С глубинного перепоя очень хочется остаться дома. Но я, как всегда это и бывает по закону подлости, проснулась в 6.30, хотя заснула в районе пяти. С тупым упорством выпихнула всех к чёрту, мутно поглядела на свою облондиненную голову в зеркало, кое-как сообразила, что перекрасилась посредством Ленки надысь. Собралась, накрасилась, и отчего-то, плохо отдавая себе отчет в том, что делаю, отправилась… в универс! На первую пару. Прикиньте, да? Причём в белой кофточке на замочках из "Mango", джинсах со стразами-бабочками, и ультра-модных ботинках с носами загнутыми до идиотизма. А морда такая опухшая, глаза лихорадочные и на всём челе печать глубочайшего стремления к свету знаний! Можно было сделать маску для снятия опухлостей - да пошла она нах.
Но, отсидев полторы пары, прямо посреди общей психологии, молча встала и вышла, совершенно невозмутимо продефилировав мимо едва сдерживаемого изумления Елены Сергеевны, сухой мадам, известной своей строгостью.
Уже заходя в книжный, через дорогу, мне явилась наконец первая за утро мысль: "Нет, я нисколько не собиралась нарываться на праведный гнев Е.С., этой твари, переклинившейся на собственном величии - как же, она же психолог, и всех видит с потрохами! Но все подумают, что это - чудный эпатаж, по-типу да-а, мы на такое не способны! Но я-то совершенно не думала ни о чем, а просто словно за нитки дернули, встала и пошла! Видимо, если твой мозг отключен, и не управляет телом - это берёт на себя кто-то другой, у кого в руках эти нити… может, ты сам? Ведь Бог - этоЯ!" Мысль сия так понравилась мне, что захотелось сразу ее записать, ведь для того с собой всегда дневник таскаю. Но… лень. Как-нибудь потом. Я, конечно, не вспомню, но хочется надеяться.
Купила "Голос нашей тени" Дж. Кэрролла. Долго выбирала, вчитывалась, морщилась - нет, всё не то. Потом схватила эту с полки "Современная классика". Меня привлекла фраза типа: "Хоронили его на (таком-то) кладбище, он заметил его (тогда-то) и решил, что хочет лежать здесь". Как ни странно для меня, решающим фактором оказалась цена - пятьдесят пять рублей. Хотелось Олди за сто двадцать, новенькое, нечитанное. Олди я люблю - их можно читать долго, много, и с полным погружением… Но если сейчас взять, тогда нифига не останется, а мало ли чего ещё захочется! Карточки не обслуживают в этом магазине. Отказывать себе не всегда приятно, но… Завтра же забегу сюда!
Прошаталась я часа два. Делать было нехрена, и я решила вернуться в универ. Е. С. решительно осталась с нами ещё на одну пару, и я вошла тихо и просто, села на своё место напротив преподши, открыла мятый конспект и уставилась на неё со всеми вниманием и прилежанием. Стопудняк, она подумала, что это собачья наглость с моей стороны - но я совершенно искренне - "клянусь вам"! - заинтересовалась лекцией! У меня вообще все мудачества от души (ну, вы заметили!) Е.С. слегка покоробило, но держалась она молодцом. Всё верно, студенты имеют право покинуть неинтересное занятие. Другой вопрос - экзамен… Но это тоже чушь, чё же я, психологию что ль не сдам? Да пара ночей. На перемене, конечно, начнется: "Ива, ну, ты и дура! Она же тебя так отымеет на экзамене! Ты чё, это же монстр!" Но и это в корне неверно, никто меня не отымеет, потому что если у Е.С. будут плохие результаты в экзаменационном листе, то её деканат так саму выдерет! Она же опытный препод, проглотит наглость богатой соплячки! Насчет "я не нарочно", конечно, бесполезно. Да и неважно. И я пошла обедать. Подумав, выпила рюмку коньяку.
