В "Киберии" мы находим много тому подтверждений. Рашкоффские сенсационные заявления о том, что киберийский видеоарт, в котором бомбардировки во время войны в Персидском заливе воспринимаются лишь как еще один спецэффект, комбинируются с "виртуальными сценками и даже старомодными комедиями положений". Одной из поклонниц Mondo, съевшей кислоту перед тем, как сделать аборт, рукоплескали за ее "решимость пережить и понять ее путешествие во времени". Бездомные "люди-кроты", которые якобы обитают в "заброшенных туннелях нью-йоркского метро" идеализируются и превращаются в "киберийский идеал" повстанческой субкультуры, укрывающейся в трещинах правящего режима. А бомж, волокущий картонную коробку, делает это не ради того, чтобы найти укрытие, но чтобы бросить вызов обществу и стать "социальным хакером".
Наивные, своекорыстные заявления вроде перечисленных выше,- общее место для киберийцев. Их сладкоголосое воспевание технофилии 1990-х и трансцендентализма 1960-х соблазняет общественное сознание мечтой о некоем deus ex machina, который явится в конце века, когда срочно потребуются практические решения. Киберийский люк в другой мир примеряет разные личины. В том числе, мечты об объединении человечества в единое коллективное сознание, техноязыческой способности выдумывать "спроектированную реальность" с помощью разумного применения знания о том, что "мы избрали нашу реальность сами" или идеи "хаотического аттрактора в конце времен".
На самом деле киберделическая риторика представляет собой то, что литературный критик Уолтер Кирн называл "извержением хайтечного милленаризма - эдаким шизоидным прорывом на исходе века, вызванным слишком долгим сидением перед экраном". По иронии судьбы Кирн является своего рода учителем Рашкоффа, который говорит ему "спасибо" в специальном разделе своей "Киберии". Рашкофф и его собратья киберийцы поступили бы верно, если бы прислушались к предостережению Кирна, который писал:
что киберийцам действительно было суждено вынести из их рискованного увлечения чисто электронным сознанием - так это понимание того, что последний отрыв не означает свободы, бегство не заменяет освобождения, а исступление не равнозначно счастью. Светозвуковое шоу на исходе времени, о котором так мечтали эти "включившиеся, загрузившиеся и отъехавшие" компьютерные фанаты, как видно, граничит с разочарованием.
Deus ex machina: техноязычество
Любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии/
Артур Кларк, писатель-фантаст
Когда магия становится научным фактом, мы опираемся на нее, как на медицину или астрономию.
Антон ЛаВей, оккультист
В киберделии широко распространено техноязычество. Оно не только характеризует технотрансцендентализм Mondo 2000 и рашкоффских киберийцев, но и имеет кое-какие свои идеи, помимо мечты о дизайне реальности или о скорости освобождения.
Техноязычество можно в двух словах определить как слияние неоязычества (широкий термин для многочисленных современных политеистических религий) с философией нью-эйджа с ее цифровой техникой и неформальной компьютерной культурой. Исследователь киберкультуры и "давний участник-обозреватель языческой общины" Эрик Дэвис определяет техноязычников как "небольшую, но жизнеспособную субкультуру цифровых спецов, которые одной ногой стоят в зарождающейся техносфере, а другой - в диком, стихийном мире язычества". По его оценкам, в США сегодня проживает от 100 до 300 тысяч неоязычников, подавляющее большинство которых - это представители богемы или белого среднего класса.
С точки зрения психологии техноязычество есть ни что иное, как попытка подойти к экзистенциальным границам, исходя из тех философских перемен, которые достигнуты наукой двадцатого столетия. С точки зрения философии оно демонстрирует всеобщее стремление оспорить научные авторитеты, "объективное" единомыслие которых является в нашей культуре окончательным и неопровержимым приговором тому, что является истинным, а что - нет, хотя большинство из нас обязано принимать такие утверждения на веру. И наконец, оно свидетельствует о широко распространенном желании найти для божественного место в нашем становящимся все более светским технологическом обществе.
Начиная с эпохи Просвещения до настоящего времени творящий разум, вооруженный научным методом, систематически развенчивал религиозные мировоззрения, заменяя их космологией науки. После повсеместного распространения рационализма и материализма те, кто чувствовал явную нехватку Духовного, выбрали - сознательно или нет - стратегию узаконивания духовных верований в рамках научных знаний.
