Глава восьмая. Элипранд приехал
Застолье во дворе у Родомысла продолжалось своим чередом. А тут и песняры пришли. Вершко поднялся на встречу. Усадили за столы, напоили вкусным сбитнем. А песняры, не рассиживаясь, достали инструменты, стали в ряд. Янко и говорит:
- Почтенные старшие и все добрые люди! Мы пришли к вам нарочно подарить песню. Вершислав сделал нам доброе дело, выручил из беды, и мы решили в долгу не остаться.
Торхельд бойко загудел на волынке. Дивак встрепенул бубенчики и колокольчики. Смиргун вступил на гуслях радостно и бодро. Переливами зазвучала невиданная скрыпка Николы. И хор стройных голосов жизнерадостно заиграл всеми красками на местном наречии:
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!Як пайшоў на ворога Брэн: адзин на сотни -
Заблудиўся вокала, зачапиўся мотней.
Як дарогу Брен найшоў, выйшоў на пагорак
Бачыть: вельми харашо - на ворози ворог!Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!
Бранибор отвёл голову немного в правый бок, отклонился прямой спиной назад, упёрся прямыми руками в колени, и всем видом выражал: "Это что такое?!". Женщины тихонько хихикали, кроме Доброгневы. Та косилась на мужа Бранибора - как бы не обидели любимого супруга, детинушку хоть и богатырскую, а всё равно - ранимую! Дед ухмылялся в бороду. Дети и Святояр раззявили рты, причём Святояр, похоже, больше всех. Вершко с друзьями переглядывались, довольно хитро посмеиваясь.
Брэн схапиўся за капьё, як скаженны мчытся.
А тые спалохались - "мусит Перуница!!!"
Як пабегли вороги, Брэн мячом махае -
Як снапы па дзесять штук махам пабивае!Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!А тые апомнились - "дзе же Перуница?! -
Там адзин, адзин зусим над нами глумится!"
Павярнулися назад - мячы, копья, стрэлы,
Але Брэну ўсё не дренна - морэ па калена!Рэ-эчица, рэчица, ты пра Брена грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, давай падпевай!Брэн паскокаў ў други край - каб часам не забили,
А за им тры тысячы, моцна завапили!
Брэн ускочыў ў рэку, з конем утекають.
А тые ж па берагу - Брэна паджыдають.
Бранибор поглядел на отца. Остальные, уже который припев дружно и весело пели вместе с песнярами. Святояр скакал задорно, просто от молодости. Вершко тоже старался - какой случай подцепить немножко такого серьёзного старшего брата.
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, Брена выручай-ай!Ў други день памнили тые - мусит утапиўся.
Але Брен пад беражком за корэнь учепиўся!
Выплыу Брэн на трэйти день, голы, прычытае,
Але ж ён с тых пор рэку як Мать почытае.Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!
Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!Родная Дерэчица, ты пра Брэна грай-грай!
Родная Дерэчица, чарку наливай!
Под конец песни полное застолье взрослых встали из-за столов и пели, пританцовывая. Бранибор немного смущённо улыбался. Родители подошли к Бранибору. Дед поцеловал Бранибора в темя, а матушка прижала богатыря к сердцу. Родня и гости шумно делились впечатлениями - надо же, про деда песня или про Бранибора?
А у деда и ещё не все гости! Во время исполнения песни "Речица" во двор зашли два путника - молодой и старый. Они постояли в сторонке, не мешая пению, слушали и смотрели на всё происходившее. Были одеты по-дорожному, но в западной манере: плащи короткие с капюшонами. На ногах деревянные башмаки с кожаным удобным верхом. В руках котомки, за двором остались привязанные к плетню кони с большими седельными сумками. Молодому человеку на вид было лет шестнадцать-семнадцать, он выглядел крепким и спокойным и имел светлое лицо, обрамлённое золотистыми волосами, собранными на затылке в пучок. Старший, довольно ветхий на вид мужчина, видимо, страдал кашлем - всё время прикладывал ко рту платок, зябко сутулился, несмотря на отличную весеннюю, уже летнюю погоду. Волосы его с обильной проседью были немного растрёпаны, а взгляд растерян.
