- убирайся, от тебя воняет, - ответил он, - не нужна мне твоя гребаная простокваша!
- фу-у-у-у-у! - отшатнулась молочница. - да это у тебя в квартире смердит! ты что, никогда мусор не выбрасываешь? - и она убежала прочь.
тогда-то портной и вспомнил о трех трупах, один валялся на кухне, возле плиты, второй был подвешен за ворот в платяном шкафу, он так и стоял там - окоченевший, прямой, третий сидел в ванне, над краем виднелась только его голова, что было действительно плохо, так это мухи, казалось, что мухи просто счастливы от такого количества трупов, они были опьянены трупами, а когда портняжка пытался бороться с ними, они очень сердились, да он никогда не слышал, чтобы мухи жужжали так злобно, они даже нападали на него, кусали, и ему пришлось оставить их в покое.
он снова сел за шитье, но в дверь опять позвонили, "похоже, я никогда не закончу свою работу", - подумал портной.
за дверью оказался его кореш - Гарри.
- привет, Гарри.
- привет, Джек. Гарри вошел.
- что это воняет?
- трупы.
- трупы? шутишь, да?
- нет, посмотри сам.
Гарри нашел их по запаху: одного на кухне, другого в шкафу, третьего в ванной.
- зачем ты убил их? ты что, рехнулся? что ты дальше собираешься делать? почему ты их не спрятал, не избавился от них? у тебя крыша съехала? почему ты их прикончил? почему не позвонил в полицию? мозги-то у тебя есть? господи, какая вонь! послушай, мужик, не приближайся ко мне! что ты задумал? что происходит? фу-у-у-у! вонь! меня тошнит!
Джек взялся за шитье, он просто шил, строчил, строчил и строчил, словно пытался спрятаться.
- Джек, я звоню в полицию.
Гарри подошел к телефону, но его задушила тошнота, он бросился в ванную и проблевался в унитаз, рядом с ним торчала из ванны голова трупа.
Гарри вернулся в комнату, снял трубку и обнаружил, что, если вытащить микрофон, трубка подойдет для суходрочки. он расстегнулся, сунул внутрь член, попробовал и понял, что это здорово, очень здорово, скоро он кончил, повесил трубку, застегнулся и сел напротив Джека.
- Джек, ты сумасшедший?
- Бекки тоже говорит, что я чокнутый, она даже грозилась, что сдаст меня.
Бекки - это дочь Джека.
- она знает про трупы?
- еще нет. она в Нью-Йорке в командировке, торговый агент одного из этих больших универмагов, хорошая у нее работа, я горжусь своей девочкой.
- а Мария знает? Мария - жена Джека.
- Мария не знает, она давно не появлялась, пошла работать в пекарню и возомнила о себе невесть что. живет с какой-то бабой, думаю, она стала лесбиянкой.
- знаешь, мужик, я не могу заложить тебя полиции, ты мой друг, сам решай, но может, хотя бы объяснишь, почему ты их убил?
- они мне не нравились.
- но ты не можешь убивать всех, кто тебе не по душе.
- они мне очень не нравились.
- Джек?
- Да?
- не желаешь попользоваться телефоном?
- а ты не против?
- твой телефон, Джек.
Джек встал, расстегнул ширинку, снял трубку и сунул член в аппарат, он плавно и с удовольствием водил членом вперед-назад, пока не кончил, затем застегнулся и вернулся к шитью, но тут зазвонил телефон, пришлось снова снять трубку.
- о, Бекки, привет! рад тебя слышать!., чувствую себя хорошо, а, это мы просто микрофон из трубки вытащили, потому и… Гарри и я… Гарри сейчас здесь… что Гарри?., серьезно, что ли?., да нет, я думаю, с ним все в порядке… я просто шью. Гарри сидит рядом, денек довольно тусклый, небо затянуто, солнца не видно, люди ходят под окном со злыми физиономиями… да, со мной все в порядке, и чувствую я себя хорошо… нет еще, но у меня в холодильнике есть лобстер… нет, я ее не видел, она думает, что теперь она крутая… ладно, я скажу ей… не беспокойся… всего хорошего, Бекки.
Джек повесил трубку и засел за шитье.
- знаешь, - заговорил Гарри, - это напомнило мне один случай, когда я был еще пацаном… блядь, эти чертовы мухи! пошли вон, я еще не мертвый! так вот, когда я был пацаном, я подрабатывал вместе с одним парнишкой, мы обмывали трупы, и, знаешь, иногда нам попадались симпатичные телки, ну, значит, прихожу я однажды на работу, а Микки, так звали моего напарника, залез на одну такую милашку. "Микки! - заорал я. - ты что творишь? постыдись!" а он просто взглянул на меня мельком - и дальше наяривать, потом, когда кончил, слез с нее и говорит: "Гарри, я, наверное, уже дюжину их оттянул, это здорово! попробуй, сам поймешь!" "о нет!" - отказался я. правда, потом, когда обмывал одну по-настоящему классную, я не удержался и всунул ей палец, но на большее так и не решился.
Джек продолжал шить.
- а ты бы попробовал, Джек, как думаешь?
- черт, не знаю! откуда мне знать? - отозвался Джек, не отрываясь от работы, и через некоторое время добавил: - послушай, Гарри, у меня была тяжелая неделя, я хочу перекусить и лечь спать, у меня есть лобстер, и, знаешь, может, это смешно, но я люблю есть один, мне не нравится есть в компании, так что…
- что? хочешь, чтобы я ушел? ну, ты расстроен слегка, так что все нормально, я ухожу.
Гарри поднялся.
- не держи зла, Гарри, мы же друзья, давай ими и останемся, мы слишком долго дружили.
- да уж, с тридцать третьего. Вот были денечки! ФДР! НСА! УОР! Но мы все сдюжили, нынешние щенки ничего не знают.
- это точно.
- ну, пока, Джек.
- пока, Гарри.
Джек проводил Гарри до двери, отворил замок и еще некоторое время смотрел вслед уходящему другу, все те же мешковатые штаны, этот парень всегда одевался как кретин.
затем Джек направился на кухню, достал из холодильника лобстера и прочитал инструкцию, к лобстерам всегда прилагается дебильная инструкция, потом он обратил внимание на труп, лежащий возле плиты, нужно было избавиться от тела, кровь под ним уже давно высохла, давно превратилась в жесткую корку на полу, наконец-то из-за туч выглянуло солнце, вечерело, зачинался закат, розовый свет проникал на кухню через окно, можно было разглядеть, как он вползает, медленно, словно гигантское щупальце улитки, тело лежало ничком, лицо повернуто к плите, левая рука вывернута, и кисть выглядывала из-под тела, розовое щупальце улитки коснулось кисти, и кисть стала розовой. Джек посмотрел на кисть, такую розовую, она выглядела совершенно невинной, просто кисть, розовая кисть сама по себе, как цветок, в какое-то мгновение Джеку показалось, что кисть шевельнулась, нет, она не шевелилась, розовая кисть, только кисть, невинная кисть. Джек стоял и смотрел на нее, затем он сел, лобстер был у него в руках, а он не отводил взгляда от кисти, и вдруг он заплакал, бросив лобстера, Джек обхватил голову руками и повалился на стол, он рыдал очень долго, как женщина, как ребенок, как любой другой, затем он встал, побрел в комнату к телефону.
- оператор, соедините меня с полицией, да, я знаю, что звук дурацкий, это в трубке микрофона нет, но мне нужна полиция.
Джек подождал.
- алло, слушайте, я убил человека! трех человек! я серьезно, точно серьезно! пожалуйста, заберите меня, и захватите фургон, чтобы увезти трупы, я сумасшедший, у меня крыша съехала, я не знаю, как это случилось, что?
Джек продиктовал адрес.
- что? а это потому, что микрофон вынут, я разъебал свой телефон.
дежурный продолжал еще что-то спрашивать, но Джек повесил трубку, он вернулся на кухню, сел за стол и обхватил голову руками, он больше не плакал, он просто сидел и смотрел на исчезающее солнце, становилось темно, и Джек подумал о Бекки, затем подумал о самоубийстве и больше не думал ни о чем. упакованный южноафриканский лобстер лежал рядом, Джек так его и не съел.
в тот вечер я уже слегка поднасосался, когда этот парень, что издал пару моих книжонок, спросил:
- Буковски, хочешь познакомиться с Л.?
Л. слыл известным писателем, причем давно, его работы переводились повсюду, в том числе на дерьмо собачье, гранты сыпались со всех сторон, любовницы, жены, премии, романы, стихи, рассказы, картины… проживание в Европе, знакомства со знаменитостями, ну и все такое.
- нет, нахуй, - замахал я на Дженсена. - меня его писанина утомляет.
- да ты так про всех говоришь.
- ну а что, если так оно и есть.
Дженсен уселся напротив и уставился на меня, он любил сидеть и разглядывать меня, ему хотелось понять, почему я такой тупой, да, я тупой, но ведь и луна такая же бестолковая.
- он сам изъявил желание познакомиться с тобой, много слышал о тебе.
- слышал? ну и что, я тоже о нем наслышан.
- ты, наверное, и не подозреваешь, как много людей о тебе говорят, как-то вечером я был у Н. А., и она сказала, что хотела бы пригласить тебя на ужин, знаешь, она якшалась с Л., еще когда он был в Европе.
- серьезно?
- да, они оба знали Арто.
- и она Арто не дала.
- это точно.
- я ее не осуждаю, я ее не домогался.
- слушай, ну сделай мне одолжение, поедем к нему.
- к Арто?
- нет, к Л.
я допил и сказал:
- Поехали.
мы долго тащились из трущоб к дому Л. надо видеть это жилище поэта. Дженсен свернул на подъездную дорожку, она показалась мне не меньше съезда с автострады.
- и этот парень все время вопит о нищете? - вырвалось у меня.
- говорят, он задолжал коммунальщикам восемьдесят пять штук за все это хозяйство.
- бляха-муха!
мы выбрались из машины и встали перед трехэтажным домом. На крылечке стояли качели, в них лежала гитара баксов за 250. Вдруг объявилась толстожопая немецкая овчарка и с рыком поперла на нас, брызгая слюной. Я схватил гитару и стал отгонять псину, ну, не игрой, естественно, а просто отмахивался, пока Дженсен бросился к двери и позвонил.
открылось смотровое окно, и показалась желтая морщинистая физиономия.
- кто вы? - спросила рожа.
- Буковски и Дженсен.
- кто?
- Дженсен и Буковски!
- я вас не знаю.
овчарка прицелилась, прыгнула, ее зубы лязгнули прямо у моей глотки, когда она пролетала мимо, я огрел ее хорошенько инструментом, но она только отряхнулась и вновь закружилась, готовясь к прыжку, шерсть встала дыбом, псина щерилась, показывая мне свои старые желтые клыки.
- Буковски, - продолжал разъяснения Дженсен. - он написал книгу "Орущий под дождем дни и ночи напролет", а я Хиллиард Дженсен - "Нью маунтин пресс".
псина издала последний угрожающий рык, сжалась и уже была готова к прыжку, когда Л. сказал:
- Ох, Пупу, нельзя! Пупу слегка расслабился.
- молодец, Пупу, - пролепетал я. - Хороший Пупу!
Пупу посмотрел на меня, было ясно, что его на мякине не проведешь, и тут старик Л. открыл дверь.
- заходите, - сказал он.
я бросил сломанную гитару на качели, и мы зашли в дом. прихожая была величиной с подземную парковку.
- садитесь, - предложил Л.
стульев было навалом, я подтянул ближайший к себе.
- я даю истеблишменту еще один год, - заявил Л. - народ уже проснулся, мы просто спалим все на-хуй!
Л. щелкнул пальцами и продолжил:
- это будет, - (щелчок), - как пить дать! и лучшая жизнь наступит для нас!
- а есть чего-нибудь выпить? - поинтересовался я.
Л. затеребил маленький звонок, болтающийся у него на стуле, и завопил:
- Марлоу!
затем посмотрел на меня и сказал:
- я читал вашу последнюю книгу, мистер Мид.
- я Буковски.
он повернулся к Дженсену.
- так это вы Тейлор Мид! извините меня!
- нет-нет, я Хиллиард Дженсен - "Нью маунтин пресс".
тут в комнату рысцой вбежал япошка - черные блестящие штаны и белый пиджак, он еле заметно поклонился, на лице у него стояла многообещающая улыбка, будто он знал, что однажды прибьет всех нас.
- Марлоу, ебаный придурок, эти джентльмены хотят выпить, мигом прими у них заказ и немедленно возвращайся, а не то я тебе жопу порву!
невероятно, но на лице Л. не отражалось ни капли боли, и хотя все морщины остались, они казались просто речушками - или пришитыми, или нарисованными, или налепленными, эксцентричное лицо, желтое, лысина, крошечные глазки, безнадежное и ничтожное лицо - это на первый взгляд, но тогда как он мог написать все свои книги? "о, у Мака большой хуй! у-у, Мак обладатель огромного члена! какой у Мака хуина! у Мака самый огромный хуй в городе, наибольший к западу от Миссисипи, все говорят о хуище Мака, ох, блядь, вот это хуина!.." и так далее. в общем, в плане стиля Л. сделал всех, но, как по мне, это все равно утомительно.
вернулся Марлоу с выпивкой, и вот в чем ему не откажешь: налил он щедрой рукой и довольно крепко, оставил стаканы и важно удалился, я обратил внимание на то, как покачиваются его ягодицы под обтягивающими брюками, когда он спешил на свою кухню, где дневал и ночевал.
Л. был уже прилично пьян, но залпом ополовинил свой стакан - любитель разбавлять скотч водой - и заговорил:
- я постоянно вспоминаю тот отель в Париже, где все мы поселились: Кэй Джонсон, Хэл Норе, Берроуз - величайшие литературные умы нашего поколения.
- вы думаете, это помогало вашей работе, мистер Л.? - поинтересовался я.
дурацкий вопрос. Л. посмотрел на меня сурово, но потом одарил улыбкой:
- все помогает моей работе.
затем некоторое время мы просто сидели, пили и переглядывались. Л. побренчал звонком, и снова прибыл Марлоу дозаправить наши стаканы.
- Марлоу переводит Эдну Сент-Винсент Миллей на японский, - объявил Л.
- прекрасно! - оживился Дженсен из "Нью маунтин".
я не видел ни хуя прекрасного в том, чтобы переводить Эдну Сент-Винсент Миллей на японский.
- я не вижу ни хуя прекрасного в том, чтобы переводить Эдну Сент-Винсент Миллей на японский! - заявил Л.
- ну, Миллей - это вчерашний день, а с современной поэзией что не так? - спросил представитель "Нью маунтин".
"молода, поспешна, поэтому и скисает быстро", - ответил я мысленно.
- дыхалки не хватает, - сказал старик, снова повисла пауза, было очевидно, что мы не нравимся друг другу. Марлоу курсировал между нами и кухней, поднося выпивку, мне казалось, что я нахожусь в какой-то жуткой глубокой пещере или участвую в бессмысленном отвлеченном кино, просто череда бессвязных сцен, во время очередной дозаправки Л. поднялся и залепил Марлоу оплеуху, крепко залепил, я даже не знал, что и думать: секс? скука? игра? Марлоу оскалился и слинял к прелестям Миллей.
- мой дом не переступит нога человека, который не может вынести как весь мрак этого мира, так и весь его блеск, - высказался Л.
- слушай, мужик, - заговорил я, - я думаю, что ты полное говно. И твоя писанина меня никогда не впечатляла.
- меня твоя тоже, Мид, - парировал старикан. - вся эта чушь про отсасывание у киношных звезд, да любой может отсосать у кинозвезды… это, блядь, не проблема.
- возможно, - согласился я. - но я не Миди!
старый хрыч, переведенный на восемнадцать языков, поднялся и, пошатываясь, направился ко мне.
- хочешь драться или ебаться? - спросил старпер.
- ебаться, - был мой ответ.
- МАРЛОУ! - завопил Л. влетел Марлоу, и Л. выкрикнул:
- ВЫПИТЬ!
а я уж было решил, что старый пень прикажет Марлоу спустить штаны и я удовлетворю свое желание, но не случилось, пришлось довольствоваться прыгающими ягодицами убегающего на кухню любителя Миллей.
мы начали новый раунд.
- вот так! - вступил Л. первым и щелкнул пальцами. - истеблишмент спекся! мы его спалили!
тут голова старика упала на грудь, и он засопел, спекся вслед за истеблишментом.
- пошли, - сказал Дженсен.
- погоди-ка…
я подошел к великому литератору и просунул руку за спинку кресла-качалки, прямиком к жопе старого мудака.
- ты что делаешь? - зашептал Дженсен.
- все помогает моей работе, - сказал я. - а эта скотина при деньгах.
присев, я вытянул кошелек.
- вот теперь пошли!
- да не надо бы, - промямлил Дженсен, пока мы продвигались к двери.
вдруг кто-то схватил меня за правую руку и тут же заломил ее за спину.
- перед тем как покинуть мистера Л., мы оставляем все деньги здесь - в его честь! - объявил переводчик Э. В. Миллей.
- блядь, ты мне руку сломаешь, ты, косоглазая блевотина!
- МЫ ОСТАВЛЯЕМ ВСЕ ДЕНЬГИ ЗДЕСЬ! В ЧЕСТЬ МИСТЕРА Л.! - заорала блевотина.
- ЕБНИ ЕГО, ДЖЕНСЕН! ЕБНИ РАЗОК! УБЕРИ ЭТОГО ЕБАНАШКУ ОТ МЕНЯ!
- если он тронет меня - твоя рука СЛОМАНА!
- ладно, забирай кошелек, хуй с ним! я все равно скоро получу чек от "Гроув пресс"…
он забрал кошелек Л. и бросил его на пол, затем вытащил мой и тоже бросил на пол.
- эй, минутку! ты кто такой? кидала хуев?!
- мы ВСЕ деньги оставляем здесь!
- даже не верится! этот дом хуже любого борделя.
- а сейчас скажи своему приятелю, пусть бросит свой кошелек на пол, или я сломаю тебе руку!
Марлоу слегка поднажал, давая понять, что не шутит.
- Дженсен! кошелек! брось его!
Дженсен выбросил портмоне. Марлоу отпустил мою руку, я повернулся, дееспособной у меня оставалась только левая.
- Дженсен! - позвал я.
он оценил Марлоу и ответил:
- нет.
я бросил взгляд на сопящего старика, и мне показалось, что на его губах блуждает нежная улыбка, мы вышли за дверь.
- хороший Пупу, - сказал я.
- очень хороший Пупу, - подтвердил Дженсен. мы прыгнули в машину.
- ну, кого еще ты хочешь, чтобы я сегодня посетил?