Они пошли в "Легенду", а я расположился на Кольце на лавочке. Всё на той же! Тут подошли знакомиться ещё две девочки - из той же серии - они их знают. Я был доволен, но не очень. Тут подошла Наташа - самая длинная и взрослая, непростительно откровенные ляжки, выгодно ограниченные снизу мартинсами, а сверху мини-юбкой… Вот эта точно ебётся - подумал я словами Репы или Санича, или другого "нормального чувака". Она положила сзади руки мне на плечи, отбирая пиво. В этот момент мне свистнул Санич - они с Зельцером выходили из-за угла дома, где расположен тот самый сортир. Я махнул им - Санич что-то говорил Зельцеру, показывая на меня, они стояли, рассматривая нас и переговариваясь-посмеиваясь.
Я купил полторашку пива и мы опять вернулись на Кольцо. Здесь снова были замечены Санич с Зельцером, идущие в сортир. Даже удалось перекинуться с ними парочкой слов.
- Ты что же, сыночек, - ты же в гавно!
- Насосня! Уть-оть! - я подчаливал протезной походкой, лицо моё непроизвольно расплывалось в пьяной улыбке, превращавшей его в самодовольную личину.
- Твои мохнушечки ушли вон с каким-то толстым поебасиком, а ты с кем сидишь?! Посмотри вот, - обратился он к Зельцеру как к свидетелю моего падения, - Великий Русский Писатель, а занимается - хуйнёй.
Зельцер несколько дебильно и вроде как сочувственно хмыкнула, потупив глазки, - как будто маленькой девочке показывали нечто не совсем приличное.
- Пошёл на хуй, - сказал я голосом О’Фролова и поспешил к своим девочкам, на ходу бегло припоминая сколько усилий мне уже пришлось приложить… приложить… приложиться?..
20.
Даже забыл, что и кто меня дома ожидает! Уже третий день в гостях у нас с ОФ находится мой братец Серж со своим другом Коляном, с которым они живут в одной комнате в общаге тех. ун-та. (Он крайне редко бывает у меня в гостях, поскольку общих тем для общения у нас не осталось - как только он вышел из-под контроля моего природного магнетизма, превратился в обычного гопа, жрущего водку с себе подобными под нескончаемые звуки русского шансона). С начавшим поддавать ОФ они нашли поразительно общий язык: распитие продолжается день и ночь (Колян с братецем как сельповина, гопы и люди общажные, оказалось, пьют намного больше нас убогих), пошлейшие пьянейшие байки и приколы, жрать совсем нечего, всё заблёвано, из радио орёт попса и все довольны. С тяжёлым сердцем я побрёл домой, в глубине души надеясь, что гости нас уже покинули - уж ни денег, ни еды, ни какого-то разнообразия в разговорах и занятиях - пора бы уж расплетаться - к тому же Дядюшка дед может нагрянуть!..
Зайдя домой, я обомлел: О. Фролов с до половины лысым намыленным и окровавленным черепом сидит посреди комнаты на стуле, нагнувшись над переполненным смрадным тазом, эти два кекса с ножницами и бритвой (между прочим, моей) застыли в его обслуживании, а тут же стоящий дядь Володя (тоже в сранину, как и все остальные) руководит процессом: "Вот где, блядь, брей, хуль ты по сухому!.." Они было обратили внимание на меня, но клиент сказал: "Пошёл он на хуй, наливай!" - Колян разлил на четверых самогон, они опрокинули и с обновлёнными силами принялись продолжать изображать цырульню. Кругом был неописуемый бардак, особенно на столе. Я, конечно, хотел есть…
Поскольку таз был задействован, пришлось выйти в туалет. Хотел уж слинять от них, но привлекли душераздирающие вопли Видоплясова - смотрю в окно: братец набрал в рот одеколону (мой "Тройной") и прыснул Воробьянинову на плоский череп. "Не делайте так, ребята, никогда!.." - зарыдал клиент, скорчившись, вцепившись руками в черепную коробочку. Колян изрядно набрал в рот "Тройного", что-то поперхнулся и был таков. "Блять, плюй! - орал ОФ, - ты что, пить сюда пришёл?! Дай сюда!" Флакон пошёл по кругу, запивали мутным рассолом.
Я пошёл прочь. Ходил по улицам кругами, поражаясь, проклиная и размышляя. Зашёл в рыгаловку на автовокзале, на последние гроши взял кружку пива и беляш. Неспешно употребил и опять ходить - какая гадость! - а ещё хотел Инночку пригласить к себе!
Вернулся когда уж стемнело. Света не было, дверь нараспашку - я подумал, что наверное спят одурманенные, а того и гляди вообще порезались - было уже два жёстких конфликта на почве музыки: ОФ пытался им втереть "для общего развития" попсовый по его представлениям Limp Bizkit, а на другой день забыл об этом и воспроизвёл то же самое! - зашёл: дома вообще никого не оказалось. Я поставил чайник, вытер всё со стола и сел в кресло, разложив пред собой пачку тетрадей, которые нужно было проверить к завтрешнему дню. Настроения никакого - мерзкое стеснение самопринуждения - наверно антивдохновенье - я включил Yat-Kha и начал прибарахтывать вкруг по комнате, ладонью имитируя варган и утробно подпевая "увая-вая-вая-уваяяя!" Чуть зарядившись, я схватился за верхнюю в стопке тетрадку и тут же отбросил её будто током ударило - "ТЕТРАДЬ для работ по литературе ученика… школы… Шепелёва Алексея"! Вот и съехала - а ты чего ожидал?! Открыл - почерк не мой, 29-я шк., 7-й "Б". Совпаденье, гм. Чем корявей почерк, тем неординарней человек, подумал я, так же как и с танцем - так что "вживую" и писателя, и рок-музыканта можно узнать как милого - по одной походке!..
Я заварил чай, ещё кружочек прошаманил - почему-то задирая одну ногу назад наподобие как в упражнении "ласточка", только касаясь ступнёй спины - сел за тетради и тут послышался стук в дверь.
Это были, слава богу, Саша и Саша, уже пьяные и с самогоном - ходили на точку. Они смеялись. Увидев тетради - ещё больше. "Я же говорю: совсем ёбнулся! - Услужливо сделал пояснения для Саши обнаживший исцарапанную лысину. И для меня: - Мы уж минут десять за тобой в окно наблюдаем!"
Мне припомнилась запись в дневнике гениального Хармса: что делает человек, когда остаётся один… Я то же:
я с самим собой -
я и есть я
когда я являюсь собой
я знаю что являюсь собой
поэтому я и являюсь собой
это понятно. я это написал -
а что дальше?
- Оботанелая рука, - перефразировав Хлебникова, тоже вроде бы гения, изрёк поэт ОФ, пренебрежительно указывая на меня, откупоривая баклажку. Я немного смутился, но тут же заслонился цитатами:
- Увидишь учителя, сказал Конфуций, убей его, потому как подлинный учитель, как вы знаете, учит лишь учителей!.. Как я вас.
- Пашёл ты! - в один голос.
Дальше мы устроили оргиастическое: истосковавшись по настоящей музыке, немилосердно оторвались под Slayer, всё расшибли, оборвали шторы, нарисовали О’Фролову на черепе пентаграмму с вписанной в неё свастикой (его же, кстати, ноу-хау), а самогон они придумали пить из моей спины - я каждый раз вынужден был ложиться на пол, во впадинку от искривления заливалась доза на двоих и они по очереди всасывали сие, не запивая… Что бы, яхонтовые вы мои, подумал сторонний наблюдатель?
21.
На следующий день я пришёл в школу к четвёртому, заключительному уроку (хотя надо было к первому), причём за десять минут до его окончания. Я как дурак стоял в коридоре у двери, слыша как училка даёт домашнее задание в конце урока, который должен был вести я. Надо бы войти - казалось мне с похмелья - но зачем: чтобы вызвать шквал раздражения?! Уж лучше бы не приходил вообще - "я болел" да и точка. Прислушался и не поверил ушам своим: вот Алексей Александрович - берите с него пример, олухи! - интеллигентный, воспитанный молодой человек! начитанный, образованный, талантливый, поступает в аспирантуру, сам пишет стихи… (Не хватает ещё "гениальный", "Цезарь", "Фюрер Второй" и далее по списку!) Надо ли говорить, что я чуть ли не пинком распахнул дверь и завалился - в своей зелёной курточке и камуфляжных штанах, широко улыбаясь и делая ручкой.
Прозвенел звонок. Инна была довольна, а я и училка нет: я сказал, что тетради принесу завтра, она сказала, что сегодня мне надо собрать дневники у 9-го "Б" и проверить их, а также существуют так называемые задолжники (вся мужская половина класса!), которые будут с сегодняшнего дня отвечать мне стихи наизусть, начиная с "The Prophet’s lost" и "Exegi monumentum". Хорошо, сказал я.
"Лёх, а давай мы тебе поможем", - сказала Инна. Хорошо, сказал я. "Давайте поможем Лёхе", - обратилась она к классу. Хорошо, отозвались они. Она читала по журналу отметки, они выставляли в дневники, а я должен был только заверить. Особо усердствовали две мои новые знакомые, облепившие меня с двух сторон, получившие уже по две сигареты и по левой пятёрке по литературе - они даже расписывались за меня. Не слишком меня радовало также и то, что Инночке тоже сразу нашлись помощники - два её довольно приятненьких однокашника изображали как бы зеркальную пародию на меня - буквально перелистывали за неё страницы.
По окончании один из них явно привычным для неё тоном сказал: "Ну что, Ин, ты идёшь?" - "Ага, - не менее обыденно отозвалась она, - возьми мой рюкзак". И они пошли. Я тоже дурацки влачился за ними, постепенно отставая. - "Ты, Лёх, с нами, а то мы поворачиваем?" - заштатно осведомилась она. - "Да нет, у меня дела", - соврал я. - "А стихи ты что не стал проверять?" - лукаво улыбнулась она. - "Некогда; мне туда", - я повернулся в другую сторону. - "До свидания", - вежливо сказал мальчонка. - "Пока".
Идти мне было совершенно некуда, поскольку не было денег. Едва успели забрезжиться плохие мыслишки, как на счастье я встретил поэта Г. Минаева, который только вернулся из Москвы и привёз журнал "Черновик" с моей публикацией - пошли к нему, посидели, выпили… Вечером пришёл Санич и мы скрупулёзно объебошились.
Продолжение 27.
Я, однако, отпил ещё несколько глотков, покурил и сделался полным насососом - мало понимая, о чём разговаривают доченьки, что вообще происходит, всё равно как в транс какой погрузился. Мир стал настолько абстрактным, что я даже не заметил, как они исчезли, и наступили вообще сумерки…
Пошёл искать хоть кого-нибудь.
На лавочке-бордюре где остановка сидела Инна с одной из своих подружек. Я подошёл, что-то сказал, сел рядом. Говорить было как-то совсем не о чем. Я вновь завёл речь о спиртном - как бы неплохо выпить его, да пожёстче. Это не нашло отклика в их маленьких миленьких сердцах и желудках. Тогда я спустился на нижний ярус - сел на корточки подле их маленьких миленьких ног и стал теребить руками всё, что на них надето, приговаривая "Уть-уть, какой насо-осик!.." и тем самым как бы спрашивая что это и где да почём, мол, купили. Уж об этом они могут говорить бесконечно - о модных штанишках, маленьких кедах, жёлтых шнурках, рюкзачках, плеерах и наушниках, талисманах и фенечках, сорочках и маечках - так бы и до трусиков дойти, но меня грубо прервали.
Это был, конечно, Саша. Чуть поодаль стояла Зельцер и, показалось, вновь довольно сочувственно (и наверняка уже достаточно долго!) наблюдала сцену юродского опущения ВРП. Саша вполне корректно меня отозвал и позвал с собой и Зельцером пить портвейн или водку (на выбор) за её счёт (это точно). Я заинтересовался, но сказал, что не могу покинуть доченек (которые наверно уже почувствовали некое облегчение, предчувствуя, что их хотят избавить от этого пьяного педофила). Но нет же - я отказался и вернулся к уже безвозвратно прерванному акту докапывания до трусиков. Санич, добрая душа, привыкшая уже к странностям великих, отходя крикнул: "Мы будем на лавке у дома, где вы жили на Московской".