Дед Буривой, привычный до появления у себя самых разных, в том числе больных людей, не обратил на них особого внимания до самого окончания песни Янки с друзьями. Когда же обернулся к ним, его лицо сначала замерло, затем дед нахмурился и, идя навстречу, спросил:
- Хто вы?
Старший прочистил горло и хотел что-то сказать, вместо этого протянул вперёд к деду руки.
- Чи гэто ты, Меркул?! - спросил дед, узнавая гостя.
- Это я, Борри! Не обнимай меня сильно, я болею - простыл в дороге и никак не приду в себя. Прости, это вместо приветствия, друг мой!
- Как же ты у меня оказался, дружище?! Я уже не надеялся, что увидимся, прошло, наверное, лет двести! - Буривой всё равно крепко обнял Меркула.
- Ну, не двести, но лет сто точно! - Меркул засмеялся и закашлялся вместе. Молодой гость с удивлением смотрел на обоих.
- А гэто кто с тобой… дай я отгадаю! - дед смотрел, глазам не веря, на юношу в дорожном плаще.
- Ты отгадал, Борри, - читая по глазам Буривоя, сказал Меркул. - это их сын!
- Мать честная! Мальчик мой, дай я обниму и тебя! - Буривой заключил в крепкие объятия молодого человека, который, кажется, понимал, что к чему, но стеснялся. - Как же тебя зовут, скажи мне?
- Элипрандо.
- И сколько же тебе лет?
- Исполнилось шестнадцать.
- Будешь настоящий хоробр-богатырь*…
Дед вдохновлено, с блеском в глазах обернулся к толпе своих родных и друзей:
- Люди, побачьте, хто гэто до нас прыехау*! Надея, гэто Элипранд! Моей сестры Олёны сын! Из Милана приехал! Ты помнишь Бонифация? Это их с Олёной сын. И Меркул приехал! Дети мои, познакомьтесь, Элипранд - ваш брат двоюродный. Моей сестры, я вам рассказывал, и Бонифация Миланского удалого боярина сын. А это - Меркул, друг Бонифация и мой друг. Вот какие вы, молодцы, приехали! Пошли к столу, бо у нас свято - Трибожий день!
Новых гостей обступили с приветствиями, рукопожатиями и объятиями, родня заморская приехала - это всегда событие. Повели к столам кормить, поить, распрашивать.
- Как же поживаете вы в городе Милане? - Буривой накормил, напоил Меркула и Элипранда и стал спрашивать. - Как батюшка твой с матушкой, Элипранд, здоровы ли?
- Спасибо за угощение, дядя Буривой! Меня матушка отправила к Вам. Надо передать, что мой папа умер.
- Ой-ё-ёй! Дитя моё! Как же так, он меня моложе лет на пятнадцать!
- В прошлом году это случилось. Вдруг разболелась голова. А на утро не проснулся. - пояснил Меркул. - "Церебральный удар от избытка жара" сказал знакомый наш доктор.
- Какой удар? - переспросил внимательно слушавший рядом Святояр.
- О, простите, не помню, как по-вашему сказать! - замялся Меркул.
- Ну… цебер, голова… Мозговой удар, сынку… - пояснил наш дед-лекарь. - Да-да, "от избытка жара"… Переживал, значит, много. Хороший был человек. Близко к сердцу многое принимал. Да, я помню… Помню как он руки твоей мамы просил у меня. Отца-то у нас уже не было, а я был старший мужчина в семье. На колено встал, руки сложил к груди и говорит с чувством таким сильным: "Борри! - так же как ты (к Меркулу) меня называл - прошу тебя: выдай за меня свою сестру Оленюшку. Мне без неё жизни не будет никакой. Если ты мне откажешь - я умру прямо сейчас перед тобой!" И она тоже тут подбежала, на колени упала рядом: "Буревоюшка, братик, не губи нас, позволь пойти замуж за Бонифация!" - Да, вот мальчик какой славный получился… Прошло семнадцать лет. Давай помянем твоего отца, сегодня день подходящий.
В братину налили медовой браги и пили по кругу по два глотка все мужчины.
