Глава 5
Роберт Тэлберт
Я не знаю почему. Всегда всем зачем-то надо знать - почему? Черт возьми, если вы всякий раз оглядываетесь и спрашиваете себя почему, вы никогда никуда не дойдете. Я только знаю, что хотел ему купить подарок, поэтому вместо школы отправился через каньон к полю для гольфа. Вот и все.
Я прошел по краю каньона к тому ручейку, что протекал посередине, и добрался до опор подвесной дороги. Стал перелезать через них и тут поскользнулся, дьявольщина, хотя делал это сто раз и, наверное, не ошибся бы и во сне. Ну, так или иначе - может, всему виной роса, - рука сорвалась, и я упал со всего размаху и промочил ногу по щиколотку.
Конечно, я выругался, а потом стал ржать над собой, поскольку настроение у меня было не то, чтобы расстраиваться из-за мелочи. Отец такой добрый и все прочее, и мне хотелось купить ему небольшой хороший подарок. А если все будет в порядке, мы опять станем с ним разговаривать, как раньше. Я сниму камень с души и расскажу все про школу, как прогуливал и все остальное, а он скажет: "Ладно, сынок, никогда не поздно начать с чистого листа, и я уверен, теперь все пойдет лучше и… Ладно уж. Я и не из таких передряг, мальчик, выпутывался!"
Я стащил ботинок и вылил из него воду, потом отжал носок и повесил его на куст посушиться. Времени у меня был вагон. Я мог легко управиться на поле с двадцатью семью или даже тридцатью шестью лунками, если повезет. Только, хорошо бы, хоть сегодня туда не набежала бы куча соперников. Но на душе у меня было слишком легко, чтобы об этом думать.
Я валялся на спине с закрытыми глазами и мечтал в полудреме о том, как теперь пойдут дела. Тут мне почудились какие-то звуки позади, какой-то хруст, но я не обратил на них внимания. О ней я и не помышлял, пока она не запустила руку мне в волосы.
Я вскочил и сел. Она смеялась и потряхивала волосами, сидя на корточках прямо передо мной. Мне пришлось подвинуться, чтобы сесть.
- Какого черта ты тут? - спросил я. - Чего ты не в школе?
- Простыла. А ты чего не в школе?
- Ты, надо думать, меня заложишь. Ну, валяй, посмотришь, что из этого выйдет.
- Ох-ох. - Она тряхнула головой. - Я не стану тебя закладывать, что бы ты ни сделал.
- Да ладно, мне без разницы.
Я дотянулся и снял носок с куста, он совсем высох, и я стал его надевать. Она взяла его у меня - не вырвала, а так, мягко, - и повесила обратно.
- Хочешь простудиться? - спросила она. - Оставь его там, пока я не разрешу тебе его надеть.
- Черт, тебе какое дело? Кто тебя просил приходить сюда и командовать?
- Но это же так хорошо - всегда нужно, чтобы кто-то о тебе заботился.
Я сказал, что она спятила.
- Спорим, твоя мать не знает, где ты. Ты наверняка слиняла, ничего ей не сказав.
- Она даже не знает, что я у нее стянула сигареты. Хочешь сигаретку, Бобби? - На ней были такие смешные шорты - ну, не шорты, а девчачьи штанишки для велосипеда. И еще одна из тех дурацких тесных блузок, которые ее мать всегда носит, и свитерок из той же серии. Она его надела не как положено, а набросила на плечи, так что рукава мотались и мешали ей достать сигареты и спички. - Ну же, Бобби! - Она в конце концов надулась, словно это я был виноват. - Ты не хочешь мне помочь?
Я повторил, что она с приветом, но начал рыться в ее карманах, и, черт побери, это было такое безумное ощущение, когда я копошился в этой идиотской блузке, а она вся выгнулась, ну и - вы понимаете.
Мы взяли по сигарете, и я дал ей прикурить, а потом бросил пачку и спички ей на колени.
- Так, - сказал я, - вообще-то мне надо двигать побыстрее. Дел сегодня полно.
Она промычала что-то, опершись на локоть.
- Схожу на гольф, - сказал я, - сниму баксов.
- Да? - Она лениво выпустила струйку дыма. - Так вот куда ты таскаешься все время.
- Ну, не все время. Заработаю и валю в город! Раз у меня оказалось баксов десять - вот это была жизнь! Поешь в ресторане на вокзале, потом по лавочкам походишь, и в тир, и еще в раз в кафе. Красота!
- Ну, какой ты скверный мальчик.
- Да ладно, может, это и звучит глупо, но на самом деле правда.
Она потушила сигарету и легла на спину, заложив руку за голову. Улыбнулась мне и как-то так пригладила место рядом с собой, и я тоже прилег. Так было гораздо удобнее, и почему-то мне хотелось на нее смотреть, словно я по ней соскучился. Не то чтобы она мне очень нравилась или что-то в этом роде, просто вы привыкаете, что кто-то всегда рядом, а потом вдруг его не находите, и вам становится грустно.
Так мы валялись, и ее рука очутилась в моей, хоть это ничего и не значило на самом деле. Да, черт, она вечно таскалась за мной, сколько я себя помню, и я то поддерживал ее, чтобы не упала, то еще как-то помогал, и хотя так долго за руки мы раньше и не держались, но в этом не было ничего особенного, самое обычное дело. Просто мы валялись и болтали, и все нормально.
- Бобби… - начала она.
- Чего?
- Ты помнишь, как мы играли вместе целыми днями, а потом пора было идти домой, и мы… мы целовались на прощанье.
- Ну… да.
- Бобби, когда же это было? Ну, то есть когда ты меня целовал.
- Откуда я знаю? Да ну тебя, Джози!
- Ну, если ты психуешь, стоит мне что-нибудь сказать, лучше я пойду.
- Ну и иди. Это ты психуешь. Я только сказал, что не помню.
- Нет, ты злишься. Сразу видно.
- А мне вот не видно. Вот смехота!
- Погляди мне в глаза и скажи, что ты не злишься.
- Очень надо. Слушай, Джози, что ты все мелешь чепуху про…
- А вот и не скажешь…
Ну, этого я, конечно, снести уже не мог. Я перевернулся, посмотрел на нее и повторил, что я не психую, два раза повторил, глядя на нее в упор, ну, почти - но ей, конечно, этого было мало.
- Все равно ты псих, - сказала она. - А то бы ты знал, что тебе надо делать.
- Джози, прекрати!
- Да, да, ой, Бобби, да что же это…
Ну вот, я абсолютно ничего не сделал, а она стала плакать. Не сильно, правда, прикрываясь руками, ну, вы понимаете как. Тут я ее поцеловал, а она меня, а когда я попробовал отодвинуться, то она мне не дала.
Я ощущал ее всем телом, так же как когда полез за сигаретами и спичками, только еще сильнее, и вдруг вспомнил об отце и что бы он сказал, но не мог от нее оторваться. Она вся прямо прильнула ко мне, прижалась лицом и поцеловала несколько раз в ухо, и я тоже, и мы зашептали что-то друг другу.
- Бобби…
- Что?
- Это как тогда, у тебя дома, да? Когда папа поднял шум из-за пустяков.
- Мы ничего такого не делали. Ничего плохого.
- Да он просто шизик. Все равно, хоть бы и делали, что такого? Они же с мамой делают. Если это так плохо, так почему…
- Джози, - сказал я. - Ты что, спятила? Ты знаешь прекрасно, что… ну, что это не одно и то же.
Она сказала: ну ладно, как хочешь, стоит мне открыть рот, как ты начинаешь психовать. А я ей сказал, это она псих, и в доказательство опять ее поцеловал.
- Бобби, а… ты… когда-нибудь… - начала она.
- Не-а.
- Слушай… обещай, что никому не скажешь, если я тебе кое-что расскажу!
- Ну, обещаю.
Она поколебалась. Потом, прижавшись ртом вплотную к уху, зашептала. Выслушав, я сказал:
- Да ну, ты врешь.
- Ну и пожалуйста, и не верь.
Я судорожно сглотнул, у меня рот как будто свело.
- И к-к-когда, Джози?
- А прошлым летом. Как-то в субботу. Я была около станции, и один дядька, не знаю кто, у него была большая машина, спросил, не хочу ли я прокатиться. Ну и…
- Черт возьми, и ты с ним поехала, Джози. А вдруг он оказался бы, ну я не знаю, маньяком или…
Она дернула плечом:
- Подумаешь. Это все сказки для деток.
