Финики - Володя Злобин 22 стр.


***

Москва горела. Это не значит, что в ней началась революция, но на неё начинал наползать иприт двадцать первого века - смог. Нюхать гарь было ещё меньшим злом. Впервые выехав куда-то дальше своей провинции N, я с содроганием увидел плоды политики толерантности. Отныне негр стал неотъемлемой части пейзажа московских улиц. Такое количество азиатов, кавказцев и негров заставило бы задуматься о том, что "в стране что-то не так" даже самого последнего дурака. У меня сложилось впечатление, что у Эфиопии, Израиля и Чечни имеется общая граница как раз где-то в Москве. Но в нахальном спокойствии, запёкшемся в уголках губ большинства москвичей, читалось только бесконечное презрение. Мы сняли квартиру на окраине, куда спрятали часть оружия. Слава через старого знакомого по интернету сумел найти нам временное место для проживания. Теперь мы стояли в прихожей, возможно, нашего последнего пристанища, и разговаривали с невысоким худым парнем по имени Святогор.

- Мы здесь поживём недельки две же?

- Да без проблем камрад, - улыбнулся парень, - бабка всё равно на даче целое лето горбатиться, сюда ещё не скоро приедет.

Квартира была выдержана в стиле советского декаданса: с совмещённым санузлом, коврами на стенах, фикусами на подоконниках и работающим радио на кухне.

- Слушайте, - квартиродатель обводит нас взглядом, - а почему с вами Шута нет? Он же раньше, как помню, всегда в вашей банде коловращался?

Слава изображает недоумение:

- Так он же уехал в Москву. Мы о нем сами ни слуху, ни духу.

Святогор радуется, что может нам помочь и тут же выкладывает адрес проживания Гоши. Даже в большом городе все автономные националисты повязаны между собой нитью виртуальных псевдонимов. Они ходят друг к другу в гости, где обсуждают свои автономные планы. Всеобщей радости нет предела, разве что я мрачен, как туча-великан, потому как то, что задумали камрады вещь крайне серьёзная и часто раскрываемая. Хотя, куда уже больше? Система кричит по телевизору, что на нашем счету больше десяти убийств. Как мало мы почистили землю, надо срочно вызывать мистера Пропера.

Под конец разговора Слава спрашивает у Святогора:

- Ты слышал что-нибудь про КПД? Говорят очень серьёзные ребята.

Парень сразу принимает устрашающий вид и, гордясь собой, тихо произносит:

- Знаю. Понимаешь, я не могу рассказать, так как знаю лишнего, - он переходит на шёпот и заглядывается на Алису, - я даже был связан с ними. Помогал для одной акции. Это, тебе скажу, вообще убийцы. Только ты никому не говори про это.

Обычное балабольство и желание выделиться архитипично для человека. Мы откровенно ржём после того, как Святогор, зиганув в потолок с обвалившейся известкой, уходит. Это определённый успех и уже можно покупать футболку, которые продаются в интернетах с надписью: "КПД".

- Мы знамениты, - говорю, - нам врут в лицо о нас же.

О, признаться вам, слава греет куда лучше любимой девушки.

***

Георгий Шутов был вполне доволен своей жизнью. Он жил в квартире с девушкой, которая, сверкая раскосыми глазами, обожала кричать про монголоидность русских. Хотя Гоша давно уже не ненавидел по-настоящему русский народ, а всего лишь видел в нём бесконечный источник получения удовольствия. В своём блоге он создавал псевдонаучные статьи про каннибализм русских, перепечатывал бред польских мифологов о расе московитов-туранов, говорил о двух миллиардах немок, которых сожрал Сталин, пририсовывал половые органы всем известным личностям, причём, чем честней и искренней была персоналия, тем больший половой член украшал её портрет, считал русских народом оккупировавшим Россию, пасквильно мечтал о присоединении к кавказским моджахедам. К его деятельности очень подходило недвусмысленно звучащее слово: "поносить". В общем, он ничем бы и не отличался от батальона интернет-воинов, если бы не цепкий и уникальный ум Георгия. Шут отчетливо понимал, что человек, имеющий мозги и умеющий их применять, может замечательно устроиться даже в "поганой Рашке".

Шут занимался непыльной работёнкой в супермаркете, где, поддерживая идеи национальной борьбы, занимался шоплифтингом. В будущем он хотел получить визу, а затем гражданство прибалтийской страны.

Но появившееся на ровном горизонте КПД вывело парня из привычного шутливого настроения. Он, сам не соглашаясь с собой, понял, что в стране существует сплочённая группа одержимых идеалами людей, готовых отдать за них жизнь. Причём не просто на словах, но погибнуть, неправильно вывернув в атаке рот. Это взбесило его, потому что автоматически доказывало полную неполноценность всякого, кто, говоря о борьбе, просиживал штаны на стуле. Поэтому Шут, гадая о том, кто может скрываться за личинами народных мстителей, даже и не подумал, что это могут оказаться его бывшие друзья. Он считал всех людей, кроме себя, низшими существами, неспособными на поступок. Поэтому в его голове сразу же созрела навязчивая мысль о том, что деятельность КПД - это чекистская подстава, чем он непрестанно засорял интернет.

Когда же выбранная им тактика не возымела успеха, Шут придумал по-своему гениальный план. Понимая, что его версия лишь самообман, он отпечатал несколько копий поддельного манифеста, якобы исходящего от невидимого сопротивления и анонимно выложил их сканы в интернет. Разумеется, этот документ был лучшей находкой для органов, чем Катынь для Геббельса, поэтому Шут уже через пару дней купался в славе, просматривая телевизионные сюжеты и чувствуя, что он привязан к одному из самых грандиозных обманов, сравниться с которыми могли только демократические российские выборы. Он воображал себя дирижёром, одурачившим миллионы жителей страны. Теперь он, великий и невидимый Шут, был королём, перед умом которого склонились тысячи тысяч подданных.

От того неожиданней оказалась для Георгия Шутова встреча в проходном дворе. Он успел узнать лицо Славы и Молчуна, прежде чем его вырубили и затолкали в машину.

***

Лес замер в ожидании.

- Скажи, Гоша, зачем ты написал ту телегу?

- Какую телегу?

- Тандемную трайку, бля! - выругался Молчун и когда мы непонимающе на него посмотрели, - ну это такая телега есть, с двумя цилиндрами... Ладно, молчу.

Шут сквозь патоку разбитых губ пробует шутить:

- Как вижу, вы нашли замену на должность шута. Что, Молчунишка, нравится быть в одной команде с неудачниками?

Я оглядел сухость соснового бора и зевающий овраг позади связанного Шута. Сквозь игольчатые кроны деревьев виднелась победная лазурь. Лес дышал смолистым теплом: мирным и убаюкивающим. Я словно находился в колыбели русской цивилизации и никак не походил на неудачника.

- Это ты проигравший, Гоша, - говорит Слава, - расскажи нам, это твоих рук дело. Тот поддельный манифест, якобы от КПД? Мы специально посмотрели твой бложик. Твоя запись из плавающих в интернете, там датируется самой первой.

- Да вам-то, какое дело? Чё надо, мстители херовы? Какое вы вообще отношение к ним имеете?

Я тихо говорю:

- А мы и есть Комитет Полезного Действия.

Шут забился в истерике и верёвки, врезавшиеся ему в тело, казалось, остановили приток крови в голову. Из носа повисли индюшачьи сопли, и тонкие струйки влаги побежали из бесцветных глаз. Гоша, несмотря на своё положение, ржал в полный голос и я снова, как в былые времена, почувствовал себя неуютно от его всепроникающего цинизма. Отдышавшись, пленник сказал:

- Вы - члены КПД? Да не смешите меня. КПД - это серьезная террористическая сеть, скорее всего, созданная и действующая под прикрытием ФСБ, отчего никто ещё не был пойман. Откуда, думаете, у них оружие, деньги, средства передвижения и поразительное везение? Да всё просто: КПД - это проект Кремля для того, чтобы отвлечь от борьбы настоящих национал-социалистов. Для того чтобы успокоить население, удержав его от революции, показав, что существуют структуры восстанавливающие справедливость. Это технология средневекового варварства, которая может работать только в такой ублюдочной стране, как Рашка. А вы собрались мстить за чекистов, поняв, что тот поганенький манифест написал я?

Гоша был явно болен манией величия и манией преследования. Он не был человеком, который смеётся, да и никогда бы не наёел в себе силы участвовать в настоящей русской Вандее, но при этом Шут не мог допустить возможности, что хоть кто-нибудь из живущих мог оказаться смелее, упорней, идеалистичней его, Гошиной личности. Человек, думающий об окружающих хуже, чем они есть на самом деле, всегда будет пленён иллюзией собственного совершенства.

Слава раскалён, как стальная болванка. Ещё чуть-чуть и он взорвётся от негодования:

- Значит это ты написал тот поганый манифестик. Дебил, Система только воспользовалась твоим скудоумным высером. Мы сегодня выложим опровержение, снабдив его доказательством. И ты послужишь отличным пропагандистским примером.

Шут крикнул:

- Да кому доказывать? Вы на себя посмотрите! Слава, ты всегда витал высоко в облаках, идеализируя мир, желал какой-то там революции и лучшей жизни для народа. А реальность такова, что мир дерьмо и люди дерьмо, и как-то бороться за их благо, а не за своё, это значит тоже быть дерьмом. Ты так и остался тупым боном. Меня всегда поражало, зачем ты притащил к нам этого бесхребетного идиота Сенеючку. Не удивлюсь, если он криптоеврей. Он вечно косячил, трусил из-за каждой мелочи. Он принимал участие только в четверти акций, в которых мы участвовали. Да даже Алиса, повёрнутая девственница, и то лучше него. Теперь с вами ещё истинный русский раб, воевавший за счастье Абрамовича. И вот вы хотите уверить меня, что классический бон, трусливая крыса, сумасшедшая баба и рузке патриот и есть тот самый комитет полезных действий?

Лес множил его обвинения и они, образовав вокруг нас новый Пекин, влетали в уши, скрипели на зубах, вылизывали костяшки кулаков и заставляли нас чаще и злобней дышать. Слава покачал головой:

- Мы сумели измениться и теперь чего-то, да стоим. Я думал, что с возрастом изменишься и ты. Видимо, я оказался не прав. Жаль. Пошлите обратно. А ты, Дух, останься. Мы тебя подождём в машине.

Прежде, чем вернуться к угнанному транспорту, Ник отдал мне заряженный пистолет и, не сказав больше ни слова, быстро пошёл прочь. Карман оттопыривала камера. Это не напоминало картину "Иван Грозный убивает собственно сына", так как пистолет не добавил мне ярости и даже, имея теперь полную власть над жизнью Гоши, я не мог пожалеть его и назвать сыном.

- Да ну на хер, - лихорадочно облизывает губы предатель, - ты же понимаешь, что если убьёшь меня, то это будет конец. Все будут искать тебя. Вашу группу. Моё исчезновение заметят. Мой мобильник отследят. Камеры с трассы покажут, на какой машине вы ехали. По её номеру установят владельца и через ближайшие два-три дня вас накроют спящими в вашей собственной же квартире.

Шут с трудом поднимается на ноги и, пьяно покачиваясь, связанный, подступает ко мне. Он объят безумием:

- А это срок. Лет двенадцать. Тебе, Арсений, в тюрьме никак не выжить. Потому что ты слабак и трус. Ты и был с нами лишь потому, что тебе требовались сильные друзья, чтобы самому чувствовать себя сильнее. Но когда ты окажешься один в тюрьме, то тебе придётся стать дырявым, чтобы хоть как-то выжить с сокамерниками. Поэтому ты не убьёшь меня, ты побоишься это сделать. Ты хочешь жить, Сеня. Жизнь - вот единственная ценность, и не отнимай её у себя.

Это тет-а-тет без секундантов. Дуэль воли, где против меня играет опытнейший манипулятор. Он с самого начала раскусил меня и знает, куда давить, чтобы я испугался. Почему я такой человек, что каждый пытается на меня надавить? Исключение - это только моя любимая девушка. Стал ли я другим? Глядя поверх Гошиной головы, я понимал, что небо - оно одно на всех, но с небом ты не один. Моим небом являлись друзья, про которых я знал, что они выцарапают мою душу даже из лап сатаны. Когда они рядом со мной, то мне нечего бояться.

Отвечаю жадно дышащему провокатору:

- Если жизнь это единственная ценность, которая осталась у тебя, то сегодня я буду грабителем.

Шут, поломанный инерцией выстрела, скатился на дно оврага. Лес, озарённый фотовспышкой, сыто зевнул и затих.

***

Лучше сдохнуть, чем каловращаться в этом мире. Хочется быть индуистом, где самоубийство не выход, им невозможно разорвать круг сансары и цикличных перерождений. Каждый вздох наполняет мои лёгкие иголками, и дыхание напоминает дыхание смерти, и я вовсе не играл в героя. Очередное послание, которое оказалось выложено на зарубежном сайте с фотографией убитого предателя и развенчанием поддельного манифеста, взорвало блогосферу. Теперь мы главная финиковая косточка, которую норовит обсосать любой более-менее знаменитый обзорщик. У нас появились как фанаты, так и ненавистники. Радикалы призывают подражать нашему примеру, тогда как эволюционисты кричат, что мы хотим раскачать лодку, выступаем против последовательного демократического развития, которое на руку сытым олигархам и офисным ящерицам.

Мы ни с кем не вступали в дискуссии, потому что поняли их абсолютную бесполезность. Вместе с тем было ясно, что мы, неопытные и слепые бойцы, не можем состязаться с системой. Я, совершая регулярную утреннюю пробежку вместе с Алисой, хотел убежать на край света, чтобы спасти и нас, и нашу Любовь, но ноги сразу начали деревенеть, душа запиналась о раскрывающие глаза печень, и от такого тошного сюрреализма хотелось блевать. По ночам Алиса шептала мне, что она хочет уйти, что у нас будут прекрасные дети и осенняя старость. Но я твердо знал, что если отступить сейчас, то и наши дети погибнут, а нашу старость вырежут оккупанты.

- Ещё можно уйти. Я могу всё это организовать.

- Ты хочешь прожить оставшуюся жизнь овощем?

- Нет, но этим ничего не изменишь. Вернее - я не хочу отдавать нашу жизнь и любовь за то, что мы делаем.

Я впервые стал палачом - исполнил нашу коллективную волю. Один на один со своим страхом, которому пустил пулю в лоб. Что удивительно, я совершенно об этом не думал, даже не печалился и не боялся, доверяясь обычному случаю. Лишь Алиса с каждым прожитым днём всё настойчивее упрашивала меня уйти.

- Это не стоит того.

Однажды она обратилась ко мне:

- Позволь мне хотя бы продумать пути отступления. Я могу попытаться замутить фальшивые паспорта, по которым мы всегда можем попробовать уйти из-под удара.

Я апатично соглашаюсь.

Молчун и Слава думали по-другому: каждую ночь они чистили пистолеты и стряпали взрывчатку. Они стали нервными и дёрганными, как их мозги, где извилины по своей форме уже напоминали револьверы. Их подзадоривало то, что страна билась в истерике: все ждали нашей очередной выходки. Делались ставки, собирались круглые столы и задерживались потенциальные экстремисты. Даже премьер-министр отметил о недопустимости роста экстремизма в стране, так как мы являлись многонациональной и многоконфессиональной страной и прочей лабудой. Министр Внутренних Дел говорит о том, что идеализировать КПД - это аморально, так как они обыкновенные преступники, прикрывающиеся высокими идеалами для развала страны. Он грозится изобличить нас, что пока еще не смог сделать. Ключевое слово "пока", то, что нас посадят, было также несомненно, как то, что вечером сядет Солнце. Как же мне хотелось в эти моменты быть светилом, а не человеком.

А пока, на волне истерики от фотографии убитого предателя, президент публично назвал нас преступниками и бандитами, которых купили спецслужбы запада для того, чтобы мы развалили Россию, поднимающуюся с колен. У нас, мол, нет ничего святого. Правильно, нет, ведь всё святое у нас и нашего народа забрали гремлины, обосновавшиеся за кремлёвской стеной. Отечественные террористы всех мастей, из тех, кто уничтожает систему в интернете или в разных организациях, плавающих, как кака в проруби, примазываются к нам. Они уже кричат о Гражданской Войне, но обыватель, в уши которого вставлено по батону колбасы, не слышит об этом. Впрочем, для таких идиотов, отсутствие свежего хлеба в киоске города N, признак скорого голодомора. Мы не хотели выдвигать никаких конструктивных требований, потому что как только мы бы сделали это, то на эти положения тут же бы наложили табу: "Как, вы смеете поддерживать идею русского национального государства? Так это же то, из-за чего убивало КПД! Вы фашист и ретроград! Не видать вам моей толерантной задницы!" Единственный результат нашей деятельности и наших манифестов - это горьковский Данко, снова ради людей вырвавший свое сердце. И толпа уже пошла за героем, медленно убивая своего спасителя.

- Как настроение, Дух?

Мне неохота отвечать Славе:

- Так себе. Словно завис над моей шеей топор.

- Ну, а как ты хотел. Если называешь себя революционером, то будь готов к гнёту системы.

Проблема была в том, что я никогда не называл себя революционером. Мне просто не нравилось то, что происходит вокруг. Мне хотелось изменения и вышло как-то нелепо, что я стал вершить их пистолетом.

- Скажи Алисе, что для неё есть задание.

- Скажи сам.

- Стараюсь иметь меньше дел с женщинами. Ещё древние германцы отмечали, что они губят воинов.

Страх притупился, став моим обычным спутником, как какой-нибудь Ганимед, только я не чувствовал себя Сатурном, сколько не вращай на туловище гимнастических обручей.

- Кто на этот раз?

Слава улыбается:

- Жулик и вор.

Неужто? То, о чём мечтали и говорили поколения русских людей? Настоящий подвиг, который сможет осудить только полный преступник? Спрашиваю, уже догадавшись, кого выбрало КПД:

- Крупная дичь?

Молчун, заходя в комнату, добавляет:

- Ты просто не представляешь насколько.

Назад Дальше