Я поднимаю лицо, и впервые по-настоящему заглядываю ему в глаза - карие с чёрными точками, смешливые и доверчивые, как у подрастающего щенка. Не глупые совсем. Этот дурацкий тон к таким глазам не идёт. Хотя, как посмотреть!
- Далеко - нет?
- Нет. Резину тока купить, у остановки точка, через пару домов. А мой - вот! - я указала рукой, шмыгнув носом. Теперь доверчивую шалавистую дуру играем. В тему - не в тему но прокатывает: байкер смеётся и хлопает по кожаному боку зверины:
- Садись, что ж!
Через пару часов мы уже изрядно навеселе. Пиццу дожрали на ура, скурили косяк на двоих, а у меня ещё полкораблика осталось! Однако, херня какая-то на этот раз, а не ганджа… Вылакали по баллону "Белого медведя" и пузырь текилы. Странно, но блевать не тянет! Чё было - не знаю. Чё будет - тоже. Но не трахаться не разговаривать явно не… и язык… липкий? А где же эти… как их? А, глюки! Нету. Хе-хе…хе-хе-хе…
- Ах-ха-ха!! - принимаюсь вдруг ржать во весь голос, даже не зная, весело ли мне? И так - до упаду, до бессознания и до смерти Вселенной…
А вот что интересно! Я садистка, или мазохистка? Мне чаще бывает больно, гораздо чаще, чем кому-то из-за меня! Значит, мазохистка. А я этого не хочу!!! Пусть будет больно другим. Значит - садистка. Не знаю… хочу Ветра, прямо сейчас. Сильно, больно, дико и зло.
Потащил её ебать, потащил её ебать…
На шифоньер и на кровать
Иди сюда, сука!
Я не хочу!
Зато я хочу!!!
Хорошая сладкая, я люблю тебя, блядь, блядь…..
Обыкновенный сексизм…
- Гоблин, а хочешь, поцелуемся, ты губами - я ножом! Хочешь - выпрыгни в окно - тогда вместе мы поржём…
Отойдя слегка, я потащилась в туалет, и наступила на раскрытую тетрадь-дневник на полу. Подняла, заглянула, и когда зрение позволило, прочитала с трудом:
"Поразмыслив, я пришла к выводу, что я все-же больше мазохистка, хоть иногда и приятно подчинять; а ты садист, хоть иногда желаешь унижений. Это же и так видно, по нашему сексу! Я прошу грубости, и тебя это зажигает. Потому мы периодически меняемся ролями. И тем счастливы…"
Дура. Тоже мне, счастье…
Пару недель спустя я перекрасилась снова, на этот раз в тёмно-медовый, с золотистыми прядями, очень клёво к глазам шоколадным. Это мама не вытерпев, дала денег, и отправила в дорогой салон. Я провела там три часа, подрезала волосы под удлинённое карэ, и чёлку добавила. Кр-расота! Выходя, промелькнула мыслишка - а Ветру бы понравилось? Но так вяло и пугливо, мелькнула - и испарилась. Лень и тоска вспоминать про него. Менять надо любовничка. Этот уже - да! - стирается.
Распотрошила счёт свой основательно "на пропой", пошла домой к себе, звякнула маме, что снова решила пожить самостоятельно.
С байкером мы так и затусовались у меня на хате - трахались, смеялись, пили портвейн и текилу, поедали пиццу и картошку, смотрели порнуху. Катались, курили травку косяками, и встречая знакомых на вопрос вместе ли мы отвечали, хихикая - "не знаем"! Мы и правда не знали. Угар, сплошной прикольный сон, запой - вместе ли мы? И были ли когда-то Ветер и Ленка? И на универ забила, не задумываясь ни о чём. Телефон положила в дальний угол, батарейка села, и всё, меня не найти! Мама звонила на стационарный - типа, Лена тебя ищет, ну и хер с Леной, я так и сказала. Что подумала на это мама, меня не ебёт. Меня ничего не ебёт. Я даже предохраняться перестала - а это-то всегда очень тщательно блюла. Оставила на заботу Гоблина, пусть сам парится, но не знаю, парился ли он? Нет, наверное, а мне всё равно, я и не спрашиваю. "Хуета рожденная хуйнёй". Не родить бы мне, хреноте эдакой… Не рожу. Всё нормально. Кума-арр!!
