- Ну и пойду! - он встал, одернул гимнастерку, повздыхал, посопел, но все же прошел на крыльцо канцелярии, где в одиночестве курил командир эскадрона. - Разрешите обратиться, товарищ командир?
- Тише, - с неудовольствием сказал командир. - Бойцы отдыхают.
- Виноват, - шепотом сказал Алексей. - Я спросить.
- Слушаю вас.
Алексей вздохнул, потоптался. Выпалил вдруг:
- Какой взвод принять прикажете?
- Пока никакой, - комэск с трудом сдержал улыбку. - В распоряжение комвзвода Вараввы.
- Есть, - уныло сказал Алексей и, откозыряв, вернулся к Любочке.
И вздохнул, усиленно пряча глаза. А Любочка глядела на него с тем великим сочувствием, с каким женщины смотрят на заболевших ребятишек. И вздохнула. Алексей вздохнул в ответ.
Скрипнула позади дверь. Из казармы вышел старшина.
- Вечеруете? Отбой был, между прочим.
- Да нам вроде некуда, - почему-то виновато улыбнулся Алексей.
- Как это некуда? В казарму ступайте. Командир приказал угол для вас выгородить, - сказал старшина и пошел через двор к эскадронному.
- Ну вот, видишь? - вдруг воодушевился Алексей. - Пошел, поговорил, и сразу…
Любочка так глянула на него, что он тут же нагнулся за вещами.
В длинной казарме, тускло освещенной свисавшей с потолка керосиновой лампой, фанерными щитами была выморожена комнатка. Там тоже горела лампа, и свет ее прорывался в казарму через многочисленные пулевые пробоины.
Алексей и Любочка пробирались между нар, на которых вповалку спали бойцы. Откинули брезентовый полог выгородки и… вошли в крохотное помещение. Здесь стояли два топчана, покрытых тощими солдатскими одеялами, и маленький столик с керосиновой лампой.
- Какая прелесть, Алеша! - шепнула Любочка, восторженно оглядывая первую в ее жизни армейскую квартиру.
Алексей скептически оглядел тонкие фанерные стенки, за которыми слышались храп и бормотание бойцов, и сказал:
- Ничего. Жить можно.
Любочка начала было расстегивать кофточку, но вдруг замерла, прижав руки к груди.
- Ты чего? - спросил муж. - Спать пора, тут подъем в четыре.
- Дырки!.. - почти беззвучно прошептала она. Алексей внимательно осмотрел мишени, проверил растопыренной пятерней расстояния, сказал с удовлетворением:
- Кучно стреляют. Молодцы!
И задул лампу.
Усталый храп стоял в казарме. На нарах, сунув скатанные шинели под головы, спали бойцы.
Алексей тихо прошел мимо и подошел к дневальному, который чинил латанную-перелатанную гимнастерку при свете маленькой керосиновой лампы.
- Не спится, товарищ командир?
- Где мне комвзвода Варавву найти?
- Наверняка еще в канцелярии. Книжки он учит.
В канцелярии за столом друг против друга сидели командир эскадрона и Иван Варавва.
- Первый закон воинской службы?.. - тянул Иван, соображая. - Атаковать, Георгий Петрович?
- Первый закон нашей службы - дисциплина, - строго сказал командир. - А ты его сегодня нарушил. Грубейшим образом!
- Георгий Петрович, но курбаши…
- Командир думать обязан, Ваня. Думать, а не