Вершко левою рукой схватил ятвяга за десницу, сжимавшую меч, у запястья. А лезвие ятвяжское прислонено к шее Вершислава оказалось. И тверда рука у ятвяга, не особо отодвинешь. А правая рука у Вершко тоже меч прижимает к горлу ятвяга, а тот руку Вершкову так же крепко держит своей левой. И как бы в зеркале кривом отражаются, стоят, дрожат от натуги, того и гляди обе головы покатятся по траве. Руки у Вершко и у ятвяга друг с другом перевиты, мечи у них перекрещены, друг другу жизни отнять готовы. "Эх! - подумали Вершковы друзья, - не ушли без крови… Сейчас то без крови никак не разойтись! И помочь никак нельзя!"
И ятвяги сзади с мечами да со стрелами.
Вершко и Струв взглядом друг друга буравят, в ком силы больше не поймут. Ох, как опасно!
Тут Вершко ятвягу и говорит:
- Я тебя убивать не хочу!.. Миром хочу разойтись…
- А чего вдруг? - спрашивает ятвяг.
- Ты мне зла большого не сделал, чтоб убить.
- Значит ты добр?
- Я не зол… да и не за что…
- Так ты, выходит, справедлив? - ятвяг сощурил глаза.
Так и стоят оба с мечами у горла.
- Не дурак просто. - заметив многозначность вопроса, отвечал Вершко.
- Может ты ещё и милосерд? - начал чему-то еле заметно хитро улыбаться ятвяг.
- Может, и милосерд, только не моё это дело - милосердствовать.
- А чиё же это дело? - не унимался, пристал с расспросами ятвяг, а сам-то руки не ослабляет.
- Княжье это дело.
- Выходит, ты не князь?
- Нет.
- А кто?
- … Старшина княжий.
- Вот и прояснело! А ныне, значит, кметь* секретный… И не хочешь в князи?
- Тебе то что?.. Не хочу!
- Смотрю, честен ли ты? Все хо̀чут в князи!
- Чин - по заслугам!.. Кому что да̀дено - не в лѐсе найдено!
- Ишь ты каков! Брав да честен, да никому не известен… А ты врёшь, что не хочешь, тебе и верить нельзя!
- Я не вру!
- Врёшь!
- Нет!
- Теперь не врёшь? Правду баешь?
- Правду!
- Ну, тогда, коли честен, убирай меч первым! Миром разойдёмся…
Вершко, глядя ятвягу в очи, видел, будто ятвяг чему-то внутренне смеётся, но понять не мог чему. Старше он, этот ятвяг. Мудрее. Странные речи. Что у него на уме? Угрозы, вроде, не слышно… А меч к горлу прижат.
- Трусишь? - спрашивает ятвяг.
- Я не трушу.
- Ну и не трусь! - прищурился ятвяг, едва незаметно ухмыльнулся и стал помалу ослаблять свои руки. Вершко осторожно вместе с ним руки убрал. Какое-то очарование нашло на Вершко от этого ятвяга… пока тут, глаза в глаза через мечи глядели. Не враг он… показалось?
Ятвяг плавно высвободил меч, блестя очами, разворачиваясь в пол-оборота. Вершко отступил на два шага. Поглядев друг на друга, воины вложили мечи в ножны. Вершковы друзья даже спины распрямили. Распрямили, да не очень…
За спинами и впереди, и с боков от Вершко и его друзей уже сжался вооружённый круг ятвяжских воинов, обступивших их большим числом. Все они, вели себя настороже, явно ожидая чьего-то приказа.
Еле заметно ухмыляясь, противник Вершислава, оказавшийся в середине круга, приосанился и произнёс внушительно:
- Я - князь Ятвези Гонедской и Бобрецкой - Гурт! А вы, кмети Любомировы, теперь не пленники мои, и не задержанные, а в самом деле мои гости! Пойдём, старшина, - обратился он к Вершко, - ближе к огню, не всё ещё друг другу сказали. Я тебе кое-что важное сообщу, а и ты мне кое-что объясни.
Умеет в гости пригласить князь ятвяжский, ничего не скажешь! Редкий человек откажется…
Сидели у костра все - и беловежцы и все ятвяги в круг. Только дозорные за кругом. Беловежцев ятвяги между собой посадили через три-четыре человека. И знак уважения, и в случае чего ловить сподручней. Вершко - возле Гурта. Говорили до зари. Гурт был доволен и разговорчив. И Вершко совсем проникся к нему симпатией. Сильный и честный человек этот Гурт.
Оказалось, что князя Гурта попросил через посла князь Мстислав Городненский покараулить в пути в ятвяжских землях его вроде бы знакомца знатного венецианца Максимилиана. А то какие-то разбойники за ним, похоже, шастают. А сам-то не выслал с ним охраны! Вот Гурт и думает: почему? А поскольку знает Мстислава, как человека себе на уме, то решил не простой дозор отрядить, а сам разобраться, что за разбойники такие и что за Максимилиан.
- Как вас увидел, так сразу и понял, что никакие не торговцы. А вы же "секретные", молчите, кто такие, - явно поддразнивал Гурт. - но вот через мечи мы быстрее познакомились, а Вершислав?
- Так оно князь. Но рискованно… не серчай, но вдруг бы я тебя убил?
- Значит, ты бы меня не узнал, не было бы и разговора, - запросто ответил Гурт, - хотя, это наврядли. Я в своей земле - первый меч.
- А если бы ты меня убил?
- Тогда бы я тебя не узнал, и жалеть было бы не о чем… Но мы же друг друга не убили! - и сам смеётся, - Выходит, наши судьбы давно в небесных нитях сплетены. Вижу, человек ты сметливый, и кмети твои, видно, из лучших. По глазам вижу… А скажи мне, Вершислав, вот что: хорош ли князь твой Любомир?
- Хорош. Как же иначе? Разум большой, сердце доброе, рука твёрдая. Правду блюдёт. Справедлив. Терпелив. Гневается… сдержанно. Милосерден - это про него точно сказано. В делах успешен. Горжусь, что при нём служу. Беда вот только, что старого князя мы потеряли и его старшего сына, брата Любомирова. Вот уж годовщина минула.
Гурт внимательно поглядел на Вершко, помолчал.
- Славное сердце, - сказал Гурт негромко, как бы про себя подводя итог.
- … Пожалуй, что и так, - согласился Вершко, немного недопоняв, почему Гурт так сказал.
Гурт снова на него поглядел, улыбнулся широко:
- Молод ты ещё старшина! Но, глядя на тебя, я уже начинаю уважать твоего князя… Времена меняются. Пора разрушить вековые споры между нашими народами… Нужен мир и согласие.
- Добрые слова, князь. Рад знакомству с тобой… Жаль только, Максимилиана упустили, придётся искать долго.
- Вот теперь и ты мне расскажи, кто он таков?
- Он, похоже, шпион, вызнаватель. Смотрим, какую беду он ведёт за собой.
- Что же вы его сразу не схватили?
- По правде сказать, мы его сначала не догнали - под ним скакун аравийский! А после решили поглядеть, кто ещё вместе с ним крамолу замышляет.
- Ну, так не переживай! Я своих кметей сразу же за ним отправил проследить. Вместо вас поехали. Вернутся - расскажут.
Утром прискакал гонец из дозора, отправленного за Максимилианом, рассказал, что тот въехал в Ломжу - ляхитский городок. Остановился в гостях у самого̀ пана Войцемежа, наместника Ломжицкого. Ишь какая шишка - всё по князьям, да по их домам! А на дороге, сообщил гонец, - спокойно.
Стали с Гуртом прощаться. И Гурт говорил:
- По нраву ты мне, Вершислав! Ну да к себе не зову, ты своему князю верен. Больше время не теряй! - и сам смеётся. - Всё, что будем знать про этого Максимилиана, будешь знать и ты. А я обещаю к твоему князю Любомиру в гости наведаться, да, коли он не будет против, грамотами о мире обменяться.
И Вершко с друзьями отправились на Ломжу. По дороге посоветовались и придумали, чтобы Кудеяра под видом разбойного атамана на службу к венецианцу сосватать. Долго ли дело было, коротко ли - поверил Максимилиан, или нет, но видел он только одного Кудеяра и взял его с его якобы разбойной ватажкой к себе на поручения, чтобы раз в неделю-две за делами наведывался и всё выполнял.
Возвращались беловежцы и, вроде, не с пустыми руками, а и не очень довольны. Вступили в шпионскую игру.
Проехали по дороге на Белую Вежу и мимо нашей деревеньки Древляны проезжали. Мальчишки местные бежали по-за деревьями вдоль дороги, кричали: "Наши витязи поехали! В саму Белую Вежу!.. Гляди, гляди - это Брыва-богатырь!.. Гляди - подкова у его коня слетела!" Один из них с зоркими глазами выбежал на дорогу позади всадников и подобрал отпавшую с конского копыта подкову. Вот гордости! Всем другим детям тоже охота за неё подержаться.
Брыва спохватился, когда конь заметно захромал. Хорошо, что деревня рядом, отправились к местному кузнецу. Тот вмиг новую подкову прибил - привычное дело.
Когда мальчик добежал уже домой к нему привязалась младшая сестрёнка: покажи да покажи подкову. Ручёнки протягивает, за рубаху хватает, за рукав тормошит.
- Ну дай, ну дай мне!
- Отчепись, Мара! - отдёрнул руку мальчик.
Девочка надула губки, хмурилась-хмурилась и решила всё-таки, что это обидно.
- А-а-а! Мама, он меня Марой обозвал! - побежала к маме, что в огороде стоя босиком сеяла морковку. Прямо с разбега уткнулась лицом матери в подол. - Он меня Марой обозвал!.. А-а-а!.. я не Мара-а!
Мама Любава, улыбнулась немного.
- Не обижай сестрёнку, сынок! Она же маленькая. Дай ей поиграться. Иди, дедушке скажи, чтобы косу наточил. За хлевом лужок выкосим. Коровке травы наносим, а то она слабая совсем, только что отелилась…
Любава в доме хозяйка. Мужа нет уже год. Вместе со старым князем сгинул. Хотя и не воин был, а припасы подвозил. Отец делается ветхий совсем. Работает всё равно, что может - помогает, а многого уже сделать не может. Матушки давно нет. Братья разъехались "искать птицу-счастья". И детей двое. Всё делать надо и женскую работу и мужскую. Хорошо хоть, что силы есть, крепкая спина да умелые руки…
Глава десятая. Беловежская пуща
Гонцы и купцы приносили плохие вести с заходних земель о новых войнах и народных волнениях. Важные события разворачивались и надвигались и в восходних землях. Поэтому в пятнадцатый день месяца травеня* лета 6575 от С.М. (1066 от Р.Х.) в Белой Веже был затеян сход князей из окру̀жных земель.
Важный гость у князя Любомира - Изяслав Ярославович князь Киевский. Рюрикович. Преемник Ярослава Мудрого. Зрелый он муж - сорока двух лет от роду, против Любомира тридцатилетнего гораздо опытнее. Ждут ещё панов ляховитских - подданных короля польского Болеслава Смелого и даже сам Болеслав обещался подъехать.
Вкрадчиво и мягко говорил Изяслав Любомиру:
- Хорошее княжество у тебя, Любомир. Нет, не завидую, не пойми плохо! Учу себе, запоминаю, значит: Белая Вежа, Белый Исток, Деречин, Добучин, Кобрин, Дрогичин, Бельск, Бранск, Берестье, Белая Подлеска - так? Знаю, что мой отец твоему отцу помогал обустраивать заходние рубежи. Много помню… И река есть Белая. А ты любишь "белое".
- Да, предками завещанное. Белояры - и всё стараемся подобрать белое: и землю белую, и друзей, и дела стараемся вершить белые. Жалею только, что невелика у меня родня поблизости. Ни с кем ещё не успел породниться. Детки маленькие - Витку восемь лет, Долинке всего пять.
- А я к тебе за тем и приехал, князь Любомир, чтобы с добрым человеком подружиться и породниться. О беде твоей, конечно, наслышан. Светлое место на небе твоим отцу и брату!.. Ты, Любомир Годинович, известного почитаемого рода потомок. Наслышан я из уст других и сам видел не раз, что ты слову своему верен, честью своей дорожишь. Наши отцы всегда по-доброму между собой ладили. С тобой бы дружить - хорошее дело.
Хочу тебя спросить, не держишь ли зла на нас Рюриковичей, а пуще на Ярославичей, на меня, на братьев моих?
- За что бы мне зло на тебя держать, Изяслав Ярославович?
- Ну как же, приехали предки мои из-за моря, оседлали русские земли от севера до юга. Сами - чуть ли не иноземцы. Твой род великий, правивший веками, от величия отстранили. Я слыхал немало таких слов и даже книжки такие читал, где нас хают. Как считаешь, князь?
Любомир помолчал, обдумывая слова:
- Нет ничего навеки неизменного. Что Белоярам было предназначено, то, они и прожили и совершили. Ведомо, что кроме Буса*, не назвал народ другого Побуда* из нашего рода. Думаю, что ваш черёд пришёл показать величие Русской земли. А мне, если Бог даст помочь вам в этом, будет отрадно.
- Великие слова! - после небольшого молчания, внимательно вперившись взглядом в Любомира, сказал Изяслав. - Я рад, что их услышал от тебя, князь.
- А о каком Боге ты сейчас говоришь? - вдруг весело, со смехом поднял голову Изяслав. - Я наслышан, что Христа не жалуешь? Да не печалься, Любомир Годинович! - и перешёл почти на шёпот, наклонившись к Любомиру, - я и сам старых богов почитаю, только не напоказ. Но, видишь, какая штука, нельзя объединить разные роды с разными верами на общее дело - у всех свой нрав, свой обычай: один в лес, другой по дрова, а третий - праздновать. Все переспорятся, перелаются, кто важнее, что первее, князя не слушают за своими спорами! Любое общее дело могут погубить. Как тут государство управить? А ты посмотри, что на Заходе делается - одна вера захватывает всех, упорно, шаг за шагом. Если мы здесь такое же своё не учредим - нас поглотят также! Новое оружие появилось на свете, что и не помыслилось раньше. Духовное оружие! Читал я немецких монахов хроники - прямо так и пишут: "духовное оружие".
- Как может быть? Духовное стоит над оружием, покоряет без кровопролития.
- Вот именно "покоряет"! А потом приходит наш князь либо их граф и налагает руку на "духовно покорённых"! Потому - вера тоже вид оружия.
- Необычное для меня говоришь, князь. Я привык к вере предков. Как её променять на любую другую - не понимаю.
- Да не променивай, дорогой мой князь, не променивай! Верность - и есть вера и честь. А прими, прими ещё и эту, важную необходимость. Что под одно знамя все мы должны становиться… А? - улыбается Изяслав.
- Я подумаю, князь. Важные слова надо обдумать.
- Конечно, князь, подумай, кто тебя торопит. Но и медлить не годится.
После прогулки, за столом Изяслав рассуждал о Всеславе Чародее.
- Всеслав разорил Великий Новгород в прошлом году. Колокол с храма Софии* даже снял и у себя в Полоцке в храме повесил. А зачем? Хочет показать, что у него пра̀ва больше. А ведь тоже нам брат! Мы трое Ярославичей живём мирно, дружно, сообща. А он выбиться хочет над нами. Прямое насмехательство - Новгород наш подданный побил! Да, что там - сына моего Мстислава князя Новгородского побил.
А кто за Всеслава? Свеи за него. Наймитов готов вести на нас! Не можно оставити ему это. В будущем году по весне пойдём биться с ним. Да, и ему уже сказали. Не хочет по-доброму, считает себя старейшим, сильнейшим и разумнейшим. А ведь нет его старейшества, и на великое княжение у него не право, а только жадность.
А ты, Любомир Годинович, с ляхами пограничник. Вот я и предлагаю, как приедут паны ляховиты, договориться тебе с ними на мир нерушимый на несколько лет. А я помогу. Чтобы ляхи вдруг не пошли на помощь Всеславу через твои земли хоть мирно, хоть с войной. Конечно, паны - это не Болеслав Краковский, паны второстепенные, но будет шаг вперёд. С Болеславом мир - это моя забота.
- И у меня те же устремления, Изяслав Ярославович, мира хочу с ляхами добиться!
- Добрые слова! А с граничащими с тобой с полудня Волынской землёй и с Червеньской у нас пока братская любовь и взаимопонимание - нападения не будет.
- А мы с ятвягами со стороны полуночной ныне мирно живём, хотя и без договора…
- А говорят, у ятвягов жонки бородаты, правда ли? - смеётся Изяслав.
- Да чего бы, князь, люди, как люди.
- А это дьяки мои не взлюбили их за язычество, хают почём зря, всякую хе…ню понапридумывали. - во все зубы посмеивается Изяслав. - Могут так и про тебя начать небылицы сочинять. Всем языки не привяжешь…
Ещё через полдня Изяслав говорит:
- А у меня к тебе есть ещё дело, князь Любомир.
- Дело, так дело, князь Изяслав, давай обсудим.
- Раз ты признаёшь меня как старшего брата, я к тебе, как к молодшему брату, прибегаю с просьбой, надеясь на понимание твоё и братскую любовь.
- Что же ты хочешь?
- Нужна мне военная помощь. Против Всеслава.
- Ополчение?
- Дружину. Войско.
- Много?
- Всю просить не могу, но чем больше, тем спокойнее. И со всего Полесья, и отовсюду собираю, кто и чем может помочь.
- Когда же хочешь?
- Если с ляховитами договоримся о мире, то сразу. Кормить, содержать - всё за мой счёт. Если большое войско соберу, надеюсь, что Всеслав может и отступиться. Если победим, установиться мир и согласие на всём Полесье и Поречье, от северного моря и до южного. Благодать была бы. А в случае нападения на тебя, я с братьями будем тут же оборонять тебя со всею силой… В моём-то слове не сомневаешься?.. А я же тебе подарки привёз, пойдём покажу!
Приехала родня Горыныча из бодричевской земли. Муж крепкий немолодых лет - Краегод. Очень похожий на воеводу, брат двоюродный по материнской линии, привёз свою семью человек пятьдесят. С Горынычем обнимались, горевали о брошенном добре. Рассказал брат Горынычу, а тот князю передаёт:
- Князя бодричевского Готшалка-християнина порешили в Стариграде. Голову подняли на копьё. Жену его и девиц-християнок голыми прогнали по городу вон. Говорят: "Изувер, родную веру продал за епископские подачки, костёлов понаставил, своих по крови да по вере притеснял, лишь бы иноземцы были довольны".
Последнее, что Готшалк сделал и чем переполнил чашу терпения - велел на площади пороть родноверца, известного там Зимовида, за то, что тот плюнул монаху християнскому в морду и пинками выставил из своего дома. Монах этот к нему в дом зашёл водицы попросил, поди, не случайно, нарочно! А перед тем этот монах сыну того Зимовида не дал на християнской девице жениться, пока веру не поменяет. А тот не поменял, стал возмущаться. Его за это из сокольничьих княжьих турнули - потерял хорошую службу, а поставили туда християнина. Вобщем, когда уже Зимовида выпороли, народ не выдержал. Зять Готшалка стал во главе бунта. А голову Готшалку рубил некий Кинча, бравый воин. Всех християн погнали прочь, костёлы пожгли-поломали, монахов почти всех перевешали.
- Готшалк долго правил…
- Да, много християнам отдал. Вот и не выдержали.
- Нехорошо! - качнул головой Любомир.
- Ещё как нехорошо, мой светлый князь! И я говорю не надо нам этого християнства никому непонятного. Пусть всё будет по-прежнему, по-старому, по-доброму да по-привычному… Что брату моему Краегоду сказать, Любомир Годинович? Дозволь поселиться ему у нас с семейством. Он видишь хоть и не християнин, а у Готшалка был на хорошем счету, как бы заодно не стали домогаться, в тот же день семью собрал и на корабле ушёл.
- Пусть живёт. Вот в Деречине тихое место или где понравиться. Но пусть сначала ко мне придёт поговорить, может на службу такой человек пригодиться. Передай ему.
- Спасибо тебе, Любомир свет Годинович, передам непременно.