Блин, нафиг надо было, деньги-то последние на сегодня. Осталось сорок три рубля… Но в общем, жить можно. Банкомат где-то здесь был. Да и домой пора. По идее…
И я пошла к Ветру на работу. Он сидел на ящике и жрал солёную рыбу. Придурок, - подумала я в который раз. - Не тупой ведь, и не мямля, шёл бы учиться, работал нормально! Но как же - физический труд сделал из обезьяны человека! Урод! Хотя, я знаю, что учиться ему будет трудно: во-первых, конечно деньги - он сирота и содержит себя полностью сам. Потом ещё не следует забывать, что он - псих, и с его "особым мышлением" (и штампом дурдома в карточке) состыковаться с внешним миром непросто. Он замкнутый очень, любимый мой Ветер, уж я знаю! Поверьте, его-то "мир не понимает"! Скорее наоборот, конечно, но не суть важно. Блин, но ведь так вот всю жизнь на ящике не просидишь! Надо же как-то… Эх, да что там, он же не собирается долго жить - "еще лет пять - семь, и ладно!" Дурак. Ест селедку без хлеба, смотрит на меня странными глазами, не отрываясь и молчит. А я люблю его! Ууу!!!
- Отлично выглядишь! - коротко бросает, доев и сполоснув рот какой-то гадостью, смачно схаркивает на пол. Мне противно - жуть! И я молча стою где стояла. А он подходит ко мне, и пристально щупает самое дно души прозрачным взглядом:
- Что с тобой, малыш? Ты страдаешь!
Дыхание перехватывает, я немею - за что?! Отворачиваюсь, да как ты смеешь?
- Чего бы вдруг? Всё нормально, - не глядя на него, не могу! Слезы срочно затолкать обратно!
- Вот, в универе сегодня была!
Чтобы отвлечься достаю "Vogue" - я их не больно люблю, но ведь надо играть в тупую игру под названием "Привычки богатых девочек". Я вам потом подробнее об этом расскажу. А может и нет. Сейчас мне с ним потрахаться надо. А то завтра менстра, и сегодня спазмы и потому очень хочется. Сделала пару затяжек, он уже понял, зачем пришла, и закрыл дверь своей сраной бытовки на щеколду. Я усмехаюсь, успокаиваясь вдруг, и сбрасываю все личины. В такие минуты я не прячусь. Хочу, чтобы Ветер получал именно меня, а не одну из тех, кого я изображаю. Не стерву, не панкушку, не богатую девочку, не ленивую студентку, не истеричку и не дурочку - а меня. Дикую Дику, Ивану Вишневецкую. Я быстро стягиваю джинсы вместе с трусиками, и встав на колени на его странно чистой лежанке беру в рот, стремясь скорее дать ему кончить, чтобы во второй раз он работал дольше. Подняв глаза с удовольствием замечаю, как он кривится в сладкой муке, запрокидывая голову. Его пальцы путаются у меня в волосах. Сводит челюсти - у него весьма несредненький! Попробуй-ка помести такой во рту полностью! Я мучаю его языком быстрее и быстрее, и через пять минут горячая сперма стекает в горло. Поспешно сглатываю, чтобы не захлебнуться. Он вздыхает свободнее и молча (как иногда достает эта тишина!) присоединяется ко мне на лежанке. Вместе мы снова уговариваем его "друга" ещё поработать. Редкое надо сказать, качество - быстро встаёт, трудно успокаивается! Но я больше не могу терпеть, мне очень больно! Вырываюсь, и встаю на четвереньки.
- Трахни меня, Ветер, пожалуйста! Трахни, я хочу, я не могу больше!
