– Ну-ну. – Он снова взял стакан и философски вздохнул – он мог себе это позволить. – Вы напоминаете мне меня самого. Таким, каким был когда-то. Даже сейчас мы не очень отличаемся друг от друга. Оба нетерпеливы – только вы еще и упрямы. Никакой гибкости. Компромиссы ведут к силе, к власти. А ваш характер не доведет вас до добра.
– Но ведь не я живу под землей, Фонеблюм.
– Вот-вот. Очень вы любите рычать. Это пугает.
– Мне не нужно рычать, чтобы запугать Челесту Стенхант, – возразил я. Я хотел вернуть разговор ближе к делу, к уликам, если их можно так назвать. – Она панически напугалась, приняв меня за одного из ваших парней. Что вы имеете против нее?
– Вы неправильно понимаете наши взаимоотношения. Я познакомил Мейнарда Стенханта с его будущей женой. Можно сказать, их союз – моих рук дело. Челеста очень забывчива, но обязана мне многим, и, надеюсь, она еще вспомнит об этом.
– Творение ваших рук под конец никуда не годилось. Стенхант нанимал меня следить за Челестой, когда она сбежала на Кренберри-стрит.
– Да, – мрачно согласился он. – Она такая. Нам все время приходилось приглядывать за ней.
– Пэнси Гринлиф – ее подружка?
Его брови почти завязались в узел.
– Нет, нет. Ничего такого. Просто друг семьи.
– Еще один друг, живущий только благодаря вашей любезности?
– Как вам будет угодно считать.
– Ну, малютке Пэнси ваша любезность не идет впрок. Я обнаружил ее в отключке после дозы запрещенного порошка. Чего-то под названием Вычиститель – для тех, кому недостаточно просто забывать. Если верить порошечнику, с которым я беседовал, Пэнси чистит свою голову изнутри словно тыкву на Хэллоуин.
– Ее брат совершил убийство. Я могу понять, почему она хочет."
– Ага, – перебил я. – Кстати, кто снабдил ее этим зельем?
– Вы меня в чем-то обвиняете?
– Как вам угодно считать.
Он улыбнулся и отпил еще из своего стакана. Я использовал паузу, чтобы распрямить спину и перевести дыхание. Мне это было очень кстати. Я не привык к встречным расспросам. Вдобавок я ощущал себя неуютно в этом подземном доме. Я вспомнил о кенгуру и вонючем парне, ожидающих в ярко освещенной бетонной камере, и подумал, так ли легко будет выбраться из этой дыры, как я попал внутрь.
– Я не нюхаю порошок, – заявил Фонеблюм, сделав еще глоток. – Тем более не поставляю его. Мне не первый год известно про пристрастия Пэнси. Жаль, конечно, что она села на иглу, но я знаю, что не в силах остановить это. А вы нюхаете? Сам я никогда этого не понимал.
– У меня есть состав на случай необходимости. – Я выругал себя за то, что сказал это, будто оправдываясь.
– Отдел и изготовление порошков для меня почти одно и то же, – сказал он. – Порошок – это средство контроля над людскими массами. Он ограничивает их способность к сопротивлению, вы со мной не согласны? Вам кажется, что вы одиночка, борец за истину в мире лжи, и тем не менее сами покупаетесь на самую страшную ложь. Вы втягиваете ее носом и позволяете ей попадать в вашу кровь.
– Пошли вы знаете куда?
– Фу!
– Давайте поговорим о деле, – сказал я.
Инициатива в разговоре безнадежно от меня уплывала. Кроме того, Фонеблюм напомнил мне о том, что мне не помешало бы принять понюшку-другую, хотя я не видел для этого подходящей поверхности.
– Вы знакомы с Пэнси несколько лет. Кто отец ребенка?
– Не имею ни малейшего представления.
– Кто заплатил за дом? Это ведь дорогой район.
Он снова вздохнул.
– Вы заставляете меня касаться не самых приятных подробностей, мистер Меткалф. В свое время Пэнси Гринлиф работала на меня. Я помог ей приобрести недвижимость на Кренберри-стрит два с половиной года назад.
– Два с половиной года назад. Как раз тогда Челеста вышла за Стенханта.
– Правда? Как занятно.
