"Я видел твое имя в журналах, но не верил тому, что там пишут, просто рассматривал фотоснимки. Похоже, ты чувствуешь себя сейчас гораздо лучше, это так?"
Да, после десяти лет добровольного отказа от пищи здоровье Стейси вряд ли полностью восстановится. Если она будет осторожна, то сердце не подведет. Но оно все-таки подведет. В этом заключается редкостная ирония: в то самое мгновение, когда ты решаешь, что хочешь жить, тебе напоминают, сколько лет ты добровольно сокращал собственную жизнь. Верно, Стейси совершила ужасную ошибку, и даже знаки внимания, которые ей оказывает Юэн Макгрегор, не заставят ее забыть об этом.
Он прикасается к ее запястью и одаривает улыбкой, в которой читается вопрос: "Как ты себя чувствуешь?" Его красивая, здоровая внешность унижает Стейси. Своим прикосновением он напоминает ей о ее собственной руке, а это неприятно. Кисть женщины, что впивается ногтями в синтетическую обивку кресла, эта скрюченная птичья лапка, которая прикреплена к иссушенному телу, целиком и полностью на ее совести. Стейси отнимает руку от кресла и рассматривает этот непривычный инструмент. Макгрегор, принимая движение за приглашение, берет ее ладонь в свою.
Макгрегор, звезда фильма "На игле", который собирается сняться в роли Оби Вана Кеноби в новых сериях Лукасовских "Звездных войн", летит вместе со Стейси до Йоханнесбурга. Стейси Чавес предстоит там трехчасовая передышка, после чего - на сей раз самолетом южноафриканской авиакомпании - она отправится в столицу Мозамбика, Мапуту. В течение последующей пары месяцев в разные места Африки прилетят еще девять других знаменитостей. Их смелые и неизменно позитивные по настрою документальные фильмы призваны поддержать ежегодную кампанию на телевидении.
На прошлой неделе Оуэн, продюсер Стейси, отправил ей для показа первые отснятые эпизоды. Материал оказался даже хуже, чем она предполагала. Что это за создание с мертвыми глазами, обесцвеченными волосами и неестественным химическим загаром? Неужели это она? Неужели это ее собственные мысли? Каждая фраза щедро приправлена словами-паразитами вроде "эксклюзив" и "брэнд".
Стиль работы Оуэна безжалостно эффективен. Сидя в баре "Блэкс" на Дин-стрит и попивая джин с тоником, Оуэн и Бенджамен, оператор, обстоятельно обсудили кадр за кадром. Любой оттенок чувств, любая реакция должны вписываться в заранее составленный сценарий. Такая методика позволяет сэкономить драгоценное время, но все эти торопливые репетиции напоминают Стейси - и в этом тоже есть ирония судьбы - "Грейндж-хилл", сериал из жизни школьников, благодаря которому она когда-то и стала звездой телеэкрана. А ведь ждала чего-то совершенно иного…
Из-за международной программы по обезвреживанию мин местечко, где будет сниматься фильм - оно называется Манхиса, - полно иностранцев. Оказавшись среди толп голландцев, англичан и американцев, Бенджамен после второго джина с тоником громогласно заявляет, что вырежет их к чертовой бабушке из отснятого материала, чтобы не мелькали в кадре.
Стейси тогда возмутилась - она не привыкла к документальным съемкам и плохо представляла себе, что это такое, - и выразила вслух свое несогласие. Действительно, какая разница?
- Одна белая рожа в кадре, и все летит псу под хвост! - заявил Оуэн, передавая официантке кредитную карточку.
Телевизор приковывает вас к дивану независимо оттого, что вы по нему смотрите. Такова реальность. Экзотику необходимо всячески подчеркивать, преувеличивать, гипертрофировать, раздувать, даже создавать, иначе своеобразие снимаемого места - столь очевидное для них, киношников, - просто не будет переведено на язык экрана. Ни Оуэн, ни Бенджамен ни разу не заикнулись о способности кинокамеры говорить правду.