- Какие у тебя глазки красивые, чудо! - прошептал Ветер, обняв меня, и пытаясь поцеловать. Я отворачиваюсь. Романтика? Хе, не на того нарвались, чтобы верить в эту чувственность, эту нежность. Да он прямо-таки влюблён! Можно было бы и так подумать. Да я больше всех на свете хочу верить в это!! Слезы уже душат душу. Чёрт, чёрт! Какая он дрянь всё же! Без него практически не плачу, даже от злости и отчаяния, ни-ког-да! Только "когда за эту вот хуйню мне сдохнуть очень хочется…"
- Скажи-ка, миленький, а почему ты со мной трахаешься, а любишь Гдетыгдеты? Нет, я понимаю, нечего вроде бы объяснять, но всё же! Уж ты-то понимаешь, о чём я!
Он кивает, опуская голову, глядя себе под ноги. Слегка задумывается. Я закуриваю - ненавижу его, себя, Гдеты, и всю эту долбанную жизнь. А ещё говорят, что ничего ни с кем не случится, из того, чего он не хочет. Ну, неужели же я этого хотела, чтобы меня так нагло и откровенно не любили?
- Да, ты знаешь… вот ты всё говоришь - зачем ты всегда всё испортишь? А я всё думаю - почему я не с тобой? Почему тебя трахаю, много, часто и с изуверским удовольствием? Да тебе ещё и нравится это. Так ведь? Нравится. Вот, а Гдеты… хотя, нет, мы про тебя сейчас решили поговорить. Так вот. Ты не будешь смеяться, и я скажу. Я тебя люблю, Дика. Не веришь? Чего смеешься?
- Да, нет, плачешь! - не утираюсь, не стоит. Мне не стыдно. И вообще, всё равно нихрена не видно, на этом чердаке такая темень. А на улице, наверное, жуть какая холодрыга, снег выпал. Но мы сидим на трубе, даже куртки поснимали.
- А, ну поплачь. Тоже хорошо.
Циничная сука! Вздохнуть больно. Грёбанная правда. Ну, что ещё?
- Так вот. Дикая моя, я тебя люблю. Не стану нудеть - но не так, как ЕЁ, ты сама знаешь. Вообще, для чего я сейчас всё это говорю? У нас же с тобой идеальное взаимопонимание. Я и сам то и дело не понимаю, почему мы не с тобой. Но ответ знаешь и ты, точно так же, как и я! Разве нет?
- Нет.
То ли самое он мне скажет, что я думаю? Настолько ли мы друг друга понимаем, как я полагаю? Больно, аж замираю.
- Ладно, объясню! Всё же стоит выяснить… настолько ли мы друг друга понимаем, как я полагаю…
Что?? Воздух застревает в горле.
- Ты мне - как самое родное существо в мире! Хочешь - убей меня за эти слова! Логичнее логики было бы нам быть с тобой! Но ведь ты - это я! Нам с тобой - то есть мне, если можно говорить "я" о двух людях сразу, а в нашем случае можно! Так вот, мне - этому самому двуполому мне, требуется кто-то… ну, пара! Понимаешь! Мы с тобой - один, а Гдеты - наша пара… ну, то есть, моя! В смысле, если ты и я - это одно Я!
- Блядь, да ты точно законченный урод! - прошептала я, качая в темноте головой. Я верю ему - Господи, за что, почему я ему верю!
- Ты - шиз, придурок! Твоё место в дурке, псих хренов! - ору я, не выдержав распирающей любви и доверия. Я верю, верю - он прав, как бог, как дух святой! Ведь всё так просто и… Вскочила, и побежала прочь, прочь!! Что я делаю? А это уже моя логика. Надо играть, будто я его не понимаю а то вдруг он поверит мне, так же как и я ему? И в то же время, слыша топот его гадов за спиной, чувствуя, что он догоняет, я не бегу так, чтобы действительно убежать. Я жду, что он догонит, и мне очень стыдно, что я его понимаю, а он понимает, что я имею в виду, убегая.
- Да, именно, девочка моя! Вот вместе туда и отправимся! - хватает в темноте, на вылете из окна подъезда - я оказывается, успела спуститься на какой-то этаж, и думала уже выпрыгнуть в окно!
