* * *
Насколько странен этот фольклор, Егор смог убедиться в тот же вечер. Он пошел на прогулку вокруг парка смотреть заход солнца. Прислонясь к акации на опушке, он наблюдал, как западает за край поля пылающий шар, "далеко и недалёко"... Присказка вспомнилась кстати. "Лучше, чем в том народном стишке, про закат в степи не скажешь. И как все на миг замирает, когда падает солнце, и как чудно потом одушевляется тишина... Комары только тут ни к чему!" - думал Егор, закуривая в целях самозащиты.
Но душистая прохлада, пахнущая пылью и травами, отнимала всякий вкус у сигареты. Он бросил ее на дорогу и, войдя в парк через боковую калитку, не спеша пошел к усадьбе. Слева тянулись домишки, хозяйственные постройки, огороды. Егор спрашивал себя, кто присматривает за всем этим, кто ведет дела, платит слугам, продает урожай. Муж г-жи Моску несколько лет как умер, золовка живет в другом конце страны, в своем имении. Может быть, все-таки управляющий, который был еще при муже?
В окнах зажигались лампы. "Там кухни и комнаты прислуги", - определил Егор, проходя мимо ряда белых, прилепившихся друг к другу мазанок с низкими заваленками. Сновали женщины, дети пугливо таращились на барина. По-деревенски пахло сеном, скотиной, молоком. "Ночь будет великолепная", - подумал Егор, запрокидывая голову к высокому прозрачному небу.
- А собак вы не боитесь?
Голосок Симины прозвучал так неожиданно, что Егор сбился с шага. "Как же она подкралась ко мне, что я не заметил?"
- А тебе не страшно одной тут расхаживать?
- Я была у кормилицы, - спокойно объяснила Симина.
- До сих пор?
- У кормилицы были дела, а я просто сидела...
- И слушала ее сказки, да?
Симина постно улыбнулась. Отцепила репейник с подола платьица, разгладила складочки, весьма искусно медля с ответом.
- Это вам Санда наговорила. Да, слушала. Кормилица рассказывает мне каждый день по сказке. Она их много знает...
- Сегодня была очень длинная сказка, если ты только сейчас идешь домой, - заметил Егор.
Симина снова улыбнулась с той же поддельной кротостью. Встретясь с ней глазами, Егор испытал неприятное чувство, что его заманивают в ловушку, что тут работает ум хитрый и острый, никак не детский.
- Сказка была короткая, - ответила Симина. - Но кормилица выдавала жалованье людям, потому что это она у нас всегда выдает жалованье...
Последние слова она проговорила особенно четко, с расстановкой, как будто знала, о чем он думал по дороге к усадьбе, и решила между делом прояснить его недоумения. Егор даже растерялся. Эта девочка угадывала его мысли, просто-напросто читала их. Как тонко она подчеркнула последние слова, а потом - пауза, глазки долу...
- Короткая сказка, совсем коротенькая, - дразнила она.
Конечно, она подстрекала его, ждала, что он попросит ее рассказать сказку. Все в Егоре противилось, хотя он не понимал, в чем тут искушение. Симина томительно молчала, выжидая, замедляя шаг.
- Ну, расскажи, - сдался наконец Егор.
- Это сказка про пастушьего сына, который полюбил мертвую принцессу, - тихо произнесла Симина.
Слова так дико прозвучали из детских уст, что Егора передернуло.
- Какая скверная, какая глупая сказка! - Он не скрывал возмущения. - Нет, Санда была права.
Симину нисколько не смутила эта вспышка. Она дала его возмущению улечься, потом, не повышая голоса, продолжала:
- Такая уж сказка. Такой жребий выпал пастушьему сыну.
- Ты знаешь, что такое жребий? - удивился Егор.
- Жребий, доля или судьба, - отчеканила Симина, как на уроке. - Каждый человек рождается под своей звездой, у каждого - свое счастье. Вот...
- Смотри какая умная! - с улыбкой заметил Егор.
- Жил-был пастух, и был у него сын, - затараторила Симина, не давая ему больше перебивать себя. - И когда он родился, феи-вещуньи предсказали: "Ты полюбишь мертвую принцессу!" Его мама, как услышала, стала плакать. И тогда другая фея, их было вообще три, сжалилась над ее горем и скзала: "И принцесса тебя тоже полюбит!"
- Ты непременно хочешь дорассказать мне эту сказку до конца? - не выдержал Егор.
Взгляд девочки выразил недоумение - невинный и в то же время холодный, обдающий презрением взгляд.
- Вы же сами меня попросили...
И Симина надолго смолкла, подавляя его молчанием. Они находились на середине главной аллеи. Сзади, уже вдалеке, поблекивали огоньки дворовых построек. Впереди, в потускневшем от сумерек воздухе, вырастало серое пятно усадьбы.
- А другую сказку, повеселее, ты не знаешь? - спросил Егор, чтобы нарушить молчание. - Например, ту, что кормилица рассказывала тебе вчера или позавчера...
Симина глубоко вздохнула и остановилась, как-то нарочито повернувшись спиной к громаде господского дома. Странное напряжение появилось в посадке ее головы.
- Вчерашняя сказка очень длинная, - проговорила она. - А позавчерашняя вовсе не сказка, а настоящее происшествие. С девицей Кристиной...
У Егора мороз прошел по коже. Темнота внезапно пала здесь, среди деревьев, где Симина решила остановиться. Ее глаза засверкали, зрачки расширились, шея неестественно напряглась. А этот зловещий голос! Да, она была мастерицей выделить слово, вложить в него смысл, ей угодный, каленым железом выжечь его в твоем сердце.
- Что еще за "девица"? - сорвался Егор. - До сих пор ты звала ее тетей, она ведь тебе доводится тетей...
- Она меня попросила не называть ее так, а то она себя чувствует старой...
Егор с трудом взял себя в руки; его так и подмывало обрушить ярость на эту маленькую бестию, которая врет ему с таким дьявольским бесстыдством.
- Кто тебя попросил? Как может тебя попросить кто-то, кто тридцать лет назад умер?!
Голос у него был грозный и взгляд суровый, но Симина заулыбалась: столько удовольствия доставлял ей гнев мужчины, такого большого и сильного человека, гнев, который вызывала она, пигалица неполных десяти лет...
- Она меня попросила сегодня ночью, во сне...
Егор на секунду заколебался. Но ему хотелось дойти до конца, понять, что скрывается в головке этого пугающего своими повадками чада.
- И все же сегодня, у портрета, - сказал он, - я слышал, как ты назвала ее тетей Кристиной.
- Неправда, - твердо отрезала Симина. - Сегодня я не говорила "тетя Кристина".
Ее уверенность заставила Егора усомниться в своей правоте. Но какая непререкаемая уверенность и какая победоносная усмешка! Надо будет поговорить с Сандой, а может быть, и с госпожой Моску. Он вдруг осознал нелепость ситуации: стоит тут, в темноте, посреди аллеи, меряясь силой с ребенком, - и решил тронуться с места, потому что Симина идти к дому явно не собиралась. Но при первом же его движении девочка с криком вцепилась в него. Сам испугавшись, он взял ее на руки. Симина приложила ладошки к Егоровым щекам, отворачивая его лицо от дома.
- Мне показалось, что за нами кто-то идет, - прошептала она, кивая в ту сторону парка, откуда они пришли. Егор покорно смотрел в темноту и смотрел долго, чтобы ее успокоить.
- Никого там нет, девочка, - уговаривал он ее. - Ты просто трусиха. И немудрено, если ты каждый день слушаешь глупые сказки.
Он держал ее на руках, ласково прижимая к себе. Как странно - сердечко ее не трепыхалось от волнения и тельце было спокойное, теплое, податливое. Никакой дрожи, ни капельки пота. И личико ясное, довольное. Егор вдруг понял, что его надули, что Симина притворилась испуганной и вцепилась в него, чтобы помешать ему повернуть голову к дому. Когда он это понял, его пронизало яростью вперемежку с ужасом. Симина тут же почувствовала, как напряглись его мышцы, как изменился пульс.
- Пустите меня, пожалуйста, - кротко попросила она. - Уже все прошло...
