– Мистер Морланд показал себя очень щедрым, – эхом отозвалась миссис Торп, обеспокоенно поглядывая на дочь. – Как жаль, я не могу дать того же. Большего нельзя было и ожидать. Разве только он обнаружит со временем, что может дать больше, ведь он такой добрый джентльмен. Конечно, четыреста фунтов – небольшой капитал, но, дорогая Изабелла, ты так скромна в своих желаниях, что даже сама этого не понимаешь.
– Не ради себя мне хотелось бы большего – мне невыносимо видеть дорогого Морланда, живущего в нужде; очень затруднительно на такие деньги вести достойную жизнь. Что до меня, то мне все равно, я об этом никогда не думаю.
– Я знаю, дорогая, и твоя бескорыстность будет вознаграждена. Трудно сыскать во всем свете вторую такую девушку, которую бы так сильно любили все, кто с ней знаком. Осмелюсь предположить, что как только мистер Морланд с тобой познакомится, милая моя детка… – но не станем огорчать дорогую Кэтрин такими словами. Мистер Морланд повел себя, как истинный джентльмен. Я всегда слышала о нем лишь самые лестные отзывы. Конечно, не стоит на это рассчитывать, но что, если бы тебе досталось приемлемое состояние, ведь он человек таких либеральных взглядов.
– Уверена, никто не думает о мистере Морланде лучше, чем я. Но ты знаешь, у всех есть свои недостатки, и у каждого есть право распоряжаться собственными деньгами в соответствии с собственными прихотями.
Кэтрин очень задели такие намеки.
– Я совершенно уверена, – отчеканила та, – что отец пообещал ровно столько, сколько мог себе позволить.
– Никто в этом не сомневается, милая моя Кэтрин, – поспешила с ответом Изабелла. – Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понять, что и гораздо меньший доход вполне меня удовлетворил бы. Вовсе не жажда денег слегка меня расстроила – я ненавижу деньги. Доведись нам заключить союз, имея только пятьдесят фунтов в год, и я уже была бы рада. Ах, моя Кэтрин, ты вновь меня разгадала. В сердце моем заноза: долгие, долгие, бесконечные два года должны пройти, прежде чем твой брат получит деньги.
– Да-да, милая Изабелла, – подхватила миссис Торп, – твое сердце у всех на виду. Ты ничего не скрываешь. Мне так понятна твоя нынешняя грусть. От такого честного признания мы все полюбим тебя еще крепче.
Возмущение Кэтрин начало ослабевать. Она осмелилась поверить, что лишь задержка свадьбы печалит Изабеллу, а когда после она встречала ее столь же радостной и дружелюбной, как и прежде, она и вовсе забыла о былых сомнениях. Вскоре вслед за письмом приехал сам Джеймс, которого приняли с предельным радушием и благодарностью.
Глава 17
Наступила шестая неделя пребывания Алленов в Бате – неделя, обещавшая стать последней, что, правда, некоторое время было под вопросом, не дававшим покоя бедной Кэтрин. Какой ужас, если ее знакомство с Тилни закончится так внезапно. Все ее счастье, похоже, может оказаться под угрозой, и ее роману придется остаться без продолжения, однако все складывалось не так уж плохо, когда было решено, что комнаты останутся за ними еще на пару недель. То, что принесут ей эти дополнительные две недели, кроме нечастых, но волнительных встреч с Генри Тилни, не особенно занимало мысли Кэтрин. Поскольку помолвка Джеймса показала ей, что может произойти, она все же один или два раза позволила себе задуматься над возможными последствиями, но сейчас заглянуть в будущее ей мешали ожидавшие ее встречи наедине; настоящее было теперь заключено в целых трех неделях, в течение которых она могла быть уверена в своем счастье, тогда как вся остальная ее жизнь представлялась такой далекой, что не вызывала в ней почти никакого интереса. Еще утром, когда только были улажены все вопросы, она заглянула к мисс Тилни и поведала ей о своих радостных чувствах. Тот день, пожалуй, стал самым решающим в ее жизни. Но едва она поделилась своей радостью по поводу откладывающегося отъезда мистера Аллена, как мисс Тилни сообщила ей о том, что ее отец только что решил уехать из Бата к концу следующей недели. Это был настоящий удар! По сравнению с такой новостью, неопределенность, терзавшая ее с утра, казалась теперь приятным спокойствием. От веселья Кэтрин и след простыл, и голосом, полным неподдельной тревоги, она тихо повторила последние слова мисс Тилни:
– К концу следующей недели.
