Кэнди смутилась под его пристальным взглядом, который как будто пронизывал ее насквозь и одновременно как бы расстегивал пуговицы у нее на платье и скользил по ее голой груди. Ее соски напряглись и болезненно заныли. Она отвернулась и принялась бить киркой по стене угля, а мужчина снова уткнулся в книгу. Кэнди нисколечко не сомневалась, что этот человек - самый продвинутый в духовном плане из всех, кого она знала, - и она лихорадочно соображала, что ей сказать, чтобы произвести на него впечатление. Она попыталась сосредоточиться на работе и еще яростнее застучала киркой. Она периодически останавливалась, чтобы перевести дыхание и собрать отбитые кусочки угля в аккуратную кучку. Когда она остановилась в четвертый раз, мужчина оторвался от книги.
- На сегодня достаточно, - сказал он. У него, как и у Пита Аспая, был очень сильный иностранный акцент, но это не резало слух. Даже наоборот, этот акцент прибавлял его речи серьезности и поэтического драматизма. Кэнди решила, что он, наверное, главный на этом участке шахты, и поэтому она сразу его послушалась и отложила кирку. Тем более что она и вправду очень устала.
- Ага, - сказала она и сгребла последние кусочки угля в начатую кучку.
- Ты хорошо поработала, - сказал мужчина.
- Спасибо, - Кэнди отряхнула руки. Она была очень довольна своей работой и сознанием исполненного долга. - Да уж, после такой работы надо как следует перекусить.
Мужчина убрал книжку в карман.
- А мне вот совсем есть не хочется, - сказал он, поднимаясь со стула. - Но мы все равно пойдем.
- Да, - согласно кивнула Кэнди. - Только… а как же уголь? - она указала глазами на кучку угля, который она "добыла".
- Да, его надо забрать. Вот… - он достал носовой платок и расстелил его на полу шахты, так чтобы Кэнди сгребла на него свой уголь. Она завязала платок в узелок и попыталась пристроить его за плечом, но так было совсем неудобно, и она убрала узелок в карман. Они пошли к лифту.
По дороге мужчина принялся напевать гимн "Молодых и трудолюбивых", и Кэнди стала тихонько ему подпевать. Это, похоже, вывело его из задумчивости.
- Прошу прощения, - сказал он, - я даже не понял, что пою эту песню. На самом деле, она мне не нравится. По крайней мере, сейчас мне не хочется ее слушать. Надеюсь, ты понимаешь.
- Да, конечно, - сказала Кэнди. Она немного смутилась, но ничего неприятного в этом не было.
Они достаточно быстро дошли до лифта, если учесть расстояние.
- Я запущу машину, - сказал мужчина. Это было первое, что он сказал после того, как раскритиковал песню "Молодых и трудолюбивых" почти милю назад. Он внимательно изучил кнопки и нажал на самую верхнюю, УРОВЕНЬ ЗЕМЛИ.
Лифт поехал наверх.
- Замечательно, - сказал мужчина. - Мы едем вверх. Вверх, вверх, вверх!
Кэнди показалось, что настроение у него резко понравилось, и она решилась задать вопрос.
- Мистер Аспай написал вам обо мне? - она как-то даже не сообразила, что за такое короткое время никакое письмо просто не успело бы дойти сюда из Нью-Йорка.
Мужчина молча смотрел на нее. Потом он сказал:
- Мы с мистером Аспаем общаемся телепатически. Он сообщил мне, что ты приедешь. Да. И что ты очень продвинута в плане духовном.
- Ой, - Кэнди даже смутилась, - он так сказал?
- Ему даже не за чем было об этом говорить… ты ведь пришла сюда в поисках истины, правильно?
- Ну… - Кэнди на секунду замялась и быстро добавила: - Да.
- Ты пришла, куда нужно. Мы начнем сразу же, не откладывая. Прямо сегодня.
Внимание этого человека, в котором он до сих пор ей отказывал, было для Кэнди как теплая ванна с ароматной пеной.
- Я… я даже не знаю, что сказать…
- Тому, кто знает, нет нужды говорить; кто говорит, тот не знает.