– Ага. Занятно. Челеста с Пэнси уже тогда были подругами?
– Я рекомендовал Пэнси на работу в офисе Мейнарда, – объяснил Фонеблюм. Это начинало смахивать на импровизацию, но его искусство рассказчика компенсировало логические погрешности. – Тогда это не получилось, однако женщины остались дружны.
– Несколько лет назад офис не принадлежал Мейнарду Стенханту, поправил я. – Он принадлежал доктору Тестаферу. Насколько я понял, вы помогли в этой передаче.
– Разумеется.
– Какое вам дело до их практики? Что вы с этого имели?
– Я пользуюсь услугами врачей, – ответил он.
Я ждал, что он продолжит, но он молчал.
Я допил стакан и поставил его на пол между нашими ногами.
– Вы говорили о детективе, который понял намек лучше, чем я.
– После того как вы отказали Мейнарду в услугах, он обратился ко мне, чтобы я нашел ему кого-то для слежки за Челестой. Я нанял другого специалиста, чтобы тот начал с того места, с которого ушли вы. Мейнард предоставил выбор мне: после неудачи с вами сам он не хотел видеться с новым детективом, так что я ему в этом помог.
– Как его зовут?
– У меня есть подозрение, что вы собираетесь побеспокоить его.
– Совершенно верно.
– Видите ли, он занимался делом совсем недолго. Его уволили за шесть дней до убийства.
– Отлично. Так как его зовут?
Толстяк хихикнул.
– Не вижу, с чего бы мне называть его вам.
– Очень просто. Я так и так узнаю. Или вы сами назовете его, или мне придется побеспокоить ваших протеже.
– Отлично. Знаете, мне даже нравится оставлять вас в убеждении, будто ваши угрозы меня трогают. Нет, вы мне решительно симпатичны. Его зовут Уолтер Серфейс. Но вы обнаружите, что ему ничего не известно.
– Мне все-таки любопытно. Кто следил за Челестой после Серфейса?
– После двух неудач я смог убедить Мейнарда в бесполезности слежки со стороны. Он попросил, чтобы за ней приглядывали мои люди, и я согласился. Вот и все.
– Кто-нибудь следил за ней в момент убийства?
Фонеблюм помрачнел. Я задел его за живое, хотя не знал как. Он надул щеки, потом спустил их, как сдутые шарики. Свободной рукой он теребил бороду, а брови так и порхали по лбу.
– Увы, нет, – мягко произнес он. – У нас нет записей ее выходов.
Может, убийство совершено все-таки Челестой? Может, Фонеблюм пытается прикрыть ее? Версия не внушала доверия, но другой у меня не было.
– Что делал Стенхант в "Бэйвью"? – спросил я.
– Хотелось бы мне знать.
– Вас еще не допрашивал Отдел? Вы ведь в этом деле по уши.
– Отдел меня не допрашивал, – невозмутимо ответил он, и мне показалось, что он говорит правду. – Так или иначе, мои руки чисты. Думаю, это понятно даже вам.
– Непохоже, чтобы вы боялись Отдела – и все же тогда в разговоре вы подпрыгнули при упоминании Моргенлендера. Чем он отличается?
– Моргенлендер – чужак. Этакий крестоносец, только его здесь не хватало.
– Вы сами себе противоречите, Фонеблюм. Отдел либо друг вам, либо нет. Но не то и другое одновременно.
– У нас с Отделом взаимопонимание. А иконоборец вроде Моргенлендера угрожает стабильности. Он сует нос в дела, которые ему вовсе незачем знать. Вроде вас.
– Спасибо. Я испытываю мгновенное чувство признательности к парню, давшему мне в зубы.
– Вы ворчун, мистер Меткалф. Мне казалось, такие оказии для вас уже в порядке вещей.
Я слишком устал, чтобы придумать достойный ответ. Я подобрал стакан и встал из кресла.
– Виноват, – спохватился Фонеблюм. – Мне стоило предложить вам еще.
– Нет, спасибо. Я пью на пустой желудок. – Я поставил стакан на полку к бутылкам и вытер влажную ладонь о штаны. – Я думаю, не стоит больше вас задерживать. Простите за беспокойство.
