- Одним словом, - сказал мистер Грюджиус, - ваша помолвка это только пожелание, мечта, выражение дружеских чувств, соединявших вашего отца и отца мистера Эдвина. Конечно, они очень желали этого брака и надеялись, что он осуществится. А вы с мистером Эдвином с детства привыкли к этой мысли - и вот мечта ваших родителей осуществилась. Но обстоятельства могут измениться, и я сегодня посетил Женскую Обитель отчасти, и даже главным образом, для того, чтобы выполнить то, что я почитаю своей обязанностью, а именно сказать вам, моя дорогая, что юноша и девушка лишь тогда должны вступать в брак (если только это не брак по расчету, то есть пародия на брак и роковая ошибка, грозящая всякими несчастьями в будущем) - что они лишь тогда должны вступать в брак, когда делают это по собственной воле, по взаимной любви и с уверенностью, что они подходят друг другу и будут счастливы вместе (тут, конечно, тоже возможны ошибки, но уж с этим ничего не поделаешь). И разве можно представить себе, что ваш отец или отец мистера Эдвина, если бы сейчас был жив и возымел хоть малейшее сомнение в желательности для вас этого брака, продолжал бы настаивать на своих прежних планах, даже видя, что обстоятельства изменились? Такое предположение невозможно, неразумно, нелогично и совершенно нелепо!
Все это мистер Грюджиус проговорил так, словно читал вслух или отвечал вытверженный урок - настолько чужда ему была всякая непосредственность в выражении чувств.
- Итак, моя дорогая, - добавил он, вычеркивая "Завещание" у себя в книжке, - я исполнил свою обязанность - чисто формальную в данном случае, но в других подобных казусах необходимую. Пойдем далее. "Пожелания". Нет ли у вас каких-нибудь пожеланий, которые я могу исполнить?
Роза покачала головкой - как-то грустно и потерянно, словно бы и хотела, но не решалась просить помощи.
- Не будет ли от вас каких указаний относительно ваших дел?
- Я… я хотела бы сперва поговорить с Эдди, - сказала Роза, загибая складочки на своем платье.
- Конечно, конечно, - одобрил мистер Грюджиус. - У вас с ним должно быть полное единодушие. Когда он опять вас посетит?
- Он только сегодня уехал. А приедет на рождество.
- Превосходно. Стало быть, при следующем вашем свидании вы все подробно обсудите и сообщите мне, а я выполню свои обязательства - чисто деловые! - перед достойной леди, сидящей сейчас у окна. Вероятно, будут дополнительные расходы - тем более на праздниках. - Огрызок карандаша снова появился в руках мистера Грюджиуса. - Следующая запись. "Прощание". Да. Теперь, с вашего позволения, моя дорогая, я с вами попрощаюсь.
Он неуклюже поднялся с кресла. Роза тоже встала.
- А не могу ли я, - сказала она, - попросить вас тоже приехать на рождество? Мне, может быть, нужно будет что-нибудь вам сказать.
- Ну разумеется, моя дорогая, - ответил он, видимо польщенный (если можно сказать так о человеке, на чьем лице никогда не замечалось видимых признаков каких-либо эмоций, приятных или неприятных). - Я чрезвычайно Угловатый Человек и не умею вращаться в обществе, поэтому на праздниках у меня не предвидится никаких светских развлечений, кроме обеда с моим клерком, - тоже весьма угловатым господином, которого мне удалось залучить себе в помощники. Его отец, норфолкский фермер, каждый год посылает мне в подарок вскормленную в окрестностях Норича индейку, каковую мы обычно и вкушаем вдвоем в первый день рождества под соусом из сельдерея. Я прямо-таки горжусь, моя дорогая, тем, что вы хотите меня видеть. По моей должности сборщика арендной платы, люди очень редко хотят меня видеть, и то, что вы обнаружили такое желание, это для меня приятная новинка.
Тут Роза, признательная мистеру Грюджиусу за столь быстрое согласие на ее просьбу, положила ручки ему на плечи, привстала на цыпочки и крепко его поцеловала.
