Звуки тотчас стихли. Если это свои, они откликнулись бы. Марван опустил руку в сумку, нащупал ребристую поверхность гранаты. Снова раздались шаги, теперь уже медленные и осторожные. Опять звякнул металл.
- Кто идет? - еще раз крикнул Марван. По уставу ом мог пользоваться оружием только после повторного оклика.
Тишина. Капли дождя стекали по лицу Марвана. Рука, сжимавшая гранату, от напряжения начала дрожать. Что же делать? Нет, это не свои, свои бы обязательно отозвались. Порыв ветра донес из темноты слова команды на немецком языке.
Марван метнул гранату в сторону железной дороги и упал за сложенные шпалы. Грохнул взрыв. Марвану заложило уши. Кто-то пронзительно закричал. По щебню торопливо затопали.
- Что случилось? - пророкотал бас Пашека.
Марван промолчал. Он медленно выпрямился, чувствуя на лбу холодный пот.
К нему подскочил старший вахмистр:
- Вы сошли с ума! Что вы натворили? Что за фейерверк тут устроили?
- Что же, по-вашему, следует встречать их с улыбкой и распростертыми объятиями? - разозлился Марван. - Они были уже на путях.
- Нужно было попытаться вступить с ними в переговоры. Поймите же, наконец, необходимо тянуть время, иначе мы не доживем до утра.
- Советую вам вспомнить вчерашних парламентеров.
- Они дали нам пять минут, а мы их условие нарушили. Если бы все было по-моему...
- Тогда бы мы сдались и сейчас сидели в каком-нибудь концлагере. Нет уж, благодарю покорно!
- Скоро мы все тут спятим, - мрачно проговорил Пашек и направился к дому.
Со стороны шоссе раздался выстрел - нуля ударилась в стену. Пашек мгновенно скрылся за дверью. Пули щелкали по стенам, залетали через окна в комнаты. Квартира наполнилась пылью от битой штукатурки.
Юречка прижал пулемет к плечу и выпустил короткую очередь в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы.
- Не стрелять! - заорал Пашек.
- Я только дал им понять, что мы не спим, - объяснил Юречка.
- Нужно вступить с ними в переговоры ж выиграть время! - воскликнул старший вахмистр.
- Опять переговоры, - вздохнул Маковец.
- Да, переговоры! - категорично заявил Пашек. - Это единственная возможность обойтись без потерь. Немцы, видно, потому и не атакуют, что опасаются жертв с их стороны. И так сколько людей напрасно перебили...
Ему никто не ответил. Пашек ходил по кухне, пол тяжело скрипел под его ногами. Он был уверен в своей правоте. Да, переговоры! Надо попытаться заключить до : утра перемирие, а там посмотрим. Может, найдется среди немецких. командиров один разумный человек, который пойдет на это. Ведь атака станции им дорого обойдется. Они знают, что у ее защитников есть пулемет и гранаты. Да и само здание расположено довольно выгодно: вокруг луга, топкое болото. Немцы могут напасть только со стороны насыпи, но там негде укрыться. Против гранат они бессильны. Может ОНИ поймут, что лучше просто договориться...
На шоссе послышался шум мотора. Машина медленно двигалась с погашенными фарами. Пашек распахнул окно и выглянул. Автомобиль удалялся.. Вскоре звук мотора затих.
- Уехали, - довольно произнес Юречка.
Пашек что-то проворчал и сел на табурет, Его пальцы выбивали дробь по крышке стола.
- На улице холодно. Не хотите чая с ромом? - спросила Стейскалова.
- Пожалуй, не откажемся...
- Ганка, принеси воды!
Девушка нежно провела рукой по лицу Юречки и отошла к печи. Наполнив кофейник водой, она поставила его на плиту.
- Пойду посмотрю, - сказал Юречка и вышел в сени.
Он намеревался сменить Марвана, который довольно долго пробыл на улице и, наверное, замерз. Он прошел к залу ожидания и остановился.
- Идите погрейтесь, - предложил он Марвану, когда тот подошел.
- Мне не холодно.
- Стейскалова готовит чай с ромом...
- Тогда, пожалуй, пойду. На свету зря не показывайся, больше полагайся на слух.; Если кто появится на платформе, сразу услышишь.
- Идите-идите, в случае чего я дам знать.
Стейскалова раздала всем чашки с чаем - рома она не пожалела. Поставила на стол тарелку с бутербродами:
- Берите, вы же голодные.
Мужчины ели и разговаривали.
- Что же все-таки случилось с остальными отрядами? С фуковским, например? - поинтересовался Марван.
Село Фуков было расположено в пограничной зоне, на узком выступе, глубоко вдававшемся в территорию Германии. На самой границе стоял трактир. Войти в него можно было в Чехии, а вышел - и ты уже в Германии. Отряд местной охраны располагался в лесу, неподалеку от села. Подходы к лагерю были оцеплены колючей проволокой.
- Интересно, как обстоят дела там? Жаль, Что телефонной связи между лагерями не было, господа из Праги на такие расходы не согласились, - проговорил Пашек, откусывая большой кусок хлеба с маслом.
- Если они отступили, то должны быть где-то недалеко от нас.
- Они могли перейти железную дорогу в лесу или у Йиржикова, а оттуда станцию не видно.
- Но стрельбу-то они слышали! - не унимался Марван,
- А кому хочется во что-то ввязываться? - усмехнулся Пашек. - Может, они в отличие от нас сразу сдались и теперь посиживают себе где-нибудь преспокойно.
- Вы хоть представляете, что с нами было бы, если бы мы сдались? - с раздражением спросил Марван. - Вы что, не слышали о разгромленных жандармских участках? О том, как разъяренная толпа добивает раненых? Поймите же вы, наконец, что немцы не желают вести никаких переговоров. Вы сами в этом убедились. Они скорее с нас кожу сдерут, чтобы доказать миру, будто самостоятельно освободили свой фатерланд и что насильственное присоединение к рейху есть самое верное решение судетского вопроса.
Пашек ничего не ответил. Его молчание свидетельствовало о том, что он не согласен с Марваном.
Стейскал в спор не вмешивался, а этот Пашек его просто раздражал. Раньше он считал его решительным и смелым человеком, но теперь... Конечно Марван прав. Тот, кто следил за событиями, понимал, что скрывается за все возрастающими требованиями судетских немцев. И вот наступила кульминация. Наверняка фашистская Германия предпримет решительные действия. Кто же встанет на защиту маленькой Чехословакии? Союзнические обязательства намерен выполнять только СССР.
В дом вбежал Юречка:
- Пан Стейскал, эти шпалы меня беспокоят. Представляете, если с той стороны за них спрячутся немцы! Они же перестреляют нас, как зайцев.
- Хочешь их убрать? Знаешь, какие они тяжелые?
- Убрать не хочу, а поджечь можно. Они бы всю ночь горели.
- Они мокрые. Дождь идет уже несколько дней.
- У вас есть керосин, а в сенях я видел промасленную ветошь.
- К мы у немцев как на ладони, - возразил Стейскал.
- Зато мы будем видеть луг, железную дорогу и шоссе. А при свете они не осмелятся на нас напасть.
- В этом что-то есть, - поддержал парня Марван.
- Сейчас я устрою костер! - воскликнул Юречка, радуясь своей идее.
Ему никто не возражал. Даже Пашек, к всеобщему удивлению, промолчал.
Стейскал вышел в сени, молодой таможенник последовал за ним. В щели между сложенными шпалами они засунули ветошь, облили ее керосином и подожгли. Сначала загорелся маленький огонек, но он быстро набрал силу и вскоре весь штабель был охвачен пламенем. Тьма отступила. Яркий свет залил рельсы, дом и все вокруг. Ветер гнал по платформе едкий дым.
- Вряд ли это разумно, - проговорил Пашек. - Теперь мы и на платформу не сможем выйти, а нас видно со всех сторон.
- Будем дежурить в зале ожидания. Оттуда можно все увидеть, оставаясь незамеченным. Зарево освещает даже подступы сзади. Смотрите! - показал Марван в окно.
Красное зарево разливалось лавиной. Было освещено и шоссе, и деревья по обочине.
- Если бы так горело всю ночь..
Пашек положил голову на руки. Через мгновение все услышали его похрапывание.
Ганка включила старый радиоприемник, стоявший на комоде.
- Что ты хочешь поймать? - спросила Стейскалова. - Да еще ночью! Прагу даже днем не слышно.
- Я давно вам говорила, чтобы купили новый приемник, - бросила девушка.
- Кто будет его слушать? Нас он только раздражает.
- Хотите спрятать голову под крыло? - насмешливо спросила Ганка. - Хоть узнаем, что делается в стране. - Она начала крутить ручку настройки, но на всех волнах звучала только музыка. Наконец она поймала волну, на которой диктор читал сообщение, но по-немецки. Слышно было плохо, и они разбирали лишь отдельные слова.
- Стой! Кто идет? - закричал вдруг снаружи Юречка.
Мужчины вскочили, схватили оружие и выбежали из дома.
- Руки вверх! - послышался голос Юречки.
В красном зареве, освещавшем платформу и железно-дорожные пути, они увидели человека с поднятыми руками.
- Добрый вечер, пан старший вахмистр, - произнес человек на хорошем чешском. Правда, произношение у него было несколько тверже, чем положено.
- Что вы здесь делаете, Гентшель? - спросил старший вахмистр.
- Тише, пан командир. Никто не должен знать, что я к вам пришел, - усмехнулся тот.
В свете пламени все увидели его поцарапанное лицо, синяк под глазом, разорванную одежду.
- Как вы сюда пробрались? - спросил Марван.
- Так и пробрался. Кое-где пришлось ползти.
- С чем же вы к нам пожаловали? - спросил старший вахмистр.
- Мои соплеменники здорово меня отделали, заперли в сарае и пообещали утром повесить на каштане у костела. Прекрасная перспектива, не правда ли?
- Вы вступили в драку с ними?
- Вообще-то я бы с удовольствием им хорошенько всыпал, но их оказалось слишком много. Эти синяки от палки старого Мебиуса. Он все пытался выбить мне глаз: мел, очень уж дерзко я смотрю.
От гигантского костра в небо взлетали снопы искр, черный дым ел глаза, и люди вынуждены были отойти к дому.
- Чего же вы хотите? - спросил Пашек.
- Я всегда там, где происходят главные события.
- Опустите руки и пройдемте в дом, а то мы наверняка хорошо видны издали, - сказал Марван.
Они вошли в дом, только Юречка остался в зале ожидания.
Нельзя сказать, чтобы Пашек обрадовался появлению Гентшеля. С ним у старшего вахмистра были связаны разного рода неприятности. Как коммунист и антифашист, побывавший в Испании и вернувшийся оттуда после серьезного ранения, Гентшель находился под надзором полиции и должен был регулярно отмечаться в жандармском участке. Когда Для укрепления отрядов местной охраны в них стали набирать местных антифашистов, Гентшель откликнулся одним из первых. Пашек воспротивился этому: он не хотел иметь среди своих людей заговорщика. Свое нежелание взять Гентшеля в отряд Пашек мотивировал тем, что тот был ранен и еще не долечился. Теперь же этот буян, который наверняка имел отношение к недавней стачке в Шлукнове, пришел к ним, потому что его отколотили земляки. "Поделом", - злорадствовал старший вахмистр.
Они вошли в кухню. Пашек указал Гентшелю на стул:
- Так в чем дело?
- Возьмите меня в отряд.
- Четверо таких, как вы, уже дезертировали.
- Вы подобрали плохих людей.
- Коммунистов мне не надо. В лагере агитаторов не требуется.
- Коммунисты никогда не были дезертирами.
- Глупости все это, Гентшель.
- То же самое вы мне говорили, когда допрашивали после забастовки на текстильной фабрике. Помните, вы тогда еще разбили мне лицо, но это было, так сказать, в рамках закона. В протокол же вы записали, будто я поскользнулся и упал, потому что боялись, что не все ваши коллеги одобрят подобные действия. Особенно молодые коллеги...
- Молчать! - загремел Пашек.
- Идите умойтесь, у вас все лицо в крови, - сказала Стейскалова.
Она поставила на лавку у печи таз с водой, приготовила полотенце. Гентшель опустил разбитое лицо в воду. Было слышно, как он постанывает, дотрагиваясь до больных мест. Потом он осторожно вытерся полотенцем и сел за стол. Стейскалова поставила перед ним чашку чая с ромом и намазала маслом большой кусок хлеба.
Пашек нервно ходил по кухне. По нему было видно, что он с удовольствием выставил бы Гентшеля.
- Что произошло в селе? - спросил Стейскал.
Гентшель знал немногое. За ним пришли днем. Избили и бросили в сарай, куда таможенники сажали задержанных контрабандистов. К вечеру там было двенадцать человек, среди них и те четверо, что сбежали из лагеря. Нацисты и им не верили. Когда стемнело, Гентшель и еще один арестованный выломали оконную решетку и убежали. Оставшиеся надеялись, что после допроса их отпустят по домам, и не хотели осложнять себе жизнь. Это были чехи, женатые на немках, в основном социал-демократы. Гигантское пламя привело Гентшеля к Вальдеку. А вообще-то он намеревался пробираться в Красна-Липу, где жил его брат.
- Вы попали из огня да в полымя, - проворчал Пашек.
- Я никогда не уходил от опасности, и вы это знаете.
- Что вы собираетесь делать?
- Вас здесь немного, как я погляжу, и лишние руки вам не помешают. Утром здесь будет жарко. Вас собираются атаковать. Я слышал, как об этом говорили часовые на железной дороге. Я лежал в двух шагах от них. Счастье, что они меня не заметили.
- Хватит с нас антифашистов, - заявил Пашек.
- Вы мне не верите?
- Я вас достаточно хорошо знаю.
- Но теперь мы на одном корабле.
- Подождите, Пашек! Гентшель прав. Для нас сейчас каждый человек важен! - воскликнул Марван.
- Здесь я командир! - отрезал Пашек.
- Я бы этим не хвастал, - усмехнулся Гентшель.
- Молчать! - подскочил, будто ужаленный, Пашек. - Не суйте нос не в свое дело!
- Подойдите ко мне, Гентшель! - раздался голос Маковеца.
Он попытался подняться. Стейскалова подбежала к нему и с трудом удержала. Он потянулся к висевшей на стуле кобуре с пистолетом, сдернул ее и протянул Гентшелю:
- Если уж вы дрались с нацистами в Испании, то сам бог велел вам бить их здесь.
Гентшель вынул пистолет из кобуры, оглядел его со знанием дела, вытащил обойму, убедился, что она полная:
- Спасибо, пан Маковец. Сразу становится легче, когда тебе верят.
* * *
Мужчины дремали, сидя за столом. Ганка с матерью ушли в спальню, Надеясь хоть немного поспать. Долгая бессонная ночь, полная тревог и ожидания, близилась к концу.
Маковец чуть слышно попросил воды. Юречка очнулся, принес стакан с водой и сел возле раненого. Постель под ним заскрипела.
- Не сердись, что разбудил...
- Я и не спал вовсе, а просто дремал...
- Кто сейчас дежурит?
- Пашек.
- Сколько времени?
- Около трех.
- Кажется, эта ночь никогда не кончится.
- Самая длинная ночь в моей жизни.
- И в моей тоже.
- Как ты себя чувствуешь?
- По-моему, у меня жар... Не знаю... право... Наверное, эту ночь я не переживу...
- Не сходи с ума!
- Никто нам не поможет, никто.
- Утром сюда придут солдаты. Я не верю, что нас бросили на произвол судьбы.
- До утра еще далеко.
В доме было тихо. За столом похрапывал Стейскал. С улицы доносилось покашливание Пашека, стоявшего возле зала ожидания. Печь догорала, и никто не подбрасывал в нее поленья.
- Я все время думаю о мосте, - прошептал Маковец.
- Почему?
- Это важный объект, и его надо было уничтожить. Представляешь, какой я идиот? Забыл спички! Всегда ношу их с собой, а вчера забыл. Пивонька одолжил мне на секунду, а я их тут же вернул. Только потом сообразил, что нечем поджечь шнур. Но Пивонька был уже по ту сторону шоссе. Бедняга!
- Хороший был парень!
- Мы совершили большую ошибку, - с горечью сказал Маковец, медленно подбирая слова.
Чтобы успокоить его, Юречка положил ему руку на плечо:
- Не говори много, тебе вредно.
- Все равно я до утра не доживу.
- Не говори так!
- Я знаю...
Юречка наклонился над раненым, поправил одеяло, взбил подушку.
- Если бы не ранение...
- Что тогда?
- Я бы пробрался к мосту и уничтожил его.
- Сейчас?
- А почему бы нет?
Юречка тихонько вздохнул, вытянул ноги, голова его опустилась на грудь. Лечь бы сейчас в мягкую постель и встать завтра в восемь или в девять, хозяйка принесла бы хлеба с маслом, чашку горячего молока...
- Мост... - прошептал Маковец.
Юречка встрепенулся. Надо же, пришел развлечь Маковеца, а сам задремал. И что он беспокоится о мосте, как будто от него что-нибудь зависит? Тут целый лагерь потеряли, противником захвачена большая территория...
- Ты почему молчишь? - нетерпеливо спросил Маковец.
- А что говорить? Что это было бы бессмысленно с твоей стороны? Они наверняка уже взрывчатку вытащили.
- Откуда ты знаешь? Для этого лужен пиротехник. Где они его найдут? А Пашек мне не нравится... - неожиданно сказал Маковец. - Эти его речи...
- Я тоже его не выношу. Как начнет говорить, что мы должны были сдаться, тогда ребята были бы живы... Потом принимается утверждать, что Биттнер не сбежал, что он пошел за подкреплением...
- Биттнеру я никогда не верил. Он наполовину судетский немец и гулял с дочкой функционера судето-немецкой партии. Они даже собирались пожениться. И чтобы он пошел за помощью?..
- Мне тоже что-то не верится, - поддержал его Юречка. - Наверняка он воспользовался предлогом, чтобы сбежать, сообразив, что иначе ему плохо придется.
Они замолчали. Пламя от догоравших шпал по-прежнему освещало луг и деревья вдоль шоссе. Сырой воздух был пропитан гарью.
- Ты мне не ответил, - через минуту проговорил Маковец.
Он стиснул зубы, чтобы не застонать, - такой сильной была боль. Будто зверь какой терзал его внутренности. Иногда боль ослабевала, и тогда казалось, что зверь набирает силы для следующего нападения. Он уже не верил, что у него только ребра раздроблены.
- Ну так что? - спросил шепотом Маковец.
- Дался тебе этот мост!
- Если поднять его на воздух...
- Ерунда! - резко оборвал его Юречка и подумал: "Пожалуй, у Маковеца действительно жар. Как будто у нас других забот нет. Сейчас надо думать о спасении..."
- Заряд остался... Может, и бикфордов шнур на месте... Они наверняка ждут утра... Ящик у правого столба... Ты знаешь... Можно даже сигаретой... Охрана на мосту и не увидит... И вдруг - взрыв...
- У тебя жар! Это же немыслимо!
Маковец резко повернулся, хотел сказать Юречке, что тот просто трус, но боль снова усилилась. Чтобы не закричать, он закусил губу. Был бы здесь врач, он бы дал ему морфий... Но почему именно он? Почему? И в двух шагах от дома! Будто дьявол пырнул его своим раскаленным мечом. Сквозная рана! Ерунда! По выражению их лиц было видно, что это не так.
- Мы не выполнили важное задание, - произнес Маковец, когда боль утихла.
- Мы не только его не выполнили... - зло отрезал Юречка.
- Но почему ты не хочешь сделать хотя бы это?
- Что я не хочу сделать?
- Взорвать мост.
- Ты совсем рехнулся!
- Могли бы попробовать... Потом будете жалеть... Ничего не сделали! Ничего!