Александр сбегает вниз, садится в кабриолет и бросает груму:
- К Нарышкиным!..
…Елизавета и Чарторыйский за столом. Они не притронулись к еде.
- Зачем ему это надо? - хмуро и печально спросил Чарторыйский.
- Он, видимо, решил вернуться к своей пассии, - задумчиво сказала Елизавета. - И для куража создал знакомую ситуацию.
Чарторыйский внимательно посмотрел на нее.
- Вы очень умны, мадам.
- Я всегда одна. Мне ничего другого не остается, как думать и… умнеть. - Это прозвучало очень женственно. Елизавета на миг словно вся высветилась изнутри.
- Вы все так же безбожно очаровательны, - вздохнул Чарторыйский. - Но могу я говорить с вами вполне откровенно?
- Вы, конечно, можете, но отвечу ли я вам тем же - не знаю.
- Что ж, попробуем. Зачем он нас сводил? Тогда, в молодости?
- Как ни странно, это было доброе в нем. Мы начали с любви. Ах, как мы любили друг друга! Затем у нас родились дочери. И одна за другой умерли. Мне кажется, он не простил мне этого, хотя никакой вины моей не было. Я стала ему в тягость. И тут появилась красавица Нарышкина. Он влюбился страстно. Но меня жалел. Он никого так не ценил, никем так не восторгался, как вами, и сделал мне воистину царский подарок.
- Но вы же любили его?
- Да… И вас… немножко. Не сердитесь на откровенность. Вы правда мне очень, очень помогли.
- Чем же все это кончилось?
- Вашим отъездом. Его разрывом с Нарышкиной. Она обманывала его со смазливым мальчишкой, флигель-адъютантом Гагариным. Александр сослал его в какой-то захудалый полк.
- Как не похоже это на Александра.
- Его оскорбили. И он далеко не так отходчив, как кажется. Ко мне он так и не вернулся.
- Но, кажется, вернулся к той?
- Не знаю… Время лечит и не такие раны.
- Вы не находите, что он стал странен? Говорлив. Рассеян. Возбужден. И как будто все время озирается.
- Он несчастлив. Я это знаю, но ничего не могу поделать.
- И все-таки берегите его… мадам… - Чарторыйский поклонился и встал.
Елизавета Алексеевна тоже поднялась. Внезапно Чарторыйский в страстном порыве прижал ее к груди.
- Князь, опомнитесь! Вы же рыцарь!..
Чарторыйский тут же отпустил ее.
- Я польский рыцарь, мадам. А если есть хоть тень шанса, поляк обязан им воспользоваться. Не ради себя - ради дамы.
- Я ценю вашу любезность, князь. Прощайте, Адам, чует мое сердце, мы больше не увидимся.
- Вы лучшая женщина на свете. И это говорит не поляк, а человек, навсегда околдованный проклятым очарованием вашей страны…
…Александр подкатил к дому Нарышкиных. Сквозь зашторенное окно будуара пробивался свет, остальные окна были темны. Александр спрыгнул на землю и отпустил грума.
- Завтра в шесть!
Зацокали копыта.
Александр поднялся на крыльцо, дернул ручку колокольчика. Дверь отворилась не так быстро, как надо бы, и почему-то вместо чопорного швейцара предстала перепуганная горничная Нарышкиной.
- Ах! - только и сказала она, сделав попытку захлопнуть дверь.
- Ты что - не узнала меня? - спросил Александр, потеснив горничную.
- Г-господина Нарышкина нет дома, - залепетала горничная. - И сегодня не будет.
- Вот и хорошо! - засмеялся Александр. - Но госпожа дома, я видел свет в будуаре.
- Ах, туда нельзя! - вконец растерялась горничная. - Госпожа нездорова.
- А я ее вылечу, - все еще пребывая в отменном расположении духа, сказал Александр и шагнул к лестнице.
- Нет! - вскричала горничная, раскинув руки. - Я вас не пущу!
- Ты повредилась в уме, бедняжка? Забыла, с кем говоришь?
Горничная опустилась на колени.
