- Херня всё это. Если бы математика работала, ей бы вовсю пользовались. - Он огляделся, а потом добавил: - Нет, конечно, мы все пользуемся количественным анализом, мы все знаем математику, но они годами работают над этой темой, пытаются изучать чёрный ящик, и это всё херня. Это как превращать обычные металлы в золото, это не работает, нельзя обогнать рынок - но всегда находится сопляк с кучей дипломов и длинными волосами, который думает, что он - сможет.
- Со всем уважением, - сказал Кевин, обращаясь к Фрэнку Пирсу, но при том явно пытаясь втянуть в разговор меня, - есть примеры людей, обгоняющих рынки.
- Обгоняющих рынки как?
Кевин посмотрел на меня, но я не собирался заглатывать наживку. Он остался один.
- Ну, - сказал он, - прежде у нас не было сегодняшних технологий, и не было возможностей обрабатывать такие объёмы информации. Если проанализировать достаточно данных, в них появится структура, и некоторые её элементы будут иметь прогностическую ценность.
- Херня, - снова бухнул Фрэнк Пирс.
Кевина это даже ошеломило, но он продолжал наступление.
- Используя комплексные системы и анализ временных рядов, можно… можно обнаружить зоны вероятностей. Если совместить их с механизмом определения структуры… - тут он остановился, уже не столь уверенный в себе, но и сказав слишком много, чтобы замолчать - …а на её основе можно построить модель для предсказания рыночных трендов.
Он умоляюще посмотрел на меня, словно взывая, мол, Эдди, скажи, я правильно говорю? Так ты это делаешь?
- В задницу структуру, - сказал Пирс. - Как, по-твоему, мы делали свои деньги? - Он наклонился вперёд всей тушей и пухлым указательным пальцем потыкал в себя и Ван Луна. - А? - Потом он указал на правый висок, неторопливо постучал по нему, и сказал: - По-ни-ма-ни-е. Вот так. Понимание законов, по которым живёт бизнес. Понимание, когда компания переоценена, или недооценена. Понимание, что нельзя делать ставку, которую ты не можешь позволить себе проиграть.
Ван Лун повернулся ко мне, как ведущий ток-шоу, и сказал:
- Эдди?
- Конечно, - сказал я негромко, - с этим никто не станет спорить…
- Но? - саркастично хрюкнул Пирс. - У этих ребят всегда найдётся но.
- Да, - продолжил я, явственно чувствуя облегчение Кевина от того, что я соблаговолил открыть рот, - есть и "но". Вопрос скорости, - я сам понятия не имел, что говорить дальше - потому что… больше нет времени для раздумий человека. Ты видишь возможность, ты моргаешь, и её уже нет. Мы входим в эпоху децентрализованного, онлайнового принятия решений, и решения эти принимаются миллионами - а в потенциале и сотнями миллионов - мелких инвесторов по всему миру, людей, у которых есть возможность перемещать громадные количества денег быстрее скорости света, но при этом не консультируясь друг с другом. Так что понимание тут не очень работает - а если и работает, то это понимание не компаний, а психологии толпы.
Пирс помахал рукой в воздухе.
- Что - думаешь, ты можешь объяснить мне, почему рынки растут или падают? Скажем, почему сейчас? А не завтра, не вчера?
- Нет, не могу. Но это разумные вопросы. Почему данные образуют предсказуемую структуру? Почему в финансовых рынках должна быть структура? - Я замолчал, ожидая, что кто-нибудь прокомментирует, но никто не сказал ни слова, и я продолжил. - Потому что рынки - это продукт человеческой деятельности, а люди следуют за трендами - вот и вся наука.
Кевин побледнел, словно испытал адскую муку.
- А тренды вечно одни и те же… первый - бойся рисковать, второй - двигайся со стадом.
- Тьфу, - сказал Пирс.
Но спорить не стал. Он пробормотал что-то Ван Луну, чего я не расслышал, а потом посмотрел на часы. Кевин не шевелился, уставившись на ковёр, уже почти в отчаянии.
Значит, такова, казалось, думал он, человеческая природа? И как я должен обернуть это к своей выгоде?
Я же, с другой стороны, испытывал острое смущение. Поначалу я ничего не хотел говорить, но и не обратить внимания на приглашение Ван Луна к разговору тоже не мог. И что вышло? Я выставил себя снисходительным говнюком. Понимание тут не очень работает. С какой радости я полез читать лекции двум миллиардерам о том, как делать деньги?
Через пару минут Фрэнк Пирс извинился и ушёл, не попрощавшись ни со мной, ни с Кевином.
Ван Лун же выглядел достаточно довольным, чтобы разговор продолжался. Мы обсудили Мексику и возможный эффект, который окажет на рынки явно иррациональная позиция правительства. Я, ещё возбуждённый, даже поймал себя на том, что выдаю сравнительные цифры ВВП на душу населения 1960 и 1995 годов, наверно, я где-то их вычитал, но Ван Лун меня оборвал, в той или иной степени подразумевая, это уже слишком. Ещё он оспорил пару моих замечаний, и каждый раз оказывался прав. Я видел, как он пару раз посмотрел на меня - со странным выражением - как будто он готов позвать охрану, чтобы меня выкинули из здания.
Но позже, когда Кевин ушёл в туалет, Ван Лун повернулся ко мне и объявил:
- Думаю, пора уже избавиться от этого клоуна. - Он ткнул в сторону туалетов и пожал плечами. - Не пойми меня превратно, Кевин - отличный парень. Он прекрасно ведёт переговоры. Но иногда, Господи.
Ван Лун посмотрел на меня, ища согласия.
Я изобразил полуулыбку, не зная, как отреагировать.
И вот она появилась снова, та тревожная, жадная реакция, которую я вызывал у других - у Пола Бекстера и Арти Мельцера, и Кевина Дойла.
- Давай, Эдди, допивай. Я живу в пяти кварталах отсюда. Мы идём обедать ко мне домой.
Когда мы втроём уходили из "Комнаты Орфея", я смутно осознал, что никто не платил по счёту и ничего не подписывал, даже не кивнул никому. А потом до меня дошло. Карл Ван Лун был хозяином "Комнаты Орфея", более того, хозяином всего здания - безымянной тумбы из стекла и стали на Пятьдесят Четвёртой улице, между Парк и Лексингтоном. Я вспомнил, что читал об этом пару лет назад, когда здание только открыли.
На улице Ван Лун сразу отправил Кевина, сказав, что увидится с ним с утра. Кевин помедлил, потом сказал:
- Конечно, Карл. Увидимся утром.
Мы на секунду встретились взглядами, но оба в смущении отвели глаза. Потом Кевин ушёл, а мы с Ван Луном пошли по Пятьдесят Четвёртой улице к Парк-авеню. Лимузин его не ждал, а потом я вспомнил, что читал статью в журнале, мол, Ван Лун часто делает особую фишку из хождения пешком - и особенно прогуливаясь по своему "кварталу", как будто его главенство над людьми здесь подразумевалось само собой.
Мы подошли к его зданию на Парк-авеню. Короткое путешествие из вестибюля до его квартиры было именно что путешествием, со всеми сопутствующими деталями: портье в униформе, закрученным бирюзовым мрамором, обшивкой из красного дерева, латунными радиаторами. Я удивился крошечным размерам кабины лифта, но оформлена она была шикарно и интимно, я представил, что именно такая комбинация придаёт ощущению от того, что ты внутри, и сопутствующего чувства движения - если ты внутри с правильным человеком - определённый эротический заряд. Мне подумалось, что богатые люди не продумывают такие вещи, чтобы потом воплотить их в жизнь - такие вещи, маленькие случайные всплески роскоши, просто появляются сами, если у тебя есть деньги.
Квартира его располагалась на четвёртом этаже, но первое, что привлекало внимание, когда входишь в мраморный вестибюль, это мраморная лестница, величественно поднимающаяся на пятый этаж. Потолки были очень высокими, и отделаны штукатуркой, а по углам шли бордюры, которые уводили взгляд прямиком к висящим на стенах большим картинам в позолоченных рамках.