- Зачем ты мне соврала, Симина? - в исступлении прорычал Егор. - Ведь ты ничего не видела, а? Ничего - по крайней мере там...
Он вскинул было руку, указывая на недра парка, но рука дрожала, и он поспешно ее опустил. Однако не так быстро, чтобы Симина не заметила этой слабости. Она смотрела на него с усмешкой и не отвечала.
- Может быть, ты увидела что-то в другой стороне... - продолжал Егор.
Но обернуться на дом он все же не посмел и не посмел сопроводить свои слова взмахом руки. Он по-прежнему стоял к усадьбе боком, вконец обескураженный тем, что Симина, по-видимому, угадывала самые тайные его страхи и сомнения.
- ...что-то, чего ты не хотела, чтобы видел я, - через силу добавил он.
Ему стало по-настоящему жутко. Симина стояла перед ним, руки за спину, и кусала губы, чтобы не расхохотаться. Это почти открытое издевательство никак не могло развеять необъяснимого ужаса, который его обуял.
- Можете не бояться, обернитесь, - сказала Симина, вытягивая ручку в сторону дома. - Вы ведь мужчина, вам нельзя бояться... Не то что мне, - прибавила она, потупясь.
И вдруг резко двинулась к дому. Егор потащился следом, стиснув зубы, дыша часто, неровно.
- Я на тебя, Симина, пожалуюсь, так и знай, - пригрозил он.
- А я так и знала, господин художник, - не повернув головы, отозвалась Симина. - Извините, что я попросилась к вам на руки, это от испуга. Мама меня не похвалит за такую невоспитанность. Вы будете правы, если пожалуетесь...
Егор схватил ее за руку и дернул к себе. Девочка поддалась без всякого сопротивления.
- Ты прекрасно знаешь, что речь не о том, - наклонясь к ней, проговорил он отчетливо.
Но о чем, ему самому трудно было бы сказать. Он знал одно: Симина вовсе не испугалась и принудила его смотреть в другую сторону, чтобы он не увидел того, что увидела она. Вот только почему она не испугалась?
- ...Да, правда, глупо получилось, - сказала Симина.
Они были уже у веранды. В другой раз Егор поднялся бы к себе - помыть руки перед едой, но сейчас он отказался от столь долгой процедуры, а зашел в каморку при столовой, где тоже был умывальник. На пороге его встретил, словно поджидая, г-н Назарие.
- Если вы свободны после ужина, давайте пройдемся, - предложил он. - Я расскажу вам кое-какие любопытные вещи - меня просветили сегодня в селе.
- Я тоже припас для вас кое-что интересное, - с улыбкой подхватил Егор.
Ужас и ярость, испытанные им в парке, как рукой сняло. Он даже сожалел, что не сумел овладеть собой при ребенке. "С Симиной дело серьезное, - сказал он себе, - с ней надо держать ухо востро". Но не эти резонные мысли его успокоили, а свет, который он нашел в доме, присутствие нормальных живых людей.
Сели за стол. Егор время от времени поглядывал на Симину, каждый раз встречая те же невинные глаза, ту же хорошо маскируемую самонадеянность. "Думает, я не пожалуюсь, не выдам ее". Он лелеял свой сюрприз. Санда сидела рядом с ним, он заметил, что вид у нее усталый.
- Мне что-то сегодня нездоровится, - объяснила она.
Г-н Назарие разглагольствовал о курганах, о своих наблюдениях и о том, как трудно вести раскопки наугад. Однако говорил он без прежнего пыла и энтузиазма, как будто просто считал нужным отчитаться о проведенном дне и боялся молчания за столом.
- А знаете, Симина рассказала мне сказку, которую только что услышала от кормилицы... - вклинился в паузу Егор.
Санда густо покраснела и обернулась к сестре.
- Только что? Но кормилица после обеда уехала в Джурджу за покупками и еще не вернулась, я сама недавно о ней справлялась, - сказала она возмущенно. - Симина, тебя придется наказать, и строго.
Егор не знал, на кого ему смотреть. Даже г-жа Моску очнулась от своего обычного забытья.