- Мама ни о чём не жалеет, и просила передать, что благодарна Вам за всё, дядя Буривой. Она велела передать Вам вот это. - Элипранд снял с пояса большой нож. Добротный нож без изысков с простой деревянной ручкой, что и на охоте и на войне может быть хорошим подспорьем. - Это нож отца, она не хочет, чтобы я его носил, не хочет, чтобы я тоже был военным.
Буривой взял в руки нож. Помолчал. Посмотрел на Меркула. Тот покивал головой.
- Много воевал твой отец?
- Да, много. Этим, в основном, и занимался.
- Трудно не воевать в нашем мире. И воевать не легче… Не годиться оставить без отдарка. Ну-ка, пошли за мной.
Дед увлёк гостей за собой в дом. Подвёл к щиту на стене. Меркул воскликнул:
- Узнаю твой щит! Давно в руки не берёшь?
- Давно, в основном теперь только пыль обтираю… Вот тебе Элипранд мой подарок, он твоей маме больше ножа понравиться. Тут нарисовано как вот эта река спасает вот этого - меня. Вы там с Оленюшкой живёте близко к морю, коло воды, а коло меня тут воды сейчас мало. Так пусть вода хранит вас в случае чего, как меня хранила. Сей щит на стену повесите, как охранный знак. А воевать не ходи. Братья, сёстры родные есть и тебя? Нет? Тем более.
Меркул зацокал языком:
- О, знатный подарок, Элипранд, бери! Большого воина щит, да ещё дяди родного - большая честь!
- Дядя Борри, а как же ты без своего щита?!
- А моя война теперь происходит в другом измерении, сынок! Она теперь больше не разрушительная, а созидательная.
- Как это?
- Подрастёшь - поймёшь, а пока запомни.
- А как же на стене…
- А на стене… У меня есть, что повесить на стене. Ну-ка, пособи, вон оттуда с печки потяни!.. Вот!
Дед принял в руки снятый с печи старый каплевидный щит.
- Этот - моего отца! Давай повесим…
Гвоздь в стене пустым долго не пробыл. В середине каплевидного щита, водружённого на нём, на железной листовине было выбито строгое усатое мужское Солнце.
Тем же утром Милован встал с утра злой, всех дома погонял. Заслышал шум на улице. Вышел на порог - народа немного собралось, но тычут пальцами наверх его крыши и в рукава аж прыскают от смеха. Ступил первый шаг, аккурат, ногой запнулся и ка-ак грохнется мордой вниз, прямо в кучу коровьего навоза! Откуда здесь корова наваляла? И почему порог высокий сделался? Под хохот селян, давясь от ярости, продрал глаза, посмотрел наверх. На крыше, на длинном шесте - высоко, видно далеко развевается стяг-штандарт из простой полотнины, а на нём нарисовано… то место голое, откуда ноги растут. Широ-окое!
Глава девятая. Ятвяги
Думали-думали Любомир со свитой: брать или не брать венецианского шпиона. То ли посмотреть за ним подольше, то ли спытать его пораньше. В свите и Горыныч и дядьки Любомира по матери и другие наставники и пестуны князя с отрочества, и Бранибор, и другие сотники, и Вершислав, и племянник Любомиров взрослый. Решили, что надо поглядеть пока издалёка, куда поедет, что замышляет. А после и брать.
Ради сложного и сомнительного дела поехали за Максимилианом Вершко с друзьями. Впятером. Больше-то куда, чтобы взять одного пусть и самого разудалого шпиона. В Городно его нашли. Понаблюдали - ничего подозрительного. А через пару дней, отпустив вперёд на полпоприща, двинулись за ним из Городно за заход, дальше приглядывать. Максимилиан с двумя слугами едет, важный. А наши скромнее стараются держаться, одеты были, как вольные горожане-торговцы. Оружие - в седельных сумах и у сёдел приторочено.
Впереди - Вершко. За ним Прытко с Кудеяром. За ними Горобей с Брывой.
Через полдня неторопливого пути стали проезжать по самому краю ятвяжские земли, недалёко до реки Бобр. Спина Максимилиана мелькнула и скрылась за дальним поворотом в лес. Как вдруг на дорогу спереди и сзади маленького отряда Вершислава из леса со всех сторон выехали конные ятвяги. Перегородили путь со всех сторон, придерживая готовое оружие, потребовали остановиться. Наперёд выдвинулся, очевидно, воевода. Одет по-простому, жилистый, усы по-варяжски свисают длинные.
- Что за люди? Куда путь держите?
Вершко отвечал за всех:
- Мы горожане мирные, едем по своим делам по добру да по здорову̀ и вам того же желаем.
- А нам сдаётся, что вы разбойнички удалые, по следу рыщете да добычи ищете! - Довольно вызывающе, но хитровато улыбаясь, сказал ятвяжский воевода.
- По что обижаешь, воевода? Мы вам худа не делали!
- А мы тут за тем, чтоб на нашей земле и никому худа не делали. А вы-то вслед идёте за тем одним, что перед вами проехал. Там дале лес по-глуше - в самый раз его догнать да и обобрать, да голову неповинную под куст кинуть! Давно за вами глядим.
- Отчего же мы за кем-то? Мы сами по себе едем!
- Вот и хорошо! Слезайте с коней, пойдём в тенёк, погодим чуток, вы мне свою верительную грамотку покажете.
Друзья переглянулись: делать нечего, не драку же на этом устраивать. Грамотку посмотреть старшине положено дать. В его земле - его право.
Отъехали на опушку. Спешились. Пошли в тенёк. Вершко грамотку подал, что, дескать, торговые люди княжьи. Грамотка красивая: на телячьей коже грамотеем записанная, шнурком красным плетёным перевита, печать Любомирова сургучом оттиснута, края ровненько обрезаны, выделка - чуть не до бела. Сразу видно, уважаемые люди.
Ятвяг-воевода грамотку повертел, развернул, почитал. Неторопливо так, степенно. Нарочито. Тем временем ятвяжские воины шатры разбили. Друзьям на месте уже не стоится. Вершко говорит:
- Всё ли так воевода? Веришь ли нашей грамотке?
- А что же мне ей не верить? Князем Любомиром скреплённая. Это ведь, известно, князь Беловежский! Уважают его слово княжеское, говорят… И грамотке чего бы не поверить… Раз вы вольные люди, вам торопиться некуда, хочу с вами про житьё-бытьё поговорить, уважьте служивого человека!
Друзья опять переглянулись: что-то темнит ятвяг. Чего бы ему запросто торговых людей не пропустить. Мыт не с чего платить, порожняком сами собой проезжают. И что же делать?
Горобей глянул на Вершко и говорит:
- Нам бы господарь-воевода до вечеру на ночлег попасть, да в каком сытном месте, а то по делам-то мы ужо порядком наездились, толком и не поевши.
- Не сильно отощали, - ухмыльнулся ятвяг и кивнул на Брыву. - да и накормим мы вас, мирных торговцев. Свой воинский харч поделим, да косулю мои ребята только-то подстрелили - на всех хватит. Ну! Не обижайте, пошли в шатёр! Я давненько с беловежцами не говаривал. Тем более самого Любомира люди. Торговые…
"Видно, заподозрил что-то" - подумал Вершко, идя со всеми вместе за ятвягом. - "Экий ты прилипчивый!.. потеряем времечко, венецьянец уйдёт неведомо куда…"
- Самого-то как тебя величать, воевода?
- А так просто и зовите: "воевода Струв".
Дошли до шатра. У них приняли коней. Посадили за походный низенький стол. Ятвяг-воевода уселся гордо. На стол поставили мясо холодное, ломтями нарезанное, лепёшки хлебные душистые, огороднину, сыр козий. Налили всем квасу в деревянные походные чаши. Воины ятвяжские костёр разожгли, да косулю над огнём примостили целиком. Струв чего-то вопрошает, посмеивается. Беловежцы отвечают неохотно.
Неуютно Вершиславу. Крутится Прытко, глазами зыркает по сторонам. Брыва нахмуренный. Горобей прищуренный. Кудеяр тоже ятвяжских воинов пересчитывал, полсотни насчитал. Что за сторожевой разъезд у ятвягов такой большой, непонятно.
- Нам, господарь-воевода, некогда говаривать, прости. Надобно за седмицу объехать все торги до города Зверина. Да вернуться князю обещали быстро.
- На торге - купец-молодец, а на дороге лесной - воитель-хранитель. Я вас ребята от беды берегу…
- Что же за беда?
- Да вы сами и беда!
- Что-то не ласков ты, воевода…
- Как же вас обласкать? Вы сами кого хошь обласкаете. Сами вон какие матёрые, мешки оружием набиты: "Мы торговцы" - передразнил ятвяг. Торговцев-то когда видали последний раз? Поди, когда грабили?
Разговор принимал странный и неприятный поворот. Оружие и кони уже у ятвягов, а с другой стороны - угрозы не слышно…
- А как же грамотка княжья - говорил "верю"!
- Грамотка, ребята, не сам князь, её и подделать можно. Но вы-то ребята удалые, сразу видать. Пошто ссориться?…
- … И что же нам теперь делать?
- Вы, ребята, подкрепитесь, ешьте-пейте… подождём… всё и прояснеет. - добродушно так советует воевода Струв.
- Что прояснеет-то?
- Всё, ребята прояснеет! - усмехается ятвяг, как ни в чём не бывало, и капустой квашенной мелкоструганной смачно хрустит.
- И долго ли ждать, воевода?
- Это я, ребята, ещё не знаю… от вас зависит…
- Ты нас никак в плен взял?
- Как можно! Вы люди свободные. Торговые!.. Не за что вас держать.
- Ну тогда спасибо тебе за хлеб за соль! Мы тогда поедем своею дорогой!
- Как же вы ребята поедете без мешков-то своих?
- Так ты нам их верни назад!
- Не могу, ребята! И рад бы, да не могу!
- Так почему же?
- Пока не знаю!
- Ну, как не знаешь-то??
- Вот вы капусточки попробуйте! Отличная получилась, хрустящая. Или вот рёбрышко свиное копчёное. А? Вкуснотища! Хмельного, пробачте*, не держу - служба…
И так мурыжил их пока солнце не село. Накормил, что правда, то правда. Да только от такого гостеприимства кусок не очень-то в горло лезет. И непонятно Вершиславу, что это за холера. Что так привязался этот Струв?!
Так и ночь подошла. Воевода распорядился их спать положить. Вершко с друзьями шепчутся, не знают, что и думать.
Решили за полночь убежать. Вполглаза спали, больше притворялись. Луна светила, как нарочно, - не спрятаться в темноте. Наконец, когда лагерь ятвяжский уже совсем успокоился, Вершко кивнул своим, что пора. Неслышно, ни травинкой не шурша, хоронясь в тени шатров, сами как тени лесные покрались ближе к коням. Прытко с Кудеяром утащили мешки и сумы с оружием из запримеченного шатра. "Что-то гладко черезчур…" - подумал Вершко.
- Уйти собрался… ни благодарствия тебе, ни прощания… - раздался голос с укоризной и сокрушённый вздох за спиной. - Чему только молодых учат!
С мечом наголо из-за шатра вышел воевода Струв.
- Давай только мы с тобой будем биться! - Струв указал на Вершко. - а то если все начнём, разведём тут кровищи… А с чего бы? Верно?!
- А за что будем биться? - сердито спросил Вершко.
- Да просто так! Ты же меч держать умеешь?! Или всё торговцем будешь притворяться?
- И до чего будем биться? - так же сердито продолжал Вершко.
- Известно до чего, до смерти! Чего мелочиться? Да нам ведь с тобой не привыкать! Верно?
- Если я тебя убью - твои кинуться на нас!
- Не-е, зачем… Они ещё порадуются! - некому будет их равнять да строить. По домам спать пойдут.
Шуткует воевода. Вершко и его друзья уже заметили, что все ятвяги тоже здесь! Из лесной тени вышли. На расстоянии по кругу поджидают. А что делать?
- Будь по-твоему! - сказал Вершко. Выхватил свой меч из ножен и уже без всяких сомнений бросился на ятвяга.
И сцепились-закружились, зазвенели, заскрежетали часто скрещенными клинками. За каждым мигом в этой схватке, казалось, последует чья-то погибель. В лунном холодном свете и в отблесках слабого костра блестела сталь. Быстро, быстро пролетели миг за мигом, никто толком и не уследил, как извернулись в жарком бою, что сделали сии воины. Но вдруг замерли оба грудь в грудь.