6.5
Парк выглядел иначе. Все выглядело иначе после происшедшего в доме Нетти. Деревья стали больше, трава - зеленее, стойки ворот блестели, как драгоценный металл.
- Давай потренируем попытки, - предложила Нетти, пытаясь взрыть каблуком промерзшую землю.
- Нам нужна метка. - Я поискал взглядом ветку, которая могла бы помочь. Нетти пыталась поставить мяч на маленький клочок дерна, но он продолжал с него скатываться.
- Блин! - выкрикнула она, ударив по мячу. Он полетел, как ударенная собака. Я пошел за ним в зону крайнего игрока, поднял, швырнул ей по дуге. Нетти поймала мяч, повернулась и бросила к ряду тисов. Мне пришлось идти туда, смирившись с ее настроением, гадая, как мне удастся из этого выпутаться. Когда я наклонился, чтобы поднять мяч, Нетти уложила меня броском в ноги. Я приземлился животом на мяч, и у меня перехватило дыхание. Нетти обвила руками мою шею, при этом она издавала какие-то рычащие звуки. Я начал злиться, пытаясь одновременно схватить ртом воздух и урезонить ее. Я хотел, чтобы она с меня слезла. И сказал ей об этом:
- Отвали от меня, чокнутая.
И тогда она скатилась с меня. Мы лежали на земле. Лежали долго, очень долго.
Я думал только о проплывающих надо мной серых облаках. Молчание разорвала Нетти.
- Я тебе не нравлюсь, да? - спросила она, уставившись в небо.
- Нравишься. Ты моя подруга, - без запинки ответил я.
Прошли мгновения.
- Но при этом я не нравлюсь тебе как девушка, - не унималась она.
Еще мгновения.
- В этом смысле я как-то о тебе не думал.
Нетти зарычала, выдала свечу.
- Ты такой же, как Бобби Голтс! Ты думаешь, что я лесби. Вы, парни, думаете, что в герлфренды годятся только такие, как Синди Карратерс, не так ли? - Она откатилась.
- Я не думаю, что ты лесби. А Синди Карратерс… мне такая герла не нужна. - Я приподнялся на локте, довольный тем, что сказал правду.
- Да, ты все равно ничем не отличаешься от Бобби Голтса, - говорила она, лежа спиной ко мне.
Я не считал себя таким же, как Бобби Голтс, только не мог объяснить почему. Нетти вновь перекатилась, теперь лицом ко мне. Выглядела она испуганной. Тут я предложил встать и пойти домой, потому что холодно.
На обратном пути мы оба молчали. Настроение у меня падало с каждым шагом. Я страдал из-за того, что моя дружба с Нетти теперь накрылась медным тазом, и, хотя не мог убедить себя в том, что вина не ее, а моя, даже если в основе конфликта всего лишь непонимание, из головы не выходила одна мысль: как может накрыться дружба, если один человек так нравится другому?
Мы повернули за угол к дому Нетти. На подъездной дорожке стояли два автомобиля. Какое счастье. С приближением к дому стало ясно, что брат Нетти купил электрическую гитару.
- Зайдешь на минутку? - спросила Нетти, вдруг став прежней.
- Да, конечно.
- На этот раз мы должны войти через парадную дверь. - Нетти улыбнулась. Я рассмеялся, вне себя от счастья: все вернулось на круги своя. Нетти тоже рассмеялась:
- Извини, что так вышло.
- Не бери в голову, - быстро ответил я, надеясь, что она не будет уточнять, что и как вышло. И думаю, быстрота моего ответа принесла плоды, потому что она порадовала меня еще одной улыбкой.
- Я только принесу тебе раскадровку. Может, ты взглянешь и на сценарий.
Улыбающаяся мисс Смарт приветствовала нас в дверях, из глубины дома доносился гитарный перезвон.
Позже, когда я пришел домой, мать спросила, что у меня в пакете.
- Раскадровка, - ответил я, бросив пакет на разделочный столик.
- Раскадровка? - переспросила она, радуясь, что я использовал незнакомое ей слово.
- Да, конечно. Взгляни, это работа Нетти.
И тут зазвонил телефон. Я находился ближе, поэтому снял трубку.
- Алло?
Звонила мисс Смарт. Голос звучал очень строго:
- Пожалуйста, позови маму.
Блин! Что теперь? Звать? Или спросить, что передать? Я точно знал, что звонок имеет какое-то отношение ко мне.
Я позвал мать, и меня мгновенно выдал мой голос, писклявый, напуганный.
- Эй… да у тебя ломается голос! - воскликнула мама, достаточно громко, чтобы эту весть услышала мисс Смарт. Я передал ей трубку и наблюдал, как она постепенно сводит брови у переносицы и ее глаза превращаются в щелочки на лице-маске. Я слушал бесконечную череду "да, да", мамин голос становился все пронзительнее, потом она бросила на меня злобный взгляд, один из тех, что приберегала для тех случаев, когда я уж очень сильно ее доставал. После очередного "да, да" она протянула трубку мне. Я пришел в ужас. Но не мог этого показать. Может, это буря в стакане воды. Поэтому, чтобы показать, какой я спокойный, я попросил ее узнать, что мне хотят сообщить. Мои слова ее не развеселили.
Миссис Смарт сразу взяла быка за рога:
- Чем вы вдвоем сегодня занимались?
Я глубоко вдохнул.
- Нетти показала мне рисунки. Потом мы пошли в парк, потренировали удары по воротам, - ответил я таким тоном, будто этот день ничем не отличался от любого другого.
- Какие рисунки? - рявкнула она.
- Для нового фильма. Раскадровку.
Миссис Смарт помолчала.
- Ты знаешь, что тебе не следует приходить сюда в отсутствие взрослых!
Я заверил ее в том, что она абсолютно права.
После этого миссис Смарт доложила обстановку:
- Моя дочь сейчас наверху, в своей комнате, плачет.
Я смог выдавить из себя только:
- О!
- Она плачет в своей комнате и не говорит мне почему, - продолжила мать Нетти, все больше расстраиваясь.
- Ну, мы только посмотрели раскадровку, она, кстати, сделала отличные рисунки, а потом пошли в парк и потренировались в ударах по воротам… вот и все, - не отступал я от своего ни на пядь.
Миссис Смарт тяжело вздохнула. Такой вздох ясно говорил: она признавала свое поражение. Подавала сигнал к отступлению. Но что она сказала матери?
Я вернулся на кухню. Мать чистила свеклу. Стояла ко мне спиной, открыв воду на полную. Пакет с картинками перекочевал с разделочного столика на обеденный, за которым сидела сестра и рисовала. Она перехватила мой взгляд, брошенный на пакет, и потянулась к нему. Я выхватил пакет из ее руки. Мнение сестры о картинках Нетти меня не интересовало, о чем я ей и сказал. Она, конечно, пожаловалась матери, Та убавила расход воды.
- Идите наверх и умойтесь. Обед почти готов, - проговорила она, не поворачиваясь.
Мать частенько бывает трудно понять. Сестра проскочила мимо меня. Я шел, гадая, ждет меня нагоняй или нет. Чувство это я ненавидел. Словно вернулся в прошлое, когда отец жил с нами.
Сев за стол, я принялся смотреть на парк, ожидая, пока сестра освободит ванную. Уже почти стемнело. Я едва различал стойки. Кусты просто превратились в черную массу. И из-за Нетти меня мучила совесть. Я подумал, что ее раскадровка поднимет мне настроение. Может, у меня появятся какие-то идеи относительно текста. Сунув руку в мешок, я вытащил картинки, текст и… фотографию! Фотографию этих детей на тыквенном ковре! Могла ли миссис Смарт звонить из-за этой фотографии? Судья заметил ее пропажу? Или у меня паранойя? Я посмотрел на парк. Кусты исчезли. Стойки ворот тоже. За окном воцарилась тьма.
В ванной выключили воду. Я сунул фотографию в ящик стола. Он никак не желал задвигаться. Наконец задвинулся, но чересчур громко.
- Чего это ты делаешь? - Сестра всунулась в комнату, подозрительно глядя на ящик.
- Ничего, - ответил я. Выдвинув ящик, достал ластик, прикинулся, будто что-то стираю.
- Что ты стираешь? - спросила она, подходя ближе.
- Вот что, - я показал ей детально прорисованного червяка. - Только что стер "мне" во фразе "Помоги мне".
Моя сестра на червяка не смотрела: оглядывала комнату. Вынюхивала. Я тряхнул картинкой, чтобы привлечь ее внимание.
- Видишь? - Картинка ее по-прежнему не интересовала, но она приблизилась еще на шаг.
- Ты никогда не пускаешь меня в свою комнату. - Взгляд ее вернулся к ящику.
Снизу позвала мать: "Обед". Никто из нас не шевельнулся.
- Убирайся, - спокойно, ровным голосом сказал я. Повторил, только уже встав. Сестра отступила на шаг. - Вон из моей комнаты. - Я шагнул к ней, потому что это была моя комната, где сестра не имела никаких прав.
- Ты что-то там прячешь, не так ли? - Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. - Ты ничего не стирал на том рисунке, да?
Я сухо улыбнулся, понимая, что за обедом сестра будет долго и много об этом говорить. Но я так же знал, что эта болтовня может обернуться мне на пользу, потому что отвлечет мать от того, что сказала ей по телефону миссис Смарт. Я также знал, что сестра еще не въехала в ситуацию, а потому не представляла серьезной угрозы. Я медленно закрыл дверь, зная, что она стоит на пороге. В эту игру мы играли не раз и не два. Сестра становилась как можно ближе к двери, словно спрашивая меня, решусь ли я ударить ее по носу. На этот раз я ударил, легонько. Она заверещала так, будто я врезал ей кирпичом. Я запер дверь, потом сунул фотографию под матрац. Услышал, как мать торопливо поднимается по лестнице. "Хорошо, - мелькнуло в голове. - Будет о чем поговорить за обедом".
Я вплыл в кухню и занял свое место за столом. Меня переполняла уверенность в себе, поэтому я решил сразу перейти в наступление.
- Сегодня я испортил Нетти настроение, - признался я, дождавшись, когда мать поднимет голову. - Сказал ей правду. Что рисунки не очень хорошие. Нет, по раскадровке я, конечно, понял ее замысел, но вот качество - не фонтан.
Мать кивнула, положила мне на тарелку свиную отбивную. Сестра смотрела на морковку.
- Иногда с правдой надо быть очень осторожным. - Мать обращалась к нам обоим, как учительница на уроке.
- Да. - Я взял картофельного пюре. - Видно, я перестарался. Наверное, потому что злился на нее из-за раннего звонка. - Я посмотрел на сестру и пожал плечами.
Она скорчила мне злобную гримаску, словно слова о правде требовали от нее немалых жертв. Но я ее не смог провести, мою сестру. Она знала, как я умен. Что же касается матери… она просто улыбнулась. Думаю, порадовалась тому, что ей с такой легкостью удалось донести до нас еще одну истину жизни. Пододвинула ко мне миску с нарезанной кружочками свеклой. Я положил несколько на тарелку, уже зная, что о фотографии судьи разговор не зайдет.
После обеда мы втроем переместились в гостиную смотреть телевизор. Мне-то, конечно, хотелось побыстрее подняться наверх и найти более надежный тайник для фотографии. Я посмотрел на сестру. Она сидела на диване, глаза у нее слипались.
- Пойдем, дорогая, тебе пора спать. - Мама обхватила ее за плечи. - Пойдем.
Сестра глянула на меня. Волосы спутанные, глаза-щелочки, на щеке - отпечаток вышивки диванной подушки.
- Я не устала, - пропищала она, потирая красный цветок, отпечатавшийся на щеке.
- Знаю, что не устала, - добродушно ответила мать, но тебе давно пора спать.
Сестра отвернулась от меня.
- Пожелай брату спокойной ночи. - Мама повернула ее ко мне. Она улыбалась, глядя сверху вниз на сестру, провела рукой по волосам. Сестра сочно мне кивнула. Глаза у нее закрылись. Ротик стал совсем маленьким. Как у девочки на фотографии, что лежала под моим матрацем… почти таким же.
На всякий случай я просидел у телевизора еще час, прежде чем сказал матери, что иду спать. Я не сомневался, что теперь-то сестра точно крепко спит. "Да, а сегодня в восемь "Лоуренс Аравийский"". Блин! Мне нравился этот фильм. И мать это знала. А потому сочла бы странным, если бы я не переменил принятое решение. Зевнув, я остался у телевизора в поисках убедительного предлога. Мать вопросительно посмотрела на меня, помешав процессу.
- Ты в порядке?
- Да-да. - Я решил пойти наиболее простым путем. - Просто немного устал.
Но мать мои слова не убедили.
- Ты, часом, не заболеваешь? - Она пощупала мне лоб.
- Нет, - оттолкнул я ее руку. - Немного устал, вот и все. День выдался длинный, рано встал и все такое.
Мать кивнула, но сомнения у нее явно остались.
- У тебя с Нетти все нормально?
- Мы немного поцапались, - солгал я. - Но завтра опять подружимся.
Мать улыбнулась, словно и хотела услышать от меня эти слова. Потом я поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, и ушел с ощущением, что сделал что-то ужасное.
6.6
- Вы онанировали, глядя на фотографию.
- Совершенно верно.
- Но таких мыслей у вас не было, когда Нетти показала ее вам?
- Пожалуй.
- Что изменилось?
- Как только фотография перестала ассоциироваться у меня с кабинетом судьи, она сразу стала другой.
- Какой же?
- Какой я и хотел видеть ее в то время.
7.1
10 июня 1975 г.
Мистер Диксон, пожалуйста…
Когда я приду в школу, в последний день занятий седьмого класса, это также будет последний день учебы в начальной школе. Я имею в виду следующее: вернувшись с каникул в сентябре, мы придем уже в новую школу, второй ступени (или среднюю, как ее теперь называют). И придя в нее, мы будем долго ждать (пять полных лет), прежде чем у нас появится возможность принять участие в мероприятии, которое можно провести прямо сейчас. Я, разумеется, говорю о выпускной церемонии. Какой она будет, я могу только фантазировать.
В последний месяц двенадцатого года обучения мы отдалимся от учащихся младших классов, забудем об их существовании. Однако в их глазах мы будем выглядеть героями, совершающими нечто великое. Нас же будет тянуть к одноклассникам, между нами будут устанавливаться прочные связи, ничем не обусловленные, за исключением утверждения, что математики рождаются в одно время, а демографы собираются в одном месте.
Во время предпоследнего уик-энда двенадцатого года обучения нас объявят безумными родители и учителя. Нас будут любовно поощрять делать все то, что разрешено им. Нас будут подталкивать к крайностям… к примеру, пить всю ночь и не приходить домой до утра. Нам предоставят лимузины с шоферами, чтобы отвезти в роскошные отели. Гигантские стереосистемы будут гонять нас по танцплощадкам, пока нам не придется пойти в туалет, чтобы проблеваться. На следующее утро мы будем приходить в себя от этой эрото-насильственной вакханалии, думая о том, чего делать не следовало: от актов вандализма до потери девственности. Список может получиться очень длинным.
Обо всем этом я могу только мечтать.
Но поскольку мы все еще в начальной школе, а администрация не думает о выпускной церемонии, мне остается только фантазировать. И я полагаю, это несправедливо. Почему у седьмого класса не может быть своей церемонии, как у двенадцатого в средней школе?
Нетти Смарт
- Прекрасно, - проговорил я на полном серьезе, возвращая Нетти ее письмо.
- Благодарю, - ответила она. - Я взяла кое-какие журналы, "Нешнл лэмпун" и "Тайм" напечатали статьи о выпускном ритуале. - Нетти сложила письмо и сунула в карман джинсов.
- Ты собираешься пустить его по кругу, чтобы все расписались? - поинтересовался я.
- Нет смысла, - ответила она. - Я уже показала его Диксону. Он сказал, что не разрешит выпускной церемонии, даже если письмо подпишет весь город.
- Ох уж этот Диксон!
Вечер пятницы выдался жарким и солнечным. Мы с Нетти сидели в тени парадного крыльца дома Смартов, с бейсбольными перчатками на коленях, наблюдая за спектаклем.
Момент прошел. Мы его упустили.
Нетти подтолкнула меня.
- Мне его жалко, - указала она на своего обкуренного брата Дунка, которого вместе с партнершей по выпускному действу Анной Хирш водили по лужайке, пока родственники фотографировались, а соседи останавливались, чтобы поглазеть. - Я хочу сказать, ему это не в кайф. Он это делает только для матери. - Она перевязала шнурок, чтобы чем-то себя занять.
- Ну, винить его за это нельзя, - заметил я, прежде чем спросить, будут ли к нашему выпускному вечеру по-прежнему в моде эти дымчато-синие фраки. На что Нетти рассмеялась, качая головой. Я хотел спросить, что она думает насчет платья Анны, но вовремя остановился. Платья Нетти ненавидела. Но не переменит ли она свое мнение за пять лет? Может, стоило задать этот вопрос? Но я не решился.
Еще момент прошел. Мы его упустили. Потом ушли в парк с бейсбольными перчатками.
Нетти бросала мяч, а я ловил. Меня это всегда успокаивало. Пока она отрабатывала крученый бросок, у меня было время для обдумывания всяких проблем. Самая главная: письмо Нетти. Конечно, я сказал ей, что оно прекрасное, но, честно говоря, понятия не имел, с какой стати она его написала, хотя, разумеется, имела полное право жаловаться на отсутствие выпускной церемонии в седьмом классе.
- Нетти, почему ты не написала о том, чем мы, семиклассники, могли бы заняться на выпускной церемонии, а не расписывать так подробно вечер двенадцатиклассников?
Нетти ответила резким, высоким броском.
- Потому что это ритуал, которого у нас нет.
Она взрыхлила землю мыском. Я вернул ей мяч, потом присел на корточки, чтобы рука пришла в себя от ее последнего броска.
- Да, я знаю. Но ты не думала, что все эти рассуждения о блевотине и лимузинах могли сработать против нас?
Нетти меня проигнорировала. Она собиралась сделать "костяшку", очень сложный бросок.
- Не надо, Нетти! Ты только повредишь руку! - крикнул я, распрямляясь, готовый бежать за мячом, куда бы она его ни бросила.
7.2
Еще в феврале мы рассказали Джону и Пенни о том, что наша школа не признает выпускных церемоний для семиклассников. Они не удивились. Джон объяснил нам причину, по которой в седьмых классах не проводилась выпускная церемония: администрация полагает, что мы еще слишком малы, чтобы осознать, с чем расстаемся. Вот тогда Пенни предложила еще раз взбудоражить коллектив, а для того устроить вечеринку у них дома. Джон согласился, сказав, что мы заслужили fête за все те волнения, которые выпали на нашу долю за этот год. Мы с Нетти переглянулись. Предложение Пенни и Джона вызвало у нас исключительно чувство благодарности, но мы оба понимали, что коллектива больше не существует и любая попытка воссоздать его приведет к печальным последствиям. Думаю, мы оба хотели сказать об этом, но промолчали. Чтобы не обижать их. От них-то мы видели только хорошее. Джон почувствовал наше замешательство, потому что тут же повернулся к Пенни:
- Ладно, какого хрена… давай посидим вчетвером.
И Пенни согласилась.
Итак, воскресенье после выпускного вечера Дунка и перед началом предпоследней недели учебы в начальной школе, мы с Нетти поехали на велосипедах на Керрисдейл, чтобы позвонить Джону и Пенни из "Большого ковша". Потому что так мы уговаривались: мы звоним им за две недели и подтверждаем свой приезд. Я, честно говоря, об этом позабыл, потому что по собственному опыту знал: взрослые дают обещания, которые зачастую ничего не значат. Но Нетти не забыла.
Я уже набрал наполовину номер, но потом повесил трубку.
- Зачем ты это сделал? - Нетти схватилась за трубку. - Струсил или как? Хочешь, чтобы позвонила я?