- Ровно ничего, - сказал шериф. - Ну, вот, пожалуйета, полюбуйтесь.
Они поравнялись с ярко освещенной витриной, Фредди сразу увидели, что бар битком набит. Люди, одетые в дунгари, одни с непокрытой головой, другие в кепках, старых военных фуражках или картонных шлемах, в три ряда толпились у стойки, патефон с усилителем играл "Остров Капри". В ту минуту, как шериф затормозил, из открытой двери с грохотом вылетел человек, а за ним другой. Они упали и, сцепившись, катались по тротуару, и тот, который был сверху, держал нижнего обеими руками за волосы и с глухим отвратительным стуком ударял его головой об асфальт. В баре никто даже не обернулся.
Шериф вышел из машины и схватил за плечи того, который был сверху.
- Брось сейчас же, - сказал он. - Вставай. Тот выпрямился и посмотрел на шерифа.
- Какого черта вы лезете не в свое дело? Второй, - волосы у него были в крови, кровь лилась из уха и размазывалась по веснушчатой щеке, тоже накинулся на шерифа.
- Что вы пристали к моему приятелю? - сказал он хрипло. - Чего вам надо? Думаете, я не могу вытерпеть?
- Ты все можешь вытерпеть, Джой, - сказал тот, который колотил его. Затем шерифу: - Слушайте, не найдется у вас доллара взаймы?
- Нет, - сказал шериф.
- Ну так убирайтесь к черту. - Он повернулся к Ричарду Гордону. - А вы что скажете, приятель?
- Могу угостить вас, - сказал Гордон.
- Пошли, - сказал ветеран и подхватил Гордона под руку.
- Я скоро заеду, - сказал шериф.
- Хорошо. Я буду ждать вас.
Когда они стали протискиваться к стойке, первый ветеран, рыжий, веснушчатый человек с окровавленным ухом и щекой, схватил Гордона за локоть.
- А, старый друг.
- Он молодчина, - сказал второй ветеран. - Он все может вытерпеть.
- Я все могу вытерпеть, - сказал окровавленный. - Этим-то я им и утер нос.
- А сдачи дать не можешь, - сказал еще кто-то. - И перестань толкаться.
- Пустите нас, - сказал окровавленный. - Пустите меня и моего старого друга. - Он шепнул Ричарду Гордону на ухо: - Я и не хочу давать сдачи. Я ведь могу вытерпеть, понимаете?
- Слушайте, - сказал второй ветеран, когда они наконец добрались до залитой пивом стойки. - Вы бы на него посмотрели сегодня днем, у комиссара Пятого лагеря. Я его повалил и колотил по голове бутылкой. Прямо дробь отбивал, как на барабане. Ручаюсь, я стукнул его раз пятнадцать.
- Больше, - сказал окровавленный.
- А ему хоть бы что.
- Я все могу вытерпеть, - сказал первый. Он шепнул Ричарду Гордону на ухо: - Это мой секрет.
Ричард Гордон передал им два стакана пива, которые нацедил и подвинул к нему толстый негр-бармен в белой куртке.
- Что за секрет? - спросил он.
- У меня, - сказал окровавленный. - Мой секрет.
- У него есть секрет, - сказал второй ветеран. - Он не врет.
- Хотите, скажу, - сказал окровавленный на ухо Ричарду Гордону. Гордон кивнул.
- Мне не больно. Второй кивнул:
- Скажи ему всю правду.
Рыжий приложил свои окровавленные губы почти к самому уху Гордона.
- Иногда мне даже приятно, - сказал он. - Что вы на это скажете?
Рядом с Гордоном стоял высокий, худой человек, со шрамом на щеке от глаз до подбородка. Он посмотрел на рыжего и усмехнулся.
- Сначала это был спорт, - сказал он. - Потом перешло в удовольствие. Если б меня могло от чего-нибудь стошнить, меня бы от тебя стошнило, Рыжий.
- Очень тебя легко тошнит, - сказал первый ветеран. - Ты в какой части служил?
- Тебе до этого дела нет, забулдыга несчастный, - сказал высокий человек.
- Стакан пива? - предложил Ричард Гордон высокому.
- Спасибо, - сказал тот. - У меня есть.
