Мне стало очень жаль её - я вдруг вскочил и ни с того, ни с сего начал очень экспрессивно и красочно рассказывать столь привычные ей ранее "истории из жизни нашей" - минут через десять она уже осторожно, напряжённо смеялась. Я был тоже рад.
Следующие полчаса она "уламывала" меня сдать мою кожаную куртку. - "За тыщу уйдёт". Я вяло возражал, что вообще-то она не моя, а братцева (я просто ездил в ней в Москву), и стоит она дорого, тысяч под девять, и вообще - в чём я тогда буду ходить?
- Не ссы, - подбадривала она каким-то ментовским тоном, - найдёшь вон у меня какую-нибудь хуйню. Зато нормально будет.
- Хватит, Эля, прошу тебя… Ты ведь знаешь, как ты на меня действуешь - я же в колодец прыгну по твоим дрянным наветам…
Тут она притащила какой-то несвежего вида плеер-волкмэн и стала мне его "втюхивать" за стольник. Мне стало совсем дурно. Ты что, говорю, тронулась умишком совсем? - мы же всё равно с тобой вместе, дрянь, зачем же мне его покупать? Однако этот приёмчик психоатаки подействовал: я решил пойти на компромисс и сдать не куртку, а бывший на мне найковский шот, довольно новый и купленный за 1200.
Она куда-то звякнула, потом, накинув мою куртку нараспашку (я, естественно, с замиранием сердца уже ждал её возвращения без оной), выскочила куда-то… Через десять минут она явилась с 400 рублями и оценочной ценой куртки в 700 рэ. - "что очень мало, если на крайняк - как раз полтина"
Далее всё дело как-то замялось. Она долго сидела на кухне, отвернувшись от меня в окно, покуривая настрелянные сигареты и что-то мурлыча. Я с большим внутренним нетерпением ждал… Наконец она тяжело вздохнула и, бросив на меня странный тяжёлый взгляд, произнесла:
- Ты б, Лёшь, поехал туда сам, взял полграмма, я сейчас позвоню и всё скажу…
- Но я ж никогда не ездил.
- Не бойся - тебя как раз никто не знает. Я вот не могу…
- Денег мало, надо ведь мотор брать…
- Ты ехай на автобусе - там от остановки недалеко…
- Но ты ж говорила, что если пешком, то 99 процентов - поймают!
- Не бойся, не поймают.
- Это же идиотизм!
- Ну Лёшь, - она приторно улыбнулась, попытавшись дотронуться до меня, но я рефлекторно отшатнулся.
- Ладно, - вздохнул я, - звони.
Я обернулся быстро, зарядив герыча на все, потом ещё купив демида на точке по пять рублей колесо и две "двушки" по 85 копеек в аптеке (это было почему-то стыдно, как покупать гондоны).
…Вот она ложится на пол на кухне, я склоняюсь над ней, такой знакомой и чуждой, такой любимой и ненавистной… "Ну, давай, Лёшь, быстрей", - нетерпеливо стонет она. Я очень хочу себе, но делаю ей - в вену на шее. "Ай, дует!", - нервно-капризно стонет она, а я только ухмыляюсь: I Do It! Она тихо постанывает и тоже теперь ухмыляется… Нет, этого я не мог представить!..
- О, хоть раскумарило… - она встаёт, потягиваясь, словно после сна и затягиваясь подкуренной мной сигаретой. - Чай будешь?
- Нет.
- Нет?! ты что, Лёшь?
- Не хочу.
Я нервничаю. Она - нет, и это чудесно - она чудесно, как всегда (тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить!) делает (не вынимая изо рта сигареты, блять!) мне инъекцию, и мне становится чудесно: я улыбаюсь-курю-втыкаю-засыпаю - пепел в полсигареты падает на дерьмово-картинный пол, а она ругается, дрянная пропащая крошка, наркоманская блядь ебучая, Зельцер-любовь-моя…
Хотел, дорогие, воздержаться от описания её внешности, которая меня сильно смущала… Волосы её выкрашены в радикально чёрный цвет, обрезаны почти под каре, и уже какие-то совсем не вьющиеся, а как искусственные. Лицо бледное, как восковое, волосы чёрные, глаза уже не лукавые, а высохшие, тоже как бы чёрные… Она всё теребит руку - я сразу обратил внимание: два пальца - опухшие красные с едва подсохшими ужасными гнойными ранками почти до кости - "с передозы упала с сигаретой на кухне и так и не встала"…
- Лёшь, есть ещё двести рублей? - Поехай на Н-скую, возьми ещё ханочки парочку, а?
- На Н-скую?! Да ты что - там же точно засада! Каждый день в новостях показывают!
- Да нет там никакой засады!
- Вот дрянная…
- Ну Лёшь, ведь мало… - она опять изображала маленькую капризную девочку. - Щас возьмём немножечко, и будет нормально… Баяны есть, кислый есть…
- Мало! Ясен пень мало, а завтра что?! Немножечко! Хуёжечко! У меня всего на полгода жизни осталось полторы тыщи и пиздец! И выгляжу я между прочем не как школьник-мажор, а как бородатая недобрая наркотическая скотина! (под машинку, выбриты виски, а сзади косичка).
- Ну Лёшь.
- Ладно, оу’кей, ай ду ит! - лихорадочно тушу сигарету и иду, едва не бегу одеваться. - Это, дорогая моя, называется "под каблуком"…
- "На игле"! - остро сострила она, а потом ещё: - Лёшечка, и мусор захвати выбрось. И это… сигарет нет… - и улыбается почти невинно…
Лишь поднявшись и выйдя на воздух, я ощутил как меня прекрасно забрало. Покупая сигареты, поразился, каким еле-еле дрожаще-существующим стал мой голос. Вернулся, принеся ведро и курение. Она уже нетерпеливо нервничала, уже ждала.
- Ну побыстрей, Лёшь, ладно?
7.
В автобусе я клевал носом и только начал засыпать, слышу: "Не спи, - вставай!"
Продираю глаза - Фельетон - всеобщий факультетский кореш и бесшабашнейший алкаш!
- Здорово-здорово, туда-сюда, где-работаешь…
- Госнаркоконтроль.
- Чё, серьёзно?
- Ну. Новое ведомство.
На мгновенье я запнулся - больно дикой показалась мелькнувшая мысль - но это же наш Фельетон - завсегдатай списков на отчисление и филфаковского сортира, а также общаги и рыгаловок, участник всех драк, чемпион области по дзюдо, а главное особа, особо приближённая к группе "Большие Надежды", где играли младо-попсовые О’Фролов и Коробковец, - короче, чуть ли не более знаменитый чем ОФ алкоголик и ёбаный придурок.
- А взять через тебя нельзя? - Я был в довольно хорошем тонусе, чуть ли не в эйфории, и ничего не боялся (что, как вы заметили, для меня кра-айняя ре-едкость!..).
Он пристально посмотрел на меня, прямо в глаза.
Я невольно улыбнулся и сделал движение выходить, поднимая воротник, отводя взгляд. Эта остановка особенная.
- А куда это мы, молодой человек, едем так поздно и с сужеными зрачками?
- I see… I see… Блять, not a blind!
- Да так, - вышел вместе с ним, и оказалось, что нам по пути, но я пошёл в другую сторону. Как же быть? To be or continued?
Походил чуть-чуть по подворотням, помочился, покурил и решил пойти туда. Она ведь ждёт. И сам я жду только одного.
Спокойно, руки из карманов не вынимаем, слышу я с двух сторон, уголовный розыск и наркоконтроль (а причём тут угро?!). Коннект гаддамт датс, унд ихь бин глюклихь, бэйб! (Не стихи, так проза?!)
Ну вот, мои золотые, мы и подошли к финалу… Как прекрасен героин, я вам не смогу объяснить на пальцах, как ужасна любовь - извольте: возьмите четыри ручки или карандаша, зажмите их между пальцами левой руки, а теперь правой что есть мочи сдавите пальцы!
* * *
…Ради таких моментов и стоит жить. Но совершенство, как заметил м-р Дёрден, не может длиться вечно - особенно с Максом!..
"Эля, Элечка, - шепчу я в постели, навалившись на неё сверху, прижимаясь лицом к её нежному лицу, - все эти две недели я пытался не думать о тебе, проклинать тебя… А вчера проснулся ночью и понял, что крыша моя едет… я проснулся в жутком страхе от того, что мне ясно представилось, что вот я лежу и я навсегда потерял тебя - что больше никогда, никогда не буду я лежать рядом с тобой! Я чувствую, что я тебя теряю. Ты ведь уходишь, бросаешь меня… Как там твой Игорёчек? В последний раз решила со мной, да?"
Она притягивает и целует меня.