- Как ты видел?
- Из-за открытого окна слушал! Как муха висел на карнизе.
- И что говорят?
- …!!! У Войцемежа был немец, я его не видел, только слышал - мощный голос - могучий воин. Они разговаривали втроём с "мордой". Войцемеж за мзду от грабежей собирается пропустить немцев на нашу землю!
- … Говори дальше!
- Это всё. Трепались много, хаяли нас "язычников"… Я не рискнул сразу и в одиночку на них бросаться.
- Это… да-а… Ты уверен?
- … Своими ушами!
- Как же это, а?.. Как же можно было? Он же мир утверждал!..
- Так вот!.. Видно думает, раз он не сам идёт, так это можно. Вероломец!
- Любомир не поверит.
- Да я сам себе плохо верю… Но так и было.
- И как раз когда войско ушло!
- Может у "морды" здесь глаза и уши? Не зря приезжали с саксом в Белую Вежу.
- Ну не сакс же…
- Кто-то другой, а может несколько… Хотя, до сих пор никого знакомого у "морды" я не видел.
- Эту мысль надобно домыслить…
- Думаешь на кого-то?
- Думаю… не передавай никому… На Гордея!
- Ух ты!.. Так ведь он справный воин… Князя вон на охоте выручил.
- Справный то справный… Не верю ему…
- … Вершко, прости, не серчай, скажу тебе: может, ты из-за Радуницы зуб на него имеешь? Если человека не любишь, легко его и предателем представить.
- Кудеяр, ты мне друг… Правильно говоришь… Нет доказательств… Но вот когда нас на волковысской дороге чуть не перебили, на него был ТОТ похожий! Что топор метал. Я тебе говорил. Это же знать надо было про нас всё!..
- Ну давай мы за ним внимательнее посмотрим!
- … Давай… посмотрим… И много ли будет немцев?
- Этого не слышал я, Вершко.
Через полчаса Вершислав докладывал Любомиру:
- Мой светлый князь, Максимилиан Ипполит, за которым мы следим, в сговоре с паном Войцемежем Ломжицким. И Войцемеж с его участием сговорился пропустить через себя войско немцев.
- Куда?
- На нас.
- Не может быть!.. Наше войско уже в Киеве…
Глава тринадцатая. Беда
Налетели серые балахоны. Метали ножи и стрелы. Мечами и топорами торили дорогу к чужому добру. Чертили черты кровью. Резали резы по живому. Слагали слова смерти из голов. Отнимали то, что не давали. Кричали тем, кто не слышит. Хотели то, что не можно. Ни зверю, ни гаду, ни человеку.
И некому было поднять меч на меч. Некому было поставить щит. Некому было потушить огонь. Некому было загореться пламенем мести и стать сталью обороны. Смрад поднялся как туча. Страх поднялся как гора. Давя и сметая.
Отряд около сотни хорошо вооружённых и зброённых военных творил бесчинство в большом селе Древляны. Силы были не просто не равны, а позорны для нападавших, если бы они думали о воинской чести. Это не ради славы, и не ради чести, быть может, ради добычи… Ради какого рожна, простым разумением не ответить. А себе они, может быть, думали и так, что расчищают дорогу на Белую Вежу, чтобы позже пройти по пустому месту не увиденными.
Во главе нападавших пеших кнехтов-наёмников, на дорогом гнедом жеребце возвышался крепкий отлично защищённый и вооружённый рыцарь. С твёрдой складкой губ, с волевым, выставленным вперёд подбородком презрительно и хладнокровно смотрел он на избиение жителей Древляны. Обращались к нему "господин Берг". Это был тот самый, старший по возрасту рыцарь, что старался замирить Святояра в Городно.
К дому Любавы быстрым шагом деловитого грабителя подходил кнехт в кольчуге с головы до колен. Старый дедунь Тверд вышел из сеней с топором ему навстречу. Жаль, что нет уже той силы и сноровки, что в молодости. Изготовился как воин, только стар он и сух, как ясень под окном.
Взмах! - удивился кнехт, отпрянул. Любава не вскрикнула, побежала к детям, что играли за хлевом, а сейчас присели в страхе.
Другой взмах! - и снова не удержал кнехт меча, но отступил, не ждал отпора от ветхого. Оглянулась Любава, подбегая к детям.
Третий взмах… Силён и быстр кнехт… Погиб дедунь - последний защитник.