- Так как же с сегодняшней сказкой, барышня? - со злорадством спросил наконец Егор, ощущая, какое это сладострастное удовольствие - мстить ребенку, мучить его, когда он в твоей власти.
Однако взгляд Симины обдал его таким презрением, что в нем снова вспыхнула ярость.
- Эту сказку я знаю давно, - вежливо ответила Симина.
- Зачем же тогда это бессмысленное вранье? Зачем? - допытывалась Санда.
- Отвечай, не бойся, моя девочка, - вмешалась г-жа Моску. - Не бойся наказания. Если ты ошиблась, скажи смело.
- Не скажу, не могу... - спокойно возразила Симина. - А наказания я не боюсь.
Она смотрела на Санду такими ясными, без малейшего смущения глазами, что та вышла из себя.
- Ты останешься без сладкого и ляжешь спать тотчас же, - объявила она. - Софья тебя отведет.
Симина, казалось, на секунду утратила равновесие: побледнела, поджала губы, взглядом ища поддержки у матери. Но г-жа Моску только растерянно пожала плечами. Тогда к Симине вернулась ее дерзкая усмешка, она встала из-за стола и, пожелав всем спокойной ночи, поцеловав мать в щеку, удалилась.
- Как мне жаль нашу маленькую барышню, - сказал г-н Назарие. - Такое милое дитя... Может быть, не нужно было прибегать к столь строгому наказанию?
- Мне тоже ее жалко, тем более что я знаю ее чувствительность, - отвечала Санда. - Но надо отучить ее от этой привычки лгать, причем без всякой причины...
Г-жа Моску одобрила ее кивком головы. Все же сцена произвела на нее тягостное впечатление, и она до конца трапезы замкнулась в молчании.
- Убедились теперь, что за сказки она слушает, - тихо сказала Егору Санда.
Егор брезгливо передернул плечами. Однако он не был уверен, что Санда в полной мере понимает, как обстоят дела с ее младшей сестрой.
- Что самое серьезное, - начал он, - мне кажется, не все ее сказки идут от кормилицы. - Многие она придумывает сама...
И тут же понял, что совершил промах: Санда вскинула на него глаза, и в них были лед и суровость.
V
Оставшись одни, Егор с г-ном Назарие направились к воротам. Довольно долго они шли молча, потом г-н Назарие решился:
- Вы не сочтете меня бестактным, если я позволю себе задать вам один деликатный вопрос?.. Гм... Вы действительно влюблены в дочь госпожи Моску?
Егор впал в раздумье. Его смутила не столько нескромность вопроса, сколько собственная неуверенность: что ответить. По правде говоря, он и сам не знал, действительно ли он, как подчеркнул г-н Назарие, влюблен в Санду. Да, она ему очень нравилась. Флирт, возможно даже любовная интрига - этому он шел навстречу с радостью. Кроме всего прочего, Санда ценила в нем художника, подогревала его скрытое честолбие. В общем, дать односложный ответ было трудно.
- Я вижу, вы колеблетесь, - сказал г-н Назарие. - Надеюсь, вас не оскорбила моя прямолинейность - мне не хотелось бы толковать ваше молчание в таком смысле... Но если вы не влюблены по-настоящему, я вам советую уехать отсюда немедля. Тогда бы уехал и я, завтра же, может быть, еще до вас...
Егор приостановился, чтобы лучше вникнуть в смысл сказанного.
- Случилось что-то серьезное? - спросил он вполголоса.
- Пока нет. Но мне не нравится этот дом, очень не нравится. Проклятое место, это я почувствовал с первого же вечера. Нездоровое место, хоть они и насадили тут вязов с акациями...
Егор рассмеялся.
- Ну, это не причина, - сказал он. - Можно спокойно закурить.
Г-н Назарие с видимым волнением следил за его движениями.
- Вот и сигарета могла бы вам кое-что напомнить. Вы забыли - прошлой ночью, у вас в комнате?..
- Да, как-то совсем забыл. Если бы не одно сегодняшнее происшествие... Могу вам рассказать...