– Минуточку. Как вы думаете, почему я позволил вам допрашивать меня?
– Так скажите.
– Вы мне нравитесь. Я верю в чистоту ваших намерений. Мне приятно избавить вас от неприятностей. Откажитесь от дела, и я прослежу, чтобы вашу недостающую карму возместили. У этого дела нет будущего, мистер Меткалф. Никакого будущего.
– Вам нравится смешивать угрозы с посулами, Фонеблюм.
– Я никому не угрожаю. Я только хочу возместить нанесенный ущерб.
– Ущерб, нанесенный Энгьюину, вот-вот сделается невосполнимым. За его телом никто не будет следить. Он затеряется в недрах морозильника и сгинет навсегда.
Фонеблюм странно улыбнулся. Мне вновь показалось, будто я затронул что-то, не знаю что, и Фонеблюм не может ответить мне прямо.
– У вас очень циничный взгляд на нашу пенитенциарную систему, мистер Меткалф, – мягко произнес он. – Циничный и несколько наивный. С чего вы взяли, что тела без присмотра остаются замороженными?
– Вы имеете в виду невольничьи лагеря? – переспросил я и вздрогнул.
Надеюсь, он этого не заметил. Мне показалось, что Фонеблюм просто не в силах совладать с собой, чтобы не побахвалиться хоть немного.
– Да.
– До меня доходили эти слухи. – Я немного оправился. – Что до меня, я не вижу особой разницы между заморозкой и псевдожизнью с блоком раба под черепом. Впрочем, если мне доведется увидеть Энгьюина, я спрошу, что он предпочитает, и передам вам ответ. Может, вы подсобите.
Я готов был уходить и собрался уходить. Я уже стоял перед дверьми лифта и только тут заметил, что на том месте, где положено находиться кнопке, расположена замочная скважина.
– С вашей стороны невежливо предполагать, что я могу подсобить вам в этом, – сказал Фонеблюм почти весело. Но когда я обернулся, он больше не улыбался. – Впрочем, я мог бы этого от вас ожидать. Вы абсолютно невоспитанны.
– Спасибо.
– И теперь вы хотите уйти.
– Совершенно верно.
– Мне хотелось бы услышать от вас, что вы бросаете дело.
– Мне хотелось бы сказать это.
Фонеблюм нахмурился. Он поднял телефонную трубку и нажал на единственную кнопку.
– Да, – произнес он почти сразу же. – Пошлите Джоя вниз, мистер Роуз. Наш гость готов уходить.
Он положил трубку на место.
– Пожалуйста, угощайтесь, пока он спускается.
У меня не было возможности отказаться. Лифтовые двери за моей спиной разошлись, и прежде чем я успел повернуться, что-то тяжелое и твердое ударило меня по затылку. Я успел еще подумать: кенгуру нашел-таки возможность отплатить. Потом пол изогнулся, охватывая мою голову, а ворсинка ковра оказалась у меня в ноздре. Ощущение было любопытным.
Глава 17
Я пришел в себя, сидя в машине. Я не могу благодарить их за это. Ключи оказались не в том кармане, из чего я заключил, что они обыскали меня с ног до головы. Во всем остальном могло бы показаться, что я просто уснул в машине, когда бы не боль в затылке и звон в ушах.
Я был один. Я осторожно покрутил головой, проверяя шею, потом выглянул в окно. Голографический дом все стоял тихо и торжественно такой, каким я увидел его в первый раз. С тех пор я познакомился кое с какими его секретами, но на внешности дома они не отражались. Если повезет, этот голографический дом будет стоять на холме и после конца света, такой же тихий и торжественный. Эта мысль почти успокаивала.
Я посмотрел на часы. Девять. Я провел два часа с Фонеблюмом, да еще около получаса без сознания в машине. Мне хотелось есть и хотелось понюшки, а потом, возможно, выпить – я пока не знал точно. Мне нужно было обдумать все, что я узнал от Фонеблюма, и определить, что это мне дало. Все дело было с ног до головы в отпечатках пальцев толстяка, и все равно я не видел никаких явных поводов для убийства.
Все, что я знал, так это то, что мне необходимо вернуться на два с половиной года назад, когда Челеста повстречала Мейнарда Стенханта, а Пэнси Гринлиф получила ребенка и дом. То, что случилось тогда – что бы это ни было, – заложило основу всего, что происходило потом.
