Николас Хук не раз задумывался, как выглядят ангелы. Фреска на стене деревенской церкви, изображавшая ангелов, давно попортилась: вместо лиц остались пустые пятна, одежды и крылья пожелтели и пошли полосами от влаги, сочащейся сквозь штукатурку, - и все же ангелы для Хука были существами неземной красоты. Их крылья похожи на журавлиные, не иначе, только длиннее и шире, и каждое перо сияет как солнечный луч, падающий сквозь рассветную дымку; волосы отливают золотом, а длинные одежды сотканы из чистейшего, белоснежного льна. Хук знал, что ангелы - неземные создания, и все же в мечтах он видел их как прекрасных дев, способных поразить воображение юноши: сама красота на сияющих крыльях - вот что были для него ангелы.
И внучка старика лолларда была прекрасна, как они. Пусть без крыльев, пусть в заляпанной грязью рубахе и с застывшим от ужаса лицом при виде смерти и в предчувствии ее - и все же она была удивительно хороша: голубоглазая, светловолосая, с нежно очерченными скулами и чистой, без единого следа оспы, кожей. Дева, способная поразить воображение юноши. Впрочем, и священника тоже.
- Видишь калитку, Майкл Хук? - не мешкая, приступил к делу сэр Мартин. Братья Перрилы, наиболее пригодные для такого поручения, стояли слишком далеко, и он выбрал ближайшего лучника. - Бери девчонку и уводи через калитку вон в ту конюшню.
Младший брат Ника выглядел озадаченным.
- Взять девчонку?..
- Да не взять! Где уж тебе, тупорожий идиот! Уведи девчонку в конюшню, что при харчевне! Я уединюсь с ней для молитвы.
- А! Вы хотите помолиться! - улыбнулся Майкл.
- Помолиться, святой отец? - переспросил с ехидной ухмылкой Сноболл.
- Если она покается, ей можно оставить жизнь, - благочестивым тоном протянул сэр Мартин. Хук видел, что священника чуть не трясет, и явно не от холода. Взгляд сэра Мартина метнулся от девушки к Сноболлу: - Господь, неизъяснимый в Своей любви и милосердии, такое допускает, так отчего нам не привести ее к покаянию? Сэр Эдвард!
- Что, святой отец?
- Я уединюсь с девчонкой для молитвы!
Сэр Эдвард не ответил. Он все еще смотрел на незажженные дрова у ног лоллардского предводителя, который, не слушая увещеваний ближайшего клирика, неотрывно глядел в небо.
- Забирай девчонку, Майкл Хук! - приказал сэр Мартин.
Ник смотрел, как брат - почти не уступающий силой ему самому - берет девушку за локоть так простодушно и бережно, что она даже не подумала отпрянуть.
- Пойдем, детка, святой отец хочет с тобой помолиться. Тебе не сделают плохого.
Сноболл хихикнул, видя, как Майкл повел девушку к калитке и дальше в конюшню. Ник Хук шел следом, убеждая себя, что приглядывает за братом, а на деле не в силах выбросить из головы предсмертные слова старого лучника. Среди стойл было холодно и пыльно, пахло соломой и навозом. Едва войдя, Ник взглянул на окно под самой крышей - и вдруг у него в голове раздался голос. Ниоткуда. Сам по себе.
- Уведи ее, - произнес голос, мужской, незнакомый. - Уведи - и заслужишь рай.
- Рай? - повторил Ник вслух.
- Ник, ты что? - обернулся к нему Майкл, все еще поддерживая девушку под локоть. Хук не отрывал глаз от светлого окна в вышине.
- Спаси девушку, - произнес голос.
В конюшне, кроме братьев и Сары, никого не было, но голос слышался явственно. Хука затрясло. Спасти девушку - как? Увести - как?.. Раньше с ним такого не бывало: он жил в уверенности, что проклят и ненавидим даже собственным святым, а сейчас его озарило: спаси он девушку - и Господь его возлюбит, простив все, чем он прогневал святого Николая! Спасение было где-то там, за высоким окном, - оттуда Хука звала новая жизнь, жизнь без проклятия, и все же он не знал, как к ней подступиться.
- Господи помилуй, ты-то зачем приперся? - рявкнул на него сэр Мартин.
Хук не ответил, по-прежнему глядя в облака за окном. Чей же голос он слышал?
Хуков жеребец вскинулся и ударил копытом землю. Сэр Мартин, оттолкнув Ника, при виде девушки расплылся в ухмылке.
- А вот и мы, юная леди, - хрипло бросил он и тут же обернулся к Майклу. - Раздень ее!
- Раздеть?.. - нахмурился Майкл.
- Она должна предстать пред Богом обнаженной, - назидательно произнес сэр Мартин. - Дабы наш Господь и Спаситель судил ее подлинную сущность. Нагота истинна, Писание так и говорит: истина в наготе.
Писание, разумеется, ничего подобного не говорило, однако сэру Мартину никогда не составляло труда выдумать цитату к случаю.
- Но… - Как бы ни был Майкл недогадлив, неуместность происходящего бросалась в глаза даже ему.
- Делай что велено! - рявкнул священник.
- Так нельзя! - упрямо заявил Майкл.
- Да пропади ты пропадом! - Сэр Мартин отпихнул Майкла и схватил девушку за ворот рубахи.
Сара, отчаянно вскрикнув, попыталась отступить. Майкл в ужасе застыл, однако Ник Хук, в голове которого все еще отдавался эхом таинственный голос, метнулся вперед и всадил кулак в живот сэру Мартину. Священник согнулся пополам, крякнув не то от боли, не то от удивления.
- Ник! - только и вымолвил Майкл в ужасе.
Хук взял девушку за локоть и повернул к дальней стене с окном.
- На помощь! - заорал сэр Мартин севшим от боли голосом. - Сюда!
Хук обернулся было, чтобы его заткнуть, но Майкл шагнул между ним и священником - и тут влетели братья Перрилы.
- Он меня ударил! - прохрипел сэр Мартин чуть не изумленно.
Том Перрил ухмыльнулся, хотя младшего, Роберта, зрелище смутило так же, как и Майкла.
- Взять его! - прохрипел священник, выпрямляясь; ему явно не хватало воздуха, лицо перекосилось от боли. - Вытащите наружу и держите.
Хук позволил вывести себя в конюшенный двор, Майкл вышел следом и сокрушенно застыл, глядя на тела повешенных, болтающиеся под зябким косым дождем.
Ника вдруг охватило бессилие. Он ударил священника - высокородного священника, родню самого лорда Слейтона!.. Братья Перрилы скалили зубы и изощрялись в издевке, но Хук не обращал внимания - он слышал только треск разрываемой рубахи и заглушённый женский вопль, потом зашелестела солома, раздалось хрюканье сэра Мартина, донесся стон Сары. Ник Хук смотрел на низкие облака и густой древесный дым, накрывающий город плотнее любой тучи, и не мог отделаться от мысли, что предал Божью волю. Всю жизнь ему твердили, что он проклят, а когда на площади, где царит смерть, Бог потребовал от него единственного поступка - он не сумел ничего сделать.
С площади долетел странный звук, будто слитный вдох огромной толпы. Ник понял, что там зажгли первый костер, и устрашился: ему, не спасшему голубоглазого ангела от черной похоти священника, тоже наверняка не миновать адских мук. Впрочем, как знать: девушка ведь еретичка, и если голос требовал ее спасти - не дьявольское ли то было наущение…
Из конюшни теперь доносились судорожные всхлипы Сары, потом они сменились рыданиями, и Хук, подняв голову, подставил лицо ветру и хлестким струям дождя.
Сэр Мартин, склабясь, как сытая крыса, вышел из конюшни, выдергивая из-за пояса складки подоткнутой рясы.
- Ну вот и все, чего долго возиться. Том, хочешь девку? - глянул он на старшего Перрила. - Нужна - забирай, лакомая штучка. Только перережь ей горло, как управишься.
- Вешать не надо? - деловито осведомился Том Перрил.
- Просто прикончи, и все, - отмахнулся священник. - Я бы и сам, но церкви не пристало убивать людей, она лишь вручает их мирской власти - тебе, Том. Так что попользуешься еретичкой - перережь ей глотку. Роберт, держи Хука. А ты, Майкл, ступай прочь, нечего тебе здесь делать.
Майкл нерешительно застыл на месте.