- Бог мой! - воскликнул мистер Грюджиус. - Благодарю вас, моя дорогая! Это большая честь для меня - и большое удовольствие. Мисс Твинклтон, мы весьма приятно побеседовали с моей подопечной, и я больше не буду докучать вам своим присутствием.
- Нет, нет, сэр, - с любезной снисходительностью возразила мисс Твинклтон, вставая. - Не говорите так - докучать! Ни в коем случае. Я вам не разрешаю.
- Благодарю вас, сударыня. Я читал в газетах, - начал мистер Грюджиус, слегка запинаясь, - что когда какой-нибудь знатный гость (но я, конечно, не знатный гость, отнюдь нет) посещает школу (но это образцовое учебное заведение, конечно, не просто школа, отнюдь нет), он обыкновенно просит отпустить детей пораньше или отменить наказание провинившемуся. Сейчас дневные занятия в этом - э-э… колледже, коего вы являетесь достойной главой, уже окончены, так что первое не имеет смысла. Но если кто-нибудь из молодых девиц сейчас э-э… в немилости, то, может быть, вы позволите мне…
- Ах, мистер Грюджиус, мистер Грюджиус! - воскликнула мисс Твинклтон, с целомудренно кокетливой ужимкой грозя ему пальчиком. - О мужчины, мужчины! Как вам не стыдно подозревать нас, бедных опороченных блюстителей дисциплины, в жестокосердии по отношению к нашему полу! И как вы уверены в нашем мягкосердии по отношению к вашему полу! Но так как мисс Фердинанд страждет сейчас под тяжестью баснописца, - мисс Твинклтон имела в виду тяжкие труды этой девицы по переписыванию басен мосье Лафонтена, - то будьте добры, Роза, милочка, пойдите к ней и скажите, что наказание отменяется из уважения к ходатайству вашего опекуна, мистера Грюджиуса!
Тут мисс Твинклтон сделала глубокий реверанс - до того уж глубокий, что даже страшно подумать, какие чудеса должны были вытворять при этом ее почтенные ноги, - и победоносно выпрямилась, в добрых трех шагах расстояния от исходной точки.
Считая необходимым повидаться с мистером Джаспером до своего отъезда из Клойстергэма, мистер Грюджиус направился к домику над воротами и поднялся по лестнице. Но дверь была заперта, на приколотой к ней бумажке написано - "Я в соборе", и тут только мистер Грюджиус вспомнил, что в этот час в соборе обычно идет служба. Он снова спустился вниз, прошел по аллее и остановился на широких западных дверей собора; обе их створки были распахнуты настежь, так как день, хотя и короткий по-осеннему, был ясный и теплый и этим воспользовались, чтобы проветрить церковь. Мистер Грюджиус заглянул через порог.
- Бог ты мой! - сказал он. - Как будто смотришь в самое нутро Старика Времени!
Старик Время дохнул ему в лицо; из-под сводов, от гробниц и склепов донеслось леденящее дуновение; по углам уже сгущались мрачные тени; зеленая плесень на стенах источала сырость; рубины и сапфиры, рассыпанные по каменному полу проникавшими сквозь цветные стекла косыми лучами солнца, начинали гаснуть. За решеткою алтаря на ступеньках, над которыми высился уже окутанный тьмой орган, еще смутно белели стихари причта; и временами слышался слабый надтреснутый голос, который что-то монотонно бормотал, то чуть погромче, то совсем затихая. Снаружи, на вольном воздухе, река, зеленые пастбища и бурые пашни, ближние лощины и убегающие вдаль холмы - все было залито алым пламенем заката; оконца ветряных мельниц и фермерских домиков горели как бляхи из кованого золота. А в соборе все было серым, мрачным, погребальным; и слабый надтреснутый голос все что-то бормотал, бормотал, дрожащий, прерывистый, как голос умирающего. Внезапно вступили орган и хор, и голос утонул в море музыки. Потом море отхлынуло, и умирающий голос еще раз возвысился в слабой попытке что-то договорить - но море нахлынуло снова, смяло его и прикончило ударами волн, и заклокотало под сводами, и грянуло о крышу, и взметнулось в самую высь соборной башни. А затем море вдруг высохло и настала тишина.