- Умоляю вас, Ваше Величество! Туда нельзя!.. Не надо!.. О, Господи, что ж это будет?
Наконец-то до Александра дошла горькая правда. К чести его, он сразу овладел собой.
- Так кто же у госпожи? Скажи, не бойся. Тебе ничего не будет.
- Государь, увольте! Меня прогонят!
- Говори. - Этот негромкий голос, случалось, перекрывал шум битвы.
- Князь Гагарин из Опочки прискакал. - Девушка заплакала.
А государь неожиданно расхохотался.
- Такая верность заслуживает награды.
Александр достал блокнотик с золоченым карандашом и быстро набросал: "Поздравляю полком, князь, Четвертый егерский стоит в Красном Селе. А."
- Передай князю. Госпожа тебя щедро наградит.
Хлопнула парадная дверь. Александр пошел пустынной улицей. Месяц челноком нырял в бегущие тучи. То ли от гордости своим великодушным поступком, то ли от жестокого разочарования он опять увидел себя в свой лучший миг вхождения в Париж во главе победоносных войск. Гремела музыка, звучала величальная Руже де Лиля, ревела толпа, влюбленно стонали женщины, забрасывая цветами красавца императора…
Он не заметил, как пошел дождь, сперва вуалькой мелкого петербургского сеянца, затем вхлест. Зашумело в ветвях, запузырились лужи.
Александр прибавил шагу, потом побежал. Он увидел с края парка беседку. Каменными буквами значилось: "Павильон Армиды". Он вбежал туда. Павильон был сквозным, продуваемым ветром, несущим ливневую влагу. Александр скрючился у колонны…
…Спальня Александра. Он лежит в постели, обложенный подушками, с красным, воспаленным лицом, пересохшим ртом и лихорадочно горящими глазами. На ночном столике баночки и бутылочки лекарств с бумажными шлейфами.
Елизавета Алексеевна, поддерживая его голову, дает ему освежающее питье.
- Спасибо, родная, - шепчет Александр потрескавшимися губами. - Ваш муж - старая развалина, одна ночь под дождем - и неделя в постели. А когда-то на бивуаке я спал на промерзлой земле с охапкой листьев под головой. - Кашляет, хватаясь за грудь.
- Вам надо на теплое солнышко.
- Нам обоим это надо. Дорогая, вам кажется, что я сплю, а я лежу с закрытыми глазами и слушаю ваше затрудненное дыхание, какой-то тихий стон в вашей нежной груди. - Голос его пресекся, он взял ее руку и стал целовать. - Любимая, я так боюсь за вас.
- Я согласна умереть, чтоб только услышать такие слова, - с невыразимой нежностью сказала Елизавета.
- Надо было все потерять, чтобы вернуть вас. Я лишился всех и вся: друзей, доверия армии и дворянства, любви матери, поклонения братьев, даже уважения врагов. У меня остался один Аракчеев, этот монстр…
- И старая больная женщина.
- И лучшая из женщин. Я опять богат. Богаче всех на свете. Я не хочу возвращать отвернувшихся, не хочу карать изменивших. Я хочу лишь одного: быть с вами. Уехать из этого проклятого города. Туда, где тихо, пустынно и тепло. Чтоб были только мы, солнце и море.
- Вы всегда любили Крым.
- Крым - это наместник Воронцов, его дворец, куча прихлебателей, приемы, балы, бесконечные парады и смотры, тот же Петербург, только провинциальный и потный. Вы знаете такой город Таганрог?
- Нет, где это?
- На Азовском море. Даже не город - селение. Мы будем совсем одни. Возьмем только верного Волконского, лейб-медика Вилие, двух-трех лакеев и вашу горничную.
- Вы все продумали?
- Намечтал. Чтобы всерьез продумать, нужно ваше согласие.
- Неужели вы в нем сомневались?..
…Покои вдовствующей императрицы. Мария Федоровна, Александр и Николай за чайным столиком.
- Как я буду радоваться, - с доброй улыбкой обращается Александр к Николаю, - когда увижу тебя с женой, проезжающими мимо меня, и я, затерянный в толпе, буду кричать вам.
Раздувшийся от гордости Николай тщетно делает вид, что его ничуть не привлекает, даже отвращает подобная перспектива.
Императрица Мария Федоровна куда трезвее относится к происходящему.
- Отречение чревато немалыми опасностями. Тем более двойное отречение: сперва ты, потом Константин. А ты уверен в Константине?
- Он дал мне слово.
- Письменное свидетельство надежнее.
- Есть и письмо, - улыбнулся Александр материнской предусмотрительности.
- И все-таки ты не Диоклетиан и не Карл V, а Россия не Древний Рим и не Испания XVI века. Наш народ непредсказуем.
- Вы хотите сказать, маман, что моя смерть была бы предпочтительнее? - наилюбезнейше спросил Александр.
Николай вздрогнул, с ужасом переводя взгляд с брата на мать.
- Я хочу сказать, - ледяным голосом отозвалась императрица, - что момент отречения должен быть выбран умно и точно. Я бы не спешила с этим. Мне не нравятся умонастроения офицерства.
- Что-о? - вытаращил и без того выпуклые глаза Николай. - Да я их в бараний рог согну.
- Вы молоды и горячи, Николя, - мягко пожурила сына Мария Федоровна. - Никогда не рубите сплеча. Учитесь выдержке у вашего брата.
- Это семейный заговор, - сказал Александр. - Для всех мы едем на курорт. Сперва я, чтобы все подготовить, следом моя жена. Ее здоровье внушает серьезные опасения.
- Таганрог - не лучшее место для отдыха, - заметил Николай. - Начнутся пересуды.
- Вот ты их и прекратишь. Настолько тебя хватит?
- Можете не сомневаться, - каким-то новым голосом ответил Николай…
…Александро-Невская лавра. Лаврские ворота. Золото одежд митрополита, архимандритов. Здесь же монахи и прочая церковная братия. Все собрались для встречи государя.
- Одного ладана вчера ведро принесли, - шепчет юный монашек своему пожилому собрату. - А свечей!..
- Восковых, - уточняет второй. - Бо-о-лыная служба…
- Государь хочет обычное молебствие… как чин для благословения в путешествие… А где он - Таганрог?
Вопрос остался без ответа, потому что к воротам подкатила легкая, запряженная тройкой коляска. Из нее вышел Александр - в сером плаще, в фуражке, без шпаги и без всякого сопровождения.
Александр быстро подошел к митрополиту, поцеловал ему руку.
- Я несколько опоздал приездом, владыко…
…Служба в соборе. Александр преклонил колено, его окропили святой водой. Митрополит благословил царя иконой Спасителя. Александр приложился к иконе, потом оглянулся на перводиакона:
- Доставьте эту икону ко мне в коляску.
Протоиерей взял икону и пошел вперед, икона старинная, много золота, лик Спасителя прекрасен.
В толпе монахов старец-схимник. Александр вдруг встретился с ним взглядом. Схимник поднял иссушенную руку, словно благословил государя.
- Могу я заглянуть в келью к этому старцу? - спросил Александр митрополита…
…Келья схимника поражает мрачностью, пол и стены обиты черным сукном до половины стены, большое распятие с предстоящей Богоматерью и евангелистом Иоанном. Длинная узкая скамейка, лампада светит тускло.
Схимник упал на колени, шепча молитву.
- Где же ты спишь? - спросил пораженный Александр.
- Здесь же и спит, где молится, - негромко сказал митрополит, - указывая на пол.
Схимник встал с колен и поманил пальцем Александра, приглашая пройти за перегородку. Государь последовал приглашению.
- Вот моя постель, - указал схимник на открытый гроб. - Все здесь будем, и надо помнить об этом. - Голос его обрел какие-то особенно глубокие, проникновенные ноты. - Государь, ты покинул дворец и отправился в глубь России. Не смею заглядывать в будущее, в твои намерения, не знаю, куда приведет тебя путь. Хочу лишь одно заложить в твою память. В Саровской пустыни обитает смиренный инок Серафим. Он не спит в гробу, не иссушает плоть. Он спит на сухих душистых травах, пьет молочко, ест медок и рыбку, но праведнее его и глубже вещей душой нет никого в православии. Осмеливаюсь говорить такое при самом владыке, не опасаясь его укоризны. Вспомни о Серафиме Саровском, государь, если не сможешь сам нести свою ношу.