- Уходи, - устало кивнул брату Ник Хук. - Ступай.
Роберт Перрил схватил Ника за локти, и, хотя тому стоило лишь двинуть плечом, он даже не дернулся, все еще в оторопи от неведомого голоса и от собственной глупости: ударить самого сэра Мартина! Уж проще было затянуть себе петлю на шее!.. Священник, впрочем, жаждал для Хука наказания похлеще, чем просто смерть, и теперь принялся остервенело его избивать. Силой сэр Мартин явно уступал любому лучнику, зато злобы в нем было хоть отбавляй, и он с наслаждением лупил Хука острыми костяшками пальцев, метя в лицо и норовя попасть по глазам.
- Выродок, сучье дерьмо! - визжал он. - Считай, что ты покойник! Станешь у меня таким же! - Он мотнул головой в сторону ближайшего шеста, где серые дымные клубы от огненных языков, пляшущих у подножия, почти скрыли выгнутое тугим луком тело. - Ублюдок, и мать у тебя шлюха, и сам ты сучье отродье!
Среди клубов дыма взметнулся огненный столб, и над площадью разнесся крик, как рев кабана на бойне.
- Что тут творится, дьявол вас раздери? - Посреди конюшенного двора стоял сэр Эдвард, явившийся не иначе как на вопли сэра Мартина.
Священнику удалось лишь рассечь Нику губу и пустить кровь из носа. Теперь сэра Мартина трясло, в его широко раскрытых глазах, горевших злобой и ненавистью, Хук разглядел искру дьявольского безумия.
- Хук меня ударил, казнить его!
Сэр Эдвард перевел взгляд с рычащего священника на окровавленное лицо Ника.
- Как прикажет лорд Слейтон.
- Что он еще прикажет, кроме как повесить? - огрызнулся священник.
- Ты ударил сэра Мартина? - спросил Хука сэр Эдвард.
Ник только кивнул. Кто все-таки говорил с ним в конюшне - Бог или дьявол?..
- Ударил! - рявкнул сэр Мартин. Внезапно подскочив, он рванул Хуков налатник и разодрал его пополам, ровно между луной и звездами. - Этот герб не для него! - Он швырнул накидку в грязь и обернулся к Роберту Перрилу. - Найди веревку или тетиву, связать ему руки. И отбери меч!
- Меч я возьму, Перрил. Оставь Хука мне, - приказал сэр Эдвард, вытягивая из ножен Хука меч, принадлежащий лорду Слейтону. Доведя Хука до выхода со двора, он спросил: - Что стряслось?
- Он изнасиловал девушку, сэр Эдвард!
- Подумаешь, - нетерпеливо отмахнулся тот. - Преподобный сэр Мартин только этим и занимается.
- А еще со мной говорил Бог, - выпалил Хук.
- Что? - Сэр Эдвард уставился на Хука, словно тот объявил, что вместо неба теперь сыворотка.
- Со мной говорил Бог, - повторил Ник с несчастным видом. Вышло жалко и неубедительно.
Сэр Эдвард не ответил. Он задержал взгляд на Хуке, затем обернулся к рыночной площади. Еретик в костре уже не кричал - тело, перегнувшись, свесилось вперед, тут же вспыхнули волосы. Державшие туловище веревки наконец перегорели, и тело сгустком огня рухнуло вниз. Двое латников, орудуя вилами, принялись заталкивать горящий труп глубже в костер.
- Я слышал голос, - упрямо повторил Хук.
Сэр Эдвард небрежно кивнул, словно давая понять, что слова услышаны и повторять не нужно.
- Где твой лук? - неожиданно спросил он, не отрывая глаз от дымного облака, окутавшего горящую фигуру.
- В задней комнате харчевни, сэр Эдвард.
Сэр Эдвард глянул на ворота харчевни - там как раз появился ухмыляющийся Том Перрил, вытирая окровавленную руку.
- Я приказываю тебе вернуться в заднюю комнату и ждать, - тихо произнес сэр Эдвард. - Ждать, пока тебе свяжут руки, привезут домой и отдадут под суд, а потом повесят на дубе рядом с кузницей.
- Слушаюсь, сэр Эдвард, - отозвался Хук с угрюмой покорностью.