Техноязычество является наглядным примером такой стратегии, хотя в нем присутствует и много других моментов. Как и другие киберделические субкультуры, о которых идет речь в этой главе, техноязычество разрывается между киберкультурой 1990-х и контркультурой 1960-х годов. И неоязычество, и зарождавшийся тогда нью-эйдж в 1960-е годы вошли в мейнстрим, пройдя через фильтр контркультуры в виде восточного мистицизма и оккультной астрологии, гадания на таро и черной магии. (Практикующие маги используют древние заклинания, чтобы отличать свои ритуалы от "магии" шарлатанов.)
Самым очевидным проявлением техноязычества является использование персональных компьютеров в неоязычесиких ритуалах или магической практики. Или, более прозаически, оно бурлит в UseNet телеконференции alt.pagan и специальных BBS, посвященных неоязычеству и нью-эйджу, таких, как, например, Deus ex Machina в Глендейле (Аризона), BBS "Перо и чернильница: Ритуальная магия он-лайн!" в Пассейике (Нью-Джерси), "Современная магия" в Эль-Кахоне (Калифорния), "Священная роща" в Сиэттле, "Хрустальная пещера" в Колорадо-Спрингс, "Волшебная лампа" в Денвере и БафоНет в Джерси (название представляет собой игру слов от Бафомет - этим именем называют Сатану, который в облике козла председательствует на шабаше).
Многие из вышеперечисленных телеконференций используют свою сетевую почту, которая связывает "эхи" разных BBS в одну большую телеконференцию. Как пишет Джулиан Диббелл в Spin, BBS "все больше превращаются в новые храмы информационного века". Он считает, что
на всем протяжении истории духовность всегда зависела от места [site]… Что же происходит с сакральным в эпоху, когда мгновенная связь делает смехотворным само представление о географии? Оно становится зависимым от "ноды" [node]. "Ноды" (узлы) - это электронные сетевые разновидности реальных мест, то есть любые места, в которых пересекаются две или более линии связи.
На ум приходит цитата из Нового Завета: "Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18: 20).
Проявлением техноязычества является и TOPY (от английского Thee Temple ov Psychick Youth) - свободно образованная структура, возникшая в 1981 году из фанклуба техноязыческой группы Psychic TV и представляющая собой своего рода "культовый антикульт". TOPY вобрала идеи Уильяма Берроуза об общественном контроле и подпольной информационной войне, герметические учения британских оккультистов Алистера Кроули и Остина Османа Спеара и, что самое главное, представления о том, что магия является техникой, а техника - магией. Как отмечает Lurker Below, техноязычник, поместивший свое сообщение в одной из "эх" WELL, "Thee Temple ov Psychick Youth… занимается созданием функциональной системы магии и современной языческой философии, не прибегая к мистификациям, богам или демонам". Вместо этого она обращается к "скрытым возможностям человеческого мозга" в своем исследовании "невромантии, кибершаманства, теории информации или магии".
Техноязычество проявляется и в электровакханилиях рейв-вечеринок, где общепринятые правила поведения мгновенно уничтожаются в общественной центрифуге, разгоняемой потными, разгоряченными рейверами, ужасающе громкой, безжалостно ритмичной электронной музыкой в стиле "хаус" или "техно" и экстази, который в народе пользуется славой афродизиака. Рейв, выросший из британского техно-хипповского музыкального жанра "эйсид-хаус" летом 1989 года (которое, кстати, британские журналисты окрестили "вторым Летом любви"), вскоре попал в Калифорнию. В Сан-Франциско феномен рейва соединил в себе традиции Хейт-Эшбери и Силиконовой Долины, образовав то, что фронтмен Psychic TV Дженезис П-Орридж называет "гиперделической культурой". Ее саундтреки, говорит П-Орридж, представляют собой
хайтечную трансовую музыку, под которую люди дрыгаются и колбасятся до тех пор, пока не достигают состояния гипервентиляции и психоделического альфа-волнового опыта… От избытка этих первобытных, физических ощущений они впадают в состояние полного транса… Так что вся эта языческая подзарядка выливается, в результате этого произвольного дергания под музыку, в самый настоящий хайтечный шаманизм.
На своем альбоме "Boss Drum" (1992) британский технотранс/киберпоп-дуэт Shamen воссоздает древний футуризм с помощью рэпового вокала, свиста синтезаторов, гиперактивной драм-машины и размышлений в духе Теренса Маккены - его эсхатологический юмор пользуется огромным успехом у тех, чьи нервные клетки находятся под постоянным воздействием психоактивных веществ. В песне "Re: Evolution", где звучит "вокал" Маккены, он предлагает свое прочтение феномена рейв-культуры:
повышенное внимание рейв-культуры к физиологически приемлемым ритмам действительно является новым открытием искусства естественной магии звука, в которой звук - особенно ударных - может изменять неврологическое состояние человека. Большие группы людей под такую музыку образуют телепатическую общность… культуру на исходе тысячелетия, которая является итогом западной цивилизации и открывает нам совершенно иные горизонты. Мы вступаем в третье тысячелетие, переживая возрождение древности, которое означает… новое искусство, новые социальные взгляды, новые отношения с природой и "я".
На многих рейв-дискотеках есть "комнаты отдыха", где уставшие от "психоделического альфа-волнового опыта" рейверы могут расслабиться, окунувшись в "амбиент" - легкие, призрачные переливы электронной инструментальной музыки, создаваемой синтезаторами. Большинство такой музыки распространяет вокруг себя техноязыческую ауру: "Ritual Ground" (1993) группы Solitair является характерным примером такой музыки. Пенящиеся волны синтезаторов накатывают на звуки диджериду и этнических барабанов. Песни носят соответствующие названия - например "Руны" или "В лесу древнего света". Обложку альбома "Mystery School" (1994) группы Ambient Temple of Imagination украшают летающие тарелки с карты таро Кроули, а названия песен - "Колдовской ребенок", "Телема" - отсылают к учению Кроули. Текст вкладыша, представляющий собой смесь из магии, шаманства и алхимии, заканчивается пророчеством в духе "Стар трек" о том, что "человечеству суждено объединиться в Галактическую Федерацию, так как наша планета эволюционирует в более высокоразвитую форму жизни".
Техноязычество также оставляет свой след в кибер-роке и "индастриале"."Cyberpunx" (1989) группы Родни Орфеуса Cassandra Complex - характерный образец техноязыческого кибер-рока. С одной стороны, Орфеус ассоциируется с сатанинской сексуальностью Кроули, вакхическими попойками и озорным святотатством (он и в самом деле является членом оккультного кроулианского ордена). С другой стороны, он напоминает о связи человека с машиной и компьютерно-игрушечном насилии киберпанковской фантастики. На обложке "Cyberpunx" - компьютерное изображение Супер Аса в футуристической кабине самолета. Его глаза спрятаны за очками шлема для моделирования виртуальной реальности, рядом на экране демонстрируются страсти Христовы.
Песни с альбома "Man-Amplified" (1992) индустриальной группы Clock DVA представляют собой смесь из минималистской "бип-музыки" с "механическими шумами и языком машин" и воспевают идеи "техногейста" - термин, придуманный лидером группы Эди Ньютоном для обозначения того долгожданного момента, когда компьютер превратится в "парапсихологический инструмент для прямой проекции мыслей и эмоций". "В каком-то смысле, оккультная техника уже с нами,- пишет Ньютон.- Компьютер является самым настоящим оракулом XX века, с помощью которого мы предсказываем будущее… Наука всегда пыталась подражать оккультному, завоевать природу… И сегодня наука открывает то, что уже знала мистика".
Техноязычество мистифицирует мейнстрим - как в компьютерной игрушке Myst, которую обозреватель New York Times Эдвард Ротштейн называет "миром, где обычные предметы являются магическими продуктами передовых технологий". Здесь перед нами разворачивается фантастический ландшафт, в котором "древние машины" обретают сюрреалистическое существование на фоне "пасторального рая". Myst переносит игроков на остров, покрытый доисторическими лесами (кора деревьев - результат цифрового сканирования), где их баюкает шепот ветра, плеск вод и мирные звуки музыки в стиле эмбиент. Продираясь сквозь детальные компьютерные картинки - смесь греческих колонн, планетария, библиотеки с деревянными стенами, космического корабля и все это зловеще безлюдное,- игрок находит ключи для разгадки некой метафизической тайны.
Эрик Дэвис в Village Voice назвал Myst "метафикцией, которая смешивает магию и технику, снимает шляпу перед Жюлем Верном, Эдгаром Райсом Беррозузом и Умберто Эко". По иронии судьбы, компьютерные игры были созданы двумя добропорядочными христианами, отец которых был священник. Именно поэтому, считает Дэвис, в игре так много религиозных тем и символики, а ключевую роль играют магические книги. Вместе с тем, техника, благодаря которой и появилась на свет эта игра, предлагает фаустовскую интерпретацию Myst. По Дэвису, компьютерное волшебство, позволившее создателям игры создать миры в мирах, причем сделать все это внутри компьютера, есть ни что иное, как "магия демиурга, еретически подрывающая роль Бога как Творца".
Что объединяет все эти примеры - "ноды" Диббелла, "кибершаманство" TOPY, "гиперделию" П-Орриджа, ньютоновское восприятие компьютера как "оракула XX века", прочный союз мистики и техники в Myst - так это техноязыческая тенденция переместить сакральное в техносферу, населить киберпространство сверхчеловеческими силами. Характерный пример тому -вудуистская технокосмология романов Уильяма Гибсона. Герой первого романа Гибсона "Нейромант" (1984) - хакер-маргинал по имени Кейс, который мог через свою нервную систему входить в киберпространство, подключаясь к глобальной виртуальной реальности, где в форме осязаемых иллюзий хранятся данные. Название, разумеется, является каламбуром и восходит к слову "некромант" - так называли черных магов, которые могли оживлять мертвых. Герой Гибсона занимается киберпанковской разновидностью такой магии, успешно покидая свое тело, чтобы побродить по потустороннему царству киберпространства в сопровождении компьютерного призрака мертвого хакера в роли провожатого. Как проницательно отмечает Норман Спинрад, Кейс -
это маг ближайшего будущего, чья мудрость состоит в прямом подключении к компьютерной сфере и манипулировании ею с помощью мысли (одновременно подвергаясь манипуляции со стороны этого компьютерного мира) точно также, как большинство традиционных шаманов общается с большинством традиционных мифических сфер с помощью наркотиков или транса.
Во втором и третьем романах Гибсона, "Граф Ноль" и "Мона Лиза овердрайв", киберпространство населено мыслящими программами, которые эволюционировали в нечто странное и могущественное - пантеон духов вуду, так называемых лоа. В техноязыческой вариации сценария, выдуманного Де Ландой, взаимодействие автономных компьютерных программ порождает искусственные существа, которые приобретают внешний вид и свойства вудуистских божеств. "Изо всех знаков, какие копил твой род против тьмы и ночи, в той ситуации наиболее подходящими оказались парадигмы вуду",- поясняет искусственный интеллект в "Моне Лизе овердрайв". В "Графе Ноль" Финн - дилер, торгующий экзотическими, контрабандными технологиями,- рассуждает следующим образом:
Последние семь-восемь лет странные там творятся вещи … Троны и домены… Да, что-то там есть. Призраки, голоса. А почему бы и нет? В океанах есть русалки и прочая дребедень, а у нас тут море кремния, понимаешь? Строго говоря, оно - просто прекрасно выполненная галлюцинация, которую мы все согласились иметь, - это наше киберпространство, но каждый, кто в него подключается, знает, печенкой, черт меня побери, чувствует, что это - целая вселенная.
Даже сегодня некоторые видят внутри машин призраков. В своем эссе "Техногностицизм: Магия, память и ангелы информации" Эрик Дэвис пишет так: "Далеко за пределами Пало-Альто и MIT, на границах и в сетях витают призраки, вызываемые в процессе обработки информации, которая все больше и больше входит в нашу жизнь". "Информация,- продолжает он,- излучает энергию, которая притягивает к себе мифологии, метафизику и темную магию".
Для реальных техноязычников вуду-электроника Гибсона - это нечто большее, чем просто научная фантастика. Активист TOPY Максвелл Делайсид, "считающий интернет духовным оружием" и исследующий, "какую магию можно сотворить с его помошью", читает "Граф Ноль" и вдохновлен идеей духов вуду, обитающих в Сети. ""Граф Ноль" потряс меня",- говорит он в электронном интервью: