– Да, – говорит он, – у меня действительно проблема с алкоголем. Послушай, я ведь стоял у самых истоков рэйв-культуры. Тогда единственным, что имело значение, было веселое времяпрепровождение. Для того мы и жили. Затем я вдруг попал в хит-парады, молодежные журналы стали наперебой спрашивать меня, что я ем на завтрак. А я… мне было всего лишь двадцать, совсем еще пацан. Неожиданно у меня появилось все, о чем можно было только мечтать. Представь, ты вдруг стал станком для печатания денег. Ты делаешь деньги, и все вокруг делают на тебе деньги. А за станком нужно ухаживать, поддерживать его в рабочем состоянии, когда требуется, подливать масло… А мне, да – мне нужно много масла. Ха-ха-ха.
Феликс берет пачку сигарет. Он курит "Мальборо лайт", ту же марку, что и я. Тянусь за своими.
– Честно говоря, я бы сейчас выпил. А ты не хочешь? – спрашивает он журналиста. Тот, конечно, сидит за камерой, и похоже, что певец обращается ко мне.
– Конечно, Феликс, твое здоровье! – Я поднимаю бутылку.
– Вы сейчас пьете? – интересуется ведущий. Певец шутливо оглядывается по сторонам.
– Нет, а что, у тебя есть пиво?
– Несколько банок в холодильнике, Феликс, – говорю я. Хотя, конечно, ничего там нет. Я все выпил.
– Сейчас я чуть расслабился и не такой примерный, – продолжает Картер. – Дело в том, что выпивка для меня как женщина. Я не могу жить ни с ней, ни без нее. У других людей есть автомобили – они ездят на них, а потом заправляются. Я же, пока не заправлюсь, с места не тронусь. Зато и машины не нужно!
Я согласно киваю головой.
– А как вы обычно пьете? – задает журналист очередной вопрос.
– Ха, открываю рот, и оно само туда льется, – отвечаю я.
– Ха, знаешь, обычно так. – Феликс делает движение рукой, словно опрокидывает рюмку. Он говорит еще что-то, но я не слышу, потому что громко смеюсь над нашей совместной шуткой.
– Вы пьете в одиночестве? – осведомляется ведущий.
– Ода, все время…
Я немного веселею и поднимаю бутылку в следующем тосте.
– Бухать в одиночку, Феликс, – обращаюсь я к экрану, – единственно правильный путь. По крайней мере тогда ты уверен, что пьешь в хорошей компании.
Правда, я сомневаюсь, что на самом деле так думаю.
– Вы как-то сказали, что люди не верят, будто у вас есть проблема с алкоголем. Любопытно почему? – спрашивает журналист.
– Надо уметь держаться, – говорит певец. – Иногда кажется, что у организма уже не осталось защитных механизмов, и тогда все, даже мысль о том, как несправедлив мир, сводит меня с ума. Ко мне будто вновь и вновь прилетают демоны, и от них можно избавиться, только начав пить.
Он произносит последние слова, смотря прямо в объектив телекамеры, прямо мне в глаза. Я вздрагиваю. Феликс тоже знает о демонах.
Затем эта часть передачи заканчивается, идет рекламная пауза. После нее показывают отрывки из концертов Феликса, и я, спотыкаясь и пошатываясь, пытаюсь копировать его сценические движения, вместо микрофона держа пустую бутылку из-под водки.
Впервые за много недель я счастлив. Будто бы я уже не один и впереди меня ждет только хорошее.
Глава 35
Примерно за две недели до сенсационного убийства поп-звезды Феликса Картера его личный телохранитель Фрэнк обдумывал некую проблему.
Эта проблема не касалась того, что у его хозяина, пьяницы и наркомана, безбашенного Феликса Картера, появился преследователь, некий Брайан Форсайт. Она также не имела ничего общего с тем, что его хозяин, поп-певец и кинозвезда Феликс Картер, имел привычку сбегать от опеки и вляпываться в неприятные ситуации, из которых его нужно было спасать.
Такие задачи Фрэнка, профессионального телохранителя, бывшего военного, специалиста по тэквондо, отличного шахматиста и поклонника футбольного клуба "Эвертон", научили решать, и он решал их мастерски. На самом деле проблема скорее касалась его семьи и заключалась в скваттерах*, которые поселились неподалеку.
* Скваттер – человек, самовольно въезжающий в пустующую квартиру или дом. – Примеч. пер.
Фрэнк не был твердо уверен, что вновь прибывшие люди – скваттеры. Он не мог заглянуть в их книжки по оплате за квартиру или проверить банковские счета. Хотя признаки говорили довольно определенно. Например, все до единого из этого сброда – и мужчины, и женщины – носили дреды, а большинству из них, судя по всему, пирсинг нравился ничуть не меньше косичек. Эти люди предпочитали ярую цветастую одежду. Рядом с их домом, а иногда, к вящему неудовольствию Фрэнка, и рядом с его домом, часто стоял чертов громадный зеленый фургон с ветровым стеклом, залепленным наклейками. Вроде "Пропуск на музыкальный фестиваль в Гластонбери-Грин-Филдз" или "Пропуск на фестиваль этнической музыки".
В общем, даже если эти люди и не были скваттерами, впечатление они производили несимпатичное. Фрэнк насквозь их видел: испорченные детки из богатых семей. Никакого уважения к деньгам, обществу, другим людям или самим себе. У Фрэнка хватало ума не пускаться в размышления на тему "Армия бы их живо исправила", хотя такие мысли периодически к нему приходили. И он ничего не мог с собой поделать. Сам Фрэнк был дисциплинированным человеком. Вначале очень ответственная служба в особых войсках, секретные операции в разных частях света. Затем работа инструктором боевых искусств, еще до того, как он стал вышибалой в одном из самых престижных лондонских клубов. Феликс дорос до должности главного швейцара в этом клубе, а затем благодаря доверию и связям, которые установил с важными клиентами, стал персональным телохранителем. Теперь его подопечным был сам Феликс Картер, и значит, Фрэнк мог смело назвать себя одним из главных телохранителей страны.
Он достиг такого высокого положения, потому что умел решать поставленные жизнью задачи. Если возникала проблема, Фрэнк избавлялся от нее без шума и огласки. Он мог бы рассказать пару-тройку историй… Кто знает, вероятно, в один прекрасный день он так и сделает. Наверняка он будет не первым телохранителем, опубликовавшим свою автобиографию. И конечно, Фрэнку удавалось добиваться цели, в первую очередь благодаря своим мозгам. Если этого было недостаточно, в ход шли кулаки или складная дубинка, которая всегда лежала у него в кармане брюк. Если уж и этого было мало, то он знал нужных людей. Опасных людей. Людей из его прошлого, тех, чью жизнь или карьеру ему удалось спасти. Людей, которые были ему должны.
Какая же проблема беспокоила его сейчас? С подобным сталкиваться ему еще не доводилось, а то, что ее источник находился в непосредственной близости от его жилья, только усложняло дело. Фрэнк был обескуражен, более того, его раздражало собственное бессилие.
Он не мог вспомнить точно день, когда соседи стали устраивать вечеринки; похоже, все началось примерно тогда, когда на улице появился зеленый фургон. Возможно, шумная и развеселая ватага скваттеров приехала в нем прямиком с Гоа, известного всему миру своими транс-вечеринками, или из каких-нибудь других подобных мест, где обитают подобные бродяги, покинувшие Соединенное Королевство. Как бы то ни было, шумные сборища начались.
Поначалу они не слишком беспокоили. В конце концов, их устраивали за два дома от жилища Фрэнка; приглушенные звуки музыки, доносящиеся оттуда, были довольно назойливыми, но вполне переносимыми. Спальня Фрэнка и его жены располагалась в задней части дома, и музыка не мешала им засыпать. А их двухлетней дочери Джессике шум не мешал совсем, так как ее комната находилась еще дальше. Конечно, армейский офицер внутри Фрэнка неодобрительно поджимал губы, однако специалист по восточным единоборствам и шахматист не позволяли гневу достичь критической отметки, направляя злость в более продуктивное русло.
Но вскоре на вечеринках стали играть на бонго – африканских барабанах.
Появление нового музыкального инструмента, казалось, перенесло гулянки скваттеров в новое измерение, преимущественно на улицу. Судя по всему, им нравилось распахивать настежь заднюю дверь, зажигать в саду костер и громко отбивать ритм, подыгрывая доносящейся из дома музыке. Еще они любили сопровождать нарастающее крещендо одобрительными громкими криками и визгами, явно восхищаясь мастерством исполнителя.
Фрэнк не знал, что по этому поводу думают люди, живущие прямо напротив обиталища скваттеров, да, собственно, их мнение его и не интересовало. Зато он прекрасно понимал, что, если проблему не подавить в зародыше, она станет еще серьезнее. И потому уже после первой ночи, когда самого Фрэнка, а также его жену и дочь внезапно разбудил грохот барабанов, он решил пойти и поговорить с бродягами.
Мощное телосложение Фрэнка часто служило дополнительным средством убеждения. В девяноста девяти случаях из ста для разрешения конфликта было вполне достаточно одного его присутствия, а также низкого, сдержанного голоса.
Однако в данном случае, как подсказывало ему чутье, подобный подход был бы неверен. Насколько он знал, эти люди гордились тем, что стали отбросами общества, их главным врагом был человек, наделенный властью. И если бы Фрэнк попытался обратиться к скваттерам в привычной для себя манере, они бы наверняка отнеслись к нему как к представителю власти, и все его уговоры и угрозы остались бы без внимания. Стало бы только хуже, потому что бродяги увидели бы в нем врага. Фрэнк знал, что на его месте многие отправились бы туда и разразились завуалированными угрозами. Нет, говорил он себе, выступление с позиции силы вряд ли принесет успех. Нужно действовать хитрее.
Итак, никакой тяжелой артиллерии, даже намека на нее. Тогда что?
Судя по всему, эти люди в душе были простыми хиппи, о чем свидетельствовали наклейки с протестами против атомной энергии. Значит, если воззвать к их лучшим чувствам, они наверняка не останутся равнодушными. Причем обращение должно исходить не от лица, наделенного властью, а от простого человека. От заботливого отца семейства, жертвы того самого общества, из которого скваттеры так удачно сбежали. Другими словами, Фрэнк решил вызвать у них сочувствие.
Подобный подход противоречил всем его жизненным принципам, но он полагал, что овчинка стоит выделки. Фрэнк рассмотрел проблему со всех сторон, как шахматную задачу, и пришел к выводу, что ничего лучше ему не придумать.
Поэтому телохранитель тщательно подобрал одежду для предстоящей встречи – старая футболка, в которой он работал в саду, и джинсы. Специально постарался выглядеть неряшливо – тяжкое испытание для того, кто гордится своим безукоризненным внешним видом. Он подумал: "Как бы оделся обычный человек?", а затем постарался сделать так, чтобы ничто не напоминало прежнего аккуратиста Фрэнка. Даже какое-то время постоял перед зеркалом в ванной, ероша волосы, чтобы от пробора не осталось и следа, придал лицу усталое и загнанное выражение и вышел из дома.
На улице бонго были почти не слышны, зато от грохота басов сотрясались окна. Фрэнк постучал в дверь. Он сомневался, что его услышат, но все же ссутулился и опустил голову, помня о том, что нужно выглядеть поникшим и измученным. В общем, совсем не похожим на себя.
Дверь открыл Хорек, хотя, конечно, Фрэнк понятия не имел о том, что парня зовут именно так. Еще он не знал, что Хорька редко можно было увидеть без бутылки сидра или что на любой вечеринке, где предлагалась бесплатная выпивка и тусовались люди с пирсингом и дредами – по крайней мере в северной части Лондона, – Хорек был заводилой. Фрэнку не суждено было узнать, что Хорек втайне восхищается его хозяином Феликсом Картером или что некоторое время назад Хорек в пабе познакомился с человеком по имени Кристофер Сьюэлл, похожим на его босса и с которым вскоре доведется встретиться самому Фрэнку. Ни Хорек, ни Фрэнк даже представить не могли, насколько тесно переплелись их судьбы.
Фрэнк увидел перед собой парня с растаманскими косичками и в футболке с изображением рок-группы "Озрик тен-тэклз", держащего двухлитровую бутыль с сидром.
А Хорек увидел "лицо, наделенное властью".
– Чё надо? – спросил Хорек. За его спиной звуки музыки сотрясали дом, где, как заметил Фрэнк, было полно людей. Вне всякого сомнения, людей с пирсингом и дредами. Он почувствовал запах спиртного и марихуаны.
– Привет, – поздоровался Фрэнк, который никогда никому не говорил "привет". – Привет, я просто хочу кое о чем попросить. У меня маленькая дочь. Мы живем здесь неподалеку, и она из-за шума не может уснуть. Завтра у нее день рождения, и я хотел попросить… может, перестанете барабанить, ради нее? Я не имею ничего против музыки, вот только грохот барабанов на улице…
Он обвел рукой вокруг себя, и Хорек посмотрел вверх, следя за его жестом, словно ожидая увидеть в небе летающие тарелки.
Фрэнк подумал: "Чертов придурок, повезло же на такого нарваться!" Он надеялся, что благодаря выдуманной на ходу истории про день рождения Джессики ему удастся пробудить в этом недоумке хоть капельку совести.
– Блин, чувак, – протянул Хорек в приступе неожиданно проснувшейся любви к ближнему – конечно, не к этому мужику, а к его дочери. Возможно, тому виной были три таблетки экстази, несколько литров сидра и четыре косяка с травкой. – Блин, ее день рождения, да?
– Точно.
– И как же ее зовут, приятель?
Меньше всего на свете Фрэнку хотелось называть имя дочери первому встречному бродяге, и потому ложь далась ему легко.
– Ханна, – ответил он.
– Слышь, мужик, – произнес Хорек, растягивая слова. – Посмотрим, что можно сделать для крошки Ханны, хорошо? Положись на меня.
– Спасибо, приятель, – поблагодарил Фрэнк, который до этой минуты ни к кому так не обращался. – Ценю твою доброту. Приятно провести время!
– Заметано, – пообещал Хорек, и дверь захлопнулась. Фрэнк сделал глубокий вдох. "Что ж, – подумал он, - вроде все прошло неплохо". Однако ему было не по себе из-за того, что пришлось прибегнуть к маскараду. Он чувствовал себя препаршиво из-за того, что солгал насчет дня рождения Джессики. Словно душу продал. Затем Фрэнк напомнил себе, что все заранее обдумал и что если проблема благополучно разрешилась, то только благодаря избранной им тактике. С этой мыслью он вернулся домой, вошел, разделся и лег рядом с женой, которая еще не спала.
– Что ты им сказал? – спросила она.
– Попросил не шуметь.
Звуки бонго не стихали… Ну ничего, думал Фрэнк. Придурку нужно какое-то время, чтобы всех успокоить; главное, он проникся желанием помочь.
Барабаны загремели еще громче.
Затем супруги услышали пение, поначалу невнятное и приглушенное, хотя вскоре слова стали отчетливее.
– С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя! – выводили скваттеры за два дома от них.
– По крайней мере мы теперь знаем, по какому поводу они гуляют, – проворчал Фрэнк со своей стороны кровати. – Очевидно, у кого-то день рождения.
– С днем рождения, Ханна, с днем рожденья тебя! – орали скваттеры.
– Все, – пробормотал Фрэнк сквозь стиснутые зубы, – им это так не сойдет.
Глава 36
– Смотрите-ка, это я!
С такими словами обратился ко мне Феликс Картер. Где?
Извините… На телестудии. Он проходит мимо и говорит: "Смотрите-ка, это я!", а я сижу в огромном удобном кресле в фойе здания, где размещается телекомпания, и жду машину, которая отвезет меня домой. Которая, по-видимому, и не собирается приезжать.
То, что машина до сих пор не приехала и нет никаких признаков, что она вот-вот появится, для меня не просто маленькая неприятность. Мне срочно нужно домой. Мне нужно домой, потому что я, как сказал бы Майк Хакнелл, солист группы "Симпли ред", едва сдерживаю слезы.
День не задался с утра, пошел наперекосяк, совершенно не так, как планировалось. Простите за каламбур, но для меня этот понедельник оказался весьма несчастливым.
Видите ли, если Сэм включила телевизор на шоу "Счастливый понедельник" или запрограммировала видеомагнитофон, чтобы записать его и посмотреть вечером, то, наверное, никак не могла понять, зачем я просил ее об этом в своем письме. Причем не без основания – ведь на экране я так и не появился.
Утром меня разбудил звук… Вернее, целая какофония звуков – телик орет, в дверь звонят, голова гудит.
Дверной звонок продолжал надрываться. Я пробормотал слабым голосом: "Нет, прекрати!" и вдруг вспомнил, какой сегодня день, о телестудии и о том, что за мной в восемь часов должна прийти машина. "Ровно в восемь!" – весело предупредил меня Расе по телефону несколько дней назад. Тогда я повесил трубку и решил, что мне ни в коем случае нельзя напиваться накануне шоу, что бы ни произошло.
И конечно же, в воскресенье вечером я надрался в стельку. Впрочем, я пил весь уик-энд.
Я с трудом оторвал себя от дивана, медленно, как человек, впервые в жизни вставший на протезы, пробрался к входной двери и схватил трубку домофона, которая выскользнула у меня из пальцев.
– Алло, – сказал я, подтягивая за шнур трубку. Если звонящего и удивил стук, то виду он не показал.
– Машина с телевидения для Криса Сьюэлла, – раздался бестелесный голос.
Я представил себе водителя в кепке, стоящего с другой стороны двери.
– Можете подождать пять минут? – с трудом выдавил я.
– Конечно. Не торопись, приятель. Буду в машине.
– Хорошо.
Я повесил трубку домофона на место только со второй попытки.
И некоторое время стоял, привалившись к стене, силясь сообразить, вырвет меня или нет. Наконец решив, что нет, я добрел до ванной и посмотрел на себя в диск Мэрайи Кэрри.
Ну хорошо, подумал я. Встал с бодуна. Не самое приятное пробуждение. Но мы справимся. Мы сотни раз находили выход из подобной ситуации. Похмелью обязательно нужно бросать вызов, тогда и демоны не будут хлопать крыльями слишком громко. И чем не вызов – появление в "Счастливом понедельнике", реклама самого себя в образе Феликса Картера, шанс вернуть Сэм? Лучше уж потратить пять минут на то, чтобы освежиться после пьянки, чем потом долгие часы не находить себе места. Заставить похмелье работать на себя – вот в чем фокус.
Поэтому я плеснул себе в лицо пригоршню ледяной воды, затем еще и еще. Затем снял свою новую футболку, в которой, правда, спал всю ночь, и вымыл под мышками; перед тем как вновь натянуть футболку, побрызгал там дезодорантом. На лице проступила щетина? Не беда: Феликс часто появляется на публике небритым, и, если я верно запомнил, во вчерашнем документальном фильме его щеки тоже были подернуты тенью пробивающейся растительности. У меня теперь очень короткая стрижка, я даже не стат причесываться. Тщательно почистив зубы, я почувствовал, что выгляжу достаточно хорошо, чтобы явить себя миру.
Не прошло и трех минут, как я был готов. Почти. Перед выходом из дома я взял джинсовую куртку, обшарил все карманы и нашел три маленькие бутылочки. Одна из них была пуста, и я бросил ее на диван. Остались две – смородиновая и перечная. Я жадно проглотил смородиновую, почувствовал, как она проникает в кровь, посмаковал ягодный аромат, а другую бутылочку сунул обратно в карман.
Напоследок бросил взгляд на лежащий на столике револьвер. Хотел было взять его с собой, но передумал. Вряд ли мне удастся свободно бродить по телестудии с пушкой, заткнутой за пояс.
Наконец я собрался. Перешел от почти бессознательного состояния до готовности покинуть квартиру чуть больше, чем за три минуты. Совсем не плохо.