Кроме того, мне стало любопытно, чем же именно промышляет Фонеблюм. В случае, если Вычистителем Пэнси снабжает именно он, это может объяснить одну из линий его влияния. И если у него действительно такие шашни с Отделом, мне необходимо знать точно – для безопасности.
Остальные, куда более важные вопросы так и остались без ответа. Что делал Мейнард Стенхант в этом номере? Я бы посмеялся над собой, да только мне сейчас не до смеха.
Еще минуту я помассировал затылок, потом завел машину и бесцельно поехал вниз. У меня сложилось ощущение, что дома меня будут ждать инквизиторы, а я был не совсем готов к встрече с ними. Они захотят получить ответы, которых у меня нет, – ответы на вопросы, которые я предпочел бы задавать сам. Я оставил им Энгьюина на блюдечке с голубой каемочкой, но даже так вряд ли все пройдет гладко.
Что-то имелось между Моргенлендером, Фонеблюмом и сферами их влияния, и, пока я не выясню, в чем же тут дело, мне лучше держаться подальше от Отдела. Насколько я знал механизм Отдела, они используют убийство овцы как последний гвоздь в гроб Энгьюина, и все равно мне лучше подождать до утра и официальных сообщений по радио. Закрытое дело будет труднее расследовать. Ничего, бывало и хуже.
Все подсказывало мне, что лучше всего провести некоторое время у себя в офисе. Я смогу заказать сандвич, и пропустить понюшку-другую, и подождать, пока сторожевые псы у меня дома устанут и уйдут спать. Если инквизиторы захотят найти меня, они меня найдут – скрываться я не собирался, только отдохнуть. Мне нравилось в офисе ночью: прохладно, темно и – главное никакого дантиста. Может, там мне будет думаться лучше.
Мне бы давно усвоить, что ничего так просто не бывает. Еще выходя из лифта, я уловил запах духов, и по мере моего приближения к двери запах усиливался. В коридоре никого не было, но дверь в приемную оказалась не заперта, и там на диване сидела, закинув ногу на ногу, Челеста Стенхант. Должно быть, я застал ее врасплох, поскольку она поспешно спустила ноги на пол и оправила юбку. Какая разница. У меня неважная зрительная память, но ее колени и пара соблазнительных дюймов повыше колен великолепно запомнились за то короткое мгновение, пока я входил. При необходимости я мог бы даже нарисовать их.
– Меткалф, – сказала она, и сказала так, словно уже давно повторяла это слово.
– Как вы вошли?
– Я пришла раньше.
– Дантист…
– Да. Не сердитесь.
– Я не сержусь, – сказал я, пересек комнату и отпер дверь в офис. – Я устал и голоден, и у меня голова трещит. Я устал от разговоров.
Она вошла следом за мной.
– Пэнси сказала, вы были у нее дома.
– Верно. Заезжал по делу.
Я сел за стол, протер деревянную поверхность рукавом, достал новый флакон порошка и высыпал добрую порцию. Я давал Челесте понять, что в данный момент она не находится в центре моего внимания. Она молча сидела в кресле по ту сторону стола и ждала, пока я нанюхаюсь.
– Голодны? – спросил я.
Она мотнула головой так, будто вопрос напугал ее. Я позвонил вниз и заказал пиццу. Мне пришлось поспорить, чтобы они согласились положить грибы в маленькую пиццу, но в конце концов они уступили. Я отодвинул телефон, откинулся в кресле и стал наслаждаться ощущением, производимым зельем. Словно смотришь на мир сквозь розовато-кровавую пелену. Челеста уселась поудобнее и в конце концов снова закинула ногу на ногу, что быстро переключило мое внимание на нее.
– Где вы были, когда я заезжал к вам? – спросил я.
– Вы задаете слишком много вопросов. Я пугаюсь.
– Попробуйте ответить на один. Я слышал, это помогает.
Она посмотрела на меня.
– Я… мне позвонил Гровер Тестафер. Мы встречались за ленчем.
– Зачем?