- А чего я тебе не приказываю, - продолжал латник все тем же тихим голосом, но явно настойчивее, - так это уходить из харчевни через главный вход. Не пробирайся в центральную часть Лондона, не находи там улицу, называемую Чипсайд, не отыскивай на ней постоялый двор "Две цапли". А в "Двух цаплях" не спрашивай о человеке по имени Генри из Кале. Слышишь, Хук?
- Да, сэр Эдвард.
- Генри из Кале набирает лучников, - пояснил сэр Эдвард, глядя, как человек в одежде с королевским гербом подтаскивает горящее бревно к столбу, где привязали второго предводителя лоллардов. - В Пикардию. За хорошие деньги.
- В Пикардию, - механически повторил Хук. Наверное, какой-нибудь мелкий английский городишко…
- Заработаешь там денег, пригодятся.
Хук, помедлив, осторожно спросил:
- Теперь я преступник вне закона?
- Ты покойник, Хук, а покойникам закон не писан. Ты все равно что труп. Я ведь приказал тебе остаться в таверне и ждать суда, а у лорда Слейтона на суде не будет выбора, кроме как вздернуть тебя на ближайшем дубе. Поэтому ступай и делай что говорят.
Прежде чем Хук успел ответить, от ближайшего угла раздался внезапный окрик:
- Шапки долой! Шапки долой!
Тут же послышался топот копыт, из проулка вынеслись всадники. Горячие кони рассыпались веером по площади и, резко осаженные, вздыбились и встали. Из ноздрей валил пар, копыта месили грязь. Мужчины и женщины, застигнутые на площади, стягивали с головы шапки и падали на колени.
- На колени, парень, - велел Хуку сэр Эдвард.
Среди всадников выделялся один - молодой, чуть старше Хука, с узким длинноносым лицом, излучающим спокойную уверенность. Темные глаза, тонкие суровые губы, тщательно выбритые - чуть ли не содранные лезвием - щеки. Вороной конь богато убран блестящей черной кожей и серебром. На всаднике черные штаны и сапоги, черная бархатная шляпа с щегольским черным пером и подбитый овечьей шерстью темно-пурпурный плащ поверх черного камзола, на боку меч в черных ножнах. Всадник обвел холодным взглядом площадь и пустил коня к ближайшей виселице рядом с "Быком", где на колокольных канатах болтались тела женщины и четверых мужчин. Порыв ветра бросил в жеребца клуб искристого дыма, конь заржал и прянул в сторону, молодой человек успокаивающе похлопал его по шее рукой в черной перчатке, на которой Хук разглядел богатые перстни с каменьями.
- Предлагали ли им покаяться? - требовательно спросил всадник.
- Многократно, мой государь, - елейно молвил сэр Мартин, который при появлении кавалькады выскочил из харчевни и теперь кротко преклонил колено перед властным всадником. Священник осенил себя крестным знамением; его тощая физиономия казалась чуть ли не ангельской, изображающей истинное радение за Христа. Как и всегда, когда сэру Мартину случалось выказывать себя святошей, дьявольский огонь в его глазах вдруг сменился выражением боли, чуткости и безмерного сострадания.
- Значит, их смерть угодна Богу и мне, - твердо произнес всадник. - Я освобожу Англию от ереси!
Взгляд его карих глаз, умных и проницательных, на миг задержался на Хуке - тот сразу же уставился в грязь под ногами; затем черный всадник отъехал ко второму костру, только что зажженному. Прежде чем опустить глаза, Хук успел заметить на узком лице шрам - боевой шрам от стрелы, угодившей между носом и глазом. Такой выстрел должен был стать смертельным, однако Господь для чего-то оставил этого человека в живых.
- Знаешь, кто это, Хук? - шепнул сэр Эдвард.
Знать было неоткуда, но догадаться ничего не стоило: перед Хуком впервые в жизни предстал граф Честерский, герцог Аквитанский и правитель Ирландии - Генрих, милостью Божьей король Англии.
А по мнению тех, кто притязал на знание путаных тенёт монаршего родословия, - еще и король Франции.
Языки огня коснулись второго предводителя еретиков, тот закричал. Король Англии, пятый по имени Генрих, спокойно наблюдал, как душа лолларда отправляется к чертям.
- Ступай, Хук, - тихо велел сэр Эдвард.
