Хлопанье развевающейся на ветру пластиковой пленки. Воздух, пахнущий стальной стружкой. Холодные струи дождя и рокотание гневного, словно божество, грома.
Илена воспользовалась лестницей-времянкой для того, чтобы взобраться на внешние леса, окружавшие первые несколько этажей небоскреба. Движения ее были ловкими, привычными.
Что-то замерцало в темноте впереди, когда Илена направилась к следующей лестнице, и она начала двигаться медленней, в холодном воздухе дыхание вырывалось плотными клубами пара. Она различила в темноте мерцающую, расплывчатую фигуру. Она ощутила в груди волну тепла, которая начала постепенно распространяться по всему ее телу.
Медленно подойдя к фигуре, Илена протянула ей руку. Призрачная рука сжала ее пальцы.
Они продолжили свой путь уже вместе, преодолевая этаж за этажом, обходя зияющие провалы и торчащие вертикально опоры, преодолевая узкие лазы и пандусы, огороженные по сторонам только натянутой изоляционной лентой.
Именно так все и должно было происходить. Илена осознала, что она уже однажды проделала весь этот путь, ведущий вверх. Ощущение от руки ее спутника то присутствовало, то исчезало, словно реальность так и не приняла окончательного решения, впустить в себя это странное существо или нет. Илена не пыталась рассмотреть его лицо, потому что она прекрасно понимала, что лица у него нет, да, впрочем, она и так знала, с кем имеет дело.
Взобравшись на платформу, выдававшуюся вбок из путаницы лесов, Илена услышала чей-то крик, но ей было все равно. Рука ее спутника крепко сжимала ее пальцы и снова казалась ей теплой и живой.
Воспоминания перемежались друг с другом и с реальностью, словно полосы на телеэкране, и наконец в глазах ее сфокусировался образ, который ей никак не удавалось явственно рассмотреть после падения.
- Еще два этажа, - сказал призрак, и они продолжили восхождение.
Этой ночью тоже шел дождь, и Илена никак не могла понять, что это - часть ее воспоминаний, часть реальности или и то и другое одновременно. Что происходило наяву, а что было лишь воспроизведением уже однажды пережитого?
Когда они наконец добрались до последнего этажа, ей показалось, что все здание ходит ходуном под ногами. Яростные порывы ветра сорвали по углам пленку, которая выполняла роль временной крыши, и дождь, ворвавшийся в прореху, намочил доски, которыми был застелен пол.
Когда Илена подошла к краю, откуда открывался вид на размытый дождем силуэт города, призрачный спутник обнял ее обеими руками. Разряды электричества, сверкавшие между опорами ЛЭП, казались издали сполохами битвы, разыгравшейся между небожителями.
Он крепко обнял ее, и она закрыла глаза, желая постоянно чувствовать его тело, независимо от того, что ждет их впереди. Так, как было всегда. Так, как было тогда.
Единственное сладкое ощущение в этом дерьмовом мире.
- Крепче! - попросила Илена, и он еще сильнее прижал ее к себе, сдавив грудь, отчего сердце пронзила сладкая боль.
Тело ее словно онемело, и не только холодный дождь был тому причиной.
- Я люблю тебя!
Казалось, сама гроза прошептала эти слова ей на ухо.
- Я тебя тоже люблю! - прошептала она в ответ. И тут он начал таять в воздухе; его крепкие руки, тепло его тела - все это растворялось в пустоте.
Но это совсем не испугало Илену, потому что она знала, куда он уходит.
Она заглянула за край крыши, туда, где внизу вдалеке виднелась грязная земля. Она увидела его там, внизу, и он ждал ее.
Она сделала шаг.
- НЕТ!
Это был Лука, который спешил к ней, спотыкаясь о неровности настила и чуть не падая.
- Илена, не смей!
Она не обратила на него ни малейшего внимания; ее взгляд был прикован к земле.
Лука схватил ее за руку, но Илена отдернула ее и, чуть не потеряв равновесие, была вынуждена ухватиться за вертикальную опору лесов, чтобы не упасть. Только теперь она поняла, как сильно дует ветер, по-тому что не услышала собственного голоса, когда сказала:
- Оставь меня!
- Нет! Я не позволю тебе сделать это!
- Я должна.
- Ничего ты не должна!
Было видно, что он хочет попробовать снова схватить ее, но боится, как бы вместо этого не столкнуть ее с крыши.
- Прости меня, я должен был тебе все рассказать. Я знал, что должен, но…
- Мы условились, что сделаем это вместе. Такой у нас был уговор.
- Я только выполнял свой долг. Я пытался помочь тебе.
- Ему же ты не помог, - холодно оборвала его Илена.
- Но я ничего не мог поделать! Он был уже мертв, когда я нашел вас! Когда ты очнулась и ничего не помнила, я решил, что скажу тебе позже, но чем больше проходило времени, тем трудней мне было это сделать. Но я все равно собирался!
- Вранье! Ты не рассказал мне ничего, потому что хотел завладеть мной, потому что знал, что тебе никогда не дано испытать ничего подобного тому, что было между мною и им.
Не сказав ни слова, Лука принялся что-то искать у себя в кармане.
- Оставь меня, Лука. Я хочу снова быть вместе с ним.
- Я тебя не оставлю, - ответил врач.
Разряд электричества ударил в крышу небоскреба, зарядив воздух своей пылающей анергией.
Она увидела в руке Луки небольшой отрезок колючей проволоки.
Он подошел к Илене, стоявшей на самом краю крыши, схватил ее за руку и, прижав ее ладонь к своей, быстро начал обматывать колючую проволоку вокруг запястий, связывая себя с девушкой. Именно так поступил раньше он, и точно так же поступил Лука, ибо всему суждено было повториться.
- Это та самая проволока, которой воспользовалась ты, - сказал он и прибавил: - Мне нет никакого дела до того, хочешь ты быть со мной или нет.
Шипы колючей проволоки проткнули насквозь ткань ее одежды, коснулись ее кожи, идеально, словно ключ в замок, войдя в раны, оставшиеся от прошлого раза.
Давление ветра стремилось сбросить их с крыши, швырнуть в пропасть - Лука потянул за проволоку, еще глубже вонзая шипы в плоть Илены, словно пытаясь соединить себя с ней навсегда, навечно.
Воздух искрился от электричества. Всего лишь один шаг. Вот он.
Это была не палата в его медпункте, а какая-то другая, но очень похожая палата. Поскольку он не мог выйти на работу, его медпункт на стройплощадке, скорее всего, закрыли, а самого его разместили в какой-то из городских больниц.
Отдельная палата, серые стены, хотя видно, что когда-то они были белыми; сам же Лука был прикован к ортопедическому столу, металлические части которого поблескивали в свете люминесцентных ламп. Он изучил спицы, вживленные в руки и ноги, - новые части его тела, которые явно находились там уже несколько дней.
Шею его удерживала скоба, которая впивалась в кожу, словно пылкая любовница.
Множественный перелом позвоночника, повреждения спинного мозга, треснувшие берцовые кости, сломанные ребра, раздавленная гортань - и это еще далеко не все.
Ах да, и разбитое сердце!
Лука чуть было не улыбнулся.
Когда он закрыл глаза, он вспомнил казавшееся размытым пятном в темноте, когда они падали вниз, лицо Илены, вспомнил, как яростно впивалась в его запястье колючая проволока. Он помнил все.
Он прислушался к электронному гулу аппаратов, которые поддерживали его жизнеспособность и избавляли от боли, и подумал: "Все это пустяки". Время от времени он пытался расслышать за шумом приборов голос Илены, но пока это ему не удавалось.
Тем не менее она была где-то здесь, где-то рядом. Скрывалась между дождевыми каплями, выжидала.