Не веря себе, холодея, Любава прижала к себе детские головы, закрывая вид на хату.
- Беги, сыночек, береги сестричку! Беги на Белую Вежу, люди тебя подберут!.. Беги, сыночек вдоль дороги, на дорогу не выходи, сюда не возвращайся! Мама тебя любит! А я за дедушкой пошла… - улыбнулась Любава, крепко поцеловала сына в лоб, в глаза, отстранила сильно и нежно и подтолкнула прочь.
Сын ей, конечно, поверил и побежал в сторону от дедовой хаты, за хлев, за высокую берёзу, за кусты малины, по дорожке в лес. "Хучей* Литанька, хучей ножками". И Литанька ножками как могла быстро перебирала, и от испуга не поняла ещё, надо ли ей плакать.
А у Любавы в глазах погасла и нежность, и печаль, и страха не стало, почернели глаза. Протянула руку под стреху…
Набегавший сзади на мягкую златовласую бабу кнехт думал сейчас её заломать, потешиться славянкой, вдруг остановился столбом. Баба эта резко повернулась и протянула к нему руку - кнехт почему-то не мог ни сказать, ни ахнуть - перхнул кровью, понимая последнее, что красивая эта баба уже выдёргивает из его шеи серп, а её чёрные глаза занимают ему весь свет…
А Любава, когда кнехт упал и перестал застить небо, увидела как вдоль улицы бежит, хромаючи и постанывая, Тулька - соседская молодая совсем девица с другого конца улицы, голая, вывалянная в пыли, судорожно прижимая к себе обрывки рубахи. А за ней на расстоянии, гогоча, потешаясь, не торопясь её догнать, - трое кнехтов.
- Туля!!! Сюда!! Беги до меня!.. - закричала, не помня себя, Любава.
- А-а-а… а-а-а-а! - Туля завернула во двор, мимо дедова дома, мимо лежащего в крови деда, вскрикнула ещё раз увидев его. Кнехты загоготали ещё веселее, увидели ещё одну - золотоволосую. А Любава подумала только тогда: "А что же я делать буду??!", огляделась, выбежала вперёд, схватила за руку девицу и потащила за собой в хлев, притворила увесистую, чтобы корова не выбодала, дверь.
Кнехты добежали. Увидали своего мёртвого, разозлились, побили в закрытую дверь, пробовали сломать - не вышло. Лаяли, как псы, перед мясом, что не достать. Двое подставили руки, подкинули третьего на дерново-соломенную крышу. Тот, как хорь, её разгрёб, выломал поперечину, прыгнул внутрь, приземлился хищно, справно, с мечом наголо перед дрожащей добычей. И замер! Из его собственной выи сзади кпереди, да изо рта, со стуком выбивши зуб и разодравши губу, выторкнулись вилы… с кровью… И упал, соскальзывая с вил, у ног дрожащей девушки. Любава подняла чёрные глаза на Тулю. Снаружи ещё кричали недолго. Поняли в чём дело. Подпёрли двери, чтоб не выйти, обкидали соломой и подпалили хлев. Хорошо загорелось, как везде ныне горело по жаре. Кнехты постояли немного, полаяли ещё и пошли дальше по своим грабительским делам.
Любава, вдыхая спускающийся дым, схватила заступ и стала разгребать ход под стену наружу, который выкопали дети ради игры, чтоб взрослые не видели, а она их наругала и обратно засыпала наскоро.
Тулька дрожала, потерянно глядя на кнехта, на его меч, лежащий у её ног, на мычащую в дальнем углу корову, на сосущего вымя телёнка, на потрескивающие жерди, скользящий дым, на летящий из под стены песок, на мокрую от слёз и пота Любаву, как она рвёт жилы, махая заступом, и, иногда только, сдавленный крик вырывается у неё из груди…
Жара сегодня пошла на убыль. Но до сумерек было ещё далеко. Мальчик бежал вдоль небольшой лесной дорожки, подгоняя сестричку, пока та упала и заплакала. Плакала не сильно, а скулила тонко дрожащим голосочком. Мальчик схватил худенькую девочку на закорки и побежал дальше. Выдохся через версту. Спрятались в кустах. Лежали клубочком на земле. Девочка дрожала, уткнувшись братику в грудь, а братик, обхватывая её руками, и сам дрожал от страха.
Проскакала пара находников на конях - видно, закончили свои дела в деревне, осматривали дороги.
Стемнело. Мальчик знал дорогу на Белую Вежу. Они не раз ездили туда с отцом. Но ехать на телеге - одно, а пешком - Белая Вежа здорово далеко. Идти по лесу вдоль дороги уже плохо получалось, всё время приходилось спотыкаться. Дети пошли по дорожке.
Взялся дуть, откуда ни возьмись, ветер. Он крепчал, порывами останавливал с поднятой для шага ногой, отбрасывал назад. Одинокие капли дождя тяжёлые почти как медяки, прилетали из неизвестной высоты. Тучи скрадывали почти всякий свет. После жары сначала было долгожданно и приятно, но вскоре сделалось совсем зябко. Видно было плохо, но глаза привыкают, всё-таки видно. Надо было идти дальше, и сделать с этим ничего было нельзя. Постепенно стемнело совсем, и только неясные отблески на небе позади детей обозначали, что где-то не очень далеко могли бы быть люди. Отблески и громы отдалённой грозы провожали детей в пути.
Волк бесшумно шёл параллельно детям. Он отслеживал спереди и сзади - никого больше нет, ни старших, ни сильных, ни соперников. Это удача. Это его удача… Смутное ощущение, что человеческие дети - не его добыча? - с какой стати! Чужая глупость - не повод для сомнений. Есть только один закон. Выживает сильный, умный и удачливый. Он может есть, что захочет, когда захочет и сколько захочет.
Он опытный охотник, стая здесь не нужна. Стая сейчас пошла на оленей. Они будут долго, методично отжимать глупую косулю, пугать, хитрить, получат по зубам, как ведётся, рогами и копытами ловкого вожака-оленя и его друзей. Какому-то лопоухому волчецу, возможно, даже вспорют брюхо. Волк оскалился усмешкой.
А в человечьей стае сейчас идёт резня. Пришли чужаки за своей добычей. Они сильны, обвешаны железом, в их руках громадные железные зубы. Он слышит запах свежей крови. А перед ним - холодеют от страха человечьи глупые "косули" - вот они, отбились от стада.
Его собственное время глупости и слабости прошло ещё в щенячестве, когда папаша-волк чуть не сожрал его мимоходом. Он забился в кролячью нору - это его Удача, она была уже тогда. Когда его шерсть поменялась на взрослую, его дружок по щенячьим играм, попытался поспорить с ним за драного зайца. Ну и что, что он зацепил этого зайца - это был всего лишь случай, для дружка - это был дурацкий случай. Всегда первым был он сам, а не этот придурок. Один рывок за шею решил все недоразумения. Вкус его крови не отличался от вкуса крови того зайца. Не верь никому и не бойся никого. Волк оскалился презрительно и высокомерно.
Теперь он ловок, силён, азартен. И это ещё надолго. Он знает здесь все пути. Он не вмешивается в дела кабанов и медведей, он не пересекается с рысью, его не интересуют птицы и всякая мелочь. Это его лес. Он пусть не король, но граф - точно. Волк гордо щёлкнул зубами.
Он легко обогнал детей и стал поперёк дороги. Это его добыча. Но он благороден - он предупредил, что имеет все виды. А добыча может защищаться. Он даёт ей шанс… развлечь его.
Мальчик, увидев перед собой волка, оцепенело схватил сестрёнку.
Страшно. Волк загородил дорогу… И не убежишь. Волк наброситься… тогда надо схватить и держать его за язык, пока свои не прибегут. А кто прибежит… Надо взять палку и дать волку по зубам… Не видно палки. И у волка такой вид… что палкой ему не дать, а руку он сгрызёт как соломинку… Волк - зубами щёлк.
- Волчёк, не ешь нас, - сказала вдруг жалобно маленькая сестричка.
Волк показал все зубы - он насмехался и, гипнотизируя добычу неотрывным взглядом, ступил ей навстречу.
Зубр, великий как гора, вышел из другой стороны лесной стены. Живой громадой, обдав детей мощью и теплом, он двинулся наперерез Волку.
Волк отпрянул, дрогнул, он не мог поверить в такую перемену. Как он его не учуял?! Ветер дул в спину, с другой стороны! И этот дразнящий запах крови! Только что ему была обеспечена законная добыча и сытая ночь. Крутанулся на месте - тягаться с Зубром нет смысла, но где же справедливость! Может он отступиться? Ведь это его, Волка, добыча! А Зубр вообще такое не ест! Шерсть встала дыбом. Он оскалился всеми зубами - только подойди, я порву тебе глотку…
Зубр остановился между детьми и волком. Между ужасом и алчностью. Между беззащитностью и насилием.
- Нет, этого сегодня не будет, - Зубр посмотрел Волку в глаза.
- Будет, таков порядок вещей! - упёрся глазами Волк.
- Сегодня и так уже слишком много крови!
- Это моя добыча!
- Их старшие спасали моих детей - я возвращаю долг!
- Ты лезешь в мои дела - это не по законам Леса!
- В Лесу у каждого свои законы!
- Отдай мою добычу!
- Прочь с дороги, хищный выродок!
- Ты не остановишь меня! Я отомщу! Я окровавлю свои зубы об твоих внуков!!!
- …
Со скоростью, которую страшно представить в такой громаде, Зубр бросился вперёд.
Волк был умён, он ожидал броска. Волк был ловок, он отпрыгнул, но всё равно - УДАР!
От удара лбом волка отнесло на три сажени. А Зубр летел на него, потерявшего опору под ногами - сравнять с землёй…
Другой бы пропал точно, но этот исхитрился, извернулся ужом между рогов, разбрасывая ноги нелепо, но очень быстро, обдирая морду об кусты, кору, траву, он убежал из поля зрения. И там завыл жутко, залаял обиду, закликал беду, заклялся отомстить…
"Да нет - он был готов, он успел подпрыгнуть - удар не получился смертельным, он сразу унёсся как ветер на безопасные сотни шагов. Но какая подлость! Какая бессмысленная тварь этот Зубр! Он не признаёт моих прав, моих законных прав… какая боль в боку!"
Лесной исполин и дети невольно слушали - много злобы у врага!
Зубр ответил мощным раскатистым рёвом на весь лес: "Умри!"
Лес замер. Лес знал - так и будет… только когда. Когда одной злобной тварью станет меньше?…
Зубр посмотрел на детей. Спокойно и несильно, чтобы не напугать, кивнул мальчику на дорогу и фыркнул, убедившись по взгляду, что тот понимает, двинулся по дороге впереди детей.
Вершислав стоит наверху башни. С западной стороны из-зи леса поднимается дым. Дым растёт, закрывает уже полнеба. Птицы стали падать в траву - одна… три… много птиц, лежат в траве, серыми грудками, некоторые бьют крыльями, но умирают. Вершко думает: "Зачем же птицам гибнуть? Они ни в чём не виноваты!". Понимает птиц и бросает в небо - они летят, но всех не поднять - слишком много. И скачет на запад по полю, по лесу - где дым, там и огонь. Видит - пожар. Горит река. Рыбы выбрасываются на берег, дышат, широко раскрывая рты, и замирают. "Но ведь вода не может гореть! И рыбам зачем гибнуть? Рыбы ни в чём не виноваты!" Сбивает огонь с реки и бросает рыб в воду и те плывут, но слишком много рыб на берегу.
Отец кричит ему с той стороны огня: "Вершко, уходи от огня! У этого огня есть глаза - если он тебя увидит, тогда спалит!" "Отче! - кричит Вершко - а как же ты там? Как тебя спасти?" "А меня не надо спасать, сынок, я уже спасён. Ты ОЛЕНЯ спаси!" Смотрит Вершко - поодаль на том берегу лежит благородный олень со связанными ногами, гордую голову с красивыми рогами поднимает, но не может освободиться. А огонь со всех сторон всё ближе к нему подступает. Вершко берётся за лук, берётся за меч - не то! И думает: "Как же я ему помогу - сам сгорю. А ведь он тоже не виноват!" Брыва говорит ему: "Днём виднее будет, а сейчас его не спасти!". "Так ведь до дня он сгорит!" - отвечает Вершко. Горобей говорит: "Судьбу не переменишь, надо покоряться неизбежному". Видит, что Кудеяр и Прытко уже бросились спасать оленя. Кудеяр кричит: "Я вижу путь!" Прытко кричит: "Я помогу!" и Вершко за ними побежал… и проснулся. Заходит его будить ночной дозорный…
Небо над полуночным заходом полыхало дальней зарницей. Вроде тускло, но недобро. И полночная стража всё же решила сообщить об этом Вершиславу. Он со стражниками и с напросившимся Прытком вышел на верхнюю площадку Белой Вежи. Облаков на небе скудно, отблески совсем слабые. Дул полднёво-заходний ветер, отгоняя всякие возможные предположения. Вершко всматривался вдаль, на верхушки древнего леса, и тоже, не знание, а смутное чувство утраты и тревоги поселилось где-то в сердце.
- Направление - над Соколкой.
- До Соколки далеко…
- Что у нас ещё там?
- Лесные Выселки?.. должны быть ближе, но правее.
- Древляны… как раз…
- Горят.
- Горят… сильно тогда черещур - долго ведь уже.
- А с вечера не горело?
- Так марево такое знойное и ветер был в ту сторону, а после - дальняя гроза была в той стороне, не разобрать… - с досадой пожимал плечами дозорный.
- Думаешь набег?
- Может Святояр догада?ся?
- Про немчуру?
- Да.
- … Похоже, что догадался. - сквозь зубы удалось сказать Вершко.
- Ах ты, ёшкин карачун, значится, набег! Шо робить будемо, раз так?
- Надо ехать, смотреть.
- Прямо сейчас поедем?
Вершко поглядел на вопрошавшего Прытка:
- На два часа позже, чтобы с восходом солнца подъехать, а то не разглядим ничего.
Через два часа отряд беловежцев выехал в Северные ворота крепости.
Вперёд поскакали княжеские стражники, вся полусотня с Вершиславом во главе. И далее они шли на стрелище впереди.
Князь возгавлял отборную сотню Бранибора. По правую руку от князя - Бранибор. За князем дюжий знамённый десятник держал знамя князя - "белое с червоным", на белом полотнище - красный щит, а на щите Белая Вежа, знак твёрдости и верности князя Любомира и его ближней дружины. Рядом с этим знамённым - ещё один со знаменем поменьше - сотенным. Следом - знамённый десяток. Сотня Судислава осталась держать крепость.
Ещё через полтора часа лёгкой рыси в перемену с шагом отряд Вершислава встречал предрассветный сумрак на лесной дороге. Кудияр показал рукой на дорогу впереди и изобразил всеми пятью пальцами, как будто кто-то многоногий идёт. Вершко поднял руку чуть выше плеча и так застыл. Отряд встал на дороге и затих. Ждали, поглядывая на старшину. Вершко ждал.
Из стены леса, прорисовываясь сквозь сумрак, как призрачное видение, на дорогу вышел громадный зубр и тоже остановился. Это был лесной великан, какими гордиться пуща. Он видел людей, но не боялся - ему ли бояться. Вслед за ним из сумрака проявилась маленькая фигурка мальчугана, который, пошатываясь, видимо, спал на ходу. Он остановился рядом с зубром. Немая сцена развивалась неспешно, казалось, при полном взаимопонимании происходящего всеми участниками и наблюдателями.
Зубр-великан стал на колено, а затем лёг. Мальчик, потянувшись на цыпочках, снял со спины зубра нечто маленькое и мягкое на руки. Маленькую девочку. Приспособил её стоять своими ногами. Зубр медленно поднялся. Повернул огромную голову к мальчику, оказавшись глазами напротив его лица. Несколько мгновений мальчик стоял, затем прильнул лбом к носу зубра. Вершислав и его отряд, замерев, превратились в зрение. Зубр неуловимо подтолкнул мальчика идти и легонько фыркнул. Мальчик развернулся и, ведя полусонную сестричку за руку, пошёл к отряду. Зубр медленно повернул голову прямо. Вершко мягко спустился из седла и открыто, но медленно, стараясь не шуметь, пошёл навстречу. Мальчик и Вершко дошли друг до друга. Вершко взял девочку на руки, и посмотрел на зубра. Два воина встретились взглядом. Зубр увидел, что всё сделано правильно, медленно развернулся и неспешно растворился в лесном предрассветном сумраке. А Вершко почудилось, будто зубр сказал ему беззвучно: "Теперь ты за них в ответе!.."
Тихонько, не нарушая гармонии происходящего, подъехал весь отряд.
- Ты из Древляны сбежал? - спросил Вершко мальчика.
- Да - ответил тот, в полузабытьи.
- Как тебя зовут?