– Да, моего отца нелегко убедить в том, как благотворны здешние воды. Его огорчило отсутствие кое-каких его приятелей, которых он ожидал здесь увидеть, поэтому теперь, чувствуя себя совершенно здоровым, спешит поскорее вернуться домой.
– Как жаль, – расстроившись, проговорила Кэтрин. – Если бы я только знала об этом раньше…
– Быть может, – несколько смутившись, начала мисс Тилни, – ты бы не возражала?.. Я была бы так счастлива, если б…
Вошел ее отец, чье появление не позволило мисс Тилни закончить свое любезное предложение, которое, как уже начала надеяться Кэтрин, могло касаться их переписки. Поприветствовав ее с присущей ему учтивостью, он повернулся к своей дочери и сказал:
– Могу ли я, Элеанора, поздравить тебя с удачно изложенной просьбой к твоей милой подруге?
– Я как раз начала говорить, сэр, как вошли вы.
– Ну что ж, тогда продолжай. Я-то знаю, как это тревожит твое сердце. Моя дочь, мисс Морланд, – продолжал он, не оставляя своей дочери времени, чтобы вставить слово, – вынашивает довольно смелую идею. В следующую субботу, как вы, наверное, уже знаете, мы уезжаем из Бата. В письме моего управляющего сообщается, что сейчас дома необходимо мое присутствие; кроме того, расставшись с надеждой увидеться здесь с маркизом Лонгтауном и генералом Куртни, моими очень старыми друзьями, я понял, что больше в Бате меня ничего не держит. Не знаю, поймете ли вы меня, но мы безо всякого сожаления давно бы оставили это место. Но могу ли я уговорить вас тоже сойти со сцены и составить вашей подруге Элеаноре компанию в Глостершире? Мне очень неловко просить вас об этом, хотя на любого другого в Бате такое предложение, наверняка, произвело бы впечатление. Но ваша скромность даже не позволяет мне открыто расточать похвалы. Если бы вы смогли почтить нас своим визитом, мы были бы просто счастливы. Конечно, мы не сможем предоставить вам всех развлечений, которыми изобилует это местечко; мы не можем завлечь вас ни весельем, ни роскошью, ибо наш образ жизни, как видите, прост и непритязателен; тем не менее, со своей стороны мы сделаем все возможное, чтобы Нортенгерское аббатство выглядело для вас как можно более привлекательным.
Нортенгерское аббатство! От одних этих волнующих слов Кэтрин получила невероятное наслаждение. Ее довольная душа едва могла сдержать свой восторг и сохранить внешнее спокойствие. Получить такое лестное приглашение! Позволить так горячо себя упрашивать! Сколько чести в этом предложении, заключавшем теперь все ее настоящие радости и все надежды, связанные с будущим. Она не стала медлить с согласием, которое оставалось лишь подкрепить одобрением папы и мамы.
– Cейчас же напишу домой, – проговорила она, – и, если родители не возражают, а я полагаю, они не…
Генерал Тилни был доволен ничуть не меньше. Он уже поговорил с ее друзьями с Пултни-стрит и сумел получить их поддержку.
– Если они согласятся еще ненадолго расстаться со своей дочерью, – сказал он, – то мы можем считать, что нам очень крупно повезло.
Мисс Тилни казалась совершенно искренней в своих очередных любезностях, и всего через несколько минут вопрос был окончательно решен – дело оставалось лишь за формальным письмом в Фуллертон.
Обстоятельства этого утра позволили Кэтрин испытать и неуверенность, и надежность, и разочарование; но теперь она пребывала в блаженном состоянии и в таком приподнятом настроении – с мыслями о Генри и Нортенгерском аббатстве – поспешила к себе, чтобы начать письмо. Мистер и миссис Морланд, полагавшиеся на благоразумие друзей, чьим заботам они уже вверили свою дочь, нисколько не сомневались, что под их неусыпным оком она обзаведется приличными знакомыми, и потому охотно послали обратной почтой свое согласие на ее поездку в Глостершир. Такая снисходительность, как полагала Кэтрин, лишь подтверждает то, что в друзьях и удаче, в обстоятельствах и везении она выигрывает больше, чем кто-либо другой. Казалось, все вокруг направлено только на ее благополучие. Благодаря доброте своих первых друзей Алленов она очутилась там, где на каждом шагу ей попадались всевозможные радости жизни. Ее чувства, ее предпочтения, наконец, познали вкус удовлетворения. Когда она ощущала привязанность, то отвечала взаимностью. Преданность Изабеллы заставляла ее чувствовать себя более уверенной. Даже Тилни, расположение которых ее особенно волновало, пошли на такие лестные предложения, оставлявшие далеко позади ее собственные желания. Она будет их избранным гостем, будет несколько недель жить под одной крышей с человеком, чьим обществом дорожит больше всего на свете; и, кроме того, она будет жить под крышей аббатства! Ее страсть к древним сооружениям уступала, пожалуй, лишь страсти к самому Генри Тилни; замки и аббатства придавали особое очарование тем ее мечтам, которые не были поcвящены лишь ему одному. Наслаждаться видами укреплений и башен или блуждать по монастырям – ее давнее желание, но оказаться там даже на один час представлялось ей раньше совершенно невозможным. Однако теперь все было в ее руках. Казалось бы, ее шансы невелики, ведь существуют просто дома, гостиные, парки, дворики и особняки, но ее ждало именно аббатство. Каждый день она сможет бродить по длинным сырым коридорам, заглядывать в узкие комнатки и любоваться полуразрушенной часовней, а еще она надеялась услышать какую-нибудь жуткую легенду или натолкнуться на записи, сделанные больной несчастной монахиней.
Ей нравилось, что ее друзья, похоже, не очень-то гордятся тем, что владеют таким жилищем, и не совсем осознают его ценность. Это можно объяснить лишь тем, что они давно к нему привыкли. Они не придавали большого значения тому месту, где когда-то родились. Превосходство в жилье значило для них не больше, чем превосходство над человеком.
Она многое желала выведать у мисс Тилни, но еще до того, как получить ответы на все свои вопросы, была почти уверена, что Нортенгерское аббатство в период Реформации представляло собой богатый монастырь, позже попавший в руки к предкам Тилни, со множеством старинных зданий, до сих пор составляющих значительную часть жилых помещений, хотя некоторые уже давно лежат в руинах; она знала и о том, что расположилось оно глубоко в долине, защищенное с севера и востока дубовыми рощами.
Глава 18
Находясь вне себя от радости, Кэтрин едва ли сознавала, что уже прошло два или даже три дня, в течение которых ей ни разу не удавалось остаться с Изабеллой более, чем на пару минут. Наконец, прогуливаясь утром вдоль бювета, вместе с миссис Аллен и не желая ничего не говорить, не слышать, она поняла, что ей очень недостает общения со своей подругой; однако не прошло и пяти минут, с тех пор как она затосковала, как впереди появилась сама Изабелла, приглашая ее посплетничать наедине.
– Это мое любимое местечко, – проговорила она, усаживаясь на скамью между двумя дверями, откуда открывался довольно хороший вид на любого, входившего в ту или иную дверь, – здесь нам никто не будет мешать.
Кэтрин, заметив, как Изабелла постоянно бросает взгляд то на одну, то на другую дверь, явно томясь ожиданием, и вспомнив, что ее так часто напрасно обвиняли в излишнем лукавстве, решила, что сейчас, наверное, самое время вести себя действительно так. Она с ноткой игривости произнесла:
– Не стоит так переживать, Изабелла. Джеймс вот-вот появится.