Мистер Грюджиус к этому времени успел пробраться ближе к алтарю, и теперь навстречу ему текли людские волны.
- Что-нибудь случилось? - быстро спросил Джаспер, подходя к нему. - За вами посылали?
- Нет, нет. Я приехал по собственному почину. Повидался с моей очаровательной подопечной и теперь собираюсь в обратный путь.
- Как вы ее нашли - здоровой и благополучной?
- О да, вполне. Вот уж именно можно сказать - цветет как цветочек. А я приехал, собственно, затем, чтобы разъяснить ей, что такое помолвка, обусловленная, как в данном случае, волей покойных родителей.
- Ну и что же она такое, по-вашему?
Мистер Грюджиус заметил, как бледны были губы мистера Джаспера, когда он задавал этот вопрос, и приписал это действию холода и сырости.
- Я приехал, собственно, затем, чтобы сказать ей, что такую помолвку нельзя считать обязательной, если хотя бы одна из сторон имеет возражения - такие, например, как отсутствие сердечной склонности или нежелание вступать в брак.
- Смею спросить - у вас были какие-нибудь особые причины для таких разъяснений?
- Только одна, сэр, - сухо ответил мистер Грюджиус, - я считал, что это мой долг. - Потом добавил: - Не обижайтесь на меня, мистер Джаспер. Я знаю, как вы привязаны к своему племяннику и как близко принимаете к сердцу его интересы. Но уверяю вас, этот шаг, который я сегодня предпринял, отнюдь не был подсказан какими-либо сомнениями в чувствах вашего племянника или неуважением к нему.
- Вы очень деликатно это выразили, - сказал Джаспер и дружески пожал локоть мистера Грюджиуса, когда оба они, повернувшись, медленно направились к выходу.
Мистер Грюджиус снял шляпу, пригладил волосы, удовлетворенно кивнул и снова надел шляпу.
- Держу пари, - улыбаясь, сказал Джаспер; губы у него были так бледны, что он сам, должно быть, это чувствовал и, говоря, все время покусывал их и проводил по ним языком, - держу пари, что она не выразила желания расторгнуть свою помолвку с Нэдом.
- И вы не проиграете, - отвечал мистер Грюджиус. - Конечно, у столь юного создания, да еще одинокой сиротки, возможна при таких обстоятельствах известная сдержанность, девическая стыдливость, нежелание посвящать посторонних в свои маленькие сердечные тайны - я не знаю, все это не по моей части, - но с этим надо считаться, как вы полагаете?
- Вне всяких сомнений.
- Я рад, что вы так думаете. Потому что, видите ли, - мистер Грюджиус все это время осторожно подбирался к тому, что сама Роза сказала о посредничестве мистера Джаспера, - потому что у нее, видите ли, есть такое чувство, что все предварительные переговоры должны происходить только между нею и мистером Эдвином Друдом. Понимаете? Мы ей не нужны. Понимаете?
Джаспер прикоснулся к своей груди и сказал каким-то мятым голосом:
- То есть я не нужен.
Мистер Грюджиус тоже прикоснулся к своей груди.
- Я сказал, мы. Так что пусть они сами, вдвоем, все обсудят и уладят, когда мистер Эдвин Друд приедет сюда на рождество. А уж потом выступим мы и докончим остальное.
- Значит, вы с ней договорились, что тоже приедете на рождество? - спросил Джаспер. - Понимаю! Мистер Грюджиус, вы только что говорили о моем отношении к племяннику и вы совершенно правы - я питаю к нему исключительную привязанность, и счастье моего дорогого, мальчика, до сих пор знавшего в жизни только радости и удачи, его счастье мне дороже, чем мое собственное. Но, как вы справедливо заметили, с чувствами молодой девицы тоже надо считаться, и тут, конечно, я должен следовать вашим указаниям. Согласен. Стало быть, насколько я понимаю, на рождестве они подготовятся к маю и сами уладят все, что касается свадьбы, а нам останется только подготовить деловую часть и в день рождения Эдвина сложить с себя наши опекунские обязанности.
