- Мне тоже, - ответила девушка. - Я могу работать, в конце концов. Гофман обещал взять меня в свою лавку.
- Бабник твой Гофман! Ты знаешь, что он спит с продавщицами?..
- Со мной бы у него ничего не получилось.
- Значит, тебе пришлось бы уйти оттуда.
Ганс хранил молчание. Уже не первый раз отец и дочь бранились в его присутствии. Оба были убеждены в своей правоте, да только вот доказать друг другу ничего не могли. Пока они отдыхали, совсем превратились в снеговиков.
- Пошли! - решительно сказал Ганс. - О своих делах дома договорите.
Он первым выбрался из укрытия. Если бы Ганс не знал дорогу до мельчайших подробностей, они бы наверняка заблудились. Склонившись под тяжестью рюкзака и почти касаясь руками земли, он прокладывал дорогу остальным. Сжав зубы, он боролся с яростным ветром, отбрасывавшим его назад. Он понимал, что им нужно попасть домой как можно скорее. А сугробы становились все больше, и контрабандисты уже брели по пояс в снегу.
- Давай оставим рюкзаки здесь, а завтра вернемся за ними, - пытаясь перекричать ветер, предложил Кречмер.
- Ты знаешь, сколько они стоят? - вопросом на вопрос ответил Ганс. - Ничего, выдержим! Еще немного, и мы выберемся из леса, а потом спустимся в деревню.
- Не бойтесь, как-нибудь дойдем, - откликнулась девушка, но в голосе ее слышалась усталость. Она, как и Ганс, понимала, что оставлять товар в лесу нельзя.
И вновь началась упорная борьба с пургой. Ганс на мгновение остановился, пытаясь определить, где же они находятся. Его охватила тревога. В таком аду немудрено сбиться с пути и пойти по кругу. Но потом он отогнал свои опасения: ведь он же досконально знал этот лес, знал каждую тропу, поляну, кустик. Если бы ему даже глаза завязали, он все равно нашел бы дорогу домой. Он не мог ошибиться. Фонарик с севшей батарейкой давал лишь мутный, желтый свет, и Ганс использовал его, чтобы только не потерять контакт с остальными. Сразу- за ним шла Марихен, а за ней тащился долговязый Кречмер.
Неожиданно дорогу им преградил ствол вывороченного дерева, корни которого не выдержали напора ветра. Вокруг него уже образовался громадный сугроб. Обходя его, они попали в густые заросли и, чтобы выбраться оттуда, потратили много сил. Наконец контрабандисты вышли на дорогу, которая вела к Вальдбергу. При хорошей погоде они бы через полчаса были на краю леса. Контрабандисты не раз попадали в метель, но в такую, да еще в марте, попали впервые.
Тяжелые рюкзаки тянули к земле, лямки врезались в плечи. Сбросить бы их на мгновение, опуститься в снег, закрыть глаза и отдохнуть минуту-другую.
- Давайте отдохнем! - крикнул Ганс, а когда обернулся увидел, что один. - Марихен! Марихен! - звал он, стараясь перекричать завывания ветра, но никто не отзывался.
Тогда он двинулся обратно. Хотя фонарик все еще светил, в этой бесновавшейся снежной стихии он чувствовал себя слепым котенком.
- Марихен!
Ганс нашел их довольно быстро. Кречмер стоял на коленях, а Марихен помогала ему поднять рюкзак.
- В чем дело? Что случилось? - крикнул Ганс.
- Я не могу идти... не могу... - бессвязно лепетал контрабандист.
- Надо идти! Осталось совсем немного.
Вместе с девушкой они подняли Кречмера. Контрабандиста качало, будто он был пьян. Выбрав место, где было затишье, Ганс сбросил рюкзак и помог сделать это Кречмеру. Вынув из кармана бутылку с ромом, он подал ее другу и услышал, как тот жадно глотает крепкий напиток. Получив бутылку обратно, он обнаружил, что рома осталось лишь самая малость. "Ничего, - подумал он, - я-то выдержу..."
- Тебе лучше? - спросил он Кречмера.
- Да-да, уже лучше!
