По чайхане плавал приятный запах кальяна и жареного мяса. Свет был притушен. Горели свечки на невысоких столиках, вокруг лежали шкуры.
- Какое это блаженство, снять обувь и возлежать в подушках! - сказала Саша томно. - Кстати, одну можно в палатку захватить.
- О, а я пока унитаз отвинчу, - обрадовалась Дива.
Они полистали меню. На последней странице красовалась строчка: "Кальян. Одна минута - одна гривна".
- Хохлы - прикольные люди! - засмеялся Никита.
Кальян они, конечно, брать не стали, а заказали плов.
- В Средней Азии говорят: "Богатый стал человек, каждый день плов может есть", - блеснул познаниями Юра.
Наконец подали среднеазиатский плов из баранины, очень аппетитный, источавший сложные ароматы мяса, пряностей, сладкого перца и сухофруктов.
- Богема! - сказала Саша, которая наелась раньше всех и теперь нежилась, лежа на шкурах.
- Богема, - согласился Никита. - Палатка на сигнализации, все идет нормально, праздник жизни, короче.
На обратном пути они встретили пермяков, Дена и Танечку, все таких же простых и непосредственных.
- Мы тут решили с Деном на порнуху сходить! - поделилась впечатлениями Танечка, улыбаясь из-под панамки. - Атам такая азиатская хрень и заумь, просто кошмар! Весь вечер себе испортили!
- Как фильм-то называется? - поинтересовался Никита.
- Да цифры какие-то.
- "2046", что ли?
- Во-во, именно эта фигня!
Никита согнулся от смеха.
- Ну, вы даете! Порнуха! Это фильм великого китайского режиссера Вонг Кар Вая. Мой любимый. А с чего вы взяли, что это порно?
- Мы долго выбирали, - немного обиженно, но весело сказал Ден, - и это был единственный фильм, на котором было написано: "После 18 лет".
Все улыбнулись, а Танечка глубоко вдохнула свежего ночного воздуха и, положив ладонь на плечо мужа, торжественно сказала:
- Придется делать порно в палатке!
Потом она схватила Дена под руку и, виляя задом, потащила его прочь из города.
А на следующий день, прямо у палатки Саши и Дивы возник Скелетон. Он был хилый, ребра у него торчали, а волосы были чернющие и всегда всклокоченные. Он сказал, что живет наверху, на зеленке, что бабушка его продает в Минске породистых собак, а сестренку они не взяли на море потому, что она сплошная двоечница. Еще он сообщил, что, вообще-то, его зовут Сашка, но бабушка называет Скелетоном, потому что он худой и не поправляется, и еще что ему уже одиннадцать с половиной лет. Лицо у Скелетона было серьезное и умное, а на шее висела безразмерная веревочка с крестиком. На пляж он являлся всегда в огромной маске, которая явно была ему велика, с трубкой и в ядовито-желтых плавках. Скелетон ходил немного подпрыгивая, уши у него были оттопырены, а брови всегда задраны чуть не на середину лба.
Он скатился по влажной от ночного дождика тропе, как горнолыжник, и запрыгал к морю, напяливая на ходу свою маску. Дива в этот момент сидела у палатки в розовой индийской рубахе поверх рыжих шароваров и плотоядно обнюхивала со всех сторон маленькую дыню.
- Эй, дружок! - сказала она. - Чем лезть в этот холодильник, иди-ка лучше сюда, уничтожим эту малышку! Спорим, что такую сочную дыньку ты не ел никогда в жизни? Если я проиграю - утоплюсь. По рукам?
Скелетон развернулся, секунду подумал и очень серьезно заявил, что готов попробовать дыньку, но сначала должен выловить, по крайней мере, пять мидий, а то не успеет.
- Ты их к обеду, что ли, должен натаскать? - поинтересовалась Дива. - Но пятью мидиями может наесться лишь птенец чайки. А для такого здоровяка, как ты, надо штук сто.
- Нет, - ответил Скелетон, - мне для другого.
- Ну, валяй, лезь, раз ты такой серьезный парень. Я тебя подожду.
И Дива нехотя положила дыню в миску, достала зеркальце и стала что-то высматривать на своем лице. Неделя без расчески и косметики не прошла бесследно. На Диву из зеркала смотрела дворовая девчонка-сорванец. Она здорово помолодела. Обветренное и слегка подгоревшее лицо перестало быть матово милым, оно свирепело. Дива себе ужасно понравилась. Зеленые глаза горели. "Кто эта дикарка? - подумала она и рассмеялась. - Скоро, скоро мое тело покроет загар темный и непроницаемый, я буду танцевать на песке, как танцуют нубийки, выгибая спину. Глаза станут прозрачными, я смогу смотреть на небо, не щурясь. Я стану ловкой и прыгучей, я не буду выбирать слова. Буду злой и нежной. Никто меня не узнает, никто не найдет…"
Скелетон купался в одиночестве. На пляже было мало народу, лишь поодаль, через три палатки от Дивы, у небольшого очага суетилась девушка, в одной белоснежной юбке до пят, готовя утренний чай. Саша с Никитой с самого утра ушли, как выразился Юра, "в поле" интервьюировать местное население на предмет иностранного подданного, Пола.
Дива сидела совсем одна, и ей нравилось умиротворенное одиночество. Ее душа и тело принимали это утро как подарок, как предвестье праздника.
Со стороны Коктебеля появился Юра. Он принес добытые на завтрак пирожки, банку компота и улыбку укротителя тигров.
- Привет, красавица! - воскликнул он и плюхнулся возле Дивы. - Ух ты, дынька! Опросил всех, про Пола не слышали. Говорят, неделю назад крымчане какого-то шпиона американского поймали, совершили над ним насильственный акт.
- Неужели это был Пол?!
- Слухи неподтвержденные. Информация расследуется.
Дива помолчала.
- Знаешь, Сашке не говори пока.
- Конечно. Нашел - молчи, потерял - молчи! Могила. Дыньку-то будем употреблять в пишу?
- Подожди минутку, ковбой! - сказала Дива. - Я обещала ее уговорить вон с тем мальчиком, который бултыхается с трубкой. Сейчас он выйдет, и будет вам счастье.
- А я тогда компот открою.
- Господи, где ты нашел этот раритет?! - изумилась Дива, глядя на трехлитровую банку черешневого компота. - В краеведческом музее?
- Места надо знать!
- Ладно, открывай, устроим ретро-пати!
Скелетон выскочил из воды и запрыгал в сторону Дивы. Синий, в гусиной коже, он трясся всем своим хилым тельцем и стучал зубами.
- Юрик, дорогой, дай-ка нашему приятелю полотенце, на него смотреть холодно!
Не говоря ни слова, Скелетон прижал полотенце к лицу и застыл. Дива встала со своего насиженного места и решительно принялась растирать мальчика полотенцем. Он терпеливо ждал, сжимая в кулачках две маленькие ракушки.
- Я ищу жемчужину, - сказал он, когда перестал дрожать и, закутанный все в то же полотенце, сел у миски с дыней. - Я по телевизору видел, что в раковинах попадаются жемчужины.
- А где твои родители?
- У меня нет родителей, меня бабушка родила.
- Так не бывает.
- А вот бывает!
- Хорошо. А у бабушки твоей дочка или сын?
- Дочка.
- Она тоже здесь отдыхает?
- Нет, она с нами не живет.
- И где же она?
- Бабушка говорит, она непутевая, укатила с новым хахалем во Владивосток.
Дива с Юрой переглянулись.
- Слушай, дружок, - сказала Дива и протянула Скелетону ломтик дыни, на котором Юра сделал надрезы, чтобы было удобней кусать. - Вот ведь какая штуковина: не найдешь ты здесь такую раковину, чтоб с жемчужиной. Хоть все облазь.
- Это почему? - спросил Скелетон через дыню.
- Понимаешь, - сказал Юра, - жемчугообразующие раковины крайне редки, а теперь и подавно. Чаще всего жемчуг выращивают искусственно. Жемчуг в Черном море - это нонсенс.
- Раковины с жемчужинами знаешь какие? - добавила Дива. - Они огромные, как таз, таких здесь не бывает. Их надо искать в океане. Здесь маленькие раковины, и если и есть в них жемчужины, то такие, что проглотишь - не заметишь. Микроскопические. На зубе хрустнет, и вся любовь!
- Нет уж, - твердо сказал Скелетон. - Найду! Вот эти еще надо разбить. - Он деловито показал новым друзьям свои ракушки и нечаянно уронил ломтик дыни на гальку.
- Быстро поднятое упавшим не считается, - сказала Дива, очистила ломтик и протянула мальчику.
- Бабушка вечером кипятком обваривает, и мы смотрим. Вообще, времени у меня мало осталось, мы через два дня уезжаем, так что лучше я пойду, половлю еще маленько.
С этими словами Скелетон встал, запихнул шкурку от дыни в миску, сказал "спасибо", напялил маску и посеменил к морю.
- Холодно еще, замерзнешь! - крикнула ему вслед Дива.
Мальчик даже не обернулся.
- Вот ведь родители, стрелять таких мало! - сказал Юра.
- Бедняжка, - согласилась с ним Дива.
Юра отпил компота и протянул банку девушке. Дива, с трудом удерживая банку в руках, тоже сделала большой глоток.
- Что-то мне это не нравится, - сказала она. Юра даже не сразу понял, о чем речь. - Уж слишком он на своих жемчужинах зациклился. И родители его бросили. Это же травма детства.
- И не говори, - вяло отреагировал Юра.
Дива заметно разволновалась и даже облилась компотом, когда делала очередной глоток.
- Ну, со временем забудет… - решил успокоить ее Юра.
- Да уж, забудет! Это у взрослых одно на уме: бабла поднять да потрахаться, - с этими словами Дива закурила. - А у детей все серьезно.
Глава 2
О Поле они наконец услышали от Хеннесси. Никто не знал, по каким дорогам жизни протащил свое тело этот сухонький старичок, но к концу жизни кривая привела его в Коктебель. У Хеннесси были раскосые глаза и тюбетейка, которую он сдвигал на затылок, когда в поисках бесплатной выпивки шел с молодыми музыкантами в город. Хеннесси был горьким пьяницей с помутившимся рассудком. Его знали все, он был завсегдатаем зеленки. У него были добрые глаза, как у ангелов на фресках, и веселый нрав, все его любили и подкармливали. А прозвище такое он получил потому, что имел обыкновение, поднося к носу бутылку какого-нибудь мерзостного пойла, говорить: "Да, это не "хеннесси"! А когда напивался допьяна, изрекал как заклинание: "Хеннесси!" - и падал, как сноп, мгновенно сраженный сном.
Старик Хеннесси был поэтом. У него была заветная мечта - описать в громадной поэме, не слабее "Илиады", всех обитателей зеленки, весь этот разношерстный и неугомонный люд, мельтешащий и суетящийся в святых поисках свободы. Но за много лет он написал лишь первую строчку. По общему мнению, строчка была что надо. Некоторые даже называли его гением. Поэма должна была начинаться словами: "Вот стою и ссу в море!" Закавыка была только в том, что у Хеннесси не находилось времени засесть за продолжение. Он без конца лежал в клиниках, где его лечили от алкоголизма и куда его упекали сердобольные внуки, а потом возвращался в Коктебель и вновь доводил себя до "состояния Хеннесси".
- Да, да, да, - сказал он. - Я видел Пола вчера в городе!
Старик сидел у костра с миской, в которую Никита положил ему гречки с тушенкой и луком.
- Серьезно, дядя Хеннесси? - обрадовалась Саша. - И где же он сейчас?
- Откуда я знаю! Он ушел в хижину на горе.
- А точно это Пол? - не унималась Саша. - То есть это точно англичанин, в смысле ирландец?
- Англичанин… Да какой англичанин - он марсианин! - рассмеялся Хеннесси и начал нести какую-то чушь про Пола Ньюмэна и фильм "Кошка на раскаленной крыше". Иногда в этом бреду молниями проблескивали смыслы, выдававшие в старом пьянице помешавшегося на экзистенциализме столичного интеллектуала. После этой невнятицы шел подробный рассказ о Феллини, который, будучи участником Московского кинофестиваля, якобы заметил в толпе Хеннесси и поманил его пальцем.
- Он сказал, что у меня уникальное лицо и что он снял бы меня в своем новом фильме. Мы всю ночь проболтали с ним о кинематографе и о том, куда катится мир…
- Так где же, где эта хижина? - воспользовавшись маленькой паузой, спросила Саша. - Мы должны срочно туда идти!
Она была не на шутку встревожена.
- Хеннесси, где это? - присоединился к ее расспросам Никита. - Скажи нам, не томи!
Лицо Хеннесси ничего не выражало. Это было воплощенное эпическое спокойствие.
- За могилой Волошина. Надо пройти столько и еще столько же.
- А какие-то опознавательные знаки там есть?
- На крыше большая антенна… Ребята, это все, что я помню, честное слово. А паааамяяять, - задребезжал он, прикрыв глаза, - укрыыыыта такииииими болынииииими снегааааами…
- И все?
- А что еще нужно? - Хеннесси поднял на них свои насмешливые глаза и произнес: - Мы все живем в эпоху поврежденного естества…
Юра задумался.
- Я совершенно согласен с вашей позицией, - сказал он, - и хотя таким глубоким жизненным опытом не обладаю, интуитивно прихожу к такому же мнению.
- …И помраченного сознания! - добавил Хеннесси.
Искатели провели небольшое совещание, на котором постановили, не теряя ни минуты, отправляться на поиски хижины, в которой остановился Пол, несмотря на то что информация была непроверенная и недостаточная. Саша развила такую бурную агитацию, что остальные невольно поддались ее порыву. Робкие, как все разумные, аргументы в пользу того, чтобы остаться, поскольку уже поздно, ветер таскает по небу чреватые дождем тучи, а бедняга Хеннесси грезит наяву, в расчет приняты не были.
Они вооружились двумя фонарями, бросили в рюкзачок по бутылке воды и вина, а Дива прихватила с собой мятную жвачку вместо еды. Никита, проявив редкую дальновидность, заставил девушек вместо шлепанцев надеть кроссовки, и они отправились в путь.
Поднявшись на сотню метров, огляделись. Внизу виднелась зеленка и крохотные палатки, казавшиеся отсюда, сверху, каплями масляной краски на серой ленте пляжа.
- А детей солнца, оказывается, по пальцам можно перечесть, - глубокомысленно заметил Никита.
По правую руку в вечерних сумерках полыхал Коктебель. Ветер доносил до группы спасателей фразы популярных песен и отдаленный гул голосов.
- Караоке, - определила Дива. - Культурный код эпохи.
Все перевели на нее взгляды и засмеялись.
- А что я такого сказала?!
Минут через сорок, поднимаясь все выше, они действительно разглядели на горе отдельно стоящее строение, а точнее халупу, с большой, разлапистой антенной на крыше.
- А? Что я говорила! - Саша победно вскинула руки к небу: - Вот мы и пришли, и Хеннесси это вовсе не приснилось!
Чем больше они вглядывались в сооружение на горе, тем меньше понимали, что бы это могло быть и для чего использовался этот, с позволения сказать, сарай, для каких специальных нужд. Может, то была сторожка и в ней жил сумасшедший фанат турецкого телевидения? Или дом построил полный неумеха романтик-аутист? Единственное, что они, как им казалось, знали наверняка, - там почему-то поселился беспаспортный, безденежный и беспомощный Пол. А собственно, где еще ему было поселиться?
В воздухе запахло сыростью и близким дождем. Солнце безнадежно тонуло в море, становилось холодно и темно. Стоило поторопиться. Они пошли напрямик, через ложбинку, по узенькой тропе. Вдали засверкали молнии.
Когда добрались до развалюхи, медную лепешку солнца, что еще не уползла за горизонт, закрыла мрачная туча. Начал накрапывать дождь. А халупа оказалась еще более обшарпанной, чем это представлялось издали. Обломки шифера закрывали дыры в крыше, вместо ступеньки перед дверью стояло перевернутое ведро. Рядом с ним по-хозяйски разгуливала курица.
- Так, - сказала Саша, - быстренько берем Пола под мышки и бегом домой, в палаточку, а то здесь еще на ночь застрянем!
Никита покачал головой и трижды стукнул кулаком в дверь. Никто не откликался. Он стукнул еще раз, и дверь открылась сама.
- Не заперто, - сказал он и шагнул внутрь. - Здравствуйте, есть кто дома?
- Пол! - закричала из-за его плеча Саша тонким голоском.
Дома явно никого не было. Они нащупали включатель, загорелся свет, и друзья удивленно ахнули.
Содержимое домишки совершенно не соответствовало его внешнему виду. За державшейся на одной петле дверью была комната, обставленная странно и вычурно. Правда, в обстановке не было какого-то единого стиля. Скорее, неизвестный хозяин тащил сюда все, что ему казалось красивым.
- Гнездо сороки-воровки, - предположил Никита.
- Лежбище клептомана, - высказал свою гипотезу Юра.
Кресло-качалка посреди комнаты, накрытое клетчатым пледом, резной буфет с немытой посудой и пыльные гравюры на стенах свидетельствовали о том, что хозяин как минимум был любителем антиквариата. Висящие на шкурах зверюшек бутафорские пистолеты и скрещенные шпаги вопили об отсутствии у него эстетического вкуса. А холодильник с огромной, грудастой и явно немолодой голой теткой на двери и вовсе сбивал с толку.
- В восьмидесятые годы в эротике снимались одни старухи, - изрек Юра со знанием дела. - Вы только полюбуйтесь, ей же сто лет!
Были в комнате вязанка лыж, телескоп, старый компьютер, боксерская груша, тренажер "дорожка", книжки-раскраски, роботы-трансформеры. Венчал все это изобилие громадный постер к фильму "Терминатор-2" с Арнольдом Шварценеггером, который был прикреплен к потолку.
В самой дальней от входа стене ребята обнаружили неприметную дверь. Дверь была замаскирована гобеленом с двумя оленями, и, если бы не ветер, они никогда бы ее не нашли. Но ветер, который пел в щелях, был таким сильным, что слегка приоткрыл потаенную дверцу. Снаружи уже бушевал неистовый южный ливень. Казалось, крупные капли готовы проломить крышу. По подоконникам бежали тонкие струйки прорвавшейся в дом воды. Ребята отворили странную дверь. За ней оказалась крохотная верандочка с заплесневелыми окнами, которую использовали в качестве кладовки. Там был такой же бессистемный хлам, как и в комнате, только обогащенный книгами и журналами. Похоже, неизвестный хозяин давно завязал с чтением и не находил для книжек другого, более почетного места в своем доме.
Но больше всего их поразил устроенный в центре кладовки капитанский мостик, совсем как настоящий, с запыленным штурвалом.
- Ни фига себе игрушка! - сказала Саша. - Вот это вещь!
- Куда плывем? - довольная Дива взобралась на мостик и двумя пальчиками тронула штурвал.
Там, снаружи, бушевала стихия, и, кажется, действительно можно было уже пускаться вплавь. С коктебельских гор мимо дома неслись к морю вспененные ручьи.
- Для полноты пейзажа не хватает только акульих плавников, - засмеялась Саша.
- Нам здесь придется переночевать, - сказал Юра, - по горам сейчас не вернуться, шеи сломаем. Жаль, из еды ничего не захватили. Мой желудочно-кишечный тракт требует пожрать.
- Из еды у нас только жувка! - весело сказала Дива.
- Я думаю, имеем право посмотреть в холодильнике, - изрек Никита. - Нехорошо, конечно, в отсутствие хозяина. Но мы можем дать ему денег, когда он вернется, или просто оставить их на столе.
- Пол нам простит, - сказала Саша, - он добрый. Мне тоже жутко хочется чего-нибудь заточить.