- Ну, пожалуй, можно было бы назвать это и памятью. Можно было бы… Но дело гораздо сложнее. Для формирования личности важны ведь не только воспоминания осознаваемые, то есть явно, зримо присутствующие в сознании индивидуума, но и те, что, не отражаясь в сознании явным образом, не фиксируясь в тот или иной момент времени в неких картинах ушедших событий, реальных или представляемых реальными, влияют, тем не менее, на пространство сознания, трансформируя его, и подчас весьма существенно. Ведь человек помнит всё…
- Кстати, пространство сознания. Если я правильно понял, сознание - это разум плюс душа?
Ангел задумался на минуту. Сорвал травинку и, прикусив зубами, стал грызть её, медленно, меланхолично, растянув губы, чтобы не обрезаться о жёсткие, шершавые края, и время от времени сплёвывая на песок зелёную кашицу.
- Режется… - пробормотал он. - Весна, вроде, а трава подсохла уже… Что ж с ней летом то будет? И как её коровы едят?
- Так у них и зубы другие, - ответил я. - Приспособленные… Так правильно я понял?
- Термин "душа" - условный, - сказал ангел. - Это же не некое серебристое облачко, возносящееся в эмпиреи, не истеричный призрак в драной простыне и даже не чертёж тела. И, представь себе, вовсе не копия твоего сознания. Да, сознание больше, чем душа. Вместе со смертью тела умирает и разум. А иногда он умирает и прежде тела. Твой, например, умер сегодня. Но ты же ещё жив? Не так ли? Сознание состоит из многих компонентов. Ты назвал только два. Их больше. Гораздо больше. Но душа - единственный неуничтожимый компонент сознания.
- Бессмертный?
- Ну… Можно сказать и так. Функционирование души связано с функционированием материи. Но не определяется им. Это - единственный внеэнтропийный компонент твоего "Я". Ты, наверное, спросишь: "А как же удалось этого достичь?"
- А как же удалось этого достичь? - спросил я.
- Альтернативное энергоснабжение…
Он догрыз травинку, сплюнув последнюю порцию кашицы на песок.
- Кроме хранилища резервных копий система, именуемая "душой", работает и как анализатор информации, альтернативный разуму, и как система активного сбора данных о состоянии окружающей индивидуум среды, и как альтернативная управляющая система. И сразу замечу, что функции её отнюдь не исчерпываются вышеприведённым списком. Но самое главное - данная система запитывается по схеме двойного энергоснабжения.
- Запитывается?
- Ах, да! Технарский термин. Некоторых коробит. Иные даже возмущаются.
Ангел сорвал ещё одну травинку, но грызть её уже не стал, а просто теребил в руках. Потом медленно растёр в ладонях.
- Снизу вот травинка серебристая. А сверху зелёная. Тёмно-зелёная. Малахитовая прямо…
Он же волновался! Ангел…
Мне и самому показалось это странным. Пришелец из горних сфер, служитель Господа, могущественный посланец небес - и вдруг… Волнение?
Вот так - лежит на берегу тихой лесной речушки, затерянной в неведомой среднерусской глуши, объясняет безумному, жалкому человечку основы устройства человеческой же примитивной душонки - и при том волнуется, словно показания даёт на Страшном Суде… Или просто боится проговориться?
И зачем туман такой напускать? "Не исчерпывается"…
- На меня вот поп один даже с кулаками полез. "Не смей" кричал "ирод, творение Божье с шестерёнками мешать!" Нервный батюшка оказался… По счастью, до главного то мы с ним и не дошли. А то бы мне точно по морде от него досталось.
- До главного?
- Ну да. Предназначение души. Эх, давай-ка я искупаюсь сначала. А то похолодает ближе к вечеру - так в воду и не влезешь. А потом к разговору нашему вернёмся.
- А что, ангелы холода боятся?
- Боятся. Инвентарь от холода из строя выходит.
И он выразительно похлопал себя по животу.
- Не слишком то ты инвентарь свой жалел, - сказал я. - Я уж успел заметить… На складе под расписку брал? Компенсацию платить не заставят завхозы твои небесные?
Он промолчал. Как видно, намёк на самокастрацию особого успеха не возымел.
Впрочем, я уже успел заметить, что иронию он или вообще не воспринимает, или же воспринимает слишком серьёзно и соответственно реагирует.
И именно тогда я впервые обратил внимание на одну чрезвычайно интересную деталь: ангельский юмор (если таковой вообще когда-либо существовал, а не был лишь очередным проявлением дурного его лицедейства) всегда и неизменно принимал формы какого-то неожиданно возникающей агрессивной истерии; умный и тонкий сарказм его речей непрестанно срывался в самое грязное и непристойное шутовство, которое, в свою очередь, весьма часто переходило в припадок (похожий на эпилептический), в продолжении которого речи ангела становились откровенно бессвязными и бредовыми, а то и просто превращались в бессмысленный (по крайней мере, бессмысленный для меня) набор звуков.
Но и в том и в другом случае (даже в самых безумных припадках своих) он постоянно находился в состоянии глубокого самопогружения, словно бы всё происходившее вокруг него, и всё было исходившее от него, и всё, что творилось с ним самим было лишь слабым отзвуком его собственных страстей (не знаю уж, творческих или деструктивных), бушевавших внутри него и разрывавших на части сознание этого чистого, непорочного, высшего существа.
Он встал и, вышагивая медленно и важно, высоко поднимая и поджимая ноги, словно большая, неуклюжая, нелепая, растолстевшая цапля, неведомо каким образом объявившаяся на тихом этом речном берегу, побрёл по холодному уже песку к кромке потемневшей под вечер воды.
И, глядя на него, подумал я вдруг, что вот так и произойдёт у меня на глаза какое-нибудь чудо Господне. Произойдёт просто и буднично. Без анонсов, восторженных толп, жрецов, аплодисментов, белых голубей, слетающих с неба и ослепительных нимбов, без непорочных дев и развязных апостолов, пространно и вполне доступно объясняющих непросвещённой и умственно отсталой публике все аспекты происходящего чудесного явления ("Обратите внимание - без малейшего напряжения Христос превращает воду в вино!.. Дамочка, подвиньтесь! Из второго ряда не видно. Прошу подсветить софитом, публике не видны подробности! Кстати, обратите внимание - какая сложная химическая реакция! Сколько задействовано реагентов!.. Не жуй, сопляк, когда сам Господь для тебя бормотуху готовит! Никакого уважения к Сыну Божьему! Не дай Бог с такой молодёжью до Страшного суда дожить!..Ах, в какой форме Господь! В какой он чудесной физической форме! Он затратил так много сил на этот удивительный, неповторимый эксперимент… Что? Ты тоже на дому гонишь? Заткнись и не гони!.. И при этом пульс у Него бьётся так же ровно и спокойно, как и в тот далёкий теперь уже день, когда начал Он сотворение грёбаной этой Вселенной! Аплодисменты, дамы и господа!!")
Нет, казалось мне, что ничего подобного не будет. А просто ступит ангел на грифельно-тёмную воду реки - и пойдёт, пойдёт по воде, шлёпая ногами и дрожа от холода. И, дойдя до противоположного берега, развернётся и побредёт обратно.
И я может быть даже и не замечу, что за Чудо произошло у меня на глазах. Разве только посочувствую ангелу, который не может просто окунутся с головой в речную воду, а обречён лишь творить никому не нужные чудеса.
Но чудеса его были, видно, иного рода. Хождение по воде в их число явно не входило.
Вода его не держала. Она плеснула ему по ногам и охватила их быстрым своим потоком.
"Ох, мать твою…" бормотал ангел. "А и вправду холодно уже. Заболтались, видно… Мылись долго… Десятый час уже, не меньше. А то и одиннадцатый. И течение тут…"
В реку заходил он с опаской и, едва вода дошла ему до пояса, остановился и замер, подняв руки над головой, словно испрашивая у небес благословения на безрассудное своё купание. Впрочем, понятно, что никакого благословения ему не требовалось - он просто боялся опустить руки в ледяную, непрогретую ещё весеннюю воду.
- А днём то, - заблеял вдруг ангел сипнущим и подрагивающим голосом, - река куда теплей была. Когда мы кровушку то смывали…
Зачем он вспомнил? К чему? И это гадкое слово… "Кровушку"…
Не знай я уже, что он ангел - честное слово, снова бы решил, что он примитивный, отвратительный маньяк. И пошлый циник.
Но теперь…
- Да, трудновато было смывать… Трудновато… Вот так всё время бывает. Творишь что-нибудь, создаёшь - и только одна грязь потом остаётся. Прямо обидно иногда бывает, честное слово.
- Зачем всё это? - спросил я его.
В который раз уже в тот день я задавал ему этот вопрос. И каждый раз в ответ он лишь бормотал какую-то откровенную чепуху (я уж начал думать, что это какой-то особый, тайный язык ангелов), а то и просто молчал, как будто считал ниже своего достоинства отвечать на такие глупые вопросы.
Я уже готов был сделать вывод, что и ответа никакого у него нет и даже задним числом не способен он придумать хоть какое-нибудь объяснение отвратительному, бессмысленному и просто унизительно мелкому для ангела поступку - убийству дорожной проститутки.
Но на этот раз я всё-таки смог получить от него ответ. Возможно, он просто понял, что я не пойду с ним дальше, не получив предварительно от него нужного мне объяснения. Я не поверю ему до конца. Все его чудеса, фокусы и проповеди не смогут окончательно развеять моих сомнений, не смогут убедить меня в том, что я действительно имею дело с ангелом, а не с душевнобольным человеком. Ему нужна была моя вера. И я ему был нужен. Очень нужен.
- Зачем? - собравшись с силами, он погрузил руки в воду по локти и, зажмурив глаза, зашипел так громко и резко, словно с большим трудом сдерживал самые отчаянные ангельские свои ругательства.
- Зачем? - повторил он, вновь поднимая руки и стряхивая с них капли. - Ох, нет… На берег пойду…
И, вновь превратившись в голенастую (но отчего то волосатую) цаплю, зашлёпал к берегу.
- Тут, знаешь ли, особая логика. Да не ухмыляйся ты, послушай сначала. Нет, я прекрасно знаю все твои возражения. И заранее зная то, что ты хочешь мне сейчас сказать. Дескать, у каждого убийцы своя, особая логика. У инквизиторов - своя, у тюремщиков и палачей - своя, у маньяков - своя, у террористов - своя, у жандармов - своя. Но это не логика. Это просто некий набор слов для самооправдания. И слова эти ничего в конечном итоге не объясняют, не определяют истинную цель творимого над жертвой насилия. Ой, руками помашу! Согреться надо…
И он так резво запрыгал вокруг меня, что песчинки полетели мне в лицо.
Ощипанный… Да, именно такой образ представился вдруг мне - ощипанный ангел, пытающийся взлететь. Взлететь и вернуться на небо. Он машет руками потому, что у него нет больше крыльев. И отчаянно подпрыгивает. Но всё бесполезно. Он остаётся на земле.
И продолжает свой рассказ.
- А истинная цель подобных поступков у всех одна. И не зависит она ни от образования, ни от воспитания, ни от социального положения, ни от религиозных или политических убеждений. Нет! Вовсе нет! Единая, вечная, непреходящая цель всей этой людской породы от начала времён и до сего дня - совокупиться с жертвой. Да, совокупиться! Именно в том и состоит особый, сокровенный смысл насилия. Насилие - это частное проявление любви. А Бог есть Любовь. Так ведь сказано в Библии? Я надеюсь, ты читал эту весьма увлекательную и поучительную книгу?
- Да так, в отрывках…
- В отрывках? О, это не так уж плохо! Но хоть сказки в детстве ты читал полностью, от начала и до самого их конца?
- Сказки… Да, сказки, конечно, полностью…
- Ну так в сказках же Добро всегда побеждает Зло! Это то ты знаешь, я надеюсь?
И, подпрыгнув, он взмахнул ногой так резко, что едва не заехал мне по подбородку.
- Ох, хорошо! Тепло сразу стало. Может, тоже попрыгаешь? Или гимнастикой займёшься?
- А я не замёрз пока. Да и одеваться уже скоро надо… Так что там с добром и злом?
- А, это… Добро, конечно, всегда побеждает. А что такое добро? Это и есть Любовь. Это высшее проявление воли Господа, это лучшее и самое явное доказательство Его существования. А если насилие - это одно из проявлений Любви, то насилие является проявлением воли Господа…
- Ерунда какая то! Насилие, убийство…
- Вот! - торжествующе воскликнул ангел. - Я же предупреждал, что здесь действует особая логика. Логика, абсолютно свободная от примитивных, плоских стереотипов, которыми напрочь забито земное твоё сознание. И если бы не благородное и смелое твоё желание избавиться от лгавшего тебе разума - я бы и не пытался изменить хоть что-то в тебе. Я бы с чистой совестью оставил тебя подыхать в очередном тупике твоего лабиринта. Но я спас тебя. И ты сейчас живешь. А в лабиринте догнивает сдохший твой разум! И я уверен - ты способен меня понять! Я уверен!
И, прекратив прыжки свои, он нагнулся и протянул мне руку.
- Восстань, смертный! Давай одеваться, ехать пора. Я тебе по дороге доскажу…
Небо тяжелело и опускалось всё ниже и ниже.
Вслед за светом, уходящим на запад, с востока подходила тьма. И на захваченной её части неба одна за другой загорались белые звёзды.
Свет луны, сначала бледный, слабый, почти незаметный, фокусируясь, становился всё ярче, резче, пронзительней. Отфильтрованный ночною тьмой, он был чист. Стерилен. Мёртв.
Печальное время поздних сумерек. Исход дня, который для меня оказался слишком долгим. Мне до сих пор кажется, что я его так и не пережил.
Мы брели по узкой, едва протоптанной тропинке.
На полпути к машине, когда мы поднялись уже до самого верха полого откоса, что шёл от реки к краю возвышавшегося сплошною чёрной стеной леса, вновь со спутником моим (и в который раз уже за то короткое время, что я его знал) стало твориться что-то странное.
Он (как и ранее днём) стал трястись, взмахивать руками и нараспев бормотать свои заклинания.
Честно говоря, я к тому времени порядком уже устал от всех этих выкрутасов, изрядно продрог и от дневного купания и от лежания на не слишком тёплом песке, да и случившиеся днём события совершенно меня вымотали. И оттого нисколько не насторожился и совершенно не обратил внимания на то обстоятельство, что подобное же поведение этого существа (не человека же, конечно, нет), назвавшегося ангелом, предшествовало его нападению на проститутку.
Любой здравомыслящий человек на моём месте (о, где оно, обывательское это здравомыслие!) несомненно пришёл бы к выводу, что имеет он дело с психопатом, чьи приступы агрессии неизменно предваряются подобным поведением, за которым следует…
Портфель. Он взял его на реку. Он нёс его с собой.
Нет, мне было наплевать. Я не испытывал страха. Я просто шёл, едва передвигая ноги от усталости. Подъём наконец то закончился, идти стало легче. Мне хотелось добраться до машины, забраться в кожаное, тёплое её нутро, калачиком свернуться на заднем сиденье (ведь он наверняка будет за рулём, так что заднее сиденье непременно достанется мне) и спать, спать…
Я чувствовал, что засну мгновенно. Просто отрублюсь. И если этот гость из иного мира вздумает порезать меня на кусочки - ему даже не придётся давать мне наркоз, гипнотизировать меня или надевать мне чёрные очки. Я истеку кровью прежде, чем смогу очнуться и понять, что со мной происходит.
Он ангел. Точно, ангел…
В конце концов, почему бы ему и не быть ангелом? Ангелом Света?
Да, он убийца. Да, он творит насилие.
Но разве ангелы не убивают? Они - слуги Господа, но не Господь ли убил всех первенцев в земле Египетской? Не Он ли утопил в пучине морской войско фараона (то есть отцов тех самых первенцев)? Не Он ли погрузил землю в пучину потопа? Не он ли уничтожил Содом и Гоморру (а все ли уж там были педики…)?
Да разве не Его промыслом ежедневно гибнут на земле миллионы живых существ, наделённых разумом и чувствами, и миллионы претерпевают муки?
Да, я считаю и животных. Ведь и они способны чувствовать приближение смерти. И уж в плане морали их невинность - вне сомнений.
Он - судья, выносящий миллионы смертных приговоров вдень, на вечность вперёд рассмотревший все наши дела.
Он - добр? Добро - доброе?
А может ли вообще Добро быть добрым?
Есть ли вообще способ отличить Бога от убийцы? А убийцу отличить от Бога?
А этот… У него сверхъестественные способности. Он читает мысли. Он убивает. У него хорошая машина. Он оторвал себе хуй.
Все признаки ангела. Он ангел! Ангел!
Пиздоблядская мудоёбина! Разъябайский пиздохуй! Пидорасина разпиздоёбская!
Спать. Глаза уже слипались.
- Ею-э - э! Ле - е - е! - басом тянул ангел, тыкая пальцем в луну, что висела почти над самыми нашими головами. - Луна низко, её понюхать можно.
И шумно втянул ноздрями воздух.
- Чем луна пахнет?
- Не знаю, - честно ответил я. - Луной, наверно…
- Земляника должна пахнуть земляникой, - наставительным тоном сказал ангел. - Ромашки пахнут ромашками, табак - табаком, свежий хлеб - свежим хлебом.
- Вот и я говорю… - пытался я вставить фразу ему в тон.
Но он прервал меня, закричав:
- А луна должна пахнуть говном!!
- Это почему это? - искренне удивился я.
- Так Богом заведено, - пояснил ангел. - То мудрость Божия! И не мне это менять! И, тем более, не тебе!
- Да я и не собираюсь, - примирительным тоном ответил я (побаиваясь, что из-за очередного ангельского приступа ночевать придётся в лесу, на холодной земле и в обществе двух-трёх сотен комаров).
Мне хотелось только, чтобы он поскорее добрался до машины и открыл её. А там пусть бы прыгал и вопил хоть до рассвета… Мне Божью мудрость всё равно не понять. Нечем.
- А сегодня она говном не пахнет! - заявил ангел.
- Ну, наверное… Сломалось что-нибудь, - сказал я, уже не зная, как же заставить его продолжить путь и отвлечь от фекально-астрономических наблюдений. - Небесная механика… Всякое бывает… Пойдём что-ли, а то от холода и мой инвентарь испортится…
- Сломалось? Что там могло сломаться?! - возопил ангел пуще прежнего.
- Исправить надо! И немедленно!
Я уже не знал, чего ещё ожидать от взбесившегося в очередной раз ангела (странно, даже в этот момент я не подумал о его портфеле), оттого просто промолчал, пожелав лишь втайне (и самым тихим шёпотом), чтобы этот припадок окончился как можно быстрее.
Ангел же, бросив на землю портфель и на ходу снимая ботинки и носки, побежал к высокой сосне, что стояла метрах в десяти от нас. Выросла она на открытом, солнечном месте, на поляне, вдали от остальных деревьев. Оттого ветви её, широкие крепкие, росли почти от самого низа, раскинувшись пологом над землёй. Не знаю, давно ли он приметил эту сосну, но из всех деревьев, что росли вокруг, именно она была самой подходящей для задуманного ангелом ремонта луны.
Подбежав к сосне, ангелом подпрыгнул, схватился за нижнюю ветку, подтянулся, и ловко начал карабкаться вверх, быстро и цепко хватаясь за ветки. Скоро он скрылся из виду и только по толчкам, встряскам и раскачиванию верхушки сосны я мог догадаться, что сын небес карабкается всё выше и выше, и, пожалуй, добрался уже почти до самого верха.
- А взлететь нельзя было? - крикнул я ангелу.