С блаженной болью утыкаюсь ему в грудь, и хохочу. Игра удалась. Он целует меня, мысли расплываются… и я знаю, снова и снова знаю, что ни за что не прыгнула бы, и вид делать не стала, если б он не бежал за мной. Эта пошлая игра. Эта великая актриса Дикая Дика играет лишь для него! Как он целуется, хоть подохнуть - лишь бы на последок он ещё поцеловал…
Но в то же время, - думаю я, успокоившись в его объятьях, сидя на теплой трубе - хоть и страшно признаться, но меня устраивает, наша любовь втроём, вернее "вдвоём", раз уж мы оба считаем себя одним Я. Ветер меня упорно ломает, чтобы я призналась себе, научилась бесстыдно признаваться себе в самой себе, в том, что мне действительно нравится. Нравится мне, а не той, кого я ломаю, и уже закостенело привыкла выламывать перед всеми и собой. Привычки, воспитание, окружение, общество… а вот он отлежал в дурке, и именно за то, что не хотел, вернее не умел как-то ломаться, и в первую очередь перед самим собой. Пусть вся эта его правда не был никакой и никогда правдой, она была ею. Он не врал себе, он врал всем. А врачи догадались, что он себе не врёт, и это называлось шизофренией с каким-то там синдромом, я постоянно забываю, сложно выговорить. Это сначала, а потом ещё добавили. Сколько у него теперь степень - я не знаю, он не говорит - я не спрашиваю. Боже, какой я шок испытала, сколько боли вынесла, как корила себя, и раздумывала без конца - можно ли допускать такую бесстыжесть, так откровенно быть? Носить кучу масок при себе, но всегда быть голым под тонкой кожурочкой, и так ловко этой шкуркой пользоваться, что никто и не увидит в упор, что ты голый под ней, что вот она - душа твоя, совсем - совсем близко! И показывать её только тем, кому хочешь показать. Зато и обидеть кто угодно может, но - в чём главная фишка Ветра - кто угоден ему, тот и обидит. Он сам решает, на кого обижаться! Боже, я недолго этому училась, меня так увлекло быть самим своим, и действительно жить, играя. Ах, как он это совмещает! Я благодарна судьбе, что он встретился мне! Пипец просто, да невозможно было не встретить! И слава Богу, не поздно! А то ведь как бывает - встречают, и хотели бы научиться снова быть у этого Встреченного, но настолько закостенели, что всё… "И что тебе останется вместо мечты? Ухаживать за нею, поливая цветы…"
Очнулась я от чувства жжения в спине, будто под ней сковородка. Оказалось, я заснула. Даже не надев трусов на горячей чердачной трубе. Села на ветровой куртке, оделась. В промежности - жуть, все сухо и противно. Пыли, наверное, набилось… харэ трахаться где ни попадя. Не к добру это! Поморщилась, огляделась - Ветер сопит на грязнющем полу у моих ног. Мне это показалось забавным, я тихо рассмеявшись потрогала его босой ногой.
- Вот, Ветерок, теперь и ты моя рабыня! Валяешься в пыли у ног Госпожи Дики, по всем правилам садизма!
Он недовольно заворочавшись, резко скинул с себя мою ножку. Ни хрена себе, обидно! Посопев, я встала и обувшись, пошла исследовать наше сегодняшнее пристанище. Темнотища, пылища - жуть!
- Блядь!! - это я башкой обо что-то долбанулась, прилично так!
Вдруг стало страшно, и я почти бегом, на ощупь выставив руки перед собой, помчалась назад, к Ветру. Там откуда-то слабенько свет сочится, и видно хоть что-то, силуэт Ветра. Он не проснулся. Я села на трубу, и надувшись, сложила руки между колен, смотрела на него. Ну как же так? И чем себя занять - мне ску-учно! От нечего делать, принимаюсь тихо насвистывать, желая разбудить Ветра, но не желая, чтобы это выглядело намеренным! Как раз верно вымеряла тональность - он нервно передернувшись, поворачивается ко мне личиком, и открывает любимые глазки. Я моментально замолкаю, с радостью выжидательно глядя на него. Он страшно недоволен, шипит:
- Ивана, ты охренела! Я спать хочу, как скотина рабочая! Мне на работу завтра…
- Сёдня… - механически поправляю. Ого, ничего же себе, на работу ему! А как же я? Опять в отстой?
- Всё, спи давай. Или сиди хотя бы спокойно!
- Ну… дай хотя бы сигарету, - ну и спи, урод!
