Мистер Пэплуот явился, жуя жевательную резинку, примерно без двадцати девять, когда все остальные уже были заняты делом. Тощий, болезненно-бледный, с красным носом, быстрый, порывистый, одет элегантно и строго. На вид лет тридцати шести. Был в нем какой-то вызов, чувствовалось - малый не промах, неглуп, проницателен, не лишен сердечного тепла, но едва ли заслуживает особого уважения.
- Ты мой новый помощник? - спросил он.
Пол встал и сказал, да, это он.
- Взял письма?
Мистер Пэплуот пожевал резинку.
- Да.
- Снял с них копии?
- Нет.
- Начинай, да поторапливайся. Переоделся для работы?
- Нет.
- Принесешь какую-нибудь старую куртку и оставляй ее здесь.
Последние слова он произнес невнятно, зажав боковыми зубами жевательную резинку. Потом исчез во тьме, за огромным стеллажом с приготовленными для отправки пакетами, вынырнул без пиджака, подворачивая щегольские, в полоску, манжеты на тощих, волосатых руках. Потом быстро надел другой пиджак. Пол заметил, какой он тощий, и еще, что брюки у него сзади в складку. Пэплуот схватил табурет, пододвинул к табурету Пола и сел.
- Садись, - сказал он.
Пол занял свое место.
Мистер Пэплуот был совсем рядом. Он схватил письма, рванул со стеллажа перед ним длинный гроссбух, распахнул его, схватил ручку и сказал:
- Теперь смотри. Эти письма надо переписать вот сюда.
Он дважды потянул носом, наскоро пожевал резинку, пристально глянул на письмо, минуту сидел молча, сосредоточенно, а потом стремительно очень красивым, с завитушками почерком сделал запись в книге. И коротко глянул на Пола.
- Видал?
- Да.
- Думаешь, справишься?
- Да.
- Ну что ж, посмотрим.
Пэплуот соскочил с табурета. Пол взял ручку. Пэплуот исчез. Полу даже нравилось снимать копии писем, но писал он медленно, старательно и прескверным почерком. Он переписывал четвертое письмо, поглощенный своим делом и очень довольный, и тут вновь появился мистер Пэплуот.
- Ну, как? Переписал?
Распространяя запах жевательной резинки, он перегнулся через плечо Пола.
- Черт подери, парень, да ты ж замечательный переписчик! - насмешливо воскликнул он. - Ну, ничего, сколько ты переписал? Всего три! Я бы уж все их заглотал. Пиши, пиши и ставь на них номера. Вот так! Пиши, пиши!
Пол корпел над письмами, а Пэплуот тем временем занялся другими делами. Вдруг Пол вздрогнул - у самого уха что-то пронзительно свистнуло. Пэплуот подошел, вынул из какой-то трубки затычку и неожиданно сердито и властно произнес:
- Да?
Из трубки до Пола донесся слабый голосок, похоже, женский. Он удивленно раскрыл глаза - переговорную трубку он видел впервые.
- Что ж, - недовольно сказал в трубку мистер Пэплуот, - тогда пока сделайте кое-что из того, что задолжали.
Опять послышался тоненький женский голосок, милый и сердитый.
- Некогда мне стоять тут и слушать вашу болтовню, - сказал Пэплуот и сунул в трубку затычку.
- Давай-давай, паренек, - почти жалобно сказал он Полу, - Полли требует заказы. Чуть поживей не можешь, а? Вот смотри!
К немалому огорчению Пола, он взял гроссбух и стал снимать копии сам. Работал он быстро и хорошо. Покончив с перепиской, схватил несколько длинных желтых листков, дюйма по три шириной, и написал заказы для работниц.
- Ты приглядись, как я делаю, - сказал он Полу, не переставая быстро писать. Пол стал приглядываться к загадочным рисункам ног, бедер, лодыжек, со штрихами и номерами, и к нескольким кратким указаниям, которые мистер Пэплуот записывал на желтых листках. Но вот тот кончил, вскочил.