Рядом катят сервировочный столик с напитками. Макгрегор заставляет ее распить с ним одну из мини-бутылочек шампанского, и, разговорившись, неосторожно соскальзывает на профессиональные темы.
- Ты снималась у Амиеля? - спрашивает он.
Джон Амиель - режиссер, создавший в восьмидесятые годы длиннющую сагу "Поющий детектив". Если повнимательнее присмотреться к третьей серии, то можно узнать среди прочих персонажей Стейси, стремительно покинувшую "Грейндж-хилл", сериал, который шел целых пять лет. Там она разгуливает в медсестринском халатике и белых ажурных чулочках, сияя ослепительной улыбкой. В настоящее время Амиель заново находит себя в Голливуде на новом поприще - в качестве постановщика боевиков. В его "Западне" Стейси должна была сыграть ту самую роль, которую впоследствии перехватила у нее Кэтрин Зета-Джонс.
- Что-то помешало, - говорит Макгрегору Стейси, глядя на него огромными, лукавыми, хотя и сильно ввалившимися глазищами, все еще не утратившими своего неповторимого блеска.
То, что она согласилась приехать сюда, то, что будет делать здесь, - ужасная ошибка. Положение усугубляется тем, что даже своего агента Стейси не может ни в чем обвинить. Разве не она сама стала ломиться в кабинеты кинопродюсеров едва ли не на следующий день по возвращении из Лос-Анджелеса, где лечилась от анорексии? Разве не она требовала работы, внимания прессы и киношного начальства? Разве не умоляла дать, ей шанс проявить себя в той самой иллюзорной жизни, которая столь безжалостно ее сломала?
Оглядываясь на свое ой какое многообещающее прошлое, Стейси ощущает его стерильность. Еще до того, как она попала в Голливуд, ей удалось низвести все свои страсти до уровня амбиций, а все амбиции - до некоего плана построения будущей карьеры. К тому времени, когда Стейси сдалась, она уже раскурочила свою жизнь, разобрала ее по винтикам, от чего казалось, будто все, что с ней происходит, случается в сотый или даже тысячный раз. Неудивительно, что смерть стала выглядеть чем-то вроде приятного разнообразия: согласитесь, в таком состоянии ума ничто (и менее всего успех) не способно разжечь интерес к жизни.
"Я хочу стать для тебя чем-то особым. Раньше дела у тебя шли хорошо, я же был скорее помехой. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Надеюсь, что в данный момент все обстоит иначе".
Стейси нужно найти что-то такое, что придаст смысл ее жизни. Что-то более серьезное.
- Кто заказывал специальное блюдо?
Вопрос стюардессы спасает ситуацию. Иначе страшно представить, что сказал бы Макгрегор в ответ на ее: "Что-то помешало!" Он наверняка в курсе. Ведь бульварные газетенки самых разных мастей разложили историю ее падения, что называется, по полочкам. Стейси Чавес, одаренный ребенок, красотка в гимнастическом купальнике с плаката, голливудская старлетка. Ее крушение. Полминуты клинической смерти на больничной каталке.
- Специальное? Это мне.
Что спасло ее? Знай Стейси точно, возможно, и слово "поправка" наполнилось бы для нее большим смыслом. "Пойти на поправку" - все равно что "заново обрести веру". Правда, ей ничего не известно ни о каком обретении веры.
Просто однажды утром она проснулась, поняла, что находится в больнице, и решила, что все-таки боится смерти. Все прочее - то, что у нее восстановился вес, стабилизировалось кровяное давление, из мочи исчезли кетоны - вполне логично проистекало из этого пробудившегося страха.
Что же случилось? Вряд ли это "победа над болезнью". Скорее Стейси поменяла свою любовь к смерти - такую всеобъемлющую, такую романтическую - на заурядный животный страх.
Чувство, что все позади - неотъемлемая часть ее нынешней жизни: необходимое последствие перехода к нормальному существованию. Однако как постыдно, как грустно осознавать, что все это время она зависала не на алкоголе, не на наркотиках или сексе, а всего лишь упивалась собственным бзиком. Умереть, чтобы ублажить себя, любимую… такое дано лишь избранным. Оказывается, куда сложнее уживаться с самой собой, хотя и не столь эффектно.