- Почему?..
- Потому что лорд Слейтон не хочет твоей смерти. Ты, вероятно, слышал Божий глас, а нам как никогда нужна Его милость. Особенно сегодня. Так что не медли.
И Николас Хук, лучник и законопреступник, двинулся в путь.
Часть первая
Святой Криспин и святой Криспиниан
Глава первая
Река Эна медленно вилась по широкой равнине, окруженной невысокими лесистыми холмами. Стояла весна, всюду буйствовала яркая молодая зелень. Длинные гибкие водоросли колыхались в воде там, где река сворачивала к Суассону.
Город состоял из стен, собора и замка - он служил крепостью для охраны Фландрской дороги, ведущей из Парижа на север. Теперь его заняли враги Франции. Одежду крепостной стражи украшал червленый крест Бургундии, над замком развевался пестрый флаг бургундского герцога - лев в малом щите посреди золотых королевских лилий и бургундских полос.
Лев воевал с французскими лилиями, но Николас Хук в этом не разбирался.
- Не понимаешь - и ладно, тебе-то что, - отмахнулся от него Генри из Кале еще в Лондоне. - Французы дерутся между собой, и одни нам платят за то, чтоб мы били других. Мое дело - набрать лучников и послать на войну. А твое дело - убивать кого там скажут. Стрелять можешь?
- Могу.
- Поглядим.
Стрелять Ник Хук умел, потому-то и стоял теперь на крепостной стене Суассона под флагом со всеми его полосами и лилиями. Он понятия не имел, где лежит Бургундия, он знал только, что ею правит герцог по имени Иоанн Бесстрашный, который приходится кузеном королю Франции.
- Король у французов помешанный, - говорил в Англии Генри из Кале, - шальной, что твой полоумный хорек. Примерещилось ему, будто он из стекла. Сидит теперь и дрожит: а ну как толкнут и разобьют в осколки? Репа у него вместо башки, куда ему воевать против герцога - у того-то голова на месте.
- А за что воюют? - спросил Хук.
- Я-то почем знаю? Мое, что ли, дело? Мне главное - чтоб денежки от банкиров герцог получал вовремя. Держи. - Он бросил на стол харчевни кошель с серебром.
В то лондонское утро на Госпитальном поле за Епископскими воротами Хук выпустил шестнадцать стрел в соломенный мешок, болтающийся на сухом дереве за полторы сотни шагов. Стрелял он быстро, едва успеть досчитать до пяти между стрелами, - и дюжину всадил точно в цель, остальные четыре задели мешок по краям.
- Сгодишься, - проворчал тогда Генри из Кале.
Серебро Хук спустил еще в Лондоне. Вдали от дома, без единого знакомого лица рядом, он чувствовал себя потерянным и не задумываясь тратил монеты на пиво и шлюх, а за остаток купил сапоги, развалившиеся задолго до Суассона. Море он видел впервые и едва верил своим глазам, а когда позже силился его припомнить, то представлял себе озеро, только бескрайнее и бурное, несравнимое с прежде виденными водами.
Хука и дюжину других стрелков встретили в Кале двенадцать латников в накидках с бургундским гербом. Королевские стражники в Лондоне носили одежду с такими же лилиями, и Хук подумал, что здешние латники - англичане. Однако язык их оказался не понятен ни Хуку, ни его товарищам.
До Суассона добирались пешком: денег на коней, о которых каждый лучник мечтал в Англии, ни у кого не было. Путь сопровождали две конные повозки, нагруженные запасными луками и толстыми пучками стрел.
Компания подобралась странная - старики, хромые, большинство пьянчуги.
- Собираю самых подонков, - поведал Хуку Генри из Кале еще в Лондоне. - А ты-то выглядишь молодцом, парень. Что натворил?
- Натворил?
- Ну, ты же здесь! Значит, преступник?
- Кажется, - кивнул Хук.
- Кажется? Тут уж либо да, либо нет. Что натворил?
- Ударил священника.
- Да-а? - Угрюмый лысый здоровяк Генри даже слегка удивился, затем пожал плечами. - С церковью нынче не шутят, парень. Эти вороны в рясах жгут всех подряд, и король тоже. Молод, да крут наш Генрих. Видел его?
- Однажды.