один из копов выстрелил пять раз подряд, три пули попали Генри в живот, две пробили легкие, все остановились и не двигались с места несколько бесконечных минут, наконец тот, кто стрелял, подошел к телу и носком ноги перевернул его с живота на спину, это был черный полицейский Адриан Томпсон, 236 фунтов весу, он уже почти выплатил кредит за дом в западной части города и теперь стоял и ухмылялся в лунном свете.
вскоре и движение на автостраде возобновилось в обычном режиме.
мы постоянно упираемся в тупиковые стены, особенно когда бодун ебет по-черному, в такие минуты я вспоминаю советы друзей о разных способах суицида, чем лучше можно доказать свою дружбу? у одного моего кореша вся левая рука была в резаных шрамах, другой начинял свою косматую черную бороду убойными колесами, оба были поэтами, сочинение стихов неким образом подталкивает человека к пропасти - что есть, то есть, но мы все трое легко можем дожить и до девяностолетних седин, представьте-ка себе мир в 2010 году н. э.! естественно, как он будет выглядеть, зависит от того, как мы распорядимся Бомбой, я рассчитываю, что человек по-прежнему будет есть яичницу на завтрак, путаться в сексуальных проблемах, писать стихи и кончать с собой.
кажется, моя последняя попытка самоубийства была в 1954 году, я тогда жил на четвертом этаже в доходном доме на Норт-Мэрипоуз-авеню. я закрыл все окна и пустил газ в духовку и через все конфорки, не зажигая их, разумеется, потом завалился в кровать, шипение газа успокаивало, и я быстро заснул, это должно было сработать, но от газа у меня страшно разболелась голова, и от этой головной боли я проснулся, встав с кровати, я расхохотался и сказал сам себе: "мудила, да ты не хочешь умирать!", потом выключил газ и распахнул все окна, я продолжал смеяться, ситуация казалась мне анекдотической шуткой, если учесть, что автоподжиг на плите почему-то не сработал, иначе мое славное путешествие в ад не оборвалось бы так быстро.
несколькими годами раньше я, помнится, очнулся от недельного запоя и твердо решил убить себя, я тогда шоркался с одной ебливой бабенкой и нигде не работал, деньги кончились, за хату висел долг, и даже если бы я нашел в себе силы и подыскал какую-нибудь ничтожную работенку, это все равно выглядело бы как смерть, я решил, что покончу с собой, как только моя сожительница отлучится из нашей лачуги, а пока она была дома, вышел на улицу прошвырнуться, вдруг меня почему-то заинтересовало, а какой нынче день, во время запоя день мешался с ночью, мы постоянно пили, еблись, дрыхли, снова еблись и снова пили, солнце тянулось к зениту, и я побрел на угол квартала, чтобы взглянуть на вывешенные там газеты и узнать, в какой же день я очнулся, по газетам выходило, что пятница, ну что ж, пятница - день не хуже других, и тут я наткнулся на заголовок: "Кузену Милтона Берля упал на голову камень".
"и какого хрена убивать себя, когда в газетах пишут такие заголовки?" - мысленно спросил я.
подрезав газету, я вернулся домой.
- слыхала? - спросил я у своей возлюбленной.
- что?
- кузену Милтона Берля упал на голову камень.
- да не пизди!
- точно, вот в газете прописано.
- интересно, а что это был за камень?
- я думаю, круглый, желтый и гладкий.
- да, мне тоже так кажется.
- а как ты думаешь, какие у милтон-берлевского кузена глаза?
- мне кажется, коричневые, скорее светло-коричневые.
- светло-коричневые глаза и ярко-желтый камень.
- хрясь!
- точняк - хрясь!
я снова выскочил на улицу, взял в лавке в долг две бутылки бормотухи, и мы отменно провели остаток дня. не помню точно название той газеты, наверное, что-то вроде "Экспресс" или "Ивнинг геральд", но все равно я благодарен этой газете, а также кузену Милтона Берля и тому круглому, гладкому, желтому камню.
итак, речь идет о суициде, помнится, работал я в доке, обычно мы обедали прямо на пирсе, свесив ноги вниз, и вот однажды парень, что сидел неподалеку от меня, снял с себя ботинки, носки и сложил все это очень аккуратно рядом с собой, затем я услышал всплеск, оглянулся - а он уже внизу, это было так неожиданно, он успел крикнуть: "помогите!" - и скрылся под водой, на поверхности расходились круги, из глубины поднимались пузыри, на которые и оставалось таращиться, но тут подскочил какой-то мужик и заорал на меня:
- делай что-нибудь! он хочет покончить с собой!
- блядь, а что я должен делать?
- возьми веревку! брось ему веревку, канат или что-нибудь!
я подорвался и побежал в лачугу, где старик упаковывал пакеты и картонки.
- дай мне веревку! - заорал я. старик едва глянул на меня.
- эй, мать твою, дай мне какую-нибудь веревку! человек тонет! Я должен бросить ему веревку!
старик отвернулся, поднял что-то и подал мне. это оказался огрызок белой бечевки.
- ты, старая вонючая крыса! - завопил я.
а в это время молодой парнишка скинул с себя портки, сиганул в воду и вытащил нашего суицидника. этот парнишка получил оплачиваемый выходной, суицидник настаивал, что он свалился случайно, но никак не мог объяснить, зачем же он тогда снял ботинки и носки, я не видел его больше среди нас, возможно, он закончил свою карьеру докера тем же вечером.
никогда нельзя сказать наверняка, что терзает человека, даже самые пустяшные вещи могут превратиться в кошмар, когда вы впадаете в определенное состояние духа, а хуже всех забот/страхов/мучительной усталости - это нечто, что вы не можете объяснить, или понять, или даже обсудить, оно наваливается на вас и давит, как большой лист металла, и нет возможности его сбросить, даже за 25 баксов в час. я знаю, самоубийство? оно кажется совершенно непостижимым, пока вы сами о нем не задумаетесь, и совершенно необязательно принадлежать для этого к Союзу поэтов, однажды, когда я был помоложе и жил в дешевом мотеле, мне довелось соседствовать с одним мужиком постарше, из бывших заключенных, который работал чистильщиком автоматов для изготовления конфет, не самая вдохновляющая работенка, верно? как бы там ни было, иногда по вечерам мы квасили вместе, и он казался мне нормальным мужиком - сорокапятилетним ребенком, одиноким и спокойным, не озлобленным на все и вся. Лу - так его звали - бывший шахтер с ястребиным носом и огромными искалеченными руками, в обшарпанных ботинках, волосы не причесаны, и с дамами не так ловок, как я был - тогда, короче, он прогулял один рабочий день, потому что забухал, и повелители конфетоделательных машин его уволили, он пришел и сообщил мне об этом, я посоветовал ему не заморачиваться по этому поводу - любая работа просто-напросто сжирает у людей их драгоценное время, видно, моя доморощенная мудрость не произвела на него должного впечатления, и он удрученно ушел, через пару часов я постучался в его дверь, хотел стрельнуть курева, но Лу не отозвался, тогда я решил, что он просто напился, и толкнул дверь - она отворилась. Лу лежал на кровати, а газ наполнял комнату, я еще подумал тогда, что Южнокалифорнийская газовая компания и понятия не имеет, как много людей пользуется ее услугами, но как бы там ни было, я распахнул окна и перекрыл газ в калорифере и плитке - у него и нормальной плиты-то не было, - обыкновенный забулдыга, который потерял свою работу по уборке автоматов для изготовления конфет за то, что прогулял день, "босс сказал мне, что у него еще не было такого хорошего работника. Но все дело в том, что я прогулял слишком много - два дня за последний месяц, он ведь предупреждал меня, что если еще такое повторится, все - я вылетаю".
я подошел к кровати и потормошил Лу.
- эй, выкидыш безмозглый!
- а?
- ты, жертва аборта, еще такое сделаешь, и я тебе задницу порву на глазах у всего этого гнилого городишки!
- эй, Ски, да ведь ты мне жизнь спас! я теперь обязан тебе своей жизнью! ты спас ее!
чувака переклинило на этом "ты мне жизнь спас" так, что последующую пару недель нашего совместного запоя он ни о чем другом говорить уже не мог. уткнувшись своим орлиным шнобелем в плечо моей чувихи и накрыв своей огромной изуродованной рукой ее руку или, что хуже, ее коленку, он вопил:
- эй, этот сопливый выблядок мне жизнь спас! знаешь об этом?
- ты мне уже миллион раз рассказывал об этом, Лу.
- как пить дать, спас мою жизнь!
а потом он исчез, не заплатив за жилье недели за две. и больше я его не встречал.
вот поговоришь о суициде с бодуна - и вроде бы немного отпускает, или все же попробовать? я прикончил последнюю баночку пивка, радио на полу передавало японскую музыку, зазвонил телефон, какой-то пьяница, межгород, из Нью-Йорка.
- послушай, мужик, до тех пор, пока будут появляться хотя бы по одному Буковски каждые пятьдесят лет, я готов жить.
я позволил себе порадоваться этому заявлению, использовал его в свою пользу в борьбе против безжалостной похмельной лихорадки.
- помнишь наши загулы, мужик?
- да, помню.
- а ты чем сейчас занимаешься, все пишешь?
- да вот сейчас пишу про самоубийство.
- самоубийство?
- ага, я веду колонку в новой газетенке, звать "ОТКРЫТЫЙ ГОРОД".
- и что, они напечатают про самоубийство?
- не знаю.
мы поговорили еще немного и распрощались.
еще одно похмелье, еще одна колонка, я вспомнил свое детство, тогда по радио передавали песню "Грустный понедельник", говорят, когда ее крутили в Венгрии, что ли, кто-нибудь обязательно накладывал на себя руки, в конце концов песню запретили транслировать, вот и сейчас из моего радио разливается по всему полу нечто нехорошее, если в следующем выпуске вы не найдете эту колонку, ее тема тут может быть и ни при чем. хотя я сомневаюсь, что разорю этим Коутса с Вайнстоком.
это случилось на рассвете в понедельник, все воскресенье я вкалывал до полуночи, с работы ехал с включенными фарами, заехал в одно местечко, с собой у меня имелась упаковка пива, выпили. завелись, кто-то сбегал принес еще.
- видел бы ты Буковски на прошлой неделе, - услышал я разговор двух юнцов. - надрался, схватил гладильную доску и стал с ней танцевать, а потом заявил, что будет ее ебать.
- на полном серьезе?
- естественно, но потом отвлекся на чтение стихов, если бы мы не отобрали у него книгу, так и бубнил бы до самого утра.
я крикнул им, что там была женщина с глазами ангела и она смотрела на меня, поэтому остановиться было очень трудно, женщина… да какая, к черту, женщина - девчушка - свежачок! как я мог остановиться?
- знаете, - сказал я им, - сейчас на дворе уже середина июля, а я в этом году еще никому не вставлял.
они рассмеялись, подумали, это смешно, люди, которые в любой момент могут кому-нибудь просунуть, полагают, что можно надрывать пупки над теми, у кого с этим проблемы.
они завели разговор о молодом красавце блондине, который одновременно шоркался с тремя цыпочками, я предупредил их, что когда ему стукнет 33, придется искать себе другую работенку, но мое предупреждение показалось им плоским и завистливым, мне ничего не оставалось, как сосредоточиться на пиве и дожидаться атомной войны.
отыскав под рукой обрывок бумаги, я тайком записал:
"любовь не лишена смысла, секс полон смысла".
скоро молодежь утомилась и завалилась спать, остались только старожилы - я и еще один мужичок моих лет. мы воспитывались на круглосуточных попойках, это точно, когда закончилось пиво, возникла бутылочка виски, мой напарник был старым журналистом, работал редактором в одной крупной газете на Восточном побережье, приятный, неспешный разговор, двое старых псов понимали друг друга почти с полуслова, незаметно подкралось утро, в четверть седьмого я сообщил, что мне пора, вышли вместе, я оставил машину и решил пройтись пешком - всего-то восемь кварталов, старик прошел со мной до бульвара Голливуд, затем старомодное рукопожатие, и мы расстались.
в паре кварталов от своего дома я приметил женщину в автомобиле, она пыталась завестись, пыталась отъехать от обочины, для нее это была проблема, машина постоянно глохла: заведется, дернется, прокатится чуть-чуть и заглохнет, женщина немедленно врубает стартер, в этом ее нетерпении я почувствовал некую эксцентричность; судя по всему, паника была ее стилем, да и авто было очень старой модели, я остановился и стал наблюдать, скоро автомобиль затормозил прямо напротив меня, теперь я мог отчетливо разглядеть эту женщину: огромные сережки, блузка, замужнее кольцо, темные чулки, высокий каблук и… розовые трусики, ни юбки, ни брюк, просто светло-розовые трусы, я полной грудью втянул утренний воздух, это была странная женщина с лицом старухи и телом молодухи - ни складок, ни целлюлита, ни морщин.
автомобиль снова взревел, дернулся и заглох, я шагнул к машине и заглянул в салон:
- мадам, вам бы лучше припарковать эту штуку, полиция в это время суток очень расторопна, у вас могут быть неприятности.
- верно, - тут же согласилась она и выбралась из машины.
грудь у нее соответствовала телу, и вот она стоит передо мной в розовых трусиках, в темных чулках, в туфельках на высоком каблуке, с лицом 55-летней бабы и телом 18-летней девчушки в шесть двадцать пять утра в самом центре Лос-Анджелеса.
- вы в порядке? - спросил я.
- я в полном порядке.
- уверены?
- уверена, что уверена, - сказала она, развернулась и пошла прочь.
а я стоял и смотрел на ее ягодицы, подпрыгивающие под розовыми трусиками и удалявшиеся от меня все дальше и дальше по улице между рядами домов… и никого в округе - ни полиции, ни людей, даже птиц не было, только упругие подвижные ягодицы под розовыми трусиками, покидающие меня, я был слишком пьян и ошеломлен, чтобы застонать, но я физически ощущал эту грызущую, дикую тоску очередной безвозвратной потери, я не сказал правильных слов, не нашел правильной комбинации слов, даже не попытался, да, мой удел - стиральная доска… господи, что за хуйня, ведь это всего лишь какая-то чокнутая сучка, шатающаяся на рассвете по городу в розовых трусах!
но я продолжал стоять и таращиться ей вслед, и вдруг она повернулась и пошла обратно, прямо на меня, спереди она тоже смотрелась неплохо, и чем ближе она подходила, тем лучше и лучше смотрелась, кроме лица, конечно, но видели бы вы мою рожу, лицо - первое, что вы теряете, когда удача поворачивается к вам жопой.
женщина оказалась прямо передо мной, а вокруг по-прежнему никого, бывают такие моменты, когда безумие становится настолько реальным, что перестает быть безумием, вот она - в розовых трусах, живая - стоит и дышит рядом со мной, а поблизости ни души, даже не видно патрульных машин, будто все вымерло от итальянской Венеции до Венеции калифорнийской, от ада до рая.
- вы вернулись, отлично… - выговорил я.
- я просто хотела удостовериться, что задние колеса машины остались на проезжей части.
тут она нагнулась, и у меня лопнуло терпение, я схватил ее за руку и выпалил:
- хорош, мы идем ко мне, это тут за углом, сейчас захватим выпивку и слиняем с улицы.
она повернула ко мне свое развалившееся лицо, я еще никак не мог совместить ее голову с телом, но трясся от возбуждения, как остервеневшее животное, и она сказала:
- ладно, пошли.
мы завернули за угол, я ее больше не трогал, предложил ей сигарету, пачку которых обнаружил в кармане шорт, мы остановились возле церкви, чтобы прикурить, я так и ждал, что в любой момент из какого-нибудь соседнего дома послышится визгливое: "эй, ты, клушка в розовых панталонах, проваливай отсюда, а то легавых вызову!" что ж, может, жить на задворках Голливуда не так уж и плохо, наверное, мужики из соседних домов подглядывали за нами из-за штор и давали волю рукам, пока их жены готовили завтрак.
мы добрались до моей норы, я усадил гостью и выставил полкувшина малаги, которая осталась у меня после одного хиппана. мы молча выпивали, я находил ее все более и более здравомыслящей, например, она не носила в сумочке семейных фотографий - детей, я имею в виду, муж-то в разговоре всплыл, как иначе.
- Фрэнк меня достал, совсем не дает развлечься.
- да?
- запирает меня, как я это ненавижу, прячет все мои юбки, платья, когда я выпью, кстати, пьем мы вместе.
- серьезно?
- он хочет, чтобы я сидела возле него, как рабыня, ты тоже думаешь, что бабы должны быть у мужиков в рабстве?
- да с какой стати, нет!
- я нашла чулки, трусы, блузку, а юбку нет. Фрэнк отрубился, и я слиняла.
- похоже, Фрэнк неплохой парень, - сказал я. - ты уж не долбай его очень-то. понимаешь, о чем я?
это прием профессионала - всегда притворяться понимающим, особенно если дело обстоит с точностью до наоборот, женщинам не нужна чувствительность, им подавай только волнующую месть тому, на ком они слишком зациклены, на самом деле женщины довольно тупые животные, но они всецело сосредоточены на мужчинах, и поэтому победа всегда остается за ними, поскольку мужики могут отвлечься на какие-то другие мысли.
- я думаю, Фрэнк обыкновенная скотина, но, похоже, ты не очень рад меня тут видеть?
ну, гладильная доска была ей не конкурентка, я осушил стакан, приблизил ее старушечье лицо, держа в уме молодое тело, и поцеловал взасос, запустив ей в рот язык, ее язык обвил мой и присосался, я поглаживал ее нейлоновые ноги и упругую грудь, нет, Фрэнк хороший парень, особенно когда нажрется.
мы оторвались друг от друга, отдышались и снова взялись выпивать.
- чем ты занимаешься? - спросила она.
- я декоратор по интерьерам.
- не надо гнать туфту.
- эй, а ты очень наблюдательна.
- я закончила колледж.
я не стал интересоваться какой, старый профи знает, как это срабатывает.
- а ты учился?
- недолго.
- слушай, у тебя красивые руки, как у женщины прямо.
- я уже тысячу раз это слышал, еще раз повторишь, и вышибу тебе зубы.
- кто ты, а? какой-нибудь актер, или художник, или что-то в этом роде? выглядишь каким-то потерянным. и еще я заметила, что ты не любишь смотреть собеседнику в глаза, мне не нравятся люди, которые не могут смотреть мне в глаза, ты что, трус?
- да. но и глаза бывают разные, глаза людей мне не нравятся.
- а ты мне нравишься.