- Да, мистер Аспай тоже так говорит! - воскликнула Кэнди с восторгом. Она всегда испытывала восторг, когда что-то знала и могла показать свои знания.
- Это он от меня перенял, - сказал мужчина. - Он мой секретарь.
Он сказал это просто, безо всякой рисовки. Как ребенок - без самодовольства, но и без ложной скромности. Но сам факт произвел впечатление на Кэнди - даже на фоне всех впечатляющих событий прошедшего дня, ее знакомства с мистером Аспаем, и, конечно же, с Дереком, - и ее сердце вновь преисполнилось тихой радости.
Глава 14
Кэнди и великий Гриндл сидели в палатке для отдыха и беседовали за чашкой горячего шоколада: он сидел за столом для настольного тенниса, а она - на полу, у его ног.
- Ты сейчас на какой стадии духовного продвижения? - спросил он у девочки.
- Господи, я не знаю, - пролепетала она.
- Нет, сердце знает, - авторитетно заявил он. - Сердце знает.
- Наверное, я на самой начальной стадии, - честно призналась Кэнди.
- Путь к мистическому просветлению делится на шесть этапов, - сказал великий Гриндл. - И в любой момент времени ты находишься на одном из них. Первый этап такой: прочитать много книг по самым разным религиям и философиям, послушать лекции мастеров по различным доктринам - и серьезно опробовать некоторые доктрины в применении к себе.
- И это только первый этап? - Кэнди с трудом в это верилось.
- Да. Видишь ли, путь к просветлению долог и труден - многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.
- А второй этап?
- Второй этап: выбрать одну доктрину из многих, отринув все остальные - как орел, нападая на стадо овец, уносит только одну.
- Ой.
- Вот тогда-то и начинаются настоящие трудности. Третий этап: оставаться смиренным и скромным, и ни в коем случае не показывать непосвященным свою значительность и принадлежность к великим тайнам - но за внешней ничтожностью и смирением твой разум должен как бы воспарить над людской суетой и тщеславием.
- А дальше?
- А дальше ты переходишь на четвертый этап: безразличие ко всему. На этом этапе ты становишься, как собака или свинья, которые едят все, что случится найти. Не делаешь никаких различий между тем и этим. Ни к чему не стремишься, но и ни от чего не отказываешься. Все, что с тобой происходит, ты принимаешь с одинаковым безразличием: хвалу или презрение, бедность или богатство. Ты не делаешь никаких различий между пороком и добродетелью, между постыдным и благородным, между злом и добром… не сожалеешь о прошлом и не радуешься тому, что было.
Кэнди все это ужасно нравилось. Она устроилась поудобнее.
- А что потом? - спросила она, глядя на великого Гриндла широко распахнутыми глазами.
- Потом начинается пятый этап, когда ты принимаешь с истинным беспристрастием все противоречивые проявления активного бытия. Ты понимаешь, какова истинная природа всего сущего, неизбежная модель всякого действия в материальном мире… и всегда остаешься бесстрастным и невозмутимым. Ты смотришь на мир как бы с вершины огромной горы, а внизу простираются долины и горы пониже. Это пятая стадия.
- Ой, мамочки.
- Да, как я уже говорил, путь к мистическому просветлению долог и труден: многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.
- А что же тогда на шестом этапе? - спросила Кэнди.
. - Шестой этап не опишешь словами. Он соотносится с осознанием пустоты, которая, по терминологии ламаизма, означает Невыразимую Реальность.
- Не понимаю, - сказала Кэнди.
- Ну, - отозвался великий Гриндл, - на шестом этапе человек осознает нереальность, или небытие, неизменного эго. Это великая тибетская формула: "Человек освобождается от своего "я"; все вещи в мире освобождаются от своей самости".
- И на этом уже всё? - спросила Кэнди после секундной паузы.
- В каком-то смысле действительно всё. Но есть еще и седьмой этап, на физическом уровне это взвешенное воодушевление. Взвешенное - не от слова "вес", а от слова "взвесь". Но нас это пока не касается.
- Взвешенное воодушевление! - воскликнула Кэнди с неподдельным восторгом.