После этого я вообще потерял нить повествования и связь времён. В голове крутились одни трусики. Девочки - хотя я прямо об этом не просил, конечно - почему-то явно не хотели показывать их мне, и засобирались домой. Я упорно молчал, не зная, как высказать свою маленькую просьбу окольным путём. Чувак рядом, видимо, тоже и рассказал идиотический пошлейший анекдот. Сейчас, видимо, кого-то расшибут, почуял я.
Девушки не растерялись - поставили меня в качестве щита между ним и собою, сказав, что они не одни и вообще-то уходят. Я почуял, что если сейчас прозвучат слова "лох" или "кто - этот что ль", то кто-то - наверняка это тот, кого потом расшибут - получит в зубы. Я молчал, сжав зубы и кулаки. Он тоже. Тут как нельзя кстати подъехал хороший, просто отличный, автобус, и они быстренько срулили. Я молчал. Ладно, ты бык, а я тоже не жук-хрущак. Он потерял интерес к моей персоне и отвернулся, привязавшись к другим девицам, не моим и вполне взрослым.
Я встал и почти бегом последовал к назначенному месту - было уже совсем темно и прохладно и - угадайте! - нестерпимо хотелось выпить - даже небольшой сушняк начинается - а если их там уже и нет?! - ну же, быстрей, ну!..
И вот "чу!" - настиг я их - во вполне пристойный момент перехода от пива к портвейну - при покупке последнего в ларьке, который мы с ОФ в своё время озолотили. Настиг их бесшумно, как ниндзя, выпрыгнул внезапно, как дурак из фильма "Крик" - даже спугнул, заорав: "Killers are quiet like breath of the wind!" Решили сразу взять два, при этом мне было отказано в закуси, хотя деньги ещё имелись в изобилии.
Портвейн был действительно очень мерзким, и я всё же был делегирован в ларёк с напутствием потратить как можно меньше денег. Вернулся я с эвристически обретённым черничным рулетом - до этого я никогда их не едал, а вот Зельцер, оказалось, их обожает.
Довольно мило и долго сидели мы за столиком у нашего бывшего дома, попивая портвешок, вспоминая всякие случаи - всё казалось смешным, даже как О’Фролов вены резал… Почти всё представляется забавным, когда об этом рассказываешь - сам стараешься забыть многое из того, чему в твоих воспоминаниях неуютно, исправить, чувствуешь свою власть и в то же время обман, основанный на бессилии… Байки по-пьяни - понятно, но за собой замечаю и на письме!..
…Так есть ли некий EXPLICIT, который даст бумаге всё, что она может выдержать, то есть всё - и сможет ли всё-это снести душа творца?
6.
Мы отправились к Саничу за обещанной нам "мыльницей" (гостивший у нас две недели "Маяк" они забрали обратно на обувную - "для завязи"). Во дворе у Саши мы повстречали Репу, и она как бы пригласила нас "на вечериночку" на хату к О. Фролову-2, хиппи-нарику из Томска, осевшему теперь здесь. Мы объяснили ситуацию с бабушкой, я добавил, что завтра нам надо обязательно в 11: 45 прибыть в школу, где мы имеем честь "проходить великое поприще". Репа сказала, что у ОФ-2 дома можно и заночевать, только там тоже полтергейст - офроловская жена утверждает, что это делает призрак бабушки, которая умерла незадолго до их вселения ("Очаровашки!!" - в один голос подумали мы с ОФ). Но народу там всегда много - будет весело. Всегда много травы и молочища - будет весело! "Вы же не пробовали - вы только самогон жрать", - подстрекала Репа. Я сказал, что особенно и не собираюсь "пробовать", мне на вашу конопляную фабрику наплевать. О’Фролов сказал, что собирается, тем более, что "как приятно одуплетиться бесплатно", и что ему "надо подлечить нервную систему, потрёпанную в борьбе с бабушкой и её внутренней девочкой"! Он ещё сморозил несколько не понятых нами каламбуров со словом INTER, якобы случайно найденным им вчера в словаре при очередной (на сей раз успешной, поскольку меня не было) попытке создания из него самокрутки и посоветовал именно так назвать продолжение начатого мною романа "ЕСНО", чтобы получилось интересно…
Тут подошёл сам О’Фролов-юниор с ублюдочным рюкзаком, и О’Фролов I Великий вызвался ему помочь рвать коноплю - она, видите ли, растёт в этом городе где попало (а в наших с ОФ деревнях её нет вообще!). Я был послан домой относить "мыльницу", а они отправились обследовать берега мини-речки Студенец, текущей посреди города, в частности, в районе Кольца (на нём мы и должны были встретиться все через час).
Я не задержался дома, даже не стал пить чай, хотя и планировал - бросил аппарат, встал на колени в другой комнате, отбил лбом тринадцать раз, приговаривая Господи, прости! и пулей вылетел наружу.
Санич не пришёл, а мы вчетвером, купив в "Легенде" пару пакетиков молока, с полным рюкзаком сырья отправились на знаменитый сэконд-офроловский наркофлэт.
Сидели на кухне, человек шесть. Василина, офроловская жена, с какой-то чувихой были в комнате. Я не интересовался всей этой ихней кухней, курил одну за одной и вяло отвечал на вопросы о произведениях "ОЗ", с чтением которых перед разным информальским сбродом с недавних пор выступала Репа - сначала донимали её (ведь все думали, что это она и написала), потом она перевела стрелки, и мне сделалось совсем некомфортно от такой популярности: "Как надо обкуриться и обдолбиться, чтоб такое написать, прикинь, да?!" О’Фролов, напротив, был бодр и помогал своему альтер эгу - резал кусты на разделочной доске и выспрашивал всё про все этапы "процесса". Ещё в процесс вмешивался с ценными указаниями чувак с красноречивым прозвищем Повар, он же, по-моему, притащил огромный арбуз - потом на хавку пробьёт и всё такое.
- Эффект, эффект, унасоситься, - наянничал О. Фролов.
- Будет тебе эффект, - смеялся ОФ-2, - Повар вчера валялся вот здесь на полу, ржал и нёс всякий бред по типу и по поводу ваших рассказов - у него увеличилась голова, и так далее.
О’Фролов поведал, что раз мы с Игорищем уже наваривали молочище, но нас не забрало - и хуже нет ощущения - ждать неведомого прихода, неведомо чего, а потом обломаться!
Всё было очень долго, душно, пахуче и маслянисто - полная противоположность пьянству, его тёплому комфорту, его тёплой и ясной первоначальной эйфории. Мы выжрали грамм по сто. "Когда?" - спросил ОФ. Минут через 40–50! Настроения никакого. Через полчаса мы с ОФ тяпнули ещё по сотке. Время прошло. Ждали, ждали… Вмазали ещё - всё что осталось…
Все были уже как бы довольные, а длинное тело Повара, с охуенной, видать, башкой, валялось в проходе в коридор, ржало само над собой и городило какую-то невнятную несмешную чушь.
"Ну, торкнуло, ну?" - приставал хозяин кухни и процесса, а мы всё более раздражались и "трезвели". Эта назойливость нариков - хуже не придумаешь, думали мы.
Проводить вечер без стимуляторов - это уже не в моей привычке. Тем более в компании. Невозможно сообщаться с людьми без алкоголя. Тем более - в большой и малознакомой! Хоть пива выпить! Хоть "Кьюр" послушать, вдыхая клей!..
Пошли в комнату рубиться в "Денди" посредством чёрно-белого телерыдвана. Играли двое на двое по очереди. Я, естественно, всем этим не был доволен, лажал и пренебрежительно и/или боязливо пытался пропустить свою очередь. Я лежал на кровати с Репою, она теребила мой пупочек и наверняка уже изготовлялась, пидараска, впустить корни - то бишь свои лапчатые когтистые пальцы тебе под рёбры!.. Вдруг я уловил что-то - что-то не то.
7.
Я вскочил, риторически вопрошая: "А насос ли я?!" В доказательство того, что я насос, то есть, в данном контексте, трезв, я демонстративно решился пройтись по доске пола - трезвый человек делает это ровно, без выкрутасов… Думаю, что шёл я ровно, но через несколько шагов осознал, что движения мои напоминают рывковую пластику Терминатора или Робокопа. В голове, в шее что-то щёлкнуло. Я сильно заржал.
Репа удыхала надо мной, показывая пальцем, а сам я - непонять над чем - и уже не останавливался весь вечер!