- Пошли, - сказал он и с развевающимися в руках желтыми листками бросился к дверям и вниз по лестнице, в подвал, освещенный газовыми рожками. Они пересекли холодный сырой склад, потом длинную унылую комнату с длинным столом на козлах и вошли в небольшое уютное помещение, не очень высокое, пристроенное к основному зданию. Маленькая женщина в блузе из красной саржи, с черными волосами, заколотыми на макушке, гордо восседала здесь, точно курица-бентамка.
- Вот, пожалуйста, - сказал Пэплуот.
- Еще бы не "пожалуйста"! - воскликнула Полли. - Девушки ждут уже чуть не полчаса. Надо же, сколько потеряно времени!
- Ваше дело поспеть с работой, а не языком болтать, - сказал мистер Пэплуот. - Могли бы пока заканчивать свое.
- Мы все закончили в субботу, и вы это прекрасно знаете! - вспылила Полли, темные глаза ее гневно сверкнули.
- Та-та-та-тататата! - передразнил он. - Вот вам новый парнишка. Смотрите не погубите его, как предыдущего.
- "Не погубите, как предыдущего!" - повторила Полли. - Да, ясно, это мы погубили. Вот при вас побыть - всякому парнишке верная погибель.
- Работать пора, нечего разговоры разговаривать, - строго и холодно сказал мистер Пэплуот.
- Работать еще вон когда пора было, - возразила Полли и, высоко подняв голову, зашагала прочь. Была она маленького роста, очень прямая, лет сорока.
На лавке у окна здесь стояли две круглые спиральные машины. За внутренней дверью оказалось еще одно длинное помещение и в нем шесть таких же машин. Несколько девушек стояли рядышком и разговаривали, все мило одетые, все в белых фартучках.
- Что за болтовня, больше вам делать нечего? - спросил мистер Пэплуот.
- Только вас ждать, - сказала одна хорошенькая девушка и засмеялась.
- Ну, давайте, давайте, - сказал он. - Пошли, паренек. Теперь будешь знать сюда дорогу.
И Пол побежал за своим начальником вверх по лестнице. Ему было ведено кое-что сверить и подсчитать. И вот он стоит за конторкой и старательно пишет своим отвратительным почерком. Вскоре из-за стеклянной перегородки важно прошествовал мистер Джордан и, к величайшему смущению мальчика, остановился у него за спиной. Вдруг толстый красный палец уперся в бланк, который заполнял Пол.
- Мистер Д.-Э.Бейтс, эсквайр! - рявкнул у него над ухом сердитый голос.
Пол посмотрел на выведенные его жутким почерком слова "Мистер Д.-Э.Бейтс, эсквайр" и не понял, что тут не так.
- Тебя разве не учили, как в этих случаях следует писать? Если пишешь "мистер", "эсквайр" писать уже не нужно… не может человек быть сразу и "мистером" и "эсквайром".
Мальчик пожалел, что был слишком щедр в своем обращении к адресату; подумал-подумал и дрожащей рукой зачеркнул слово "мистер". И тотчас мистер Джордан выхватил у него счет.
- Выпиши другой! Ты что, хочешь в таком виде послать его джентльмену? - И он с досадой изорвал голубой бланк.
От стыда у Пола покраснели уши, и он начал все сначала. Джордан все смотрел, как он пишет.
- Не пойму я, чему теперь учат в школе. Ты бы должен писать получше. Мальцы нынче только и умеют, что читать стишки да пиликать на скрипочке. Видали вы, как он пишет? - спросил он мистера Пэплуота.
- Да. Превосходно, правда? - равнодушно ответил он.
Мистер Джордан что-то снисходительно буркнул себе под нос. И Пол догадался, что хозяин его из тех, кто лает, да не кусает. И вправду, маленький фабрикант, хоть речь его не отличалась изысканностью, был все же благородной натурой и не придирался к своим служащим по пустякам. Но он знал, что не похож на хозяина и владельца солидного предприятия, и потому, чтобы сразу все поставить на свои места, должен был показать, кто тут всему голова.
- Слушай, а как тебя звать-величать? - спросил нового помощника мистер Пэплуот.
- Пол Морел.
Странно, как мучительно детям произнести свое имя и фамилию.
- Пол Морел, вот как? Ну давай, Пол Морел, поднажми, а потом…
Мистер Пэплуот уселся на табурет и принялся писать. Из двери за его спиной вышла девушка, положила несколько лечебных приспособлений и ушла. Мистер Пэплуот взял голубоватый эластичный наколенник, мигом сверил с желтым листком-заказом и отложил в сторону. Следующей была телесно-розовая "нога". Он просмотрел несколько изделий, выписал два-три заказа и велел Полу идти за ним. На этот раз они прошли в дверь, из которой появилась девушка. Пол оказался на верхней площадке узкой деревянной лестницы, над комнатой с окнами по двум стенам; в дальнем ее конце шесть девушек, склонясь над длинными столами, шили при свете, проникавшем из окна. При этом они хором пели "Две малютки в голубом". Услышав, что отворилась дверь, они все обернулись и увидели, что с площадки на другом конце комнаты на них смотрят мистер Пэплуот и Пол. Песня оборвалась.
- Нельзя ли поменьше шуму? - сказал Пэплуот. - Люди подумают, у нас тут кошки.
Сидящая на высоком табурете горбунья с длинным, довольно суровым лицом посмотрела на Пэплуота и сказала глубоким контральто:
- Тогда уж не кошки, а коты.
Напрасно Пэплуот разыгрывал перед Полом важного начальника над работницами. Он спустился по деревянной лестнице в комнату, где мастерицы наводили последний лоск на изделия, и подошел к горбунье по имени Фанни. Она сидела на высоком табурете, но была такая коротышка, что и голова, вокруг которой обернуты были скрученные густые и блестящие темно-каштановые волосы, и бледное утомленное лицо казались чересчур большими. На ней было платье из зеленого с черным кашемира, а когда она досадливо отложила работу, в узких манжетах мелькнули тонкие, плоские запястья. Пэплуот показал ей какой-то огрех в наколеннике.
- Ну, нечего на меня сваливать, - сказала она. - Это не моя вина. - Кровь бросилась ей в лицо.
- А я и не сказал, что твоя. Сделаешь, как я велю? - резко возразил Пэплуот.
- Не сказали, а хотите так повернуть, будто я виновата, - чуть не со слезами воскликнула горбунья. Потом выхватила у него наколенник со словами: - Да уж сделаю по-вашему, только нечего на меня кричать.
- Вот вам новый парнишка, - сказал Пэплуот.
Фанни обернулась, с ласковой улыбкой взглянула на Пола.
- О! - сказала она.
- Да, и смотрите не забалуйте его.
- Если кто его забалует, так не мы, - негодующе ответила она.
- А теперь пошли, Пол, - сказал Пэплуот.
- Au revoy, Пол, - сказала одна из работниц.
Девушки захихикали. Пол залился краской и вышел, так и не сказав ни слова.
День тянулся очень долго. Все утро рабочий люд приходил к мистеру Пэплуоту с разными разговорами. Пол писал или учился паковать посылки, готовя их для дневной почты. В час, а вернее без четверти час, мистер Пэплуот исчез, он жил в предместье и боялся не поспеть на поезд. В час, чувствуя себя никому не нужным, Пол взял корзинку с завтраком и спустился в подвал, на склад, где стоял длинный стол на козлах, и там, один, в полумраке подвала, поспешно поел. Потом вышел на улицу. Здесь, на воле, среди уличного многоцветья, в нем всколыхнулась безрассудная смелость и радость. Но в два он уже снова сидел в своем углу большой комнаты. Вскоре мимо него гурьбой прошли работницы, отпуская шуточки по его адресу. Были они из самого простонародья, эти девушки, занимались в помещении под крышей самой трудной работой - делали грыжевые бандажи и доделывали протезы. Пол ждал Пэплуота, он не знал, чем заняться, и, сидя на табурете, выводил закорючки на желтых бланках-заказах. Мистер Пэплуот явился без четверти три. Сел и начал болтать с Полом на равных, будто они однолетки.
Во второй половине дня обычно работы было немного, разве что к концу недели, когда требовалось произвести подсчет. В пять все служащие спустились в темницу со столом на козлах и там на голых грязных досках пили чай, уплетали хлеб с маслом и переговаривались с той же неприятной поспешностью и неряшливостью, как и ели. А между тем наверху царил дух дружелюбия и опрятности. Это погреб и козлы так на них действовали.
После чая, когда зажглись все газовые рожки, работа пошла быстрей. Готовилась к отправке большая вечерняя почта. Из мастерских приносили теплые, только что отглаженные чулочные изделия. Пол уже выписал все счета, и теперь ему надо было паковать, надписывать адреса и взвешивать свою долю посылок. Повсюду слышались голоса, выкрикивающие вес, позванивал металл, резко щелкала поспешно разрезаемая бечевка, раздавались торопливые шаги тех, кому требовалось взять марки у старика Меллинга. И наконец смеющийся, веселый, вошел почтальон с большим мешком. Потом рвение остыло, и Пол взял свою обеденную корзинку и помчал на станцию, чтобы поспеть на поезд в восемь двадцать. Рабочий день на фабрике продолжался ровно двенадцать часов.
Мать ждала его не без тревоги. Мальчику предстояло пройти пешком от Кестона, так что он попал домой только в двадцать минут десятого. А ведь ушел из дому, когда еще не было семи. Миссис Морел тревожилась о его здоровье. Но самой ей всегда приходилось нелегко, и она надеялась, что дети ее тоже будут выносливыми. Они должны справиться со всем, что выпадет им на долю. И Пол остался служить у Джордана, хотя и темнота, и духота, и долгие часы работы были во вред его здоровью.
Он возвратился бледный и усталый. Мать посмотрела на него. Увидела, что он, пожалуй, доволен, и тревога оставила ее.
- Ну, как? - спросила она.
- Так интересно, мам, - отвечал он. - Работа вовсе не тяжелая, и обращаются с тобой по-хорошему.
- А ты справился как следует?
- Да, только они говорят, почерк у меня плохой. Но мистер Пэплуот, мой начальник, сказал мистеру Джордану, что я навострюсь. Мам, я спиральщик. Вот ты приди посмотри. Так все славно.
Ему скоро понравился мистер Пэплуот - было в нем что-то от завсегдатая хорошего бара, он держался непринужденно и с Полом обходился по-приятельски. Иногда глава "спиральщиков" бывал не в духе и жевал резинку усердней обычного. Даже и тогда он, однако, не придирался - он был из тех людей, которые, раздражаясь, досаждают куда больше себе самим, чем окружающим.
- До сих пор не сделал? - восклицал он. - Поторопись, ведь целая вечность прошла.
А через минуту опять весел и оживлен, и это Полу трудней всего понять.
- Завтра прихвачу с собою своего йоркширского терьерчика, - радостно объявлял он Полу.
- А какой он, йоркширский терьер?
- Как, ты не знаешь йоркширских терьеров? Да неужели ты не видал йоркширских… - Пэплуот был потрясен.
- Это такие маленькие, шелковистые… цветом вроде железа или потемневшего серебра?
- Ну да, приятель. Она сокровище. Я уже за ее щенят выручил по пяти фунтов каждый, и сама она стоит больше семи фунтов, а весит меньше двадцати унций.
На другой день сучка появилась в заведении Джордана. То была дрожащая, жалкая крохотуля. Пола она не очаровала, слишком походила на мокрую тряпку, которая никогда не высохнет. Потом за ней зашел какой-то человек и стал отпускать грубые шуточки. Но Пэплуот кивком показал на Пола, и разговор продолжался sotto voce…
Мистер Джордан еще только раз наведался поглядеть на работу Пола и подметил лишь один промах: мальчик положил ручку на конторку.
- Если собираешься стать конторщиком, суй перо за ухо. Перо за ухо! - А однажды сказал ему: - Ты почему горбишься? Поди-ка сюда. - Привел Пола к себе за стеклянную перегородку и снабдил его специальными подтяжками, которые не дают сутулиться.
Но больше Полу нравились девушки-работницы. Мужчины казались ему заурядными и довольно скучными. Они все ему нравились, но были не интересны. Маленькая проворная Полли, старшая над мастерицами нижнего этажа, увидела, что Пол завтракает на складе, и предложила что-нибудь ему сготовить на своей плитке. На другой день мать дала ему с собой еду, которую можно было разогреть. Он принес ее в милую, чистенькую комнату Полли. И скоро у них вошло в обычай обедать вместе. Приходя в восемь утра на фабрику, он относил свою обеденную корзинку к Полли, а когда в час спускался в подвал, обед был уже готов.
