Еще двое были предоставлены сами себе. Один – в небольшом загончике у раздевалки, от которого ЛоКасале и несколько его ассистентов старательно оттесняли с полдюжины местных спортивных журналистов. Это был Рей Гай, новичок по пассам с воздуха и лучший кандидат на замену из "Миссисипи", который перед носом у стайки журналистов весь день запускал один мяч за другим по высокой дуге над группой защиты из пары мальчишек. Второй… Я даже не подозревал, с какой быстротой перемещается вдоль тренировочных полей этот худощавый человечек с сальными волосами в желтовато-коричневой куртке для гольфа, пока он вдруг не очутился рядом со мной, и я услышал, как он спрашивает у журналиста из Сан-Франциско, кто я такой и что я тут делаю…
Разговор происходил ярдах в десяти от меня, и большую его часть я разобрал.
– Что это за высокий парень с мячом в руке?
– Его фамилия Томпсон, – ответил Джек Смит, спортивный комментатор из Chronicle. – Он пишет для Rolling Stone.
– Для Rolling Stones? Господи Иисусе? Но тут-то он что делает? Это вы его привезли?
– Нет, он пишет большую статью. Rolling Stone – это журнал, Ал. Это совсем не то, что Rolling Stones, они рок-группа. А Томпсон – приятель Джорджа Плимптона, кажется. А еще дружит с Дейвом Бергином. Вы ведь помните Бергина?
– Срань господня! Бергин! Мы его отсюда шокером для скота выгнали!
Нисколько не опешив, Смит рассмеялся.
– Не беспокойтесь, Ал, Томпсон нормальный парень. Он написал хорошую книгу про Лас-Вегас.
Ну надо же! Вот оно… если они ее читали, мне конец. К тому времени я сообразил, что странный, похожий на сутенера или жучка на скачках, типчик по имени Ал на самом деле пресловутый Ал Дэвис – генеральный директор и фактический владелец (пока не будет улажен гадкий иск, который в начале года будет рассматриваться в суде) "Окленд Рейдере" и всего, что к ним прилагается.
Дэвис оглянулся на меня через плечо, но обратился к Смиту:
– Уберите отсюда этого гада. Я ему не доверяю.
Я услышал его вполне отчетливо и будь у меня хоть крупица здравого смысла, сразу отказался бы от статьи по причинам крайней и экстремальной предубежденности команды. Надо было позвонить в редакцию и сказать, мол, не перенес дурной атмосферы, и сесть на первый же самолет в Колорадо. Но я пристально наблюдал за Дэвисом, и мне пришло в голову, что адская напряженность в нем очень и очень напоминает мне другого оклендского головореза, с которым я общался несколько лет назад, – бывшего президента "Ангелов ада" Ральфа "Санни" Барджера, который только что отвертелся от обвинения в убийстве нескольких человек, отделавшись, по слухам, обвинениями поменьше, вроде "применение насилия с целью убийства" или "владение огнестрельным оружием" (автоматы), "владение героином с целью продажи" (четыре фунта)", "сексуальные домогательства к двум малолетним с целью насильственной содомии".
Все это я прочел в Chronicle… но… Какого черта? К чему умножать клевету? С обществом, которое упрятывает Барджера за решетку, а из Ала Дэвиса делает респектабельного миллионера, шутки плохи.
Так или иначе, история моих странных и официально скверных отношений с Алом Дэвисом слишком запутана, чтобы подробно разъяснять ее в данный момент. Я провел несколько дней, расхаживая вместе с ним вдоль тренировочного поля "Рейдере" – перед матчами с "Питтсбургом", "Кливлендом" и "Канзас-сити", – и на моей памяти, говорил он единственно про "детерминизм окружающей среды". Он довольно много распространялся на эту тему, но в моих заметках нет ничего конкретного.
Вскоре после того как я подслушал, что он приказывал Смиту от меня избавиться, я подошел к нему и каким-то образом завязал разговор о том, что, дескать, проблемы с покупкой земли в Аспене у него оттого, что кое-кто там считает, мол, его деньги "грязные" – из-за его всем известных связей в Вегасе.