– Вот еще! – возмутилась она. – Уж не думаешь ли ты, дорогая, что я настолько глупа, чтобы не представлять свою жизнь без него? Как это скучно – быть всегда вместе. Так можно стать объектом насмешек. А ты, значит, отправляешься в Нортенгер! Я удивлена, но рада. Это одно из самых прекрасных древних мест в Англии, насколько я понимаю. Могу я потом рассчитывать на более подробное описание?
– Конечно же, я расскажу тебе обо всем, что увижу. Однако ж, кого ты ищешь? Должны придти твои сестры?
– Никого я не ищу. Просто ведь глаза должны куда-то смотреть; а ты знаешь, как мне нелегко бывает сосредоточить взгляд, когда мои мысли витают за сотни миль отсюда. Я такая рассеянная; вероятно, самое рассеянное создание в этом мире. Тилни говорит, что так всегда случается с людьми определенного склада ума.
– Я думала, Изабелла, ты хотела сообщить мне что-то особенное?
– Ах, да! Конечно. Кстати, вот доказательство того, о чем я сейчас толковала. Бедная моя голова! Ведь совсем забыла. Так вот, дело в том, что я только что получила письмо от Джона. Можешь легко догадаться о содержании.
– Ничего подобного – я понятия не имею.
– Дорогая, ну зачем же так жеманничать! О ком он еще станет писать, как ни о тебе? Знаешь ли, он по уши влюблен в тебя.
– В меня, Изабелла!
– Ну, вот что, милая Кэтрин, это уже не смешно! Скромность и все такое прочее хороши, когда они к месту, но иногда совсем не мешает оставаться хотя бы немного честной. Впрочем, зря я так сержусь. Ты просто напрашиваешься на комплименты. Его ухаживания были настолько очевидны, что и ребенок бы заметил. И ведь за полчаса до его отъезда из Бата ты распрощалась с ним, оставив его полным сладких надежд. Так он пишет в своем письме. Говорит, что почти сделал тебе предложение и что ты очень тепло отвечала на все его знаки внимания. Теперь он хочет, чтобы я помогла сосватать вас и передала тебе самые нежные слова. Так что, думаю, напрасно ты разыгрываешь недоумение.
Кэтрин, и не думавшая шутить, по-прежнему выглядела крайне изумленной, продолжая утверждать, что она и в мыслях не имела, будто мистер Торп влюблен в нее, и, следовательно, не могла оставлять ему никаких надежд.
– Что касается его ухаживаний, то должна сказать, что никогда даже не замечала их, если не считать, конечно, приглашения на танец в первый день его приезда. А что касается предложения, то здесь, должно быть, произошло какое-то необъяснимое недоразумение. Лично я не могла бы ошибиться, услышав о подобных вещах, видишь ли! Веришь ты мне или нет, но я твердо заявляю, что между нами не было промолвлено ни слова о предложении. Последние полчаса до его отъезда! Это уж точно ошибка, так как я ни разу не встречалась с ним в то утро.
– Как бы не так, ведь все утро ты провела у Эдгара. Именно в тот день пришло согласие твоего отца, и я абсолютно уверена, что вы с Джоном оставались вдвоем в гостиной, по крайней мере, до того, как ты ушла.
– Уверена? Ну, раз ты так говоришь, может, это и правда; но, честное слово, у меня все вылетело из головы. Хотя припоминаю – я была с тобой и видела его и всех остальных, но мы не уединялись даже на пять минут. Как бы там ни было, не стоит больше спорить об этом. Не знаю, что он задумал, но ты должна мне поверить – хотя бы потому, что я ничего не помню, – что я ни о чем не помышляла, ни на что не надеялась и не хотела от него ничего подобного. Мне очень приятно, что я не осталась без его внимания, но с моей стороны не исходило никаких намерений. Это все очень странно. Прошу тебя, постарайся как можно скорее вывести его из заблуждения и передай ему, что я прошу прощение, то есть – не знаю, что в таких случаях следует говорить, – просто попытайся объяснить ему все, только в более пристойном виде. Я, разумеется, никогда не стала бы непочтительно отзываться о твоем брате, Изабелла, но ты прекрасно понимаешь, что я, если и думаю о мужчине, то не о нем.
Изабелла продолжала молчать.
– Дорогая моя, не стоит злиться на меня за это. Не думаю, что и твой брат по-настоящему влюблен в меня. А мы с тобой все равно будем сестрами.
– Да, – ответила она, слегка покраснев, – существует, наверное, много способов стать сестрами… Но о чем это я? Ах вот, дорогая моя Кэтрин… Выходит, ты решила не в пользу бедного Джона?
– Я на самом деле не могу ответить ему взаимностью и, поверь, никогда не думала задевать его чувств.
– Ну что ж, раз дело обстоит именно так, я не стану больше докучать тебе. Джон просто хотел, чтобы я поговорила с тобой – вот я и начала эту беседу. Но должна признаться, что, как только прочитала это письмо, я сочла подобную затею глупым и бесполезным делом, которое вряд ли помогло бы вам обоим, ибо на что бы вы стали жить, если бы ваши пути все-таки сошлись? Сейчас у каждого из вас есть на что положиться, однако потом вы поняли бы, что содержание семьи в наше время обходится недешево и после всей романтики первым встает вопрос денег. Странно, что Джону вообще пришла в голову такая идея; быть может, он не получал моего последнего письма.
– Стало быть, ты больше меня ни в чем не винишь? Теперь ты веришь, что я никогда и не думала обманывать твоего брата и даже сама не подозревала, что нравлюсь ему?
– Откуда же мне знать, – повеселев, ответила Изабелла, – что у тебя было на уме? Это известно лишь одной тебе. Бывает, что мужчины уделяют слишком много внимания даже просто безобидному кокетству. Но смею тебя уверить, что я не стала бы осуждать тебя в любом случае. Мы еще слишком молоды, и нам не избежать ошибок. Иногда случается, что сегодня думаешь об одном, а завтра – уже совсем о другом. Меняются обстоятельства – меняются и мнения.
– Но мое мнение о твоем брате ничуть не изменилось; оно остается прежним. Ты опять говоришь о том, чего никогда не происходило.
– Милая моя Кэтрин, – продолжала ее подруга, – я бы ни за что на свете не стала торопить тебя с помолвкой, если бы полностью не была уверена в твоих намерениях. Я бы поступила очень жестоко, если бы заставила тебя пожертвовать своим счастьем только ради того, чтобы угодить моему брату. Кроме того, никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем; а молодые люди – они особенно изменчивы и непостоянны. Иначе говоря, почему я должна ставить счастье своего брата выше счастья подруги? Ты ведь знаешь, как высоко я ценю нашу дружбу. Поэтому, Кэтрин, прежде всего – не нужно никогда торопиться. Послушай моего совета. Поспешив однажды, ты будешь потом раскаиваться всю свою жизнь. Тилни говорит, что людей ничто так не обманывает, как состояние влюбленности; и, думаю, он прав. Ах, вот и он сам! Не беспокойся, я уверена, он нас здесь не увидит.
Кэтрин подняла голову и посмотрела на капитана Тилни, который вскоре заметил Изабеллу, продолжавшую говорить, не спуская с него глаз. Он сразу же подошел к ним и сел рядом, повинуясь едва заметному приглашающему жесту Изабеллы. Кэтрин вздрогнула, как только услышала его голос. Хотя говорили они довольно тихо, она могла различить почти каждое их слово.
– Что! Всегда находиться под наблюдением?
– Глупости! – ответила Изабелла таким же полушепотом. – Зачем вы забиваете мою голову подобными вещами? Вряд ли я поверю – моя душа, видите ли, совершенно свободна.
– Но как жаль, что несвободно ваше сердце. Это именно то, что мне нужно.
– Мое сердце! Какое вам дело до чужих сердец? Вы, мужчины, – вообще существа бессердечные.
– Пусть у нас нет сердца, зато есть глаза, которые причиняют нам столько страданий.
– Неужели? Какая жалость, что я заставляю вас страдать. Попробую смотреть в другую сторону, – и она повернулась к нему спиной. – Надеюсь, вашим глазам теперь легче.
– Ничуть, ибо я по-прежнему вижу вашу румяную щечку – так мало и в то же время так много.