- Благословите меня, святой отче… - склонился перед схимником Александр…
…Катится, покачиваясь, карета сквозь чухонскую ночь.
В какое-то мгновение Александр почувствовал, что он не один. И похоже, не слишком удивился, когда услышал знакомый сиплый голос.
- Я решил попрощаться с тобой, мой мальчик.
- Ваш дух так и не успокоился, отец?
Теперь ныряющая в облаках луна позволяет видеть новоявленного седока. Павел сильно изменился с последней встречи: это скелет в истлевшей одежде, а под низко надвинутой треуголкой скалится череп.
- Сам виноват. Зачем вызываешь меня? Да еще так внезапно. Я даже не успел подготовиться. Явился во всем могильном неглиже.
- Наверное, я тоже хотел попрощаться с вами, отец. Ведь я не вернусь в Петербург и не приду больше к вашему гробу.
- Это может стать прощанием навсегда, - грустно сказал Павел. - Если ты выдержишь искус.
- Что это значит, отец?
- Как будто сам не знаешь, хитрюга! - почти игриво сказал скелет. - Искупление… - И с тем исчез…
…Панорама Таганрога в разгар лета.
Таганрогский "дворец" - провинциальный ампирный дом с белыми колоннами.
Подъехала коляска, из которой вышел Александр I в сопровождении генерал-адъютанта Волконского. Вошел в дом…
…Скромный будуар Елизаветы Алексеевны. Заглядывает горничная.
- Его Величество спрашивает разрешения зайти.
Елизавета - она вышивала - отложила работу и кинулась навстречу Александру.
Всякая чопорность, церемонность исчезли между супругами. Они встретились нежно и сердечно, как два простых любящих человека. Той же сердечностью отмечено все их поведение: они пользуются каждой возможностью, чтобы поцеловаться, обняться, погладить, просто коснуться друг друга.
- Я нарвал тебе по дороге прекрасных цветов, - говорит Александр, - но они завяли.
- А полевые цветы вообще быстро вянут. Разве ты не знал?
- Что я вообще знаю о природе? Я никогда не был в лесу, только в парках. Я никогда не был на лугу, в поле, в роще, лишь в царскосельских садах. Но, хоть я без цветов, все же привез тебе маленький подарок.
Он достает старинную, выложенную полудрагоценными крымскими камнями: сердоликами, топазами, черными агатами - коробочку.
- Какая прелесть! Это что-то очень, очень старинное.
- Вилие - он же завзятый коллекционер - утверждает, что эта коробочка с корабля Одиссея.
- Почему Одиссея?
- Считается, что Одиссей, странствуя, побывал в Крыму. У Воронцова хранится лопасть древнегреческого весла… Мне надо привести себя в порядок с дороги. Ты приглашаешь меня к ужину?..
- А можно к перловой каше добавить что-нибудь вкусное?..
…Елизавета и Александр ужинают в уютной столовой.
- Тебя что-то тяготит? - спрашивает Елизавета. - Поездка в Крым была неудачной?
- Она была такой, какой только и могла быть. Парады, разводы, маневры, стрельбища, ужины, офицерское фанфаронство и двуличность. Воронцов - провинциальный Октавиан Август. У него даже был свой Овидий для травли - неугомонный Пушкин. Балы, пиры, приемы, интриги, романы, наушничество, кляузы, воробьиные страсти. Как хорошо, что мы не поехали в Крым.
- Здесь чудно!.. Самые счастливые дни в моей жизни. Когда ты здесь. Но ты уехал, и стало ужасно пусто.
Александр встал и поцеловал жене руку, поцеловал ее губы и глаза.
- Будем благодарны судьбе за то, что она нам дала.
Слышится осторожный стук в дверь.