- Про нас не забывайте, - сказал один из тех двоих, что вошли вместе с Гордоном.
- Еще три пива, - сказал Ричард Гордон, и негр нацедил пива и подтолкнул к нему стаканы. У стойки было так тесно, что рук не разведешь, и Гордон оказался притиснутым к высокому ветерану.
- Вы что, с парохода? - спросил высокий.
- Нет, я здесь живу. А вы - с островов?
- Мы сегодня приехали с Тортугас, - сказал высокий. - Мы там подняли такой шум, что нас побоялись держать там.
- Он красный, - сказал первый ветеран.
- Ты бы тоже был красным, если б имел голову на плечах, - сказал высокий. - Они загнали нас туда, чтобы от нас избавиться, но мы подняли слишком большой шум. - Он улыбнулся Ричарду Гордону.
- А ну дай ему, - заорал кто-то, и Ричард Гордон увидел, как совсем близко от него поднялся кулак и ударил кого-то по лицу. Двое людей схватили того, которого ударили, и оттащили его от стойки. Когда они выбрались на свободное место, один снова изо всех сил ударил его по лицу, а другой ударил его в живот. Он упал на цементный пол и закрыл голову руками, и первый пнул его в спину. Все это время он не издал ни звука. Первый рывком поднял его на ноги и подтолкнул к стене.
- Вразумить надо сукиного сына, - сказал он, и, когда тот, весь побелев, прижался к стене, второй стал в позицию, слегка согнув колени, размахнулся правым кулаком чуть не до самого пола и хватил человека у стены по щеке. Тот упал на колени, потом медленно свалился на бок, на полу вокруг его головы образовалась лужица крови. Они оставили его там и вернулись к стойке.
- Вот это удар, - сказал первый.
- Этот сукин сын, как приедет в город, всю свою получку положит на книжку, а потом приходит сюда поживиться на чужой счет, - сказал второй. - Это уже второй раз я его вразумляю.
- На этот раз ты его крепко вразумил.
- Когда я его ударил, челюсть у него подалась, точно мешок с орехами, - с довольным видом сказал второй. Избитый лежал у стены, и никто не обращал на него внимания.
- А если б ты меня так хватил, мне хоть бы что, - сказал рыжий ветеран.
- Закройся, трепло, - сказал вразумитель. - У тебя сифон.
- Вот и врешь.
- Мне на таких, как ты, и смотреть противно, - сказал вразумитель. - Стану я себе зря руки отбивать.
- Вот именно, что зря отобьешь, - сказал Рыжий. - Послушайте, приятель, - сказал он Ричарду Гордону, - может, повторим?
- Славный народ, а? - сказал высокий. - Война очищает и облагораживает человека. Вопрос вот в чем: только такие, как мы, годятся в солдаты, или же это служба нас сделала такими?
- Я не знаю, - сказал Ричард Гордон.
- Готов поручиться, что вы здесь не найдете и трех запасных, - сказал высокий. - Это все отборный народ. Самые сливки подонков; те самые, с которыми Веллингтон победил при Ватерлоо. Что ж, мистер Гувер выгнал нас из Антикости, а мистер Рузвельт сплавил сюда, чтоб избавиться от нас. В лагере все устроено для того, чтоб вызвать эпидемию, но бедняги, как назло, не хотят умирать. Некоторых отвезли на Тортугас, но там теперь местность стала здоровее. И потом, мы не захотели там оставаться. Так что пришлось нас привезти обратно, сюда. Что они теперь выдумают? Надо же им как-нибудь от нас избавиться. Разве вы этого не понимаете?
- Почему?
- Потому что мы - отпетые, - сказал высокий. - Нам нечего терять. Мы дошли до точки. Мы хуже той голытьбы, с которой имел дело Спартак. И с нами многого не сделаешь, потому что нас столько били, что теперь единственное наше утешение - алкоголь и единственная гордость - уменье все вытерпеть. Но не все мы такие. Кое-кто из нас сумеет и сдачи дать.
- Много в лагере коммунистов?
- Человек сорок, не больше, - сказал высокий. - На две тысячи. Чтоб быть коммунистом, нужны дисциплина и воздержание; пьянчуга не может быть коммунистом.
- Не слушайте вы его, - сказал рыжий ветеран. - Он просто красный, ну его к черту.
У другого конца стойки один ветеран заспорил с Фредди из-за счета.
- Вот столько ты выпил, - сказал Фредди. Ричард Гордон посмотрел на ветерана. Он был сильно пьян, глаза у него налились кровью, и он явно лез на скандал.
- Врешь, - сказал он Фредди.
- Восемьдесят пять центов, - сказал ему Фредди.
- Смотрите, что сейчас будет, - сказал Рыжий. Фредди положил обе руки на стойку. Он не сводил с ветерана глаз.
- Врешь, - сказал ветеран и схватился за пивной стакан. Как только его пальцы сомкнулись вокруг стакана, правая рука Фредди описала над стойкой полукруг и обрушила на голову ветерана тяжелую солонку, обмотанную посудным полотенцем.
- Чисто сделано? - сказал рыжий ветеран. - Красиво сделано?
- Вы бы посмотрели, как он орудует спиленным кием, - сказал второй.
Два ветерана, стоявшие там, где свалился зашибленный солонкой, сердито оглянулись на Фредди.
- Это еще что?
- Успокойтесь, - сказал Фредди. - Ну-ка, по одной за счет заведения. Эй, Уоллэйс, - сказал он, - прислони-ка этого к стенке.
- Чисто сделано? - спросил рыжий ветеран Ричарда Гордона. - Не придерешься?
Широкоплечий детина выволок зашибленного солонкой из толпы. Он поставил его на ноги, и тот взглянул на него невидящими глазами.
- Выкатывайся, - сказал он ему. - Пойди, проветрись. - У стены сидел, держась обеими руками за голову, тот, которого вразумили раньше. Широкоплечий молодой человек подошел к нему.
- Ты тоже выкатывайся, - сказал он ему. - С тобой тут вечно истории.
- У меня челюсть сломана, - хрипло сказал тот. Изо рта у него шла кровь и стекала по подбородку.
- Скажи еще спасибо, что ты жив после такого удара, - сказал плечистый молодой человек. - Ну, выкатывайся.
- У меня челюсть сломана, - тупо повторил тот. - Они сломали мне челюсть.
- Выкатывайся, тебе говорят! - сказал молодой человек. - С тобой вечно истории.
Он помог человеку со сломанной челюстью встать на ноги, и тот нетвердыми шагами вышел на улицу.
- Помню, раз выдался вечер, так тут у стенки лежало штук двенадцать, - сказал рыжий ветеран. - А как-то поутру я видел, как этот толстопузый оттирал тут пол шваброй. Видел я, как ты шваброй оттирал пол? - спросил он толстого негра-бармена.
- Да, сэр, - сказал бармен. - Много раз. Да, сэр. Но вы никогда не видели, чтобы я бил кого-нибудь.
- Говорил я вам? - сказал рыжий ветеран. - Шваброй.
- Похоже, что и сегодня вечер будет не хуже, - сказал второй ветеран.
- Послушайте, приятель (Ричарду Гордону), может, повторим еще раз?
Ричард Гордон чувствовал, что пьянеет. Его лицо в зеркале позади стойки уже начало казаться ему чужим.
- Как вас зовут? - спросил он высокого коммуниста.
- Джеке, - сказал высокий. - Нельсон Джеке.
- Где вы жили до того, как попали сюда?
- О, везде, - сказал тот. - В Мексике, на Кубе, в Южной Америке, везде.
- Завидую вам, - сказал Ричард Гордон.
- Почему вы мне завидуете? Почему вы не работаете?
- Я написал три книги, - сказал Ричард Гордон. - Сейчас пишу четвертую, о Гастонской стачке.
- Это хорошо, - сказал высокий. - Отлично. Как, вы сказали, ваша фамилия?
- Ричард Гордон.
- А! - сказал высокий.
- Что это значит, "а!"?
- Ничего, - сказал высокий.
- Вы читали мои книги? - спросил Ричард Гордон.
- Да.
- Они вам не понравились?
- Нет, - сказал высокий.
- Почему?
- Не хочется говорить.
- Скажите.
- По-моему, все они - дерьмо, - сказал высокий и отвернулся.
- Сегодня, кажется, мой вечер, - сказал Ричард Гордон, - мой бенефис. Вы что будете пить? - спросил он рыжего ветерана. - У меня еще осталось два доллара.
- Пиво, - сказал Рыжий. - Слушайте, я ваш друг. По-моему, ваши книги - отличные книги. К черту этого паршивого красного.
- Нет ли у вас с собой какой-нибудь книжки? - спросил второй ветеран. - Я бы охотно почитал вашу книжку. Вы никогда не печатались в "Западных рассказах" или "Героях войны"? Я этих "Героев войны" готов читать хоть каждый день.
- Что это за птица, этот высокий? - спросил Ричард Гордон.
- Я же говорю, он просто паршивый красный, - сказал второй ветеран. - Лагерь кишит такими. Мы бы их выставили, но я же говорю, у нас там народ чаще всего не помнит.
- Чего не помнит? - спросил Ричард Гордон.
- Ничего не помнит, - сказал второй.
- Вы меня видите? - спросил Рыжий.
- Да, - сказал Ричард Гордон.
- Вы бы поверили, что у меня самая славная женка на свете?
- Отчего же.
- Да, представьте себе, - сказал Рыжий. - И до чего же эта девчонка в меня влюблена. Она у меня прямо как рабыня. "Налей-ка мне еще чашку кофе", - говорю я. "Сейчас, папочка", - говорит. И чашка уже на столе. И так во всем. Она от меня без ума. Всякая моя прихоть для нее закон.
- А ты скажи, где она? - спросил второй ветеран.
- Вот то-то и есть, - сказал Рыжий. - То-то и есть, приятель. Где она?
- Он не знает, где она, - сказал второй ветеран.
- Мало того, - сказал Рыжий. - Я не знаю, где я ее последний раз видел.
- Он даже не знает, в какой она стране.
- Но послушайте, приятель, - сказал Рыжий. - Где бы она ни была, эта девчонка мне верна.
- Это святая истина, - сказал второй ветеран. - Можешь голову прозакладывать, что это так.
- Иногда, - сказал Рыжий, - я думаю, что, может быть, она - Джинджер Роджерс и снимается теперь в кино.
- Что ж, может быть, - сказал второй.
- Потом опять мне кажется, что она сидит смирно дома и дожидается меня.
- Поддерживает огонь в домашнем очаге, - сказал второй.
- Вот, вот, - сказал Рыжий. - Она самая славная маленькая женка на свете.
- Слушайте, - сказал второй ветеран. - Моя старуха тоже ничего.
- Правильно.
- Она умерла, - сказал второй ветеран. - Не будем о ней говорить.
- А вы женаты, приятель? - спросил Рыжий Ричарда Гордона.
- Как же, - ответил тот.
У другого конца стойки, человека через четыре от него, виднелось красное лицо, голубые глаза и рыжеватые, мокрые от пива усы профессора Мак-Уолси. Профессор Мак-Уолси смотрел прямо перед собой, и Ричард Гордон видел, как он допил свой стакан и, выпятив нижнюю губу, обсосал пену с усов. Он заметил, какие ярко-голубые у него глаза.
Глядя на него, Ричард Гордон почувствовал неприятное стеснение в груди. И в первый раз он понял, что чувствует мужчина, когда он смотрит на другого мужчину, к которому уходит его жена.
- Что с вами, приятель? - спросил рыжий ветеран.
- Ничего.
- Вам нехорошо. Я вижу, вам совсем плохо.
- Нет, - сказал Ричард Гордон.
- Можно подумать, что вы увидели привидение.
- Видите вон того, с усами? - спросил Ричард Гордон.
- Этого?
- Да.
- Ну и что же? - спросил второй ветеран.
- Ничего, - сказал Ричард Гордон. - Черт с ним. Ничего.
- Он вам мешает? Можно его вразумить. Мы втроем уложим его, а вы его каблуками.
- Нет, - сказал Ричард Гордон. - Это не поможет.
- Мы его сцапаем, когда он выйдет на улицу, - сказал рыжий ветеран. - Не нравится мне его физиономия. По-моему, он сильно смахивает на штрейкбрехера.
- Я его ненавижу, - сказал Ричард Гордон. - Он отнял у меня жизнь.
- А вот мы ему пропишем, - сказал второй ветеран. - Шпик усатый! Слушай, Рыжий, захвати-ка парочку бутылок. Мы его изобьем до полусмерти. И когда только он это успел? Скажите-ка, приятель, может, повторим еще?
- У нас есть еще доллар семьдесят центов, - сказал Гордон.
- Тогда не взять ли нам лучше бутылку? - сказал рыжий ветеран. - А то я только-только разошелся.
- Нет, - сказал второй. - Пиво из бочки тебе полезнее. Уж держись пива из бочки. Пойдем, вздуем этого гуся и вернемся выпить еще пива.
- Нет. Не трогайте его.
- Нет, приятель. Это мы не можем. Вы сказали, этот усатый отнял у вас жену.
- Жизнь. Жизнь, а не жену.
- Тьфу, виноват. Вы уж меня простите, приятель.
- Это он ограбил банк, - сказал второй ветеран. - Пари держу, что за него объявлена награда. Ей-богу, я его фотографию видел сегодня на почтамте.
- А что ты делал на почтамте? - спросил второй подозрительно.
- Что, я не могу письмо получить?
- Разве в лагерь письма не доходят?
- Уж не думаешь ли ты, что я был в сберегательной кассе?
- Что ты делал на почтамте?
- Просто зашел по дороге.
- На, получай, - сказал его приятель и так размахнулся, как только можно было в толпе.
- Ну, сцепились друзья-приятели, - сказал кто-то. Их стали подталкивать к двери, и они, лягаясь и бодаясь, колотя и тузя друг друга, вывалились на улицу.
- Пусть дерутся на тротуаре, - сказал широкоплечий молодой человек. - Эти сучьи дети по три-четыре раза в вечер затевают драку.
- Пара забулдыг, - сказал другой ветеран. - Рыжий умел драться когда-то, но теперь у него сифон.
- У них у обоих сифон.
- Рыжий схватил это от одного парня на ринге во время борьбы, - сказал низенький, коренастый ветеран. - У этого парня был сифон, и у него вся спина и плечи были в сыпи. При каждой схватке он терся плечом об нос Рыжего.
- Все враки. Зачем Рыжему было лезть туда лицом?
- А он всегда так держал голову, когда боролся. Вниз, вот так. Тот парень и терся об него.
- Все враки. Расскажи своей бабушке. Никогда такого не было, чтобы на ринге подцепить сифон.
- Это ты так думаешь. А я тебе скажу, что Рыжий был такой чистюлька, каких свет не создавал. Я его знаю, мы с ним в одном отряде были. И он был очень хороший борец. Кроме шуток, хороший. И у него была славная жена. Кроме шуток, славная. А сифон он схватил от этого Бенни Сампсона, это так же верно, как то, что я стою здесь.
- Так сядь, - сказал другой ветеран. - А где Барбос подцепил его?
- Барбос - в Шанхае.
- А ты где?
- Нигде.
- А Пузырь где?
- От девки в Бресте, на пути домой.
- Все вы любите говорить об этом. Сифон. А какая разница, есть у человека сифон или нет?
- Теперь для нас никакой, - сказал один ветеран. - С ним не хуже, чем без него.
- Для Барбоса даже лучше. Он не понимает, что с ним делается.
Ричард Гордон стоял теперь у стойки рядом с профессором Мак-Уолси. Когда Рыжий и Барбос затеяли драку, его оттеснили сюда, и он не пытался сопротивляться.
- Привет, - сказал ему профессор Мак-Уолси. - Стакан пива?
- Только не с вами, - сказал Ричард Гордон.
- Пожалуй, вы правы, - сказал профессор Мак-Уолси. - Видели вы где-нибудь такое?
- Нет, - сказал Ричард Гордон.
- Это очень любопытно, - сказал профессор Мак-Уолси. - Они удивительные люди. Я каждый вечер сюда прихожу.
- И ни разу не попали в историю?
- Нет. А почему?
- Бывают пьяные драки.
- Со мной никогда никаких историй не было.
- Несколько минут тому назад двое моих приятелей собирались избить вас.
- Вот как?
- Очень жалею, что я им помешал.
- Думаю, это бы ничего не изменило, - сказал профессор Мак-Уолси, как всегда очень странно выговаривая слова. - Если вам неприятно мое присутствие, я могу уйти.