– Ха, какие проблемы! – сказал я. – Как-то я баллотировался в Аспене на шерифа. Я неплохо знаком с теми краями и могу утверждать наверняка, что по крайней мере половина тамошних денег грязнее любых, какие вы как-либо заработаете.
Остановившись, он уставился на меня с интересом.
– Баллотировались на шерифа? – переспросил он. – В Аспене, штат Колорадо?
– Ну да, – кивнул я. – Но мне не хочется про это рассказывать. Мы недотянули совсем немного, но что политика, что футбол, проигрыш есть проигрыш, так? Один голос, одно очко…
Криво усмехнувшись, он снова начал вышагивать.
– Плевал я на политику, – сказал он, а я поспешил вдоль прочерченной известью боковой полосы, чтобы не отстать. – Меня интересуют только экономика и внешняя политика.
"Господи Иисусе! – подумал я. – Экономика, внешняя политика, детерминизм окружающей среды… да этот ублюдок мне лапшу на уши вешает".
Мы еще немного прошлись, потом он вдруг повернулся ко мне.
– Чего вам надо? – резко спросил он. – Зачем явились?
– Ну… – протянул я. – Так сразу объяснить непросто. Почему бы нам не выпить завтра пива после тренировки, и я….
– Завтра не могу, – быстро вставил он. – Я тут бываю по средам и четвергам. Когда я тут, люди нервничают, и я стараюсь пореже тут появляться.
Я кивнул, но что он имел в виду, понял лишь через час или около того, когда тренер Мэдден дал знак к окончанию тренировки, но Дэвис внезапно выскочил на поле, схватил полузащитника Кена Стэблера, а еще незнакомых мне принимающего и заднего полузащитника, заставил их прогнать ту же распасовку (быстрый пас на пятнадцать ярдов, когда принимающий получает мяч точнехонько на пересечении линий ворот и "аут") по меньшей мере двенадцать раз кряду, пока они не проделали все именно так, как он хотел.
Таково мое последнее воспоминание об Але Дэвисе: в Окленде темнело, остальные игроки команды уже ушли в душ, тренер с мудрым видом вещал перед сворой местных спортивных журналистов, где-то за ограждением выходил на взлетную полосу большой реактивный самолет… А тут владелец самой чокнутой команды в профессиональном футболе бегал в сумерках по тренировочному полю, как амфетаминщик из ада, со своим полузащитником и парой ключевых игроков, настаивая, чтобы они повторяли снова и снова один и тот же финт, пока не получится как надо.
Это был единственный раз, когда мне показалось, что я действительно понимаю Дэвиса. Мы и потом разговаривали о том о сем, но обычно о футболе – всякий раз, когда я приезжал на стадион и гулял с ним вдоль боковой. И где-то на третьей неделе моих нерегулярных наездов он, едва завидев меня, начал вести себя крайне нервно.
Я никогда не спрашивал почему, но было очевидно: что-то изменилось, пусть даже вернулось к норме. Как-то после тренировки в середине недели я сидел с одним игроком "Рейдере" в кабаке на шоссе в город, и он сказал:
– Слушай, я собрался уже в кучу ринуться, как вдруг оглянулся и едва дуба не дал, увидев, как вы с Дэвисом стоите рядом у боковой. Я подумал: "Господи, мир и впрямь меняется, если видишь такое – Хантер Томпсон и Ал Дэвис. Черт, да это первый раз, когда я хоть кого-то вижу с Дэвисом на тренировке. Сволочь всегда один, расхаживает и расхаживает как гребаная зверюга в клетке…"
* * *
Тем временем, пребывая в блаженном неведении относительно надвигающейся развязки, я постарался как можно больше разузнать об истинной подоплеке профессионального футбола: посмотрел съемку матча "Денвер"-"Даллас" в компании нескольких игроков "Рейдере", которые непрерывно комментировали происходящее, пытаясь простыми словами объяснить медлительному мирянину, что творится на экране и как это может отразиться или не отразиться на будущем матче "Денвер"-"Окленд" в ближайшее воскресенье.
Целью совместного просмотра было показать мне (в замедленной скорости и с возможностью повтора) то, чего никогда не поймут на трибунах или в ложе для прессы. Сделано это было в порядке личного одолжения, – тогда ни я, ни кто-либо из игроков "Окленда" еще не догадывался, что меня вот-вот изгонят. Если бы в то время я писал статью о мотоциклисте-трюкаче Злодее Книвеле, я бы попросил его о том же: посмотреть с ним вечерок фильмы с прыжками на мотоцикле и чтобы он пошагово объяснял каждый прыжок, а заодно рассказывал, что было у него в голове в каждый данный момент.
А потому далее следует непрерывный комментарий группки профессиональных футболистов, которым осталось всего несколько матчей до суперкубка и которые смотрят фильм о матче между двумя командами: одну из них им предстоит побить в воскресенье, чтобы попасть в полуфинал, а с другой встретиться в самом суперкубке. Смотрели мы "Денвер"- "Даллас" за второе декабря. "Даллас" победил 22:10 – что, впрочем, не имеет значения, потому что профессиональные футболисты смотрят матчи, чтобы узнать, не кто выиграл, а кто проиграл. Они смотрят ради тенденций, сильных и слабых мест конкретных игроков, а в данном случае они еще и стремились перевести свои реакции на язык, близкий мне самому, что привело к некоторым неловкостям.
В обычных обстоятельствах я сумел бы распознать все голоса в этой основательно отредактированной расшифровке, но по причинам, которые вскоре станут, если уже не стали очевидными, я решил, что всем нам будет удобнее, если голоса моих приятелей я окрещу одним псевдонимом Рейдер. Это лишает реплики остроты, зато затрудняет псам из службы безопасности НФЛ докучать хорошим парням и обвести красным карандашом их имена за то, что водились с Наркошей.
III
НЕ ПРИМИТЕ МЕНЯ ЗА КАКОГО-НИБУДЬ ЧИТАТЕЛЯ
Я пришел сюда помочь вам избавиться от страданий. Вам известно, что пути Господни неисповедимы. Если верите в Бога, не можете не увидеть:
МАТУШКА Робертс
ЧИТАЕТ АУРУ И ДАЕТ СОВЕТЫ.
ЕДИНСТВЕННАЯ И НЕПОВТОРИМАЯ,
ОДАРЕННАЯ ЦЕЛИТЕЛЬНИЦА
родилась на свет с богоданным даром помогать людям и этому посвятила свою жизнь. С полуслова назовет тебе имена друзей и врагов. Расскажет все, что ты хочешь знать про здоровье, брак, любовь, развод, ухаживания, игру на бирже и всевозможные деловые предприятия.
Расскажет, какие перемены, хорошие или дурные, стоят или не стоят того. Избавляет от сглаза и всяческого невезения. Стопроцентно воссоединяет рассорившихся супругов, добивается скорых и счастливых браков. Излечивает от печали и депрессий и направляет на путь счастья и успеха. Дает здравые и практичные советы во всех жизненных делах, каковы бы они ни были. Убедись сам: она превосходит всех медиумов, к кому ты обращался в прошлом. Место, куда можно, не смущаясь, привести друзей.
1/2 цены при представлении рекламного листка
По будням и в выходные дни – с 8 до 22 часов
1609 3. Алабама тел. JA 3-2297
Предварительная договоренность необязательна
См. адрес
Ах, да, матушка Робертс… я нашел ее рекламку в автобусе и сунул себе в карман, думая, может, позвоню в понедельник и договорюсь о встрече. У меня к ней много было концептуальных вопросов, вроде "Зачем я тут, матушка Робертс?", "Что все это значит?", "Я, наконец, стал профессионалом?", "Это правда конец?", "Нам надерут зад в Хьюстоне?"…
"Да ладно, шучу, Матушка Робертс, просто голову морочу – самую малость для проверки? Ага, гнул-то я к крайне ~ важному вопросу… Нет, не робею, просто я с Севера, а там у людей губы от холода десять месяцев в году смерзлись, потому говорить мы научаемся только под конец жизни… Что? Старый? Ну, тут ты пальцем, жезлом или еще чем там прямо в точку попала, мамаша Робертс, потому что гребаная правда, что всю неделю я чувствую себя неимоверно дряхлым… И что? Погоди-ка, черт побери, я еще до дела не дошел, а оно… Что? Нет, я никогда, никогда не ругаюсь, Матушка Робертс. Это был вопль боли, беззвучный крик души, потому что у меня в этом городишке серьезные неприятности, и… Да, я белый, Матушка Роберст, и мы оба знаем, что я ничегошеньки не могу с этим поделать. Ты что-то имеешь против белых? Нет, давай в это не вдаваться. Просто давай я задам тебе вопрос, и если ты не найдешь прямой и разумный ответ, обещаю, больше я к тебе приходить не буду… Потому что я хочу, чтобы ты, Матушка Робертс, сказала мне вот что… и я очень, очень серьезно… Почему я вот уже восемь дней в Хьюстоне и никто не предлагает мне кокаин?.. Да, я так и сказал, кокаин, и между нами девочками, очень надо… Что? Наркотики? Конечно, я говорю про наркотики? У тебя в объявлении говорилось, что ты можешь ответить на мои вопросы, утолить, так сказать, все печали… Ладно, ладно, слушаю… Ага, ага… Но позволь тебе кое-что сказать, Матушка Робертс, меня зовут Ал Дэвис и я издатель Reader’s Digest… Ага, и прямо сейчас могу тебя сдать за ложную рекламу… Да, пожалуй, даже могу собрать своих ребят и заглянуть сегодня попозже; нам нужны объяснения этой антихристианской хрени. В этой стране хватает проблем и без таких, как ты, толкающих кокс людям в серьезной беде…"
В этот момент Матушка Робертс хлопнула трубку на рычаг. Один Бог знает, что она подумала и какой напасти ждет, когда на Хьюстон спустятся сумерки. В ее дом собирается редактор Reader’s Digest с взводом головорезов, каждому из которых до чертиков хочется кокаина и мести. Жуткая ситуация.
На самом деле я позвонил Матушке Робертс только в понедельник, но идея поехать в Галвестон и писать про интрижки вокруг суперкубка из номера задрипанного мотеля у волнолома бродила у меня в голове едва ли не с первого же часа, как я вселился в желанный любому журналисту номер для прессы в "Хаятте".
Поразмыслив, я задним числом жалею, что так поступил. Что угодно лучше бесполезной недели в Хьюстоне в ожидании Большого матча. Как дома я чувствовал себя только в стрип-баре со спорадическими драками под названием "Голубая лиса" – он находился на Саут-мейн, почти за городом. С кем бы я в Хьюстоне ни разговаривал, никто про него не слышал, и два спортивных журналиста, которые единственные рискнули со мной туда пойти, влипли в потасовку, закончившуюся тем, что нас полили слезогонкой работающие под прикрытием копы отдела по борьбе с проституцией и наркотиками – они случайно забрели в бар, когда там началась заварушка.
Но это совсем другая история, и сейчас на нее нет времени, может, в другой раз. Две саги в одну статью не втиснуть: одна про "Кактусовую комнату" Большого Ала в Окленде, другая – про "Голубую лису" в Хьюстоне – останутся за кадром.
Зато есть место для третей – для легенды, засевшей в головах пары десятков легковерных спортивных журналистов на суперкубке, – скверная история про то, как три или четыре дня перед суперкубком я накачивался героином в номере семидолларового мотеля у волнореза в Галвестоне.
Помнится, я рассказал ее в пресс-баре "Хаятт-Ридженси", просто молол всякую чушь со скуки, а после начисто забыл, пока один из местных спортивных журналистов не подошел ко мне пару дней спустя с вопросом:
– Слушай, говорят, ты на прошлой неделе несколько дней в Галвестоне провел?
– В Галвестоне?
– Ага? Я слышал, ты заперся в мотеле и три дня подряд колол себе героин.
Оглядевшись, чтобы проверить, кто меня слушает, я глуповато улыбнулся.
– Ха, больше-то делать было нечего, так почему бы не загрузиться в Галвестоне?
Передернув плечами, он уставился в свой "Олд кроу" с водой. Я же глянул на часы и повернулся уходить.
– Пора принять дозу, – сказал я. – Увидимся потом, когда подзаправлюсь.
Он хмуро кивнул, а я отошел подальше, и хотя до конца недели мы виделись по три четыре раза на дню, больше он со мной не заговаривал.