Великий Гриндл серьезно кивнул, а Кэнди пытливо вгляделась ему в лицо, думая про себя, что уж он-то наверняка дошел и до седьмого этапа. Просто не хочет об этом рассказывать.
- Ой, мне бы тоже хотелось всему этому научиться, - призналась она.
- Путь к просветлению долог и труден, - сказал Гриндл.
- Еще как! - воскликнула Кэнди.
- Ну, и что ты решила? Ты пойдешь по мистическому пути? Ты и так уже очень продвинута в плане духовном.
- Ну, мне бы хотелось попробовать, - сказала Кэнди. - И с чего мы начнем?
- Сперва тебе нужно найти хорошего гуру, духовного наставника, который будет с тобой заниматься.
- И вы… - начала Кэнди.
- Я буду твоим гуру.
- Ой, как здорово, - сказала Кэнди. Она даже вскочила на ноги, как будто хотела расцеловать Гриндла от полноты чувств, но он тут же принял формальный тон, не допускающий всяких вольностей:
- Первым делом нам надо выработать ментальную дисциплину и обучить тебя базовым упражнениям йоги.
Он достал из кармана какие-то бусы, похожие на четки, с бусинами, сформированными по группам по размеру и цвету, и надел их на шею Кэнди - при этом девочка грациозно запрокинула голову. Он объяснил ей, как выполнять дыхательные упражнения, сосредотачивая осязательные ощущения на различных группах бусин.
Потом он показал Кэнди знаменитое упражнение "противостоящих больших пальцев", потом открыл хитрость "сна стоя", когда человек засыпает всего на две-три минуты - стоя у стены и прижимая к стене затылком плоский камушек, - но при этом он получает полноценный отдых, как после 14-часового непрерывного сна.
- А теперь, самое главное упражнение йоги, - сказал великий Гриндл с предельной серьезностью, - упражнение номер четыре, истинный ключ к Бесконечному Единению. Я имею в виду Космический Ритм, в который нужно попасть, чтобы потом пребывать в гармонии со всем сущим в мире - и чтобы достичь Нирваны. Пусть твое тело расслабится и настроится на движения, которые я сейчас обозначу.
Он положил руки на бедра Кэнди и принялся вращать их вперед-назад плавными, волнообразными движениями.
- Вот так. Продолжай, - он убрал руки, отступил на шаг и встал, пристально наблюдая за Кэнди. - Да, хорошо.
В любой другой ситуации, помимо духовного упражнения, такое вращение бедрами могло бы показаться вызывающе сексуальным, провокационным и даже, может быть, непристойным; Кэнди прекрасно это понимала, и ее милое личико вспыхнуло от смущения, но она тут же выбранила себя за подобные неуместные ассоциации и решила, что все это происходит от ее загрязненной и неразвитой - в плане духовном - души.
Она сосредоточенно выполняла упражнение номер четыре под чутким руководством великого Гриндла, который давал ей команды, когда нужно ускорить или замедлить темп, и тут в палатку вошла черноволосая девочка, которая провожала Кэнди до шахты. Вернее, она не вошла, а просто встала в дверях, глядя за Кэнди с неприкрытым неодобрением.
- Очень мило, - сказала она с язвительной горечью.
Кэнди, сосредоточенная на своем упражнении, не заметила, как вошла черноволосая, так что неожиданный звук постороннего голоса сильно ее напугал - как и великого Гриндла, который тоже был полностью поглощен наблюдением за Кэнди, ведь упражнение следует выполнять правильно, и наставник должен за этим следить. Он зарычал от ярости, резко развернулся и набросился на черноволосую чуть ли не с кулаками. Впрочем, та уже убежала.
Но, убегая, успела крикнуть:
- Он притворяется, что великий учитель, а сам только и думает, как бы залезть в твою сладкую ямку! - Но ее голос почти растворился в густой темноте снаружи.
- Дешевка! Мещанка! Ханжа! - высказался Гриндл с неподдельным раздражением, вернувшись обратно в палатку. - Ее надо как следует выпороть, вот что!
Кэнди понравилось, что он так разозлился из-за того, что им помешали. Ей очень польстило, что он проявляет такой интерес к ее духовному продвижению. Ей тоже хотелось скорее продвинуться в плане духовном - на пути к мистическому просветлению. Чтобы порадовать своего учителя, она принялась выполнять упражнение с удвоенным рвением.
- Да! - сказал Гриндл. - Замечательно! А теперь, следующее упражнение… - Он умолк на полуслове и наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то.
- Тише! - сказал он Кэнди.
Теперь она тоже услышала: тихий свист, снаружи, совсем рядом с палаткой.
- Жди здесь! - Гриндл направился к выходу. - Это будет следующее упражнение: жди меня здесь и постарайся вообще ни о чем не думать.
- Хорошо! - ответила Кэнди.
Гриндл вышел из палатки, а Кэнди честно попыталась освободить голову от всяких мыслей, но она была слишком возбуждена, и у нее ничего не вышло. Она подумала, что, может быть, стоит выйти из палатки и взглянуть на ночное небо - тогда у нее наверняка что-то получится. В смысле, вообще ни о чем не думать.
- Только если не будет звезд! - сказала она себе вслух, вышла наружу и подняла глаза к небу. Она вовсе не собиралась глазеть по сторонам, но она волей-неволей заметила Гриндла, который стоял чуть поодаль, у тележки с углем, куда Кэнди чуть раньше высыпала и свою скромную "наработку". Он был там не один. С ним были еще двое каких-то мужчин. Они о чем-то переговорили вполголоса, и один из мужчин передал ему что-то… наверное, деньги, если судить по тому, как он их отдавал… вроде как украдкой, по одной купюре за раз, как будто еще и считал их в процессе. Потом эти двое мужчин взялись за тележку и покатили ее прочь. Похоже, что Гриндл только что продал на сторону тележку с углем, добытым "Молодыми и трудолюбивыми".
Для Кэнди это явилось большим потрясением. Она тихонько вернулась в палатку и встала, опустив голову и надув свои прелестные губки. Она даже не обернулась, когда Гриндл вернулся в палатку. Он весело потирал руки - как человек, только что совершивший выгодную сделку. Это лишний раз подтвердило неприятное открытие Кэнди, и ей стало противно и страшно.
- Ну! - проговорил Гриндл со смаком. - А теперь отвечай! Где я был?
- Вы были снаружи, - холодно проговорила Кэнди, - и продали кому-то тележку общего угля! - Она закрыла лицо руками, бросилась в дальний угол палатки и безудержно разрыдалась.
- Как вы могли? - всхлипывала она, уязвленная до глубины души. - Как вы могли?!
И вот что странно: жуткие обвинения Кэнди как будто не стали для Гриндла большой неожиданностью. Во всяком случае, он не смутился, а только выказал легкое раздражение на вспышку Кэнди и на ее слезы, которые, похоже, были ему неприятны.
- Это было вообще ничто! - он небрежно махнул рукой и недовольно нахмурился. - Просто материальное соглашение. Абсолютно незначительное в плане духовном.
- А почему вы тогда взяли деньги? - спросила Кэнди, поднимая на Гриндла заплаканные глаза, чтобы он видел ее неизбывную боль и обиду от его предательства. - Мистер Аспай никогда бы не взял, никогда! - закричала она. - Он говорил, что все это - сон! И вы говорили мне то же самое! Он бы не взял никаких денег, а ведь он всего-навсего ваш секретарь! Это ужасно, ужасно! - И она вновь разрыдалась, закрывая лицо руками.
- Что он говорил про сон? - спросил Гриндл, подходя ближе.
- Что вся наша жизнь - это сон, - прошептала Кэнди жалобным детским голоском. - И вы то же самое говорили!
- И готов повторить, - Гриндл положил руку Кэнди на плечо. - Вся реальность… - он описал рукой в воздухе полукруг, подбирая нужное слово, - …это всего лишь видимость, иллюзия. В каком-то смысле это действительно сон.
- А зачем тогда деньги, во сне? - Кэнди снова расплакалась.
- А! - пальцы Гриндла принялись лениво поигрывать с кэндиным левым ушком. - Жизнь - это сон, да… но мы можем сделать его приятным… мы можем сделать так, чтобы он не был кошмаром!
- Но из-за вас это и есть кошмар для "Молодых и трудолюбивых", - сказала Кэнди. - Продать их уголь на сторону… это все равно… все равно, что украсть! - последнее слово Кэнди выпалила на одном дыхании и сама испугалась того, что оно может значить. Она вновь разрыдалась, не обращая внимания на Гриндла, который гладил ее по шее и по спине, пытаясь успокоить.
- Ответь мне на один вопрос, - сказал он, - кто из людей самый счастливый? То есть за исключением тех, кто продвинулся на пути к просветлению? Итак, кто же самый счастливый? Разумеется, тот, кто творит. Художник - вот кто самый счастливый из всех людей. Да! Но большое искусство рождается из большого страдания - это подтверждено историей! - Он так увлекся своими рассуждениями, что даже забыл о Кэнди. Он отошел от нее и принялся расхаживать взад-вперед по палатке. Может, как раз поэтому она наконец прекратила рыдать и подняла глаза, глядя на Гриндла с какой-то жадной тоской.
- Это подтверждено историей, - повторил он. - Величайшие из художников рождались в самые тяжкие времена, часто - в бедности и нищете, и чем тяжелее была их жизнь, тем пышней расцветал их гений. Вот и сегодня мы нанесли удар по всему, что есть доброго и хорошего в мире снов! Искусство! Хотя, конечно, тут есть опасность, что "Молодые и трудолюбивые" стоят лишь на самой начальной ступени сопричастности к опыту нужды и лишений, а именно на ступени вульгарного мазохизма. Хотя, в любом случае, это не имеет значения.
Кэнди смотрела на него, как завороженная, во все глаза, и он опять подошел к ней. Кэнди вновь испытала то странное беспокойство, которое поселялось в ее душе всякий раз, когда он подходил к ней так близко, и в то же время ей опять захотелось плакать.
- Ой, я не знаю, - пролепетала она, пряча лицо. - Просто мне кажется… что брать деньги… это так… так вульгарно.
- Вульгарно! - воскликнул Гриндл. - Какие-то жалкие двадцать долларов… и что в этом вульгарного? - Он достал из кармана деньги. - Вот, смотри. - Он протянул их ей.
- Нет, нет, - Кэнди зажмурилась и покачала головой.
- Ладно, - сказал Гриндл, - тогда я… я их съем. - Он поднес деньги ко рту и сделал вид, что действительно положил их в рот, хотя на самом деле ловко спрятал их в ладони.
- Ой, нет. Не надо! - воскликнула Кэнди и прикоснулась к его руке, гладя на него с искренним беспокойством.
- Поздно! Поздно! - Гриндл принялся энергично жевать. - Я уже их жую! И глотаю! - Он сделал вид, что глотает. - Вот! И нет больше никаких денег!
Теперь Кэнди почувствовала себя виноватой.
- Не знаю, что и сказать, - она стиснула руку Гриндла.
- Это не важно. - Гриндл потихонечку убрал деньги в карман. Он склонил голову и изобразил робкий, застенчивый взгляд. - Я просто хотел… я хотел… купить тебе подарок… сделать тебе приятное. - В уголке его глаза заблестела скупая мужская слеза и стекла по его мужественной щеке.
- Что?! - опешила Кэнди. - Ой, мой хороший, - она обняла его обеими руками, - мой сладкий. - И она принялась лихорадочно гладить его и ласкать, чтобы хоть как-то утешить. Она притянула его к себе, положила его голову себе на плечо и стала укачивать эту большую голову, как какого-то причудливого младенца.
А потом его голова как бы невзначай соскользнула ей на грудь, и он очень ловко расстегнул пуговицы у нее на платье своим мужественным подбородком - и тут в палатку ввалились какие-то парни, человек пять.
- Мы тут собираемся повеселиться! - весело объявил кто-то из них. - Будем сидеть у костра и петь песни. Пойдемте с нами! - Они окружили Кэнди и Гриндла и принялись подталкивать их к выходу.