– Он хотел поговорить о своей практике – насчет доли Мейнарда. Он хотел поговорить о брате Пэнси и о вас…
– Вы выигрываете что-нибудь от смерти Мейнарда?
Она резко глянула на меня, и я на мгновение увидел перед собой ту волевую женщину, с которой впервые встретился на Кренберри-стрит. Потом она снова пригладила перья, и ее голос зазвучал спокойно, как всегда.
– Не совсем. Мне, наверное, надо будет обратиться к адвокату. Я не хочу иметь к этому отношения. У Мейнарда был стабильный доход, но мало расходов…
– Звучит так, будто вы неплохо в этом разбираетесь.
– Я не разбиралась, пока Гровер не просветил меня сегодня.
Я прикинул хронологию. Гровер был дома, пугая меня своим электропистолетом в одиннадцать – а ко времени, когда я подъехал на Кренберри-стрит, Пэнси Гринлиф уже валялась одна, накачавшись Вычистителя.
Это означало, что Тестафер сможет ссылаться на Челесту в качестве алиби по убийству овцы. Это означало также, что Челеста была где-то, занимаясь чем-то еще, перед ленчем с Тестафером.
Ход моих мыслей был прерван стуком в дверь. Я крикнул, что открыто, и мальчишка-разносчик из пиццерии с белой картонной коробкой вошел и положил ее на стол. Пока я рылся в карманах в поисках чего-нибудь мельче энгьюиновых сотен, он не сводил взгляда с Челесты Стенхант. Я заплатил, и он отчалил. Пицца была горячей, но, судя по корочке, ее подогревали второй раз, а грибы были не втоплены в сыр, а просто накиданы сверху. Я откусил пару раз и отложил ее обратно, потеряв к ней интерес.
– Ну, что вам? – спросил я. – Дело закрыто.
– Я… я не знаю, как это делается, – ответила она. – Я хочу нанять вас.
– Это еще зачем?
– Я не верю, что Мейнарда убил брат Пэнси. Мне страшно. – Она растянула последнее слово так, чтобы оно включало в себя все возможные двусмысленные обещания. – Мне нужна ваша защита.
– Вы обращались в Отдел?
– Не понимаю.
– Энгьюина обвинили во всех смертных грехах. Если бы вы заявили Отделу, что считаете его невиновным, это могло бы возыметь некоторое действие. В конце концов вы жена.
– Я вдова. – Она улыбнулась, но невесело.
– Вдова, – повторил я. – И вам нужна защита. От кого?
– От того, кто убил Мейнарда. Мне кажется, вы единственный, кто еще хочет найти его.
– Жаль, но я теряю к этому интерес. Слишком уж результаты не окупаются.
Мне пришлось разыгрывать циника. Мне нужны были ее деньги, и по возможности больше, и она, как и я, знала об этом.
Ее голос снова завибрировал – похоже, она включала этот эффект при необходимости.
– Если вы не хотите помочь…
– Сначала вам надо рассказать все, что вам известно. Отвечайте на мои вопросы. Считайте это проверкой. И если у вас все получится, обсудим условия.
– Я расскажу вам все, что знаю.
– Постараюсь не смеяться над этим. Ладно, отвечайте. Что такого сделала Пэнси Гринлиф, что ей достался в качестве платы дом на Кренберри-стрит?
Челеста улыбнулась мне, но я не улыбнулся в ответ. Она сглотнула и ответила:
– Она работала на Денни Фонеблюма. Он купил ей дом. Он любит проявлять заботу о людях.
– Что она делала для него?
– Я не знаю.
– Он снабжает ее наркотиками.
– Мне не хотелось бы показаться глупой, мистер Меткалф, но мне казалось, наркотики продаются свободно. Их покупают в порошечнях.
– Не тот сорт, что употребляет Пэнси. Говорите, Челеста.
На этот раз она смотрела на меня без улыбки, а многозначительные намеки в ее тоне совершенно исчезли.
– Он дает их ей. Он убьет меня, если узнает, что я вам сказала.
– Я это и без вас знаю.
– Для Денни это не имеет значения. Уже одно то, что я рассказала вам что-то…
– Его деньги идут отсюда?
– Я… я почти ничего не знаю про его дела. Так спокойнее.
Я снял с пиццы гриб и положил его в рот.