Он долго шарится, матерясь полушепотом, протягивает сигаретку.
- А жигууу? - ною "очаровательным" женским голоском.
- Уф, блядь! - не выдерживает он. Но ничего, у меня настроение такое придурчивое. Прикурила, сижу. Я его хорошо знаю, сейчас присоединится. Если потревожишь - у него слетает с катушек сон. И точно, поворочавшись какое-то время - я не успела и половину скурить - шумно вздохнув, садится.
- Дика. Ты меня добила! Теперь и не уснуть нихрена…
Тоже закуривает. Ути, моя прелесть!
- Давай, споём тогда, дура ты моя!
- Давай!! - обожаю эти резкие перемены в его настроении!
Это сверхценные моменты - он никогда не поет, нигде и ни с кем, только со мной - и очень редко.
Так остаток ночи мы и просидели покуривая и попевая, на горячей трубе. Перед самым уходом случилась общая истерика - ржали, как бешеные, чуть не упали с лестницы, а от чего, не знаю!
Ну, бывает…
Стояла на остановке, собиралась поехать в переход, на стрелку с народом, полабать-побухать по старой памяти. Вдруг остановилась дорогая, длинная чёрная тачка, прямо возле меня, стекло опустилось:
- Ивана? - красивый, стильно растрёпанный мальчик смотрел на меня с восторгом.
- Ринат?? - у меня глаза на лоб полезли - это ж моя "типа первая любовь", мой дебютный парень!
- Привет, чертёнок! - он распахнул дверцу: - Садись!
"Чертёнком" он называл меня за пристрастие к анти-гламуру панк-рока "риал бэд гёрл".
- А ты помнишь, надо же! - села я рядом.
Он кивнул, слегка касаясь моих губ губами.
- А как же? Забудешь тебя! - и улыбнулся озорными чёрными глазами:
- Куда ты сейчас?
- Я в переход, к панкам думала гнать, на Горс!
- Ага, совсем не изменилась! Всё та же "бэд гёрл", и "Панкс нот дэд"?
- Да и ты, знаешь ли, всё тот же! - ответила я, рассматривая его: - Только, кажется, подрос немножко?
- Ну да, есть такое дело! - пожал он плечами: - А давай не поедешь ты к своим панкам, а рванём куда-нибудь, посимпатичнее, выпьем, побазарим!
- Давай! - моментально согласилась обожающая спонтанности я. Почему бы и нет?
Но в "Лидо" мы сидели недолго - он заговорщицки подмигнув, предложил взять дешевого алкоголя, и завалиться в подъезд, поиграть в детство, посидеть на ступеньках, как мы любили делать подростками, в пику предкам! Ринатка ведь парень моего круга, по деньгам и образованию, и по возрасту. Мама была очень довольна таким "приобретением", думая, что я вращаюсь со своими "ровнями". А я вообще не понимаю, как наличие денег может делать тебе ровню из людей? Или напротив, не ровню. Вот его мамашка была чуть не в истерике, когда увидала меня! Я была маленькая, худенькая (это уж потом враз вымахала и растолстела в половину себя!), глазастая, стриженная лохмами во все стороны, жутко красилась, и вообще этакая "девочка-Сто-булавок". Но Ринатка ни в какую не желал бросить меня, молча снося истерики и бойкот мамочки. Даже думал жениться, и убежать в какую-нибудь Америку, где мы будем учиться в одном университете, и ходить на все концерты "Эксплойтэд" для меня и "Слипнот" для него! Он альтернативу очень любил, и до сих пор любит, потому и не чувствовалось расхождения во вкусах особого.
Вспоминая всё это на лесенке, мы смеялись, "плакали", курили. Попивая "777", конечно, что же ещё?
- А помнишь, Иванка, как однажды двое суток проторчали в кино! - блестя глазами, и размахивая бутылкой, восторженно вопил Ринат.
Да уж, помню! Выбегали поесть, и если был перерыв между сеансами, то спали по часу-два в машине его, хоть он и был несовершеннолетний, но благодаря "Большому папочке" от ментов откупался всегда легко. Прогуляли сто шестьдесят тысяч… Клёво! Неповторимо!
- Эх, детство моё, любовь наша прошлая… - вздыхал он.
Он дарил мне чёрные розы, шипастые напульсники и сережки для пирсинга коробками! Потому что не знал, какие мне больше понравятся… А этот наивный наш, полудетский секс… И всё так радужно было, так юно и мило…. Не то, что с Ветром!