Большинство спортивных журналистов знают про наркотики так мало, что говоришь с ними о них на свой страх и риск. Для меня это довольно просто: меня прет, когда у них глаза на лоб лезут, но может обернуться катастрофой для профессионального футболиста, который по небрежности ошибается, предположив, что собеседник, упоминая про крэк, знает, о чем говорит. Любой профессиональный спортсмен, разговаривая о наркотиках со спортивным журналистом (даже таким, у которого самые лучшие и самые конструктивные намерения), сильно рискует. Профессиональный футбол сегодня пронизан истерией из-за наркотиков, и брошенного вскользь замечания – даже бессмысленного – в баре родного города хватит, чтобы очутиться на месте свидетеля на слушаниях в комитете Конгресса.
Э… наркотики, опять это слово. В кругах НФЛ в прошлом году его трудно было избежать – как слов "ракеты" на выборах Кеннеди-Никсона в 60-м или "закон и порядок" в 68-м.
1973-й был довольно скучным пресс-годом для конгрессменов. Сенатская комиссия по Уотергейту оттянула на себя большую часть чернил и эфирного времени, и среди немногих конгрессменов, кто умудрился прогнать собственную гичку через этот барьер, был впавший в маразм 67-летний бывший футбольный тренер из западной Виргинии по имени Харли Стэггерс.
В спастическом промежутке между допросами Джона Дина и "Боба" Холдемана конгрессмен Стэггерс сумел завладеть вниманием одного голодного журналиста из New York Times и объявить, что его комитет – подкомитет по расследованиям – в ходе изучения "употребления наркотиков среди спортсменов" наткнулся на самое настоящее осиное гнездо и что комитет готов (или в отсутствие дальнейших доказательств почти готов) серьезно отнестись к своему естественному человеческому долгу и очень скоро разродится законопроектом, который потребует индивидуальных анализов мочи от всех профессиональных спортсменов, и особенно профессиональных футболистов. Тесты будут проводить профессиональные урологи, оплачиваемые федеральным правительством из денег налогоплательщиков, и если у кого-то из сволочей моча окажется красной (или зеленой, или голубой, или еще какой), их… их… э… а ладно, комитет Стэггерса еще обмозговывает вопрос наказаний.
Возможно, "изучает" более уместное слово. Или "обдумывает"… Вот именно, они до сих пор обдумывают… И да сжалится Господь над любым мускулистым дегенератом, чья моча окажется красной, если Харли умудрится провести свой законопроект. На Капитолийском холме ходят слухи, что конгрессмен Стэггерс уже сейчас договаривается о создании идеального, полузакрытого "Исправительного и реабилитационного центра для спортсменов" на месте заброшенной ракетной базы в окрестностях Тонопы, штат Невада.
* * *
А тем временем вице-президента Соединенных Штатов вышвырнули с должности и исключили из корпорации юристов в его родном штате Мэриленд, и самому президенту вот-вот официально предъявят обвинение во "взломе и заговоре", что неизбежно повлечет за собой импичмент, и вся структура нашего правительства превратилась в затхлую насмешку над самой собой и всеми, кто когда-либо в нее верил.
Чем это обернется для Харли Стэггерса, трудно сказать. Большое искушение позвонить ему: в Вашингтоне две минуты восьмого утра, и, подозреваю, он давно проснулся и задает ежедневную трепку своим питбулям в гараже на заднем дворе и ждет звонков репортеров.
– Что нового, Харли? Кому бояться?
– Ну… Давай скажу так. Нам доподлинно известно, что ситуация вышла из-под контроля, и я намерен положить этому конец.
– Конец чему, Харли?
– Неважно. Ты знаешь, о чем я. (Пауза.) Позволь тебя кое о чем спросить. Фраза вроде "Игра на полях Западной Виргинии" для тебя что-нибудь значит? (Пауза.) Подожди-ка… где ты вырос? Да что с тобой… (пип-пип-пип)
Вот черт… опять отвлекся на пустяки. В голове у меня смутно вертится, что я подписал контракт, где говорилось, что ничего подобного я больше делать не буду: одним из условий того, что меня возьмут на постоянную работу, была оговорка, что я перестану отвлекаться.
Но, как сказал Грегг Оллмен: "Я столько времени потерял … на чувство вины…"