- Я вижу, вы все-таки влюблены и уезжать вам не хочется. Что ж, дело ваше. Но я подозреваю, что вам будет трудно, очень трудно... Вы по крайней мере верите в Бога, молитесь Пресвятой Деве на ночь, осеняете себя крестным знамением, прежде чем лечь в постель?
- Не имею такой привычки.
- Тем хуже, тем хуже. Хотя бы к этому надо себя приучить...
- Да что же такого, в конце концов, вам наговорили в селе?
- Разного... Я ведь и сам чувствую, как на меня давит этот дом, а я никогда не обманываюсь. Нет, правда, я не набиваю себе цену, мне можно доверять в таких вещах. Я долго жил один, в глуши, еще до того, как занялся раскопками. И вообще я, можно сказать, крестьянский сын. Мой отец служил жандармом под Чульницей. Вы не смотрите, что у меня лысина и кабинетный вид. Нюх у меня безошибочный. Я ведь тоже в некотором роде поэт. Правда, с лицейских времен стихов больше не писал, но все равно это никуда не ушло...
Егор с изумлением слушал нервное и непоследовательное словоизлияние профессора. Г-н Назарие забрался в такие дебри воспоминаний и утонченных переживаний, из которых выбраться, по мнению Егора, не было никакой надежды. Речь профессора, вначале разумная и взвешанная, незаметно приобрела горячечные интонации, как будто у него начинался бред, голос осип, дыхание участилось. "Зачем он мне все это говорит? Чтобы оправдать свой отъезд?" - думал Егор и наконец решил вмешаться, произнеся как можно спокойнее:
- Господин профессор, у меня впечатление, что вы чего-то боитесь...
Невольно сделав акцент на неопределенное местоимение, он вдруг снова почувствовал беспричинный, жуткий холодок, пробежавший вдоль позвоночника, как несколько часов назад, с Симиной.
- Да, да, - пробормотал г-н Назарие. - Я боюсь, правда. Но это не имеет никакого значения...
- Полагаю, что все-таки имеет, - сказал Егор. - Мы взрослые люди, и нам не к лицу малодушие. Хочу вас предупредить: я уезжать не намерен.
Ему понравился собственный голос, твердый и бестрепетный, принятое решение придало ему храбрости и веры в себя. "В самом деле, мы же не дети"...
- Не знаю, насколько я влюблен в дочь госпожи Моску, - продолжал он тем же мужественным голосом, - но я приехал сюда на месяц и месяц пробуду. Хотя бы для того, чтобы испытать нервы...
Он засмеялся, хотя и довольно натянуто - слишком уж торжественно прозвучало обещание.
- Браво, юноша, - возбужденно откликнулся г-н Назарие. - Но я все же не настолько напуган, поверьте, чтобы потерять способность к здравому рассуждению. Так вот, рассуждая здраво, я вам не советую оставаться. Добавлю: себе я тоже не советую, хотя остаюсь и я.
- Вот и ладно, а то уехать так, вдруг...
- Но я был бы не первым гостем, который уезжает отсюда через пару дней по приезде, - произнес г-н Назарие, глядя в землю. - Сегодня в селе я узнал весьма странные и весьма страшные вещи, юноша...
- Пожалуйста, не называйте меня "юноша", - перебил его художник. - Зовите Егором.
- Хорошо, буду вас звать Егором, - послушно согласился г-н Назарие и впервые за этот вечер улыбнулся. - Так вот, - начал он, оглянувшись по сторонам, как будто их мог кто-то подслушать, - дело нечистое с этой девицей Кристиной. Красавица не принесла чести своему семейству. Чего только о ней не рассказывают...
- Что ж вы хотите - народ, - сентенциозно изрек Егор.
- Положим, я народ знаю, - возразил г-н Назарие. - Просто так не возникнет легенда, да еще со столь неприглядными подробностями. Потому что подробности, скажу я вам, гнуснее некуда... Можете ли вы себе представить, что эта девица благородного звания заставляла управляющего имением бить плетью крестьян в своем присутствии, бить до крови? Сама срывала с них рубаху... и все прочее. С управляющим она сожительствовала, об этом знало все село. И он стал настоящим зверем, жестокости немыслимой, патологической...