- Так и я это понимаю, - подтвердил мистер Грюджиус, пожимая ему на прощание руку. - Да благословит их бог!
- Да спасет их бог! - воскликнул Джаспер.
- Я сказал - благословит, - заметил мистер Грюджиус, оглядываясь на него через плечо.
- А я сказал - спасет, - возразил Джаспер. - Разве это не одно и то же?
Глава X
Попытки примирения
Неоднократно отмечалось, что женщины обладают прелюбопытной способностью угадывать характер человека, способностью, очевидно, врожденной и инстинктивной, ибо к своим выводам они приходят отнюдь не путем последовательного рассуждения и даже не могут сколько-нибудь удовлетворительно объяснить, как это у них получилось. Но взгляды свои они высказывают с поразительной уверенностью, даже когда эти взгляды вовсе не совпадают с многочисленными наблюдениями лиц противоположного пола. Реже отмечалась другая черта этих женских догадок (подверженных ошибкам, как и все человеческие взгляды) - а именно, что женщины решительно не способны их пересмотреть, и однажды выразив свое мнение, после уж ни за что от него не откажутся, хотя бы действительность его в дальнейшем и опровергла, что роднит таковые женские суждения с предрассудками. Более того: даже самая отдаленная возможность противоречия и опровержения побуждает прекрасную отгадчицу еще горячее и упорнее настаивать на своем, подобно заинтересованному свидетелю на суде - так глубоко и лично она связывает себя со своей догадкой.
- Не думаешь ли ты, мамочка, - сказал однажды младший каноник своей матери, когда она сидела с вязаньем в его маленькой библиотечной комнате, - не думаешь ли ты, что ты слишком уж строга к мистеру Невилу?
- Нет, Септ, не думаю, - возразила старая дама.
- Давай обсудим это, мамочка.
- Пожалуйста, Септ. Не возражаю. Кажется, я никогда не отказывалась что-либо обсудить. - При этом ленты на ее чепчике так затряслись, как будто про себя она прибавила: - И хотела бы я посмотреть, какое обсуждение заставит меня изменить мои взгляды!
- Хорошо, мамочка, - согласился ее миролюбивый сын. - Конечно, что может быть лучше, чем обсудить вопрос со всех сторон, беспристрастно, с открытой душой!
- Да, милый, - коротко ответствовала старая дама, всем своим видом показывая, что ее собственная душа заперта наглухо.
- Ну вот! В тот злополучный вечер мистер Невил, конечно, вел себя очень дурно, - но ведь это было под влиянием гнева!
- И глинтвейна, - добавила старая дама.
- Верно. Не спорю. Но мне кажется, оба молодых человека были примерно в одинаковом состоянии.
- А мне не кажется, - отпарировала старая дама.
- Да почему же, мамочка?..
- Не кажется, вот и все, - твердо заявила старая дама. - Но я, конечно, не отказываюсь это обсудить.
- Милая мамочка, как же мы будем это обсуждать, если ты сразу занимаешь такую непримиримую позицию?
- А уж за это ты вини мистера Невила, а не меня, - строго и с достоинством пояснила старая дама.
- Мамочка! Да почему же мистера Невила?..
- Потому, - сказала миссис Криспаркл, возвращаясь к исходной точке, - потому что он вернулся домой пьяный и тем опозорил наш дом и выказал неуважение к нашей, семье.
- Это все верно, мамочка. Он сам очень этим огорчен и глубоко раскаивается.
- Если б не мистер Джаспер - не его деликатность и заботливость, - он ведь сам подошел ко мне на другой день в церкви сейчас же после службы, не успев даже снять стихарь, и спросил, не напугалась ли я ночью, не был ли грубо потревожен мой сон - я бы, пожалуй, так и не узнала об этом прискорбном происшествии!
- Признаться, мамочка, мне очень хотелось все это от тебя скрыть. Но тогда я еще не решил. Я стал искать Джаспера, чтобы поговорить, посоветоваться - не лучше ли нам с ним общими усилиями потушить эту историю в самом зародыше - и вдруг вижу, он разговаривает с тобой. Так что было уже поздно.
- Да уж, конечно, поздно, Септ. Бедный мистер Джаспер, на нем прямо лица не было - после всего что ему пришлось пережить за эту ночь.
- Мамочка, если я хотел скрыть от тебя, так ведь это ради твоего спокойствия, чтобы ты не волновалась и не тревожилась, и ради блага обоих молодых людей - чтобы избавить их от неприятностей. Я только старался наилучшим образом выполнить свой долг - в меру моего разумения.
Старая дама тотчас отложила вязанье и, перейдя через комнату, поцеловала сына.
- Я знаю, Септ, дорогой мой, - сказала она.
- Как бы там ни было, а теперь уж об этом говорит весь город, - продолжал, потирая ухо, мистер Криспаркл после того, как его мать снова села и принялась за вязанье, - и я бессилен.
- А я тогда же сказала, Септ, - отвечала старая дама, - что я плохого мнения о мистере Невиле. И сейчас скажу: я о нем плохого мнения. Я тогда же сказала и сейчас скажу: я надеюсь, что он исправится, но я в это не верю. - И ленты на чепчике миссис Криспаркл опять пришли в сотрясение.
- Мне очень грустно это слышать, мамочка…
- Мне очень грустно это говорить, милый, - перебила старая дама, энергично двигая спицами, - но ничего не могу поделать.
- …потому что, - продолжал младший каноник, - нельзя отрицать, что мистер Невил очень прилежен и внимателен, и делает большие успехи, и - как мне кажется - очень привязан ко мне.
- Последнее вовсе не его заслуга, - быстро вмешалась старая дама. - А если он говорит, что это его заслуга, так тем хуже: значит, он хвастун.
- Мамочка, да он же никогда этого не говорил!..
- Может, и не говорил, - отвечала старая дама. - Но это ничего не меняет.
В ласковом взгляде мистера Криспаркла, обращенном на его милую фарфоровую пастушку, быстро шевелящую спицами, не было и следа раздражения; скорее в нем читалось не лишенное юмора сознание, что с такими очаровательными фарфоровыми существами бесполезно спорить.
- Кроме того, Септ, ты спроси себя: чем он был бы без своей сестры? Ты отлично знаешь, какое она имеет на него влияние; ты знаешь, какие у нее способности; ты знаешь, что все, что он учит для тебя, они учат вместе. Вычти из своих похвал то, что приходится на ее долю, и скажи, что тогда останется ему?
При этих словах мистер Криспаркл впал в задумчивость - и перед ним начали всплывать воспоминания. Он вспомнил о том, как часто видел брата и сестру в оживленной беседе над каким-нибудь из его старых учебников - то студеным утром, когда он по заиндевелой траве направлялся к клойстергэмской плотине для обычного своего бодрящего купанья; то под вечер, когда он подставлял лицо закатному ветру, взобравшись на свой любимый наблюдательный пункт - высящийся над дорогой край монастырских развалин, а две маленькие фигурки проходили внизу вдоль реки, в которой уже отражались огни города, отчего еще темнее и печальней казались одетые сумраком берега. Он вспомнил о том, как понял мало-помалу, что, обучая одного, он, в сущности, обучает двоих, и невольно - почти незаметно для самого себя - стал приспосабливать свои разъяснения для обоих жаждущих умов - того, с которым находился в ежедневном общении, и того, с которым соприкасался только через посредство первого. Он вспомнил о слухах, доходивших до него из Женской Обители, - о том, что Елена, к которой он вначале отнесся с таким недоверием за ее гордость и властность, совершенно покорилась маленькой фее (как он называл невесту Эдвина) и учится у нее всему, что та знает. Он думал об этой странной и трогательной дружбе между двумя существами, внешне столь несхожими. А больше всего он думал - и удивлялся, - как это вышло, что все это началось какой-нибудь месяц назад, а уже стало неотъемлемой частью его жизни?