Вошел князь Волконский, явно чем-то взволнованный. Просит почтительным поклоном извинения у императрицы и что-то шепчет на ухо Александру. И тот - при всем своем хваленом самообладании - меняется в лице.
- Прости меня, родная, неожиданное и срочное дело…
Оба мужчины спешат к двери и не видят, какой мукой исказилось безмерно счастливое еще минуту назад лицо женщины…
Александр и Волконский уселись в карету. Покатили.
- Когда это случилось? - спросил Александр.
- Сегодня. Около четырех пополудни.
- Каким образом?
- Наиглупейшим. Фельдъегерь Мамонов гнал, как оглашенный, бричку, наехал на камень, опрокинулся, ему размозжило голову.
- Он давно служит?
- С полгода. Его прислали из Оренбурга. Сорвиголова, пьяница и бабник. Доездился.
- Надо обеспечить его семью.
- Они еще в Оренбурге. К похоронам не успеют. Но все будет сделано как надо.
- Его сумку осмотрели?
- Да. Ничего важного. Обычная рутина…
Карета подъехала к госпиталю. Александр и Волконский спустились в морг.
На оцинкованном столе лежало большое тело, прикрытое простыней. Помощник прозектора отдернул простыню, открыв искалеченную голову и верхнюю половину туловища.
Александр несколько секунд вглядывался в покойника.
- Бедный человек!.. Хирургам придется потрудиться, чтобы привести его в порядок.
- Лейб-медик Вилие уже собрал опытную команду…
…Площадь в Таганроге. Кучки людей окружают афишные тумбы и фонарные столбы, на которых вывешены листки бюллетеней о состоянии здоровья государя-императора. Какой-то грамотей читает по складам: "За ми-нув-шую ночь в здо-ро-вье государя-императора насту-пи-ло рез-кое у-худ-ше-ние…"
…Дворец. Покои Елизаветы Алексеевны. Заходит Волконский.
- Ваше Величество, государь соборовался. Он в полном сознании, но конец может наступить в любую минуту. Государь желает видеть вас.
Елизавета Алексеевна молча встает, прямая и стройная, она твердой походкой идет за Волконским в спальню мужа.
На мгновение приоткрывается дверь спальни; мелькнула подушка и бледное лицо государя.
Люди в комнате: Волконский, лейб-медик Вилие, его помощник, адъютант и двое слуг замерли, как неживые, боясь малейшим движением, шумом нарушить таинство происходящего за дверью, где лежал умирающий.
Где-то вдалеке напольные часы отбили четверть.
Дверь отворилась. Елизавета Алексеевна с сухими, будто незрячими глазами вышла из спальни. Сделала несколько шагов и, словно вспомнив, произнесла:
- Император преставился…
…Траурный звон стоит над Таганрогом. Черным крепом увиты колонны дворца.
В церквах идет заупокойная служба. Толпы прихожан молились об успокоении души новопреставленного раба Божьего Александра…
…Городская застава. Смена стражи. Тот, который отдежурил, спрашивает сменщика:
- Ну, как там, отправили тело?
- Какое тело? - не понял тот.
- Ты что - местный или просто дурак? Тело почившего в Бозе императора Александра.
- Так бы и говорил! Тело! Это у тебя и у меня - тело. А тут августейшие останки, балда! Траурный кортеж, - явно гордясь нахватанными словами, разливался стражник, - покинул город сразу после поминальной службы.
- А государыня? Вот небось убивалась, бедная!
- Государыни в соборе не было. Занемогла, - важно сказал стражник. - Она посля выедет.
- Ну дела! Жил, жил человек и вдруг помер. Давай тяпнем на помин души. У меня вроде чегой-то во фляжке плескалось.
Они глотнули поочередно из горлышка и закусили рукавом. После чего сменный стражник отправился восвояси.
Когда он ушел, сменщик достал свою фляжку и основательно приложился. Потопав ногами и похлопав в ладони, чтобы разогнать обогащенную сивухой кровь по организму, стражник хотел что-то спеть, но спохватился, что день траурный.