Я шла под дождём и думала - ну вот нахрена, скажите мне, нахрена человеку в двадцать один год, работающему не то каким-то учётчиком, не то что-то в этом дурацком роде такие длинные, острые ногти? Оцарапал меня опять! Я спрашивала об этом, заглядывая в глаза каждому второму встречному, потому что каждому первому в глаза заглянуть не успеешь. Но прохожие не знали. И собаки - не знали. Дождь холодный, кофта из белой, наверное, десять раз в серо-буро-козявчатую превратилась. Ну почему вот я куртку не надела, а?! Кожа замёрзла страшно. Между ног какой-то долбучий дискомфорт, как будто Tampax из стекловаты запихала. Этот шиз драный, видимо, заразил меня чем-нибудь, мало ли с кем ещё трётся? От этих мыслей я разревелась - не хочу, нехочу делить его с кем-то!! Даже с Гдетыгдеты, особенно с ней! Тех, других, я хотя бы не знаю на рожу, и они для меня вроде невыразительных теней. Однакож, сумевших инкогнито мне передать привет неприятностями между ног. Толстые, жирные, как напившийся комар, капли противно влепляются в лицо, и прямо по болезненно набухшим от ПМС соскам. Раздражает СТРАШНО! "Прекратите издеваться, уберите же щипцы!" - отмахиваюсь от них, но они такие назойливые и тупые - ни черта не объяснишь, в упор не понимают! Внешний мир весь пытается влезть в меня не только с воздухом, но и этой мерзкой, долбучей водой! И если от первого избавиться ну никак - в детстве поставила тыщу экспериментов по прекращению дыхания, что, понятно, закончилось крахом, задыхаешься и всё тут! К Богу в гости было рано, и я успокоилась на том, что ещё найду способ не дышать и оставаться сколько положено в ненавистном мире! - то от второго внешнего насилия мира, дождя, с его погаными сперматозоидами - дождинами, ввинчивающимися в меня сквозь непомерно растягиваемые поры кожи я могу, и избавлюсь непременно! Для чего поспешно влетаю в первую попавшуюся стеклянную дверь. Тупо замираю на мгновение, ослеплённая злостным светом - я попала в дорогой бутик. Понятие "цена" не имеет совершенно никакого значения для детеныша туго набитых баблом человеков. И я решаю - ну, раз заперлась, значит, пора снова включать Пэрис Хилтон. С собой - несколько десяток, мятых, намокших в кармане джинсов. Зато есть пластиковая карта. И чек выписать завсегда можно на папу. Две крашеные дуры с плоскими масками - Давай больше плати! - подваливают ко мне. Я их интеллигентно посылаю очень далеко отсюда, и закапываюсь с башкой в кучу всякой бесцветной дряни - "это так модно в сезоне!" - ЭТО - да, это всегда модно! Тем более, в ТАКОМ сезоне. Когда дождь меня грязно изнасиловал, а Ветер - просто поимел. А сезончик ещё тот! Ни лица у него, ни выражения. Как заведённый труп - дождь, мерзавцы толпами. И я - в изгаженной бывшей белой кофте. И стразы отваливаются - "берите, девушка, это Ли Купер. Стразы долго проживут, ни одна не упадёт!" Как гадко липнет к телу мокрая ткань, она тоже хочет кожу с меня снять, сука! И в чёртовом раздражении сдираю ненавистную вещь, швыряю её продавалке прямо в руки. Надо же, поймала!
- Выбросите это, немедленно! - и подумав, добавила до кучи: - Пожалуйста!
Равнодушно развернувшись, прошлась по залу в лифчике. Да и джинсы тоже на хер! И вот я в мокром белом белье - зеркала угодливо являют просвечивающие местечки, и дурацкий-дальше-некуда цвет волос - шляюсь по рядам вешалок. Охранник слюняво ухмыляется. А ведь ему бы надо меня выгнать к долбанной матери, и всё такое! Пара посетительниц немеет. Я нарушаю общественный порядок - и ничего! Это ведь так и надо, они же ВСЕ точно знают с малолетних соплей - такпозволяют выгрёбываться только деньги. Причём, если это не твои деньги. Свои, кровные, так не побросаешь в помойку негодных капризов. Ну, и терпите, и давитесь грязной пеной зависти! Не зря же мои дорогие производители бросали меня одну в плохонькой квартирке, битком набитой злыми духами мучительных детских страхов, и одной-единственной молитвой - чтобы насталвечер и святые Они пришли домой!!Я всё думала - неужели, ну неужели же для того поковеркано моё детство, изломана моя слабая психика, чтобы я сейчас могла рыться в Гуччах и Мексах как ленивая курица? Это им на извращенный алтарь брошено святое, пугливое и невинное, то, что должно быть САМЫМ ЛУЧШИМ в жизни каждого человека - ДЕТСТВО?! И не просто, а моё, моё детство, граждане-господа!!! Да, Иваночка, да, детка моя сладкая, мусю-сю! На вот тебе оранжевенькую простецкую тряпчёнку за 2 800, не мерзни! Твое здоровье ведь ох, как дорого! Один подгнивший зубик в 3 400 обошёлся. И + пузырёчек коньячку, чтобы со следующим зубиком всегда могла на дяденьку-оченьхорошего-стоматолога рассчитывать! Да, а кстати, деточка - ну неприличненько же в трусиках - вот тебе юбочка за 1 250, джинсовенькая, со складочками, и такая, бля, коротенькая - вся попа наружу! А попа-то не хухры-мухры, 102 сантиметрика уже! Ну да, как раз для такой юбочки, и делают же, думают, хорошо смотрится? Уроды. Тогда уж и ремешочек к ней за 1 780. И галстучек - не в тему, зато за 2 870. Чулки в клеточку - вот это я люблю. Куртку серую, невыразительнейшую, и не в тему. Сапожки проститутские на шнуровке до колена. Сигарету у охранника. Чек на папино имя. Позвонили - удостоверились. Расплылись в улыбочке. Ах, да! Напоследок ненависть к этим убожествам взяла своё - прошвырнулась ещё раз по залу. Выбрала что-то совсем уж идиотическое - полосатое. С железяками и стразами, и впихнула продавщицам. Заотнекивались, курицы, а сами - довольны. Халява! Взяли, не подавились, суки.
Выходя, я несколько успокоилась. Не суки они. Сука - я. А они - серость, тупая безликая каша. Отвратительная человечина. Какое имя не дай - дрянь, уродцы, всё не под них. Они вообще ничто и имени никакого не надо. Безликие и безымянные.
Кажется, это и называется гордыней, и есть один из страшнейших грехов, наряду с самоубийством. Чтож, судьба, значит. Вкус суицида я уже знаю отлично. А гордыня всегда при мне была. Пыталась я честно, жить и быть в ихбытии. Ни-фи-га. Не могу. И не подлежит обсуждению. Сама с собой я всё давно обсудила. И вам объяснять не буду. Непонятно - и не надо. Не люблю я вас. Точка.
Вот иду, значит, попой верчу направо-налево. Приключений на неё ищу. Подъезжает этот… как его? - на байке, короче, черном "Урале". Ничё так, на лицо. Забыла, как звать. Поздоровкался, слез с машины, обниматься давай - ну прям так и соскучился! Просто трахаться хочется, да видимо не с кем. Не байк же ему трахать - не кобыла. Стою, он меня лапает, трындит чё-то, я не слушаю. Думаю - дать - не дать? Вроде как, отчего бы и нет? Ветра мне маловато. АУ (автоматическое удовлетворение) с другими, да и только. Но Ветер - меня не любит. Я хочу его круглосуточно. А он делит меня с кем попало, и даже ни капли не волнуется этим. Горько мне, ох, больно! Да ещё и что-то не проходит дискомфорт между ног…
- Айда, поехали!
- Куда, блондиночка моя? - рожа наглая, симпатичная, пару дней небритая.
- Куда хочешь! - и непристойно вильнула бёдрами. Пропади всё пропадом.
- Серьёзно? Ну смотри! Поехали.
Вот теперь вы радостно подрагивая ждёте описания дальнейших событий, смачно-похотливых в своих подробностях. Прошу!
Приехали на какую-то укромную поляну, на берегу Уфимки. Солнце после дождя светило с жуткой силой, будто стремясь скорее испепелить жизнь земную. А да, вам не это надо сейчас. Ну, про "это". Дело было в какой-то железной хреновине, по-типу заброшенной лодочной станции. Я забралась туда первой, юбка задралась до ушей, безымянный он присвистнул, и смачно облапал. Достал из кармана кусок клеёнки, специально видимо, заготовленный. Расстелил. Сверху куртку. Ложиться я не стала, приняла другую позу. Какую - да сами навоображайте. С широко разведенными коленями и упором на локти. Чё сказать - куннилингус был редкостно мастерский! Так даже Ветер не умеет, а ведь я полагала, что лучше умельца нет! Байкер то нежно, то настойчиво проводил языком, слегка прикусывая… и всё так в момент нужный, будто чувствуя, чего мне именно в данную секунду надо, чтобы слишком быстро не кончить, и непрерывно скользить, как по канату над пропастью в бесконечном блаженстве! В оргазм я сорвалась, как в эту пропасть, и летела целую вечность. Кажется, я кричала и извивалась, не знаю. Помрачение сознания, во время которого он деликатно ждал моего возвращения в мир живых. Когда я открыла глаза, он дрожал от нетерпения. Я посмотрела на него с недоумением - ну что за мудак станет дожидаться, пока девка в себя придет? Чё, думает, я ему теперь дам что-ли, такому тупому? Да не надо мне больше, а он мне никто, чтобы снова раздвигать ноги из признательности или жалости. Он, мало того, ещё и попытался взять меня, не сообразив, что ПОЗДНО! Я оттолкнула его, шепчущего какую-то уговаривающую хрень, и пытающегося повалить меня на спину. Но он, весь в дурмане нетерпения принялся настаивать, а я тогда применила злобное ядовитое оружие, страшнее которого в подобный момент не придумал бы и Сатана - засмеялась гадливо и противно. Его это как громом поразило. Если бы горящая стрела воткнулась в самую простату - он бы, наверное, только тогда испытал подобное, могу лишь туманно представить! Я заткнулась, и без тени жалости - мерзкая сука, зачем так, редкостный любовник, за что ему? - прошкандыбала к выходу, даже не оглянувшись на него, сидящего в жалкой позе, и не знаю - может и дрожащего. Ветер не любит меня. Ветер не хочет меня, а лишь моё доступное сытое тело. Мне никогда не стать панком, и даже просто человеком по-настоящему дорогим извращённому широфренику - Повиликину Гавриилу Евгеньевичу, Гане - Ветру. И вот вся эта обида отдана ему - безымянному байкеру, восхитительно владеющему языком, и СОВЕРШЕННО ни в чём передо мной не виноватому. А я - отработанная Ветром шлюха, пузырь из-под водяры, вышвырнутый тяжелым ботинком на помойку за ненадобностью - я пуста и стеклянна. Пешком пересекла два квартала, вечерело, от сырости стучали зубы - солнце чёртово как накалило так и отступило, с равной злобой. Изощренный расчёт - поджарить и заморозить. Странный и непонятный октябрь. А с меня будто все пенки сняли. Грязная я тварь. Достала ключи от запасной квартиры - вон мой дом, новехонький, отличный, крыша зелёная. Предками купленная хатка специально к моему восемнадцатилетию. Умницы, они с тех пор туда ни разу не сунулись, только чтобы чисто технически проконтролировать процесс отделки. Там всё моё, в том числе и стратегический запас спиртов. Я могу периодически жить там сколько вздумается. Сначала пару месяцев выдержала, но готовить самой и обсуждать сериалы с мамой по телефону оказалось стрёмно, и я вернулась к предкам. Сохранив полную свободу выбора мест обитания. Единственно лишь, что на их территории я соблюдаю их Конституцию, а у меня они подчиняются моей анархии. То есть, анархия лишь для меня. Вот так.
Я подняла голову к наливающемуся антрацитом небу, и горячие слёзы стекли обратно в душу. Боль, боль заполнила собой до краёв. Пойти домой - нет!!! Не могу сегодня их видеть! Борщ этот тети Нюрин-домработницын, папа с газетой, мама с зелёной маской на лице… сидеть в своей пустой норе - вообще свихнусь! Налакаюсь и выброшусь - этаж седьмой, хоть и ни капли не хочу, у бухла свои истерические правила. Тут где-то за спиной и слева пропел мотор байка, и сердце дёрнулось! Я - бегом туда, задыхаясь в жутких чувствах - не простит! Не останется, и я сдохну, некому спасти!
- Гоблин, Гоблин!! - заорала я, как полный шиз, выбегая на дорогу, и кидаясь под колёса… от отчаяния и "имя" его всплыло, минуя сознание сразу на язык.
- Ты чё… мать твою! Ебанутая! Куда, бля, лезешь, сука!! - глаза просто квадратные, а мне - не передать! Я подлетела вороной, вцепилась когтями в добычу, рвала на части, слезами:
- Гоблин, прости меня, ну, прости, ради бога! Ну, пожалуйста! Ну, сука я, тварь подзаборная! Прости!
Он офигело пялится на мои непонятные страдания минуту точно, и неуверенно отстраняясь осведомляется:
- Ты чё, Дика, пизданулась совсем? Чё надо-то теперь вдруг? Нет бы хоть на хуй послала, и то…
Сил отпихнуть меня он в себе не находит, наоборот обнимает (победа!!), и бормочет примирительно:
- Ну, ладно, ладно, харэ, чего ты! Объясни хоть путь-путём, у тебя крыша поехала нахуй, не вкурил я чего-то!
А я уже всю косуху ему пропитала слезами-соплями. Продолжая вздрагивать, хоть на деле приступ прошёл совсем. И не отрывая головы от его груди лепечу:
- Пошли ко мне ночевать, а? Ну, пошли! Мне стрёмно в одиночку… у меня бухло есть, и трава, если хочешь! Ганджа реальная, я тебе всё объясню, тока пошли!
- Ну, Дика Дикая, ты даё-ошь! А сразу чё заломалась, как сука последняя? Я чуть не сдох, блядь!