Врачи дали ему на выздоровление три месяца, но он знал, что ему хватит и половины этого срока. Через полтора месяца он сможет держаться на ногах и ходить. Сколько новых этажей к тому времени обретет небоскреб? С какой высоты ему тогда придется падать?
"С любой", - ответил он на собственный вопрос.
С любой.
Кровеобмен
Женщина лежала на покрытой пластиковой пленкой больничной койке, и вокруг нее расцветали пятна зараженной вирусами крови. Эту женщину нельзя было назвать в полном смысле слова "любовью всей его жизни", но то чувство, которое он испытывал к ней, почти тянуло на это определение.
Он услышал жужжание моторчика камеры системы видеонаблюдения и понял, что, скорее всего, они сейчас следят за ним: ждут, не случится ли чего. Он окинул взглядом палату умирающих и уже умерших пациентов, размытые силуэты которых за задернутыми полупрозрачными пластиковыми шторками казались жирно поблескивающими сгустками эктоплазмы, и снова посмотрел на женщину.
Приподнял ее запястье, перевернул, обнаружив сплетение исколотых вен и воткнутую иглу, к которой шла трубка от капельницы.
Понял, что больше делать здесь нечего.
Женщина стояла на коленях, простиралась ниц, прижимаясь лицом к полу; в ее спину где-то посередине между шеей и крестцом был воткнут катетер. Другой конец его держала в руках тощая, бритоголовая женщина с рубцами шрамов на месте грудей. Она сосала трубку катетера, переводя дыхание в промежутках между глотками.
Николай узнал в ней Валерию Кодченко, с которой его познакомили Амели и Жак в первый же вечер, когда он посетил эти процедуры. Валерии нравилось отчетливо видеть все, что она делает и поэтому она всегда использовала катетер, но Амели… Амели хотела не только видеть, но и чувствовать. Блондинистый юноша, которым Амели кормилась в последнее время, не выдержал и дернулся, когда та впилась губами в свежий разрез на его запястье.
- Это больно? - спросил Николай в первый вечер.
- Разумеется, - сухо ответил Жак. - Если тебе это не подходит, то оставаться тебя никто не заставляет.
Когда Николай заявил, что он останется, Жак выпил одним глотком рюмку водки, которую держал в руках и сказал:
- Ладно, если ты так решил. Только не стой тут как статуя, ты не на пип-шоу. И еще - Амели моя, ее кровь принадлежит мне. Так что попрошу без вольностей.
И он направился к собравшимся кучкой посетителям, на ходу стягивая с себя футболку. Но это было тогда.
А сейчас Николай изучал становившуюся ему все более и более привычной сцену: полуголые и голые тела, мужские и женские, ворованные стойки для капельниц и пластиковые мешки от систем переливания крови, валяющиеся на полу скальпели и использованные куски пластиковой пленки, организмы, соединенные в нечто вроде большой биологической машины. Такой прочной биологической связи не существовало ни между ним и коллегами по работе, ни между ним и любым другим живым существом на земле, за исключением, разве что, кровососущих насекомых. Именно поэтому он возвращался сюда вновь и вновь.
Он держал сидевшую на корточках у его ног девушку пропустив два пальца под надетый на нее собачий ошейник. Девушка отодвинулась от разреза, из которого пила кровь, с трудом встала на затекшие ноги, наградила Николая пьяной улыбкой и лениво вытерла рукою губы.
Внезапно оступившись, она упала на пол, раскинув в стороны голые ноги; за спиной у нее, в полумраке, отбрасываемом осыпающимися стенами пакгауза, стояла Амели в одном нижнем белье и чулках. Пухлые губы ее были ярко-красными. Следы от проколов на ее левой груди и плече отчаянно пытались затянуться свежей коростой. Николай непроизвольно представил, как Жак припадает губами к этим ранам, раздвигая их края пальцами, словно складки плоти у входа во влагалище.
- Не прячься от меня, дорогуша, - сказала Амели.
