом Сергей Гринчук; его товарищ - аккуратный широколицый Владимир Клещин; один из помощников радиста, тихий и застенчивый Василий Титов; моторист катеров уездного правления Игнат Фесенко; Николай Кулиновский и Михаил Куркутский. Всех их когда-то собрал вокруг себя Петр Ка-ширин.
- Товарищи! Красная Армия Советской республики движется на восток. Мы, как искры революции, должны зажечь массы далекого Севера и поднять их на борьбу за власть пролетариата. Сложность нашей работы в том, что нас немного. Широкие массы туземного населения пребывают в темноте и невежестве. Предстоит гигантская работа. Надо искать сочувствующих, привлекать их к нашей борьбе… Петр Васильевич Каширин направлен в Якутию, а нас партия послала сюда…
Милюнэ еще никогда не переживала такой суматохи.
Каждый значительный человек Ново-Мариин-ска желал попасть на сборище, и дверь в доме Тренева не закрывалась, хотя каждого просителя Иван Архипович вразумлял:
- Господа, не я устраиваю прием, а общественность Ново-Мариинска. Потрудитесь обратиться в уездное правление.
Агриппина Зиновьевна на этот раз превзошла себя. Глянув на нее, Иван Архипович не сдержался и крякнул.
На лицо был положен весь грим, сберегаемый долгие годы. Брови и ресницы подчернены. Щеки слегка подрумянены и обсыпаны тончайшей китайской пудрой из большой коробки, хранящейся в заветном ларце. Агриппина Зиновьевна надела гладкое черное шелковое платье, а на плечи накинула палантин из отборных королевских горностаев. Снежной белизны мех красиво оттенял черный блеск шелка тангитанской женщины.
Иван Архипович тоже приоделся - во все черное, только рубашка была ослепительно белая.
Когда Агриппина Зиновьевна и Иван Архипович проходили по улице Ново-Мариинска, ана-дырцы выглядывали из домишек и перешептывались, а чумазые ребятишки пальцами показывали.
Милюнэ шла чуть поодаль и сбоку, любуясь своими хозяевами и в душе гордясь за них.
Ей хотелось похвастаться, что и она тоже приложила руки к этим нарядам: большим железным ковчегом, наполненным углями, водила по влажной ткани, и пар вырывался из-под плотно прижатого железа.
За церковью, где Треневы повернули к устью лимана, к уездному правлению, Милюнэ присоединилась к толпе наблюдающих.
Милюнэ побежала к дому уездного правления, куда направлялись любопытные.
В самой большой комнате правления, освещенной висячими керосиновыми лампами, говорил новый начальник уезда. Речь его была долгая и, наверное, очень важная, потому что все стояли и терпеливо держали в руках наполненные до краев стаканы и рюмки…
- Господа! - Голос у Громова был басовитый, несколько хрипловатый, словно он долго ехал по морозу на нарте. - Господа! Мы прибыли сюда для спасения России. Наша любезная родина оказалась во власти узурпаторов, анархистов и попросту разбойников во главе с немецким шпионом Лениным. Пользуясь темнотой и невежеством низших слоев российского общества, он поднял восстание и захватил власть, оккупировав Петроград и Москву. Но, господа, лучшие сыны России не могут отдать на поругание дорогую родину! История призвала на поле брани представителей истинного российского дворянства. Вместе с историей на нашей стороне разумные и благожелательные силы Америки, Англии и Японии. Благодаря их бескорыстной помощи большевики не захватили Дальний Восток. Верховный правитель России адмирал Колчак, божьей милостью поставленный у власти, полон решимости освободить Россию от большевиков, вернуть награбленное истинным хозяевам, защитить церковь от поругания и разорения. Да здравствует адмирал Колчак и наши доблестные союзники!..
Раздалось глухое "ура", и стекла слегка вздрогнули.
Милюнэ, стоя на завалинке, старалась увидеть своих хозяев и нашла их совсем недалеко от главного стола, за которым теперь восседал новый начальник…
Говорили речи и жители Ново-Мариинека.
Такого всеобщего поглощения дурной веселящей воды Милюнэ еще никогда не видела, и любопытство было так велико, что многое бы отдала, чтобы очутиться внутри.
- Эй, баба! - услышала она сзади.
На крыльце стоял один из милиционеров в сером мундире. Он держал винтовку и с любопытством посматривал на Милюнэ,
- Ну что, интересно?
Милюнэ молча кивнула.
- Хочешь поглазеть?
- Хочу, - добродушно ответила Милюнэ, - Тогда иди за мной и помоги.
Милиционер спустился на берег, где на костре в большом ведре варилась уха. Поддев палкой раскаленную дужку, вдвоем понесли ведро в уездное правление.
Войдя внутрь, Милюнэ очутилась в табачном тумане, пропитанном густым запахом дурной веселящей воды, пота и какой-то прелой кожи. На столе были расставлены тарелки, и Бессекер-ский собственноручно принялся наливать Громову уху.
После ухи подавали оленьи котлеты и жареных уток.
Заиграл поставленный ва железный сейф граммофон, и музыка заставила умолкнуть пирующих.
Громов вытащил из ухи ложку и принялся дирижировать.
- Дамы приглашают кавалеров!
При этих словах Агриппина Зиновьевна решительно встала, повела плечами, поправляя горностаевый палантин, и устремилась к Громову.
- Позвольте, господин Громов!
Громов положил ложку, одернул мундир, вытер тыльной стороной ладони усы и тяжело вывалился из-за стола.
Все расступились, образовав свободное пространство посреди комнаты. Держа одной рукой ладонь Агриппины Зиновьевны, а другую положив на то место, где у хозяйки начиналась округлость, Громов повел даму, вальсируя среди пораженных анадырцев.
Сдержанный шепот восхищения пронесся над столом.
Милюнэ застыла в изумлении - Агриппина Зиновьевна и Громов двигались в удивительном согласии с музыкой. Все грузное тело женщины от полных ног до плеч вздрагивало в такт ритмичным ударам.
Милюнэ перевела взгляд на Тренева. Иван Архипович смотрел на жену, и лицо его как-то странно скривилось, будто у него неожиданно заболел зуб.
Никто сначала не понял, что случилось. Музыка тонко взвизгнула, будто кто-то прижал хвост ненароком забредшей собаке. Наступила тишина, и в этой тишине отчетливо послышался голос Тренева:
- Агриппина Зиновьевна!
Он встал из-за стола и решительно шагнул к танцующим.
- Довольно, Груша, пора домой.
- Ваня, Ванечка, - пыталась что-то сказать Агриппина Зиновьевна, но Тренев не слушал ее и изо всех сил тащил за собой.
Возле дверей Тренев увидел Милюнэ и сердито крикнул ей:
- И гы тоже иди домой!
Арене Волтер закрыл дверь, вернулся в домик и сказал собравшимся:
- Никого.
- А что собака лаяла? - спросил Михаил Куркутский.
- Тренев с женой и Маша бежали! - ответил Волтер.
Безруков подумал и спросил:
- А как насчет Милюнэ? Она бы нам очень подошла. Живет в доме у Тренева, а к нему, похоже, сходятся многие нити. Знает чукотский и русский и сама представительница местного населения. - Он оглядел присутствующих. - Что ты скажешь, Куркутский?
- Все же она баба!
- Ну что вы, товарищ Куркутский! - укоризненно заметил Безруков. - В революции для нас нет ни баб, ни мужиков - товарищи.
- В том и загвоздка, что товарищем ее не назовешь. Больно красива, - вздохнул Куркутский.
Безруков засмеялся:
- А что в этом плохого? Революция приветствует красоту. Тебе, Куркутский, подпольная большевистская группа дает задание - выявить политическое лицо и пригодность для нашего дела чукчи Тымнэро и служанки Треневых Маши… Задача ясна, товарищ Куркутский?
- Ясна, - вздохнул Михаил.
- Второе, - продолжал Безруков. - Оружие и боеприпасы. Как насчет этого, товарищ Волтер?
- Мы имеем шесть револьверов системы "браунинг" с комплектом патронов, - перечислял Арене, - пять винтовок русских тоже с патронами, три охотничьих ружья.
- Если возникнет необходимость, где еще можно достать оружие?
- У Бессекерского склад полон оружия, - сказал Михаил Куркутский.
- Ближайшая задача - выявить людей, которые могут войти в нашу боевую подпольную группу, - сказал Безруков. - Для этого надо побывать на угольных копях, в ярангах местных жителей…
Кто-то завозился у дверей.
В комнату вошел Александр Булатов.
- Что сидите в табачном дыму? На улице такая благодать!
- И верно! - весело ответил Дмитрий Хваан. - Чего мы тут киснем?
Гурьбой потянулись из домика и спустились к лиману, где в ровном свете белой ночи рыбаки возились возле ставных сетей.
- Благодатная река, - задумчиво произнес Сергей Безруков, глядя, как старик тащил короткую ставную сеть.
- Я тут услыхал - ждут японский пароход.
Жена Громова на нем едет, - сказал Булатов. - Может, на этом пароходе удастся перемахнуть на тот берег?
- Ну что же, - подумав, ответил Безруков. - Вольному воля… Только сомневаюсь, что ты доберешься до родной Смоленщины.
- Почему? - вскинулся Булатов.
- Все же через чужую землю без денег, без знакомых…
- Но добрался же я сюда, - возразил Булатов.
- Сюда-то добрался, - согласно кивнул Безруков. - А что собираешься делать у себя в деревне?
- Работать, - твердо ответил Булатов. - Говорят, землю дали… А у меня вон - видите мои руки? Уж сколько лет я не брал теплой, весенней земли. Соскучился.
- А ты уверен, что землю дали? - спросил Безруков, свертывая самокрутку.
- Так по всей же России! - ответил с жаром Булатов.
- А вот и нет, - сухо заметил Безруков. - Адмирал Колчак, верховный правитель Сибири, с помощью своих союзников возвращает власть помещиков и капиталистов. Никаких раздач земли и фабрик крестьянам и рабочим.
Булатов растерянно посмотрел на Безрукова и забормотал:
- Нет, нет, не может такого быть… Разве можно? За что же боролись, кровь проливали? Не-ет, да разве мужик запросто отдаст землю, если он ее получил?
- Его и спрашивать не будут, - вступил в разговор молчавший до этого Хваан, - силой возьмут, и все.
- Так и силой можно не отдать! - сердито сказал Булатов.
- Как это? - с интересом спросил Безруков.
- А так! - убежденно произнес Булатов. - Не позволят. Не может быть. Да я слышал еще в Германии в плену, во Владивостоке: есть такая партия - большевики. Во главе с Лениным. Они за бедного человека, за простого рабочего.
Хваан с Безруковым переглянулись.
Старик выпростал пойманную рыбу из ячей, (сложил добычу в жестяной таз и длинной палкой снова вытолкнул снасть в спокойную гладь Анадырского лимана.
- А почему бы нам не купить рыбы да не попробовать здешней ухи? - предложил Хваан.
Он подошел к старику и выторговал у него две большие рыбины.
Вернувшись домой, затопили печь и занялись стряпней.
Булатов с видимым удовольствием разделывал рыбу. Он вывалил на чистую доску икру и спросил:
- А с этим что будем делать?
- А мы ее мигом засолим, - весело отозвался Михаил Куркутский. - Через пять минут икра будет готова.
Безруков внимательно наблюдал, как ел Булатов. Он черпал ложкой неспешно, глубоко, а потом, подставив кусок хлеба под ложку, осторожно нес ее ко рту, стараясь не уронить ни капли. Ложка у Булатова по солдатской привычке была своя, и он носил ее всегда за голенищем сапога. После еды Булатов аккуратно обтер ложку и засунул на место.
Милюнэ пришла в ярангу Тымнэро и уселась у горящего костра. Выпростала из узелка гостинцы для девочки и обломок кирпичного чая.
- Кыкэ - русский чай! - с радостью заметила Тынатваль.
- На пароходе привезли, - ответила Милюнэ. - Товар мой хозяин получил.
- На шкурки менять будет? - поинтересовался Тымнэро.
- Не до шкурок ему, - ответила Милюнэ. - Такое случилось! Не хочет отдавать свою жену новому начальству.
Милюнэ для Тымнэро стала как бы окошком в мир тангитанов. Оттуда нескончаемым потоком шли самые причудливые новости.
- Хотел, что ль, взять начальник твою хозяйку? - спросил Тымнэро.
- Хотел, еще как хотел, даже глаза закрывал, - с жаром произнесла Милюнэ. - Прильнул к ней, будто вдруг детенышем стал, закрыл глаза… Танцевал с ней. Ну, Архипыч и заметил это. Взял за руку жену и оторвал от начальника.
- Кыкэ вынэ вай! - с ужасом произнесла Тынатваль. - Как же он посмел? Говорят, у него золотые наплечники, как у Армагир-гина?
- Ии, - кивнула в знак согласия Милюнэ. - Оторвал и потащил. И меня заодно прихватил. Пришли домой, и тут вся смелость его и покинула. Встал он перед своей женой, а та вся красная. Внутри бурлила, вот-вот лопнет…
Милюнэ замолкла, еще раз хлебнула чаю.
- Мне поначалу и показалось, что она лопнула, - продолжала она. - Такой был звук. Это она так ударила своего мужа. Большой своей жирной ладонью по щеке. Да так сильно, что вся рука отпечаталась на лице Архипыча…
- А что он? - нетерпеливо спросил Тымнэро,
- Он-то? Он ничего. Слегка пошатнулся, но ничего не сказал. Повернулся и пошел в комнату. И там рухнул на постель.
- Какая безжалостная она! - заметила Ты-натваль.
- Ии, - согласилась Милюнэ. - Села она в своем красивом платье на стул поодаль от постели и в окно стала глядеть… Только будто пар из нее сразу вышел, потому что бледная очень стала. Потом увидела я - плачет…
- Так ей и надо, как же бить мужа? - с недоумением заметила Тынатваль, искоса глянув на своего Тымнэро.
- Да не она, а сам Архипыч заплакал, - понизив голос, сообщила Милюнэ.
- Кыкэ вынэ вай! - в ужасе воскликнула Тынатваль.
- Какомэй, - тихо произнес потрясенный Тымнэро. - Довела, значит.