Был он невысокий, бледный, с густыми каштановыми волосами, неправильными чертами лица и пухлыми губами. Она же - точно маленькая пичужка. Он часто называл ее "заряночка". Хотя по природе довольно молчаливый, он, бывало, часами сидел и болтал с ней, рассказывал ей о своем доме. Девушки, все как одна, любили его слушать. Часто, когда он сидел на скамье и держал речь, они окружали его и весело смеялись. Иные из них находили его забавным парнишкой - такой серьезный и притом такой живой, веселый, да еще такой вежливый. Они все любили его, а он их обожал. В Полли он чувствовал родную душу. Потом шла Конни с ее рыжей гривой, цветущим личиком, журчащим голоском - она и в поношенном черном платьишке выглядела настоящей леди и привлекала романтическую сторону его натуры.
- Ты когда сидишь и наматываешь нитки, будто прядешь на прялке, - сказал он. - Так это красиво. Ты будто Элайн из "Королевских идиллий" Теннисона. Если б умел, я бы тебя нарисовал.
Она глянула на него и смущенно покраснела. А потом он сделает набросок, который очень ему понравится: Конни сидит на табурете за прялкой - рыжая грива рассыпалась по черному выцветшему платьишку, красные губы сомкнуты и неулыбчивы - и наматывает алую нить с мотка на катушку.
Бесстыжей хорошенькой Луи, которая не упускала случая его поддеть, он обычно отвечал шуткой.
Эмма была не очень-то красива, немолода и снисходительна. Она охотно до него снисходила, и он был не против.
- Как ты закрепляешь иголки? - спрашивал он.
- Уходи и не мешай.
- Но мне надо знать, как закрепляют иголки.
Она продолжала упорно вертеть ручку машинки.
- Тебе еще много чего надо знать, - отвечала она.
- Вот и скажи, как вставляют иглу в машинку.
- Ну и мальчишка, до чего надоедливый! Вот смотри, как это делается.
Пол внимательно приглядывался. Вдруг раздался свисток. И тут же появилась Полли и отчеканила:
- Мистер Пэплуот интересуется, долго еще ты будешь тут любезничать с девушками?
Пол кинулся вверх по лестнице, кинув на ходу "до свиданья!", а Эмма оскорбленно выпрямилась.
- Я-то и не думала приваживать его к машинке, - сказала она.
Обычно, когда в два часа работницы возвращались с обеда. Пол бежал наверх, в отделочную к горбунье Фанни. Пэплуот появлялся без двадцати три, не раньше, и часто заставал своего помощника у Фанни - Пол сидел подле нее и болтал, или рисовал, или пел вместе с девушками.
Нередко, с минуту поколебавшись, Фанни запевала. Было у нее красивое контральто. Все хором подтягивали, и получалось хорошо. Со временем Пол уже безо всякого стеснения сидел в отделочной с полудюжиной молодых работниц.
Кончится песня, и Фанни, бывало, скажет:
- Знаю я вас, смеялись надо мной.
- Еще чего! - воскликнет кто-нибудь из девушек.
Однажды помянули рыжие волосы Конни.
- На мой вкус, у Фанни волосы получше, - сказала Эмма.
- Нечего надо мной потешаться, - сказала Фанни и густо покраснела.
- А я и не думала. А только у ней и впрямь волосы больно хороши, Пол.
- Тут прелесть в цвете, - сказал он. - Этот холодноватый цвет земли, и при этом с блеском. Как вода в болоте.
- Господи! - со смехом воскликнула одна из девушек.
- Вечно обо мне худое скажут, - промолвила Фанни.
- Да ты приглядись, Пол, - серьезно сказала Эмма. - Вона какие красивые. Если он хочет рисовать, пускай посмотрит, распусти волосы, Фанни.
Фанни и рада бы распустить волосы, да стеснялась.
- Тогда я сам распущу, - сказал парнишка.
- Ну что ж, если тебе хочется, - сказала Фанни.