Тонкое кольцо у нее в носу поблескивало в полумраке, тоже золотое, но не такое теплое, как ее золотистая кожа креолки. Со времени их последней встречи она подрезала свои заплетенные в ямайские косички волосы еще на пару дюймов, так что теперь они торчком стояли у нее на голове.
Процедуре кормления сопутствовала определенная поэзия, невысказанный ритуал взаимного обмена кровью между донором и реципиентом. Николаю понадобилось несколько недель, чтобы понять это и приспособиться к этому ритму, но теперь он чувствовал его всем своим существом, словно пульс.
Он повернулся к ней левым плечом, еще девственно чистым. Амели в отличие от большинства никогда не кормилась из раны, сделанной кем-то другим. Она сделала небольшой надрез под его лопаткой, там, где плоть была мягче, затем лизнула пару раз, впившись острыми длинными ногтями в грудь Николая, и вновь повернула его лицом к себе.
Затем она наклонилась к нему в строгом соответствии с негласным соглашением, чтобы предложить ему аппетитную свежую ранку на своей груди. Амели стояла так близко, что он чувствовал жар ее тела; свет в комнате померк и их пальцы встретились.
- Твоя очередь, - сказала Амели.
Губы их были приоткрыты, словно губы любовников, приготовившихся к поцелую, но Николай знал, что не имеет права пересечь запретную черту. Он не станет пить ее кровь.
Жак, скорее всего, сдержал бы свое обещание и отлучил бы Николая от посещения церемонии, а тот еще не был готов отказаться от этого удовольствия; кто знает, возможно, кровь вызывает зависимость сродни наркотической?
- Cher, - прошептала она, и он не столько услышал это слово, сколько почувствовал его.
Она еще ближе придвинулась к нему, ухватила рукой за бритый затылок и попыталась притянуть его губы к ране, но Николай не сдавался.
Она потянула сильнее, но тут почувствовала чье-то прикосновение.
Жак стоял у нее за спиной, обхватив ее за талию правой рукой, а левой запрокинув ее голову назад, так что стала видна нежная незащищенная шея. Жак не смотрел на креолку, его взгляд упирался в Николая.
Отпустив голову Амели, Жак прикоснулся к ране, поднес окровавленный палец ко рту и одновременно повернул правую руку так, что выставил напоказ мягкую ткань бицепса, покрытую надрезами. Затем прижал к надрезам открытый рот девушки.
Как только Амели начала сосать, Жак издал свистящий звук: Николай снова оказался предоставлен сам себе.
Рабочие носили прозвище "тараканы", но, хотя их устойчивость к ядам, с которыми они работали, была намного выше, чем у простых смертных, они все же не были совсем нечувствительны к их воздействию. Как и насекомые, в честь которых их прозвали, промышленные чистильщики не были невосприимчивы к вредному воздействию - они просто быстро к нему приспосабливались.
Каждый второй день в течение уже четырех лет Николай вместе с дюжиной своих коллег ползал по вентиляционным шахтам и воздуховодам бескрайних химзаводов и металлургических комбинатов, пытаясь сделать их снова пригодными к использованию. Отскабливая биомолекулярную дрянь со стенок и складывая ее в мешки для биологически опасных отходов, он иногда натыкался на попавших к нему в плен насекомых. За исключением самого Николая и его коллег, это были единственные живые существа, с которыми он сталкивался на протяжении долгих часов. Но Николай знал, что это - не просто живые существа.
Когда заканчивалась его смена, он покидал цех и вместе со всей бригадой ждал на потрескавшемся и заросшем сорняками асфальте заброшенной автостоянки, когда за ними приедет служебный автобус, предоставленный компанией. Один за другим они забирались в ржавую колымагу, которая отвозила их в центр города. Затем небольшая прогулка пешком до дома по тихим пустынным улицам, мимо недостроенных небоскребов, сожженных машин, погруженных в работу маньяков граффити и с головы до ног покрытых татуировками малолетних шлюх.
Оказавшись в квартире, он вытряхнул на пол пополнение в семействе. Насекомые поспешно помчались к аквариумам, переполненным закованными в панцирь членистоногими, которые клубились внутри черным хитиновым комом. Время от времени Николай гулял между аквариумами, бросая внутрь вместо корма кусочки биологических и химических отходов и громко декламируя стихи русских поэтов, которые вдолбила в него в детстве мать.
- Ну и нора!
Николай обернулся и увидел Амели, сидевшую на его единственном стуле, обхватив ноги руками. На ней не было ничего, кроме длинной шубы и туфель на высоких каблуках.
- Как ты нашла это место?
- Я кормлюсь тобой, Николай. Ты не должен ничего от меня скрывать.
Амели встала, прошлась между аквариумами, кучками сброшенных насекомыми панцирей и высохших трупиков.
- Ты мне никогда не рассказывал обо всем об этом.
Он ощущал себя застигнутым врасплох, чувствовал тараканом, который втянулся в спасительный панцирь, увидев занесенный над ним башмак.
- Что тебе надо?
Амели встала и подошла к нему размашистой походкой, своей обычной размашистой походкой. Ее глаза блестели в полумраке, улыбка играла на губах.
- Я хочу что-то показать тебе.
Они вернулись в госпиталь - в тот самый, где он впервые повстречал ее, в тот самый, где он на нее наткнулся, когда пришел к Жаку сдать очередной анализ. Анализы эти были частью "левых" исследовательских работ с целью установить причины устойчивости тараканов к воздействию ряда химикатов, точный состав которых так и не был оглашен. Жак проводил исследования в лаборатории в промежутках между своей основной работой. Это давало и ему и Николаю хороший приработок. Кроме того, он вел еще целый ряд исследований для черного рынка. Амели пряталась в кабинете Жака, поскольку ей было нужно алиби после того, как один из менеджеров больницы поймал ее за недозволенным занятием. Жак ловко прикрыл ее от сопровождавшего Николая охранника в штатском, и, когда дверь закрылась, Николай увидел эту женщину.
С тех самых пор мысли Николая были наполнены ею одной, даже тогда, когда он возился с насекомыми. Амели прилипла к нему, как инфекция.
Когда машина остановилась около больницы, Амели переоделась в униформу медсестры, затем провела Николая по безликим коридорам и по железным винтовым лестницам, которыми, как заверила его Амели, почти никто не пользовался. Затем она набрала код на номерном замке, и они попали в другой коридор со смотровыми окнами в стенах, над которыми светились желтые предупредительные знаки.
- Правда, они прекрасны? - сказала Амели, наклонившись к одному из окон. - Я могу любоваться на них целый день.
Николай заглянул в окно, но не увидел там ничего прекрасного - только ряды больничных коек, одни из которых были покрыты пластиковой пленкой, другие - спрятаны за полупрозрачными ширмами. На койках лежали изможденные пациенты, истекавшие кровью изо всех пор кожи с такой скоростью, что казалось, будто они фонтанируют кровью.
- Что с ними? - спросил Николай.
- Вирусная инфекция. В основном здесь жертвы биотерроризма, хотя сюда свозят все опасные случаи без разбора.
Сеть трубочек и насосов безуспешно пыталась собрать всю вытекающую из больных кровь, в то время как новая постоянно поступала из пластиковых мешков, висящих на стойках, установленных между мониторами сердечной деятельности и разнообразными приборами. Пластиковая пленка напомнила ему о куколках бабочек, которые он держал в картонной коробке, и он подумал, что может вылететь из нее наружу, когда в один прекрасный день ее развернут.
- Они при смерти? - спросил он.
- Мы все при смерти, Николай, - тихо ответила Амели и внезапно распрямилась.
Звук шагов.
- Черт! За мной, быстро!
Она потянула его за собой в ту дверь, через которую они вошли, и успела бесшумно закрыть ее за собой как раз за миг до того, как мимо нее прошли два человека в костюмах биозащиты. Она подала Николаю знак молчать, пока мужчины не прошли мимо, а затем шумно выдохнула.