Только вот ноги затекли сидеть. Пригласила его домой, допивать, ведь торопиться ни ему ни мне некуда!
…Стакан скотча растянулся на несколько часов.
- Трахни меня, милый…
Он наклоняется, целует мои груди, упирается на локти, входит, и начинает двигаться. В самый ненужный момент мелькают образы Ветра, и… Да, я очень хочу, но почему-то не чувствую почти ничего…
- Нет, не так…
- А как? - немного приостанавливается, внимательный и нежный, как и прежде. Сердце тает от воспоминаний! Вот только немного переменим позу… это ведь тогда хорошо было по-простому. Сейчас же…
- Мне так не больно! А я хочу, чтоб больно!
- Ну давай! - он живо заинтересован, поднимается, пытаясь не выходить из меня. Я хочу закинуть ноги ему на плечи, и чтобы он так трахнул меня.
- О, Иванка, ты горячая киска! - шепчет он довольный.
- Ну, давай, грубее…
- Что?
- Грубее… ещё, мне так не больно, ну же! - я вся таю, горячая, как мороженое в чашке кофе, и скоро кончу…
Но этот дурак почему-то вместо того, чтобы ответить но мою простую просьбу, останавливается совсем!
- Ну что? - недовольно спрашиваю я.
- Ты… Ивана, извини…
- Он совсем обалдел - сбрасывает мои ножки со своих плеч. Садится на колени и складывает руки между ног.
- Чего? - я пытаюсь притянуть его обратно, но он не идёт ко мне! Блядь.
- Ты что, извращенка? - задаёт вопрос в лоб. Дурак!
- Чего? - совсем охрененно! Всё желание пропадает!
- А чего так вдруг подумал?
- Ну… ты боли просишь!
- Ну и что? Я так просто кончить не могу! - дуюсь уже. Козёл. В - чём трабл? - Но ведь скучно же просто так поелозить и всё Давай, неужели ты никогда…
- Что, Ивана, что ты мне сказать хочешь этим? Ты ведь не была такой раньше…
Э, да у него прямо истерика щас сделается! Вот ещё, каков!
- Да, это раньше было! Вспомнил, тоже мне!
- Тебе плохо со мной было, так? - начинает заводиться. А обо мне не подумал??
- Когда? Щас или всегда? То есть тогда? - я тоже не железо. Достал! Неужели интересно просто так трахаться?
- Извини, но если тебе так интересно - да, я извращенка! Если называть извращениями нормальное желание грубого, откровенного и горячего секса!! - почти проорала я ему в лицо. Вся пелена очарования спала. Он смотрел на меня как законченное быдло - удивленно и разочарованно, даже напугано. Что вы, мальчику предложили капельку реального секса, живого разврата, а это же… так страшно!! Господь с вами, куды там, сунул-вынул - и дрочить под немецкую порнуху! А в жизни мы не такие, мы культурные, бля, чистые!
Кажется что-то из этого я проорала ему в лицо, не знаю. Заметила только, что он попытался что-то там примирительное пробормотать, даже попробовал отважно меня, грязную извращенку, обнять, но я его отпихнула, и вот он уже недоуменно одевается. А я холодно и сухо, как в моей пизде сейчас, бросаю:
- Уходи.
Ушёл. А я разревелась, отчаянно и страшно, в голос, пугая сама себя горестными, глухими, безысходными стонами! Чего я ожидала от бедного первого любовника? Всё кончилось слезами и болью - выгнала его, ни в чём не виноватого, чувствуя себя херовей некуда - что такое просто секс - ПОСЛЕ ВЕТРА?! Ревела сорок минут безостановочно, думая что переломана Им, и обратной дороги нет.
Сердце сжалось - Боже, Господи! Вот и всё. И если раньше можно было лелеять пустопорожние надежды на возвращение в старое, в себя, и ещё там куда-то, думать, что мир без Ветра есть, и не рухнет на голову небо, и что я без него попросту могу… то теперь - ясно как божий день, как сам свет - всё!!! Обратной дороги нет. И не было давно. Я не могу даже трахаться просто так! Меня надо ломать, и я должна ломать! И строить заново каждый раз, и всё это в один короткий секс! И Ветер, Ветер, Ветер…
Телефон - как спасение, как возвращение домой: