Трубку я у нее отнял и попросил подождать минуту, потому что у меня есть сомнения. Я сказал Нетти, что прошло очень много времени с нашей последней встречи с Джоном и Пенни. Сказал, что у них своя жизнь и этот звонок, возможно, вызовет у них чувство вины и заставит выполнить давно забытое обещание.
- Не говори ерунды, - отмахнулась Нетти, вернула себе трубку, выудила из кармана десятицентовик. - Они нас любят. Им нравится наша компания.
Но Нетти ошибалась. Я говорил не ерунду. Я действительно опасался, что Джон и Пенни забыли про нас, и просто не пережил бы такого разочарования, поэтому попытался зайти с другой стороны.
- Да, ты права. Я говорю ерунду.
Тут Нетти повесила трубку, не набрав номер до конца.
- Ладно, что-то тебя гложет, выкладывай, - предложила она.
Я выложил. Так кучеряво лгать мне еще не доводилось:
- Меня действительно кое-что гложет. Видишь ли, я не доверяю взрослым с тех пор, как мы посмотрели те фотографии в кабинете твоего отца. Знаешь, это так меня гложет, что я даже начал задаваться вопросом, а может, мистер Джинджелл все-таки действительно растлитель малолетних.
Нетти покачала головой. Она не могла поверить моим словам. Я попытался перефразировать только что сказанное, но едва произнес несколько слов, как она набросилась на меня;
- Ты совсем охренел? У тебя окончательно съехала крыша, ты это знаешь?
И это лишь начало того, что она успела сказать, прежде чем управляющий велел нам продолжить разговор на улице.
7.3
- То есть вы солгали, чтобы скрыть истинные чувства.
- Совершенно верно.
- Потому что думали, что Нетти вам не поверит.
- Она и не поверила, не так ли?
- А с чего вы решили, что она вообще может поверить вам?
- Потому что ложь была больно большая.
- Но ее она совершенно не убедила.
- Все так. Полагаю, я пытался одновременно убить двух зайцев. Во-первых, избежать вечеринки у Джона и Пенни. Во-вторых, попытаться объяснить мою холодность по отношению к ней в парке, после того как мы посмотрели фотографии судьи.
- Но в парке вы поступили честно. Сказали, что она нравится вам только как подруга.
- Да, и к чему это привело? Если б моя мать нашла фотографию, которую Нетти засунула среди своих картинок, она бы меня просто прибила.
7.4
Нетти прилагала все силы, чтобы сдержаться, не выйти из себя, но я знал, что она снова взорвется, едва мы свернули в проулок. В последнее время она вспыхивала, как порох. И моя притворная честность пошла только во вред.
- Что, черт возьми, с тобой произошло? Ты говоришь прямо-таки как гребаная Марги Скотт! - Нетти уперла руки в бока.
- Извини, но ничего не могу с собой поделать. Такое вот у меня отношение ко всему этому.
Нетти воздела руки к небу, начала выписывать восьмерки, внезапно остановилась, словно собираясь что-то сказать, но передумала, вновь начала кружить передо мной. Это был классический приступ раздражения вроде тех, что закатывала Марги во втором классе. Мне все это определенно не нравилось. Тем более что теперь предстояло лгать дальше.
В конце проулка стояла какая-то лачуга. Я сел в тени, вцепился зубами в длинную соломинку. Через пару минут Нетти присоединилась ко мне. Я подождал, пока ее дыхание немного успокоится, а потом продолжил лгать. Нажимал на полное замешательство, которое испытал, увидев фотографии судьи.
- Послушай, Нетти. Я очень сожалею, но так уж вышло. Эти фотографии меня страшно напугали. Только представь себе: мы приходим к Джону и Пенни, а они заставляют нас раздеться догола. Откуда нам знать, может, они заодно с мистером Джинджеллом, может, они состоят в той организации, о которой ты мне говорила?
Нетти фыркнула:
- Ничего более глупого я в жизни не слышала. Ты - гребаный параноик. Я не могу поверить, что ты так думаешь.
Она поднялась. Отшвырнула камень, чтобы продемонстрировать свои чувства. Она была права: мне недоставало убедительности. Я предпринял еще одну попытку.
- Ладно, буду с тобой честен. В действительности меня волнует вот что: хотели эти дети, чтобы их фотографировали, или нет. Потому что мое мнение однозначно: их заставляли. А если так, то это растление и эксплуатация, а я против этого. Вот почему с того дня я бойкотирую взрослых.
Я полагал, что нашел удачный довод в свою защиту. Нетти подняла крышку от бутылки, бросила в урну, но промахнулась. Я думал, она еще больше разозлится, но нет. Плечи ее опустились, она вновь села рядом со мной.
Момент прошел. Мы его упустили.
Я уже собрался предложить тронуться в путь, когда Нетти повернулась ко мне.
- Знаешь, ты вроде бы не очень-то жалеешь тех мальчиков в журналах Биллингтона. Я хочу сказать, если бы все было по-твоему, мы бы сейчас сидели на рельсах и разглядывали эти журналы, - сказала она.
Нетти явно куда-то клонила. Чем все закончится, я не знал, но не сомневался, что будет больно. Я предложил ей разбежаться, но она меня не слышала.
- Так какой мы делаем из этого вывод, а? - продолжила она. - Если я тебя правильно поняла, марокканские мальчики в журналах - это нормально, а вот канадские - нет? Это ты хочешь мне сказать? Потому что, если это так, ты такой же расист, как эта свинья мистер Диксон. Если все так, меня это волнует куда больше, чем вопрос о том, как эти дети попали на фотографии.
Я задумался, а Нетти вернулась обратно, чтобы позвонить. Мелькнула мысль, а не спросить ли об этом у Джона и Пенни. Но нет… я знал, что у меня не повернется язык.
7.5
Нас пригласили к Джону и Пенни в следующую субботу. В футбол мы давно уже не играли, поэтому сказали мамам, что пойдем по магазинам. Нетти придумала предлог: класс поручил нам купить подарок для мистера Стинсона. Когда она рассказала это мне, я смеялся до слез. Она превращалась в отменную лгунью.
Джон и Пенни вылезли из кожи вон. Украсили дом гирляндами и воздушными шарами, Джон вывесил огромный транспарант: "ПОЗДРАВЛЯЕМ 2/31 УЧЕНИКОВ КЛАССА ПЕННИ ВЫПУСКА 1975 ГОДА". В столовой нас ждали тарелки с пирожными и сладостями и два кувшина кулейда - зеленый лайм и клубника. В центре стола стоял большущий шоколадный торт, весь в белой глазури, выглядевший как коробка для отснятого фильма. Рядом с ним - две упаковки с подарками. И на каждой - конверт. Один с именем Нетти, второй - с моим.
Нетти схватила конверт и спросила у Джона и Пенни:
- Это мне?
Они улыбнулись. Нетти разорвала конверт.
- А ты не собираешься вскрыть свой? - поинтересовалась Пенни, добавив в конце вопроса мое имя. В голосе слышалась теплота.
- Да, - кивнул Джон. - Вскрой свой.
А мне вдруг стало невыносимо грустно. Навалилась тоска. Нетти уже достала открытку. Собралась зачитать текст, но остановилась.
- Почему ты плачешь? - промолвила Нетти.
Я пожал плечами. Не знал.
Пенни коснулась моего плеча:
- Что случилось, дорогой?
Слезы полились рекой.
- Господи! А ведь мы еще не добрались до сладкого! - воскликнул Джон.
И я рассмеялся, вспомнив, как двумя месяцами раньше Джон клеймил декстрозу. От смеха мне стало легче. Я посмотрел на Нетти. Она улыбалась. Я попросил ее прочитать написанное на открытке. Она прочитала, с выражением.
7.6
- Так что вас тревожило?
- Не знаю. Думаю, меня мучил стыд.
- Джон и Пенни сделали вам подарки.
- Да, в некотором роде.
- Что вы хотите этим сказать?
- Ну, не знаю, подарки мы получили или…
- Награды?
- А может, что-то еще.
- Например?
- Например… Даже не знаю. В принципе нам сказали, что мы это выиграли. Но получили как подарки, так? А может, это была взятка, призванная убедить нас забыть про Джинджелла. Честное слово, не знаю. Я находился на том этапе жизни, когда отчаянно стремился к определенности, надеюсь, вы меня понимаете. А подарки Джона и Пенни скорее усилили сумбур в моей голове.
- О мистере Джинджелле разговор заходил?
- Нет.
7.7
Нетти сорвала обертку с коробки.
- Круто! - воскликнула она, доставая из коробки камеру "Никон супер-8".
- Они новенькие, Нетти, - вставил Джон. - Изготовлены в прошлом месяце.
Пенни повернулась ко мне, улыбнулась:
- Ты не собираешься открыть свою?
Я кисло улыбнулся и начал снимать обертку. Помнится, при этом думал: "Эти камеры дорогие. Чем мы заслужили такие подарки?"
Последующее помню смутно. Все как-то удалилось, я с трудом поддерживал разговор. И далеко не сразу врубился, что Джон говорит о какой-то университетской конференции. Уловил только последний кусок.
- Все эти люди из департаментов образования со всего мира приехали в город на прошлой неделе, мы показали им фильмы, отснятые вашим классом, и мы решили, что ваши - лучшие.
На лице Нетти отразилось недоумение.
- Но ведь только мы с Нетти довели работу над фильмом до конца, - раздраженно бросил я.
- Да, и потом, кто это "мы"? - спросила Нетти.
Пенни пожала плечами:
- Джон, я… несколько сотрудников его департамента. - По тону чувствовалось, что она удивлена нашей реакцией.
Нетти уже начала что-то говорить, но я ее остановил:
- Одну минуту. Вы хотите сказать, что показывали остальные фильмы, хотя их еще не смонтировали?
Джон проглотил кусок торта.
- Да. - Он явно считал, что мы раздуваем из мухи слона.
- Я думаю, это неправильно, - продолжил я. - Несправедливо сравнивать наши фильмы с незаконченными работами. Я думаю, мы не можем принять эти награды. - Я посмотрел на Нети и увидел, что она на моей стороне.
Джон нервно рассмеялся:
- Ладно. Не воспринимайте их как награды. Считайте, что это подарки по случаю окончания школы. - Он поднял стакан и предложил тост за 2/31 класса Пенни выпуска 1975 года. Я посмотрел на Пенни. Она очень хорошо нас знала и выглядела совсем как в тот момент, когда вернулась после схватки со Стинсоном. Я встал и ушел.
7.8
- Эти камеры…
- Да.
- Как вы объяснили их появление родителям?
- Мне ничего не пришлось объяснять. Я ее не взял.
- А Нетти?
- Она сказала матери правду. Сказала, что ее фильм признали лучшим в школьном конкурсе и в награду вручили камеру.
7.9
В предпоследний день обучения в начальной школе я встретился с миссис Легги, психологом районного департамента образования. По какой-то причине нас вызывали не по алфавиту - я попал к ней последним. После стандартного напутствия с пожеланием удачи миссис Легги взяла со стола результаты моего теста.
- Тебя, видно, больше всех расстроил уход мистера Джинджелла, не так ли? - спросила она, раскрывая папку.
- Да, - ответил я.
- Что ж, я рада, что ты это пережил. А теперь ты хотел бы, чтобы я сказала, какие профессии компьютер считает для тебя оптимальными?
Я кивнул.
- Тогда слушай. В порядке убывания: цветочник, гробовщик, военный.
7.10
Наше последнее возвращение домой из начальной школы. Мы с Нетти едва ли перекинулись хоть одним словом. Нетти, конечно, могла бы сказать, что гордится мной за то, как я вел себя у Джона и Пенни, и полностью согласна с моими словами, произнесенными там. Но она уже повторила мне это дважды, а я практически не отреагировал. Что вспоминать прошлое! Тем более говорить о нем. Полагаю, настроение у нас было одинаковое: нам обоим хотелось вобрать в себя все то, что мы видели: дома, деревья, автомобили, домашние животные - все то, мимо чего мы ходили долгие годы учебы в начальной школы. Помнится, мне пришла в голову мысль, как мало я о них думал, что они превратились для меня в ориентиры, по которым я определял свое положение во времени и пространстве. И помнится, я сам же себе и возразил, потому что мы, дети, всегда думали обо всем. Только ничего особенного с ними не происходило. Все застыло, знакомое и привычное. Или по крайней мере такой мне запомнилась моя жизнь в то время.
8.1
Восьмой класс. Ты на дне, как в каком-нибудь фильме. На самом дне. Ты - зеленый, ты - маленький, ты - безволосый от ресниц и ниже. Обмен веществ у тебя как у ребенка. Я, разумеется, говорю о мальчиках, к которым себя причислял. У нас с девочками контраст самый разительный. Большинство из них к этому времени уже молодые женщины. А если они еще не молодые женщины, то их защищает безразличие молодых женщин. Большинство мальчиков - бесполые, по существу, дети. Есть молодые мужчины и есть молодые женщины… но в восьмом классе очень много мальчиков.
Это был тест на выживание. Неожиданные происшествия. Унижения. Ты подчинялся неудачникам. Ты проигрывал неудачникам. Под неудачниками я подразумеваю тех озлобленных козлов, которых так сильно били, пока они не достигли нашего возраста, что теперь они могли только бить тех, в ком видели свою подрастающую смену. Но таких, как я и Голтс, это не смущало. Школа знала, что мы идем. Спортсмены были в привилегированном положении, мы могли помочь школе одержать новые победы, поднимаясь при этом на новые ступени школьной иерархии, становясь героями. Те, кто участвовал в этой игре, приглядывали за нами, брали под свое крыло. И неудачники это знали. От нас держались подальше, видя, что мы под защитой, что любой выпад против нас будет жестоко отомщен. А кроме того, жажда насилия заставляла их искать новые жертвы. Алистеров Ченей и Джеффри Смит-Гарни, которым приходилось расплачиваться. Им предстояло испытать удары полотенцем, познакомиться с теснотой запертых шкафчиков в раздевалке, прочувствовать, каково это - получить по морде на глазах у тех, с кем ты вырос, кого считал своими друзьями.
Но с негласной защитой не все было так просто. Существовал неписаный свод правил. Скажем, в выборе одежды. Ничего яркого, кричащего. Не следовало привлекать к себе внимание. Своим поведением ты как бы доказывал, что согласен на защиту. От тебя требовались определенные жертвы. Ты не мог сближаться с теми, кого неудачники выбрали своими жертвами. Иначе могла возникнуть путаница. То же относилось и к представительницам противоположного пола. Ты мог смотреть только на самых красивых, чтобы показать своим защитникам, что ты такой же, как они.
Вот почему мне пришлось расстаться с Нетти Смарт.
8.2
- Это далось нелегко?
- Нет. Но каждый все понимал - такова необходимость. В школе все точно так же, как в религии, рок-музыке, моде, капитализме… куда ни посмотри.
- По вашей классификации, Нетти была "собакой"?
- Не собакой, конечно же, нет. Просто человеком, с которым тебя не должны видеть.
- В отличие от Синди Карратерс?
- Да.
8.3
Синди Карратерс. Легендарная Синди Карратерс. Что я могу сказать о Синди Карратерс?
Мы все знали о ней с пятого класса. Уже тогда до нас доходили слухи, что в начальной школе Черчилля, соседней с нашей, учится ослепительно красивая девочка, которую зовут Синди Карратерс, красавица, каких свет не видывал. Описания разнились, что только возвышало ее в наших глазах. Еще больше интриговали нас разговоры о том, что Синди будет учиться в той же средней школе, что и мы, в Пойнт-Грей, которая традиционно славилась сильной баскетбольной командой и, что более важно, ее группа поддержки считалась лучшей в столице БК. Вот почему все: и мальчики, и девочки - хотели как можно больше узнать об этой Синди Карратерс.
Школа Черчилля располагалась в юго-восточной части Шогнесси. По существу, в Окридже. Жили там в основном евреи, и именно еврейские дети, учившиеся в нашей школе, первыми рассказали нам о Синди. Не то чтобы они видели ее собственными глазами: Синди не была еврейкой, а они знали лишь еврейских детей. Мы получали информацию о Синди через вторые или третьи руки. Тогда так было. Вы должны понимать: мы жили в очень маленьком мире.
Вот что мы знали к тому моменту: Синди - это нечто. Нордическая красавица. Длинные белокурые волосы, синие глаза, высокая и стройная. Ее сравнивали со всеми, от Фарры до Сюзи Куэтро. Ее старшая сестра, еще более красивая, работала моделью в агентстве Марти Росса. Это служило доказательством того, что со временем Синди станет еще красивее, как минимум такой же, как старшая сестра. Что же касается других членов семьи, то отец Синди, Чак Карратерс, был старшим партнером брокерского дома "Энтон, Карратерс и Мид". Бобби не сомневался, что речь идет о том самом Карратерсе, которому когда-то принадлежал рекорд средних школ БК в тройном прыжке. Мать Синди, Конни, как мы тоже узнали от Бобби, состояла в родстве с изобретателем "Клоретс" и, кроме того, завоевала титул "Мисс Ванкувер". Как и Биллингтоны, жили они в голландской колонии.
Синди увлекалась верховой ездой. По слухам, она держала лошадь в Саутлендсе, маленькой полоске сельской местности в южной части Керрисдейла, на северном берегу реки Фрейзер. Я полагаю, вполне естественно, что лошадь Синди обреталась именно там, ибо само существование Саутлендса тоже было легендой. Никто из нас туда не заглядывал. Это было для нас такой же загадкой, как и сама Синди. И хотя все знали, что у Бобби богатое воображение, он сумел создать вокруг Синди целый мир, настолько привлекательный, что многие хотели бы отправиться на его изучение. Я хорошо помню, как Бобби (Синди для него уже превратилась в навязчивую идею) начал готовить экспедицию в Саутлендс, где он и его командос надеялись хоть мельком увидеть эту загадочную девочку, по меньшей мере ее лошадь. Так что если сравнивать Синди с принцессой, то ее лошадь явно тянула на единорога, а Саутлендс - на Камелот. Короче, она стала героиней сказки. Вроде бы они даже отправились в эту экспедицию, но добрались только до Мапл-Гроув-Парк, где перепутались, увидев Джоша Питера, и повернули домой.
Трудно поверить, но все это время мы ни разу не видели Синди Карратерс. Всякий раз, когда наша футбольная или хоккейная команда приезжала в Черчилль, независимо от того, выигрывали мы или проигрывали, нам не удавалось воспользоваться шансом и увидеть Синди. Когда мы спрашивали еврейских детей, смогут ли они достать нам ее фотографию, хотя бы общую фотографию класса, они обещали сделать все, что в их силах, но возвращались с пустыми руками. Через два месяца после увольнения мисс Синглтон, аккурат когда мы с Нетти начали монтаж наших фильмов, Бобби, заведенный донельзя, набросился на евреев, обвиняя их в том, что они все выдумали, никакой Синди Карратерс в природе не существует, а они, еврейские дети, - винтики глобального заговора. Дело зашло так далеко, что Бобби пригрозил бросить кусок копченого сала в окно Хаймена Голди. Потребовалось несколько встреч Бобби, его родителей и мистера Диксона, а потом мучительно долгое заседание, на котором рабби Йозеф Кун два часа комментировал слайды холокоста, чтобы Бобби извинился перед евреями Ванкувера. Но к тому времени они его уже не интересовали. Бобби нашел новый источник информации.