"Разумеется, я слышал о Деборе. Мне искренне жаль. Не было дня, когда бы я не думал о ней и о тебе". Мозес Чавес, беглый муж, беглый отец, пытается наверстать потерянные годы. "Надеюсь, твоей матери был обеспечен самый лучший уход. А тебе я могу чем-то помочь?" Хотя Мозеса разыскивает полиция трех континентов, он все же умудряется оплачивать медицинские счета своих ближайших родственников.
- Ну и как, оно сильно специальное? - спрашивает Макгрегор. Он не оставляет попыток втянуть ее в разговор.
- Что?
- Это специальное блюдо?
- Ну…
Стейси не знает, как ответить. Она разглядывает поднос-тарелку с несколькими отделениями для гарнира и лихорадочно думает, что сказать. Что-то такое, чтобы смутить собеседника или поставить его в неловкое положение. Например, что еда в самолетах напоминает ей больничную: там тоже каждый кусочек тщательно завернут в фольгу и уложен в пластиковый контейнер, будто донорский орган для трансплантации.
- Да, - отвечает она и пытается рассмеяться.
Ее специальное блюдо. Кровообращение Стейси напрямую зависит от скудных желаний ее тела, которое весит всего пять стоунов. Программа восстановления веса, даже самая щадящая, предполагает дополнительную нагрузку на ослабленные внутренние органы. Она должна есть все, что перед ней поставят. Таково условие. Стейси не имеет права прятать пищу или пытаться делать вид, будто хоть немного поела. Правда, маловероятно - ведь курс лечения только-только закончился, - что она вновь поддастся своим старым обсессивно-компульсивным привычкам.
"Позвони мне. Пожалуйста".
Зато куда более вероятно, что на данном этапе реабилитации не выдержит ее бедное сердце.
Глазго, Великобритания
Пятница, 12 марта 1999 года
На человеке, стоявшем за стойкой в холле отеля, огненно-рыжий парик и дикий галстук-пропеллер. Для полного счастья он нацепил красный клоунский нос. Когда я появился на пороге, портье надавил на этот самый нос, и тот негромко пискнул.
- У вас заказан номер, - сообщил я ему. - Меня зовут Саул Коган.
Я вновь стал пользоваться своим настоящим именем. К чему мне какие-то там псевдонимы.
- Боюсь, ваш номер еще не вполне готов, сэр, - покачал головой портье, потом снова собрался ухватить себя за клоунский нос, но все же передумал.
- Это отель при аэропорте? - произнес я спокойно.
- Весьма сожалею, сэр…
- Вы представляете себе, сколько времени я не спал?
- Ваш номер, сэр, скоро будет готов, просто персонал сегодня утром работает чуть медленнее обычного.
- Попробую догадаться почему, - сказал я. - Ваши горничные расхаживают в гигантских башмаках.
- Угадали, сэр, - расплылся в улыбке портье. - Если пожелаете надеть такой же нос, сэр, - тут он указал на картонную коробку, в которой были грудой навалены клоунские причиндалы, - то мы сделаем так, что пять процентов вашего счета…
- Посмотрите на мое лицо.
- Это займет еще пару минут, сэр. Бар, в котором подают завтрак, уже открыт.
Я почти год проработал в местах, где единственной едой была нсима, разновидность каши… временами - лапша быстрого приготовления "Магги". Я почти двадцать часов питался тем, что предлагала мне авиакомпания, лишь бы только утолить мучивший меня голод. Жрать хотелось страшно. Я съедал все, что ставила передо мной стюардесса, насухо вылизывал пластиковую упаковку с маслом - мне не хватало крошечной порции. Как только я вошел в бар и увидел столы, которые ломились от свежих фруктов, чуть ли не десятка сортов мюслей, чаш с черносливом, сушеным инжиром, банановой стружкой, ореховой смесью, блюд с копченостями, сырами, от подносов с йогуртами - фруктовым, простым, греческим, - то понял, что непременно попробую все. Ну, хотя бы всего понемножку.
После этого не было смысла пытаться заснуть, и я стал оглядываться по сторонам в поисках развлечений. В отеле имелся бассейн; я с удовольствием подумал о том, как это приятно - окунуться в теплую воду, чувствуя, как тело теряет вес. Можно было бы отправиться прямо к себе в номер, но я побоялся уснуть сразу, как только коснусь простынь. Я представил себе, как захлебываюсь собственной слюной.
У входа в бассейн располагался фитнес-зал. Хотя сегодня персонал отеля был вынужден обрядиться в идиотские клоунские костюмы, девушка, которая тут командовала, явно оставила свой дома. У нее нашлись лишь плавки - гигантского размера и к тому же кричаще розового цвета.
- Боже, - пробормотал я, передавая девице кредитную карточку.
Бассейн был накрыт стеклянным куполом, стеклянные панели которого крепились друг к другу сложной сетью из металлической паутины, выкрашенной белой краской. Сам бассейн имел форму амебы, от чего его было невозможно переплыть по прямой: зато это делало ненужной демонстрацию физической формы. Остальное пространство заполняли белые пластиковые шезлонги и пальмы в горшках. Я заметил лишь одного посетителя - точнее, посетительницу. Какая-то женщина забралась с ногами на шезлонг в дальнем конце зала, закутавшись до самого подбородка в белый махровый гостиничный халат. Время от времени она одной рукой постукивала по клавишам черного ноутбука.
Я взял простыню из стопки на столике у входа и бросил на шезлонг, подальше от того места, где находилась незнакомка. Потом, отыскав относительно глубокое место, нырнул в воду. Плитки под ногами были пупырчатыми, специально, чтобы купальщики не поскользнулись, и пупырышки довольно больно впивались в ступни. Подводная подсветка отражалась от моих плавок, придавая воде приятный розоватый оттенок.
Вода оказалась горячей - едва ли не кипяток, - и я, сделав пару-тройку ленивых гребков, поспешил из нее выбраться. Выпрямившись, я почувствовал на себе взгляд женщины с компьютером. Ее какая-то смущенная поза - она по-прежнему прижимала к горлу махровый халат - резко контрастировала с уверенной улыбкой.
- Хочу сразу объяснить: это единственные плавки, которые тут можно приобрести, - сообщил я.
Какое-то мгновение незнакомка изучала мои розовые трусы.
- Вы хотите сказать, они не отражают вашего истинного вкуса?
- Совершенно верно.
- Тогда я могу быть спокойна.
- Мне бы не хотелось, чтобы эти плавки каким-то образом характеризовали меня.
Тем временем за окном полил дождь. Дождинки барабанили по стеклянным многогранникам купола, отчего те еле слышно звенели. Создатели этой конструкции наверняка не предусматривали подобного эффекта.
- Я хочу позвонить обслуге, чтобы принесли чего-нибудь выпить. Составите компанию?
Женщина отрицательно покачала головой.
Когда мне принесли джин с тоником, она удивленно подняла брови.
- Вам утро, может быть, и удалось, а вот мне - нет, - пояснил я, придвигая к ней шезлонг. Судя по морщинкам у глаз, незнакомке было далеко за сорок, но фигура ее сохранилась превосходно: так бывает только у никогда не рожавших женщин.
Она поправила полу халата и убрала руку от шеи. Поставив стакан с джином на столик, я увидел, что между ключиц у женщины начинается глубокий и аккуратный шрам.
Она сделала вид, будто о чем-то задумалась.
- Над чем вы работаете? За пределами очевидного, разумеется.
- Можно подумать, я падка на дешевые шутки.
- И все же.
- Над ноутбуком.
- Ну вот, а еще говорили!
- Не устояла перед искушением.
Женщина поставила свой компьютер рядом с моим бокалом, сбросила халат и повернулась - и все это одним плавным движением, - потом направилась к бассейну и прыгнула с бортика в воду. Я даже испугался - не дай бог, разобьет голову о дно. Плавала она превосходно, двигаясь красиво и экономно. Вернувшись к краю бассейна, незнакомка ловко подтянулась и, держась за поручни, выскочила из воды. У нее было стройное мускулистое тело, какое бывает у тех, кто занимается физическими упражнениями в закрытом помещении. Она вернулась к своему шезлонгу. Теперь я разглядел ее ближе. Шрам уходил вниз, под сплошной купальник. Судя по всему, рубец был давним. Мне захотелось проверить, как далеко он тянется.
Женщина вытерлась полотенцем, надела халат и подпоясалась.
- Можно мне мой компьютер?
Я поклацал по клавиатуре, просматривая то; над чем она работала.
- Подождите, еще не до конца разобрался.
- Вот как?
- Хотел понять, в чем здесь суть.
- Верните его мне.
Я передал ей ноутбук.
Она выключила компьютер и захлопнула крышку.
Я допил свой бокал и сообщил:
- Мой номер уже наверняка убрали.
- Это следует расценивать как приглашение?
- Мне импонирует ваша аура спокойной уверенности в себе, - ответил я. - А еще понравилось, как вы двигаетесь в воде.
- Хотите узнать меня ближе?
- Не смею предложить вам выпить со мной, сейчас всего десять утра. В любом случае через несколько часов вы отсюда уедете, - произнес я и указал на ноутбук у нее на коленях. - Это ясно из ваших записей.
Мы удалились в раздевалки, я в мужскую, она - в женскую. После этого я взял у портье электронный ключ и пошел в свой номер, где сразу обнаружил мини-стереосистему, однако из дисков там оказался лишь сборник Фила Коллинза. Покрутив ручку радиоприемника, я попытался найти какую-нибудь станцию - увы, без особых успехов, - потом включил телевизор. На экране мелькнуло приветствие Саулу Когану - интересно, кто бы это мог быть? И тут раздался стук в дверь. Сказать честно, я даже не надеялся.
- Вы забыли свой ноутбук, - произнес я, увидев незнакомку на пороге своей комнаты.
- Подумала, что он будет вас отвлекать.
Судя по одежде, она была готова к отъезду. Незнакомка призналась, что оставила багаж у портье. Что ж, очевидно, эта женщина имеет больше опыта в делах подобного рода, чем я.
Она поинтересовалась, чем я занимаюсь. Я рассказал ей, с некоторыми вынужденными недомолвками, о том, что делал в прошлом году. О лагере Эль-Гахаин в Йемене. О сомалийских беженцах, с которыми познакомился, об их страданиях. На каком-то этапе повествования ее рука, скользнув от моего колена в направлении паха, неожиданно застыла на месте. Кажется, незнакомка чего-то не поняла.
- В мой спортивный центр беженцев пускают бесплатно. - Женщина явно пыталась найти точку взаимопонимания.
- Но таким людям не позволяют работать, - осторожно заметил я.
- Совершенно верно, - согласилась она.
Решив перевести разговор в безопасное русло, я сказал:
- Ваш ноутбук.
Пока она рассказывала, я освободил ее от одежды.
- Он ползет от одного соединения к другому, - говорила незнакомка. - Соединяет вещи между собой.
Компьютер узнает, кто ты такой, сказала она, он внутренним чутьем чувствует то, чего ты страстно желаешь. Какую бутылку вина купить. Какую книгу. Куда поехать в отпуск. С кем познакомиться.
Я снял с незнакомки лифчик и принялся языком и губами обрабатывать ее соски.
Этот ноутбук - поисковая машина. Это и есть ее работа, смысл ее существования. Венец славы для того, кто занимается проектным менеджментом. Женщина упомянула название проекта, но оно мне так больше и не встретилось. Думаю, что и проект, и сама незнакомка спустя всего пару-тройку месяцев стали жертвами финансового краха, постигшего ее отрасль.