- Да ты вспомни, про это все время в газетах пишут. Сажают девчонку в машину, а потом, потом делают с ней это и - в общем, сама небось все это читала.
- Ага, - дернулась она снова. - Все равно. Он это делал со мной.
Я не ответил, мне надо было перевести дух.
- Он сначала так это заигрывал, - продолжила она, - а потом свернул в сторонку, за большой рекламный щит. И… - тут ее голос задрожал. - Бобби, он сделал мне больно.
- О, черт.
- Я… я думала, все кровью перепачкаю. Даже во второй раз, когда, ну, знаешь, не должно бы…
Я опять с трудом сглотнул, а она вытащила руку у меня из-за головы и стала шарить по карманам. Потом достала, что искала, и сунула мне в руку.
- Б-бобби, ты знаешь, что это?
- Ну, в общем, да.
- Я это стащила у родителей из спальни. Я… они все одинаковые, да, Бобби? То есть они всем подходят?
- Наверное. Господи, да не знаю я. Вроде бы.
- А - что, если ты… Попробуй?
- Джози! Ты что…
- Погоди, подожди минутку, Бобби. Здесь нас могут увидеть.
Она оттолкнулась от меня и встала, глядя на меня сверху вниз, глаза ее затуманились, и потом протянула мне руку. Я поднялся, и мы пошли к пригорку поодаль, где у подножия росли какие-то кустики и было что-то вроде маленькой пещерки.
Я присел на корточки и расстелил ее свитер, все это походило на сон - и я с этой штукой в руке, и она, легшая навзничь. Все казалось нереальным, в голове у меня шумело, и я словно онемел и едва мог дышать.
Я повернулся к ней спиной, пока надевал эту штуковину, и руки у меня тряслись, но в конце концов надел. Развернулся к ней, а она как ни в чем не бывало расстегивает свои дурацкие шортики, вытаскивает из-под них блузку, расстегивает и ее и…
Вот мы уже обнялись и целуемся…
- Бобби! - кричит она, заливаясь безумным смехом. - Ну, подожди же, глупый!
Я же не мог вымолвить ни слова.
- Бобби, слышишь? Я с тобой с ума сойду! Т-ты - Бобби, пожалуйста! Мы не м-можем… ты не должен… Бобби!
И мы проделали это, и она притихла, а потом опять взбеленилась. Она запричитала: нет, вы только посмотрите на нее, и как она пойдет домой, в крови, и что во всем я виноват, и что все-то она расскажет своей маме, что это я ее заставил.
- Прости, Джози, - пробормотал я. - Ради Бога, я же не хотел. Сколько раз я тебе говорил?
- Ну и что толку, все равно ты виноват.
- Ладно, вместо того чтобы меня обвинять, ты бы лучше сплетни обо мне не распускала.
- О-хо-хо! Но мне же надо что-то делать. Не будешь же ты все на меня валить.
Я испугался. Подумал про отца, и как Джек Эдлман поднял тогда шум, а сейчас ему и на самом деле есть из-за чего переполошиться. И если он в тот раз такое устроил, то что же теперь-то будет?
- Джози, хочешь, я могу постирать их в ручейке, а? - предложил я.
Она фыркнула:
- Ха! Вот здорово - в холодной воде и без мыла!
- Ну… тогда, ну, может…
- Что? Давай, говори! Придумай что-нибудь!
- Я пытаюсь, не видишь, что ли? - взорвался я. - Что, по-твоему, я тут пытаюсь делать? Заткнись, ради Христа, на минутку, и дай мне сообразить.
- Ладно. Только нечего мне, мистер Бобби Тэлберт, рот затыкать!
- Может, ты как-нибудь спрячешься в кустах на краю каньона, а потом дождешься, когда твоя мать заговорится с кем-нибудь, а там - проскользнешь домой дворами и переоденешься.
- А с этим мне что делать? Ну ладно, можно пролить на них чернил или еще чего и бросить в грязное белье, ну и все будет нормально.
- Ой, сделай так, Джози, а?
- Может быть.
- Обещай.
- Может быть, если смогу.
- А что тебе помешает? Мы же все продумали.
Она пожала плечами, искоса на меня поглядывая. Я знал, что ей не трудно это сделать, и она знала это точно так же, почему же она не пообещала?
Я догадывался, что она беспокоится не только из-за одежды. Мы оба чувствовали себя одинаково. Я устал, мне было неловко, и я словно весь извалялся в грязи. Даже смешно, что можно себя чувствовать так хорошо - а через пару минут совсем скверно. Да, ощущения у нас были одинаковые, вот только вести себя как она я не мог. Мне надо было ее уговаривать.
- Джози, послушай. У меня тоже одежда не в порядке, но я не психую. Я ведь не желал тебе ничего плохого.
Она фыркнула:
- Ну, у мальчиков совсем другое дело. Все равно ты виноват. Нечего было с ума сходить!
- Но ты ведь сделаешь, как мы договорились, Джози? А, Джози?
- Сказала, сделаю. Может быть.
- Не "может быть", черт бы тебя побрал! Дай слово!
- Может быть. Сказано - может быть, значит, может быть.
Она опять взглянула на меня искоса. Я видел, что она издевается; ей ведь и самой придется так сделать, черт бы ее побрал! А если не сделает? С такой ведьмой никогда не знаешь, что она выкинет.
Мне стало совсем тяжко. Внезапно я схватил ее за плечи и затряс.
- Я тебе покажу! - заорал я. - Обещай, черт тебя дери, или я… или я…
- Ну-ну-ну, и что же, интересно, тогда?
- А вот увидишь. Лучше обещай! Обещаешь?
- Может быть. Вот что я обещаю. Может быть, может быть, может быть, може… Бобби! Н-нет…
Глава 6
Дональд Скайсмит
В то утро вышел квартальный отчет "Стар", и это было здорово. Тираж вырос на тридцать тысяч, а реклама составила сорок тысяч строк. С этим отчетом за пазухой я менее всего ожидал, что Капитан намылит мне шею. Но когда я ввалился в редакцию, он уже висел на телефоне, и цветами меня никто не встретил.
Когда я поднял трубку и поздоровался, он продолжал беседовать с телефонисткой.
- Так вы вполне уверены в этом, мисс, - говорил он. - Вы точно знаете, что у нас есть ответственный редактор? Мистер Скайсмит все еще у нас служит?
- Да, сэр, - хихикнула она. - Он… э-э… он сейчас на линии, сэр.
Дура набитая! Все это было на редкость противно, я так ей и сказал.
- Так вы уверены, - продолжал Капитан, - а вдруг это не он? Есть у него удостоверение?
- Нет, сэр. То есть да, сэр. У него… хи-хи-хи…
Вот дрянь! Хихикает как ни в чем не бывало, когда надо мной издеваются. Господи, и я это должен терпеть не только от старого ублюдка - фашистского сукина сына, но еще и от всякой зассыхи.
Я пробежал глазами вырезки на столе - из конкурирующих газет и из наших - и так и не понял, что мы упустили. У нас было все то, что и у них, только больше и лучше.
- Ну, мисс, - сказал Капитан, - если уж вы так уверены. Дон, как настроение этим прекрасным утром? Каким, к черту, ему быть?
- Отличное, сэр, - ответил я, и телефонистка отключилась. - Как вы, Капитан?
- Великолепно. Скажу тебе, Дон, с горным воздухом ничто не сравнится. Надо тебе иногда выбираться.
- Спасибо, сэр. Я был бы очень рад. - И я прикрыл веки, думая: "Ах ты, сукин сын, ты даже не представляешь, как я был бы рад".
Я представил себя в его замке, как я вхожу на цыпочках в его спальню с колоссальной кроватью. Везде стучат телетайпы, а копнуть поглубже, так наткнешься и на шлюх. Да ну их всех к черту. Спалить бы их всех разом. Сказать: "У меня для вас, Капитан, кое-что горяченькое", - а потом полить бензином да поднести спичку и…
- Дон, - сказал он, - я очень беспокоюсь о Тедди. Как она там?
Я разжал зубы и приоткрыл глаза.
- Ну… надеюсь, нормально, Капитан. Врачи не слишком обнадеживают, но думают, опухоль локализована на левой груди. Теперь остается только ждать.
- Ужасно, - он цокнул языком, - такая молодая, привлекательная. Ужасно, ужасно.
Ублюдок, сукин сын!
- Да, сэр. Она сильно страдает.
- Ужасно, - повторил он. - И еще тяжелее, когда есть маленькие дети.
Сводник, пожиратель нечистот! Иди потискай вон ту шлюху! Но подожди, вот начнется пожар высшей категории…
- Хотя, полагаю, ситуация могла бы быть еще хуже, - продолжил он. - По крайней мере, ты знаешь, что сделал все возможное. Лучшие врачи, отличный уход. За это можно благодарить судьбу, правда, Дон?
- Да, сэр. Мы с Тедди очень вам признательны, Капитан.
- Красивая девушка, Дон. И мужественная. Дети бы без нее пропали.
Чудовище, жестокий подонок! Я тебя удушу прямо по телефону!
- Так, давай поглядим, сколько ты зарабатываешь, Дон? Двадцать пять тысяч, да?
- Двадцать две пятьсот.
- Маловато. Если в у меня на руках был кто-нибудь вроде Тедди - кто-нибудь, кто зависел бы от меня и чья собственная жизнь зависела бы от… Дон, ты что-то сказал?
- Н-нет, сэр, это я кашлянул, Капитан.
- Ты должен зарабатывать тысяч по тридцать пять, Дон. О, я знаю, ты полагаешь, что делаешь все возможное, но ты плохо себя знаешь. Ты просто не используешь все ресурсы. Если б ты стал получать тридцать пять тысяч, на двенадцать пятьсот больше, это была бы большая разница. Это могло бы означать жизнь для Тедди, и материнскую ласку для ваших малышей, и… Да, Дон? Ты что-то сказал?
- Нет, сэр. Вам почудилось.
Он приумолк. Я выдвинул ящик стола, снял крышечку с бутылки виски и сделал хороший глоток.
- Ну что, полегче? - спросил он. - Вот что, Дон. Я хочу, чтобы ты подошел к окну и выставил голову наружу.
- Да, сэр.
Вот так. Мне дали передышку. Я прошел к окну и высунулся наружу. Именно так, как мне велели. Если бы я не сделал этого, он бы узнал, как узнал о том глотке виски. Капитан всегда все знал. Частью благодаря звериному чутью, но целиком он на него не полагался. Лишь весьма небольшая часть людей, бывших у него на жалованье, работали на его газеты. Прочие же были шпионами, его шпионами, и разнюхивали все.
Как-то несколько лет назад Капитан велел ответственному редактору пойти и выпить чашку кофе. Чтоб тот, видите ли, не заснул. Ну, малый пошел, но он не любил кофе и взял вместо этого стакан молока. А когда вернулся к телефону, Капитан его уволил. За беднягой просто следили.
Поганый, вонючий под…
Я взял трубку:
- Я вернулся, Капитан.
- Хорошо. Скажи, там идет дождь или нет?
- Нет, сэр. Дождя нет.
- Замечательно. Это совпадает с моей информацией. Ты, Дон, прямо мне камень с души снял. А то я стал сомневаться, знаешь ли ты, дождь там или нет.
- Да, сэр.
Господи, ну к чему все это? Мне сейчас надо говорить с репортерами, редактором телетайпной, заведующим отделом городских новостей, делать макет дневного выпуска. Я взглянул на часы - о ужас! До контрольного срока оставалось всего двадцать минут! Если мы не уложимся, везде понадобятся сверхурочные - в редакции, у репортеров, в отделе распространения; а там эти проклятые профсоюзные кляузники и…
Я его убью! Господи, я его убью! Я проберусь в его замок ночью, когда его задницу будут обвивать телетайпные ленты и обнимать шлюхи, и тогда я налью старого доброго керосина, и возьму старые добрые спички - большие кухонные спички, - и сожгу его заживо! СОЖГУ ЕГО…
- Слушай, Дон, у тебя вчера в подвале было восемь строк петитом после раздела объявлений.
- Да, сэр?
Он спятил. Если бы там было что стоящее, мы бы за это взялись.
- Убийство с изнасилованием в округе Кентон-Хиллз. Какая-то четырнадцатилетняя девочка. Дон, плохо раскручено. Почему ты не поставил материал в правую колонку на первой полосе, а еще лучше в центр с заголовком и фото?
- Н-но, Капитан. - Я отодвинулся от трубки и уставился на нее. Совсем он рехнулся, прости Господи. - Но, сэр, там ничего - на этом этапе - никаких доказательств…
- И ты думаешь, Дон…