- Отдохнем немного, - сказал Ганс.
Контрабандисты сели на рюкзаки, а девушка оперлась о ствол дерева. Они понимали, что нужно набраться сил для последнего броска. Деревня была совсем недалеко. Ганс на мгновение закрыл глаза. Мир провалился куда-то в глубокую пропасть. Завывания ветра доносились издалека, будто органное пианиссимо из-за закрытой двери церкви.
- Ганс, проснитесь! - услышал он чей-то голос.
Кто это звал его? Да это же Мария Луиза бежит по лугу. Маленькая Мария Луиза - худенькие ножки, тонкие ручки, взъерошенные волосы, веснушки вокруг носика... Откуда она взялась?
- Ганс, прошу вас!
Он очнулся. В глаза ему неприятно бил желтый свет фонарика. Контрабандист сразу вспомнил, где находится. Нащупав руку Марихен, он притянул девушку к себе и почувствовал на своем лице ее горячее дыхание.
- Ганс, папа не может идти. Ему плохо, он даже встать не в состоянии. Что нам делать, Ганс?
Он понял, что девушка в отчаянии. Он встал, стряхнул с себя снег и вдруг почувствовал, что у него достаточно сил и он сумеет найти выход из создавшегося положения. Он направил луч фонарика на Кречмера. Тот неподвижно лежал около своего рюкзака, и снег засыпал его. Глаза его были закрыты, а побелевшие щеки ввалились. Ганс резко ударил контрабандиста по щеке, потом еще и еще.
- Что вы делаете? - испуганно вскрикнула девушка.
Ганс хлестал Кречмера по щекам до тех пор, пока тот
не очнулся и не заморгал, удивленно взирая на свет.
- Ганс, что происходит? - промычал он высоким, неестественным голосом.
- Вставай! - приказал ему Ганс.
Кречмер некоторое время возился в снегу, потом наконец поднялся. Его здорово качало, и Марихен подхватила отца.
- Где рюкзак? - спросил Ганс.
Марихен показала на занесенный снегом рюкзак.
Ганс взвалил его на Кречмера и крикнул ему в ухо:
- Йозеф, надо выдержать! Надо! Помни об этом! Держись за мой рюкзак! - Потом он обратился к Марихен: - Держись за отца, нам нельзя потеряться.
Ганс прокладывал дорогу в глубоком снегу, рюкзак казался еще более тяжелым, потому что на него опирался Кречмер. Ганс сжал зубы. У него вдруг пробудилась решимость побороться со стихией, которая вознамерилась расправиться с ним в эту ночь. Он хорошо понимал, что теперь только от него зависит, доберутся они домой или нет. Скоро они выйдут на опушку леса. Деревня совсем близко. На открытой равнине на них снова обрушится ветер, но дорога там идет все время вниз, и он надеялся, что они сумеют преодолеть и это последнее препятствие. Как только они очутятся среди домов, они в безопасности.
Выйдя на опушку леса, они остановились, чтобы отдохнуть. Метель продолжала бесноваться. Дорогу к деревне наверняка занесло, поэтому искать ее нет смысла. Они направятся прямо вниз.
- Держитесь друг за друга! - крикнул он, когда они вышли на открытую поляну.
Уже через несколько шагов они провалились в сугроб по пояс. Ганс потерял где-то фонарик - наверное, выпал у него из рук, когда он помогал Йозефу подняться. Они с трудом выбрались на твердую почву, но через несколько минут снова провалились. Ганс нащупал руку девушки. Кречмера с ней не было.
- Где отец? - крикнул он.
- Помогите мне, он опять отстал, не может двигаться, - сказала девушка.
- Ты не видела фонарик?
Перед его глазами мелькнул лучик света. Он схватил фонарик и помог девушке, пытавшейся поднять тяжелый рюкзак. Поправив ей лямки, он спросил:
- Донесешь одна? Сможешь?
Она ответила что-то, но Ганс не расслышал. Он попытался поднять Кречмера, который лежал в сугробе не шевелясь.
- Йозеф, очнись! Старина, что с тобой? - закричал он прямо в ухо долговязого контрабандиста.
Ганс резко ударил его по щеке и почувствовал, как тот шевельнулся и закопошился в снегу. Он помог ему выбраться на твердое место, где ветер обнажил черное вспаханное поле. Они поплелись вниз к деревне.
- Еще немного, Йозеф, еще чуть-чуть, - уговаривал Ганс, зная, что друг все равно не слышит его.
Он старался бодриться, потому что чувствовал: силы оставляют и его. "Лишь бы не провалиться в сугроб! - лихорадочно думал он. - Лишь бы не провалиться! Господи боже мой, только бы не провалиться!" Он уже не ощущал тяжести рюкзака, подпирая долговязого друга, который раскачивался рядом с ним под порывами ветра. Где же Марихен с рюкзаком? Может, уже спустилась вниз?
- Марихен! Марихен! - кричал он в темноту, в колеблющееся серое марево, но никто не отвечал, а вокруг по-прежнему бесновалась пурга. У него начала кружиться голова. Где же эта проклятая деревня? Ничего не видно.
Вдруг он наткнулся на какое-то препятствие и посветил на него. Это была стена из неструганых досок - вероятно, забор или часть сарая. Ветра здесь почти не чувствовалось. Он привалил Кречмера спиной к стене и отправился искать девушку.
- Марихен! Марихен! Мы здесь... - звал он.
Ганс начал карабкаться по склону. Снег слепил его. Неожиданно он наткнулся на рюкзак и обнаружил девушку. Она сидела прямо на снегу, наполовину занесенная. Он посветил ей в лицо и понял, что она потеряла сознание от изнеможения. Контрабандист легонько ударил ее по щеке, но она не открыла глаз.
- Марихен!
Он поднял ее вместе с рюкзаком и понес по направлению к деревне. Путь назад казался бесконечным. Но не мог же он пройти эту стену, ведь он отошел буквально на несколько метров. Наконец-то! У темной стены неподвижно лежал контрабандист. Ганс опустил девушку рядом с отцом. Обернувшись, он увидел желтые пятна двух фонариков и стал звать на помощь.
3
Протокол
Составлен 15 марта 1937 года в конторе пограничного таможенного контроля в Кирхберге.
Патруль пограничного таможенного контроля в составе старшего таможенника Непомуцкого и таможенника Павлика в указанный день во время дежурства обнаружил на дороге, ведущей из села Кирхберг в направлении государственной границы, Ганса Гессе, родившегося 30 июня 1891 года в Кирхберге, проживающего там же, Йозефа Кречмера, родившегося 1 января 1886 года в Кирхберге, проживающего там же, и его дочь Марию Кречмерову, родившуюся 15 сентября 1918 года. Упомянутые лежали в полном изнеможении прямо в сугробе. Рядом с ними были найдены два рюкзака с контрабандным товаром. Указанные выше лица - профессиональные контрабандисты.
Патруль, услышавший крики Ганса Гессе, доставил контрабандистов в контору пограничного таможенного контроля в Кирхберге, где им была оказана первая помощь. Мария Кречмерова, которую не удалось привести в сознание, была отправлена в районную больницу.
Ганс Гессе и Йозеф Кречмер показали:
14 марта, вечером, мы перешли государственную границу с Германией, где в Зальцберге приобрели товар, который хотели беспошлинно пронести в Чехословакию. Из Зальцберга вышли после полуночи и кратчайшим путем отправились домой. Однако началась ужасная пурга, выпало много снега и мы выбились из сил. В конце концов мы настолько ослабели, что не смогли продолжать путь. Мы сознаем, что допустили нарушение таможенных правил, но в свое оправдание можем сказать: мы безработные и не имеем других средств существования. Просим прекратить дальнейшее разбирательство, наложить на нас положенный штраф. Обязуемся внести таможенную пошлину и сумму штрафа. От претензий на конфискованный товар отказываемся.
Ганс Гессе,
Йозеф Кречмер.
Оба контрабандиста после оказания им помощи и составления протокола были отпущены домой.
Карел Непомуцкий,
старший таможенник,
Ян Павлик,
таможенник.
4
В воскресенье вечером, надев праздничный костюм, Кречмер пришел в больницу и принес апельсины, яблоки, конфеты. Его костюм был настолько измят, что создавалось впечатление, будто он в нем спал. Его худое лицо сияло. Он присел на край кровати и взял Марихен за руку.
На неделе он заходил к главному врачу и узнал, что температура спала, что воспаление легких у дочери нетяжелое.
- Марихен, как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, папа.
Забота отца растрогала ее. Он был немного смешон в своем неглаженом костюме. И почему он надел этот страшно потрепанный галстук? На рождество она купила ему два новых. А воротник рубашки? Его концы торчали вверх, как щетинистые усы. Откуда он ее вытащил? У него есть несколько совершенно новых. Почему он выбрал именно эту, старую, которую можно надевать разве что в лес? На его ботинки ей и смотреть не захотелось. Наверняка он их не почистил. Все-таки отец - большой ребенок. Вот и на нее он смотрит глазами, полными умиления.
Все домашнее хозяйство лежало практически на ней. Отец был ужасно беспомощным и неаккуратным человеком. Почти ежедневно она ссорилась с ним из-за беспорядка в доме и не могла даже представить, как бы он жил, если бы она от него ушла. Ганс совсем другой, он вполне самостоятельный. А отец? Вернувшись из больницы, она наверняка не узнает квартиру. Гора немытой посуды, пол не метен, всюду разбросаны вещи. Пока была жива мама, она умела заставить его соблюдать чистоту и порядок. Мама! Дома над диваном висела ее фотография. Хрупкая женщина с красивым лицом. Но Марихен почти не помнила ее. Давнее воспоминание, похожее на сон...
- Папа, почему ты не приведешь себя в порядок? - сердито спросила она.
Он стал оправдываться, что у него не было ни времени, ни настроения. С воспалением легких шутить нельзя. Доктор говорит, что все хорошо, осложнений нет, но кто знает. Теперь он будет беречь ее, не позволит ей блуждать по лесу.
Она почти не слушала его. Она радовалась, что он пришел ее проведать, что вот сидит рядом и держит ее за руку. Когда она была маленькой, он также садился у ее постельки и рассказывал ей сказки. Часто она засыпала, так и не узнав, чем все кончилось. Ей хотелось, чтобы на следующий день он продолжил сказку, но он забывал, как звали вчерашних героев, хоронил живых, воскрешал мертвых, и возникала такая путаница, что оба долго смеялись.
На улице ярко светило солнце. Зима миновала, и в приоткрытое окно палаты проникал совсем весенний воздух. Марихен расспрашивала отца о доме, о Гансе, что он поделывает, почему не пришел вместе с ним, лежит ли еще снег на Вальдберге и чем кончилось дело с таможней.
- Штраф на нас наложили будь здоров! С каждого по три сотни!
- Да, это много.
- Представляешь, Кубичек пришел в таможню и все заплатил. Наверное, потому, что из-за него мы едва не погибла. В данном случае он вел себя как порядочный человек.
- Папа, вы же ему опять понадобитесь.
- И все-таки платить за нас он был не обязан.
- Но в таком случае вы бы перестали на него работать...
- Да, это верно, - согласился Кречмер и начал передавать ей приветы от жителей деревни.
Марихен с улыбкой наблюдала за ним. Она видела, что интерес, проявленный к ней жителями деревни, льстит ему. Теперь все позади, хотя ту ужасную ночь она вспоминает довольно часто, а однажды даже видела все пережитое во сне.
- Мне очень хочется домой, - призналась она. - Здесь неплохо, все добры ко мне и кормежка сносная, но надоело все время лежать, глотать пилюли, мерить температуру.
- Господин главный врач сказал, что отпустит тебя, как только спадет температура.
- Поскорее бы! - вздохнула девушка. - Сегодня утром даже тридцати семи не было. Температура немного поднимается лишь к вечеру. Мне уже бежать отсюда хочется...
Кречмер с любовью смотрел на нее. Теперь придется уделять ей больше внимания. На границу он ее, конечно, не пустит. Бедняга Ганс тоже сильно простудился, несколько дней пролежал с высокой температурой. Да и для него самого эта ночь не прошла без последствий. Даже теперь, просыпаясь ночью, он порой чувствовал какое-то стеснение в груди, слышал хрипы - видимо, перенес болезнь на ногах. Вся эта суета, заботы о Марихен... Думать о себе было некогда, а не мешало бы сходить к врачу как следует провериться, Это проклятое ремесло, пожалуй, придется оставить на время. Да и о Марихен надо бы позаботиться: кое-что сшить, приданое приготовить, хотя она пока ни с кем не встречается.
В деревне полно парией, которые ею интересуются, но все это никчемные люди. Делать они ничего не умеют, да и не хотят, лишь раз в неделю бегают в управу за пособием по безработице. Для таких ворота их дома закрыты накрепко. Самой Марихен пока никто не нравится. На танцах она, правда, никогда не сидит, но те парни, которые ее провожают, гроша ломаного не стоят. Пару раз потанцуют и уже начинают уговаривать выйти на улицу немного проветриться... Тут надо держать ухо востро, а то и не заметишь, как грянет беда.
Марихен - невеста богатая. Тетка из Праги в своем завещании ее щедро одарила. Но стоило ему заговорить, что надо бы готовить приданое, что ей скоро девятнадцать и пора думать о замужестве, как вспыхивала ссора: "Папа, ты с ума сошел, я еще долго не выйду замуж. Разве нам плохо вместе? Я не хочу, чтобы ты занимался сводничеством. Я уж как-нибудь выберу сама себе мужа..."
Он поправил ей подушку, снова предложил фруктов и конфет, а потом начал рассказывать, как они с Гансом хозяйничали, как взялись жарить шницели, да перепутали солонку с сахарницей и узнали об этом, только отведав произведение своего кулинарного искусства. Ну и, конечно же, вынуждены были запить все это водкой. А когда подсчитали, во что обошелся им обед, то пришли к выводу, что за эти деньги можно было бы неплохо посидеть у Рендла.
Время посещения близилось к концу. Он пообещал, что в следующий раз приведет с собой Ганса, и стал прощаться. Но только он поднялся, как в палату вбежал запыхавшийся молодой человек и протянул Марихен букетик подснежников. Цветы были нежные-нежные, с еще нераспустившимися бутончиками. Молодой человек поздоровался с Кречмером и улыбнулся Марихен. Контрабандисту показалось, что он где-то видел этого парня. Неизвестные знакомства пугали его. Он точно знал, что у Марихен нет парня, что она не ходит на свидания. По вечерам она сидела дома, а если и уходила, то к какой-нибудь подружке. На танцы Кречмер сопровождал ее сам и хорошо знал, что она никому не отдавала предпочтения. И вот у ее постели стоял незнакомый молодой человек с букетиком подснежников, а по бледному лицу дочери разливался румянец.
- Спасибо, что не забыл обо мне. Я очень люблю подснежники...
Кречмер прислушался. Они говорили по-чешски, обращаясь друг к другу на "ты". Значит, они давно знакомы. Почему же он до сих не знал об этом? Почему Марихен скрыла это от него? Наверное, парень из города. Но ведь раньше у дочери не было от него тайн. Она во всем доверяла ему. Боже мой, где же он видел этого вихрастого парня? И вдруг до него дошло. Как же он сразу его не узнал? Правда, гражданский костюм изменил молодого таможенника до неузнаваемости. А в тот раз, когда они перевели инженера Бюргеля, он все крутился возле Марихен. "С ним надо быть поосторожнее, - подумал Кречмер беззлобно, - Но если у парня серьезные намерения..."
- Марихен, так я пошел, - сказал он. - В среду зайду вместе с Гансом.
Она бросила на отца быстрый взгляд, видимо, даже не понимая, о чем он говорит. Контрабандисту это было неприятно, он сразу почувствовал себя лишним.
- Так я пошел, - рассеянно повторил он, топчась у кровати.
- До свидания, папа, - ответила она, даже не посмотрев на него.
- До свидания.