Если кабина лифта была подобна исповедальне, то квартира уже являла собой целый собор.
Ван Лун провёл меня по коридору в "библиотеку", как он её назвал, чем она, собственно, и являлась - тёмная, заставленная книгами комната с персидскими коврами, громадным камином и несколькими красными кожаными диванами. Ещё повсюду стояли дорогущие "образчики" французской мебели - ореховые столики, на которые страшно что-нибудь ставить, и аккуратные стульчики, на которые страшно сесть.
- Привет, папаня.
Ван Лун обернулся, слегка озадаченный. Он явно не ждал, что в комнате кто-нибудь будет. У дальней стены, едва видимая на фоне рядов книг в кожаных переплётах, стояла девушка с открытым громадным талмудом в руках.
- Ох, - сказал Ван Лун, а потом прочистил горло. - Поздоровайся с мистером Спинолой, солнце.
- Здавствуй, мистер Спинола, солнце. Голос её был тихим, но уверенным.
Ван Лун неодобрительно прищёлкнул языком.
- Джинни.
Я хотел было сказать Ван Луну, мол, всё в порядке, я совсем не против, чтобы ваша дочь называла меня "солнцем". Если честно, мне даже нравится.
Второй эротический заряд за вечер исходил от Вирджинии Ван Лун, девятнадцатилетней дочери Карла. Когда она была моложе и нежнее, на первых полосах ежедневных таблоидов часто писали о том, что она пьёт, употребляет наркотики и заводит романы с отморозками. Она была единственным ребёнком Ван Луна от второй жены, и он быстро вправил ей мозги угрозой лишить наследства. По крайней мере, так говорили.
- Слушай, Джинни, - сказал Ван Лун, - мне надо принести кой-чего из кабинета, займи мистера Спинолу, пока меня нет, ладно?
- Конечно, папаня.
Ван Лун повернулся ко мне и сказал:
- Я хочу показать тебе материалы.
Я кивнул, понятия не имея, о чём он говорит. Потом он исчез, а я остался стоять, уставившись на стоящую в сумраке его дочь.
- Что читаешь? - спросил я, пытаясь не вспоминать тот случай, когда я в прошлый раз задавал этот вопрос.
- Не то чтобы читаю, я ищу кое-что в тех книгах, которые папаня накупил оптом, когда мы сюда переехали.
Я потихоньку дошёл до центра помещения, чтобы лучше видеть её. У неё были короткие, колючие светлые волосы, она носила кроссовки, джинсы и розовый топик, открывающий талию. В проткнутом пупке она носила золотое колечко, которое блестело в лучиках света.
- А что ищешь?
Она с напускной развязностью облокотилась о шкаф, но эффект смазался из-за того, что она пыталась удержать в руках открытый томище.
- Этимологию слова ferocious.
- Ясно.
- Да, матушка сказала, что это слово идеально описывает мой характер, и так оно и есть - поэтому чтобы успокоиться, я пошла сюда проверить по словарю его этимологию. - Она на мгновение подняла книгу, словно показывая улику в суде. - Странное слово, не находишь? Ferocious.
- И как, нашла? - Я кивнул на словарь.
- Нет, отвлеклась на feckless.
- Ferocious буквально значит "дикий на вид", - сказал я, обходя самый большой из красных кожаных диванов, чтобы приблизиться к ней. - Оно происходит из комбинации латинского слова ferns, что значит "яростный" или "дикий" и частицы ос-, которая значит "выглядит" или "кажется".
Джинни Ван Лун секунду разглядывала меня, потом захлопнула книгу с громким "шлёп".
- Неплохо, мистер Спинола, неплохо, - сказала она, пытаясь подавить усмешку. Потом, когда она запихивала словарь на полку, она сказала: - Ты не из папаниных бизнесменов ведь?
Я секунду раздумывал, прежде чем ответить.
- Не знаю. Может, из них. Посмотрим.
Она обернулась ко мне и в установившейся тишине я понял, что она разглядывает меня сверху донизу. Я вдруг почувствовал себя неуютно и пожалел, что не купил новый костюм. Тот, что на мне, я уже долго надевал каждый день, и начал чувствовать себя в нём неуютно.
- Ага, но не из обычных его бизнесменов? - Она задумалась. - И ты не…
- Не - что?
- Не слишком уверенно смотришься… в этой одежде.
Я оглядел костюм и попытался придумать, что о нём сказать. Ничего не придумал.
- И что ты делаешь для папани? Какие услуги оказываешь?
- Кто сказал, что я оказываю услуги?
- У Карла Ван Луна нет друзей, есть только те, кто на него работает. И что именно делаешь ты?
Слова её - что странно - не вызывали ни раздражения, пи злости. Для девятнадцатилетней девушки она была изумительно хладнокровна, и я мог легко сказать ей правду.
- Я трейдер на фондовой бирже, и в последнее время обился успеха. И вот я пришёл - как мне кажется - дать твоему отцу… совет.
Она подняла брови, раскрыла руки и изобразила реверанс, словно говоря, вуаля.
Я улыбнулся.
Она вновь облокотилась на шкаф и сказала:
- Не люблю фондовую биржу.
- Почему?
- Потому что такая фантастически скучная ерунда загребла под себя столько человеческих жизней.
Пришёл мой черёд поднимать брови.
- Я хочу сказать, вместо наркодилеров или психоаналитиков у людей теперь брокеры. Если ты колешься или ходишь к врачу, по крайней мере, это ты - объект, тебя лечат, или калечат, но игра на бирже - это как отдаться громадной обезличенной системе. Сначала она порождает, а потом потребляет… жажду наживы…
- Я…
- …и это даже не твоя личная жажда наживы, она у всех одинаковая. Ты когда-нибудь был в Вегасе? Видел громадные комнаты с рядами игровых автоматов? Целые акры? И фондовая биржа в наши дни точно такая же - куча печальных, отчаявшихся людей торчит перед компами и мечтает о том, как сорвёт большой куш.
- Тебе легко говорить.
- Но от этого мои слова не перестают быть правдой. Когда я пытался сформулировать ответ, за моей спиной открылась дверь, и в библиотеку вошёл Ван Лун.
- Ну что, Эдди, не скучал?
Он бодро подошёл к журнальному столику рядом с диваном и бросил на него толстую папку.
- Да, - сказал я, и сразу повернулся назад к его дочери. Мне ничего не пришло в голову кроме:
- И чем ты занимаешься, ну… в наше время?
- В наше время, - улыбнулась она. - Очень дипломатично. Ну, в наши дни я буду… восстанавливающейся знаменитостью?
- Ладно, любимая, - сказал Ван Лун. - Хватит, улепётывай. Нам надо поделать свои дела.
- Улепётывай? - сказала Джинни, вопросительно подняв брови и глядя на меня. - Вот ещё одно словечко.
- Ну, - сказал я, изображая глубокую задумчивость, - я бы сказал, что слово "улепётывать", вероятнее всего… неизвестного происхождения.
Она на миг задумалась над моими словами, а потом, проскользнув мимо меня к двери, громко шепнула:
- Прямо как ты, мистер Спинола, солнце.
- Джинни.
Она посмотрела на меня, не обращая внимания на отца, и вышла.
Недовольно покачав головой, Ван Лун посмотрел на дверь библиотеки, чтобы убедиться, что дочь её закрыла.
Потом снова взял папку с журнального столика и сказал, что не будет со мной ходить вокруг да около. Он слышал о моих цирковых трюках в "Лафайет" и не был особенно впечатлён, но теперь он познакомился со мной, поговорил, и готов признать, что я его заинтересовал. Он протянул мне папку.
- Эдди, я хочу узнать твоё мнение. Возьми папку домой, просмотри содержимое, не торопись. Скажешь, какие из акций кажутся тебе интересными.
Пока он говорил, я листал материалы, и видел большие куски убористого текста и бесконечные страницы с таблицами, диаграммами и графиками.
- Можно и не говорить, что все материалы строго конфиденциальны.
Я кивнул, мол, конечно.
Он кивнул в ответ, а потом сказал:
- Желаешь ли чего-нибудь выпить? Боюсь, домохозяйка ушла - а Гэбби… в плохом настроении - так что обед сегодня отменяется. - Он задумался, словно пытался решить эту дилемму, но быстро сдался. - На хуй, - сказал он. - Я плотно перекусил. - Потом посмотрел на меня, явно ожидая ответа на свой исходный вопрос.
- Я бы не отказался от виски.
- Конечно.
Ван Лун подошёл к бару в углу комнаты и пока наливал шотландский солодовый виски, говорил со мной через плечо.
- Не знаю, кто ты такой, Эдди, и чем ты забавляешься, но уверен в одном, ты не бизнесмен. Я знаю все ходы, а ты, по виду, не знаешь ни одного - но прикол в том, что мне это нравится. Представь, я каждый день встречаюсь с дипломированными бизнесменами, и не знаю, как лучше сказать - у каждого этот взгляд, взгляд учёного бизнесмена. Будто они самоуверенны и перепуганы одновременно, и мне это уже надоело. - Он задумался. - Я вот что хочу сказать, мне безразлична твоя подноготная, может, ты черпаешь информацию об инвестировании из деловой колонки "New York Times", это твоё дело. Что важно, - он повернулся со стаканом в каждой руке и одним из них указал себе на живот, - что у тебя есть огонь вот здесь, а если ты при этом ещё и умён, то тебя ничто не собьёт с пути.
Он подошёл и сунул мне один из стаканов. Я положил папку на диван и взял стакан. Он поднял свой. Потом где-то в комнате зазвонил телефон.
- Бля.
Ван Лун поставил свой стакан на журнальный столик и пошёл туда, где только что был. Телефон обнаружился на антикварном письменном столе рядом с баром. Он поднял трубку и сказал:
- Да? - А через некоторое время добавил. - Ага. Хорошо. Да. Да. Соединяйте.
Он прикрыл трубку ладонью, повернулся ко мне и сказал:
- Мне надо ответить на звонок, Эдди. Посиди пока. Пей виски.
Я улыбкой обозначил согласие.
- Я недолго.
Когда Ван Лун снова отвернулся и погрузился в тихое бормотание, я отхлебнул виски и уселся на диван. Я был рад тому, что нас прервали, но не мог понять, почему - по крайней мере в первые мгновения. Потом до меня дошло: мне нужно было время обдумать Джинни Ван Лун и её заявление про фондовую биржу, и что оно ужасно похоже на то, что могла бы сказать Мелисса. Мне показалось, что несмотря на явные различия между ними, у них было и кое-что общее - жёсткий ум, и способ донесения информации, основанный на технологии теплонаводимых ракет. Вот, например, иногда она говорит про отца "Карл Ван Лун", а иногда - "папаня", и этим не только выражает сложное чувство отчуждённости, но и заставляет его выглядеть слабым, пустым и изолированным. Причём именно это - в итоге - чувствовал и я.
Я сказал себе, что комментарии Джинни можно отбросить, как дешёвый и простой нигилизм излишне образованного подростка, но если дело обстоит именно так, почему они меня задели?
Я вынул крошечный целлофановый пакетик из внутреннего кармана пиджака, открыл его и вытряс на ладонь таблетку. Убедившись, что Ван Лун смотрит в другую сторону, я кинул её в рот и запил большим глотком виски.
Потом взял папку, открыл на первой странице и приступил к чтению.
В бумагах обнаружилась детальная информация по ряду мелких и средних компаний, от розничных сетей до софтверных предприятий, от авиакосмической промышленности до биотехнологических лабораторий. Материалы описывали их очень подробно, включая личные данные управленцев и ключевых работников. Был там технический анализ движения цен за пятилетний период, и я читал о пиках, провалах, уровнях сопротивления - пару недель назад всё это стало бы для меня утончённым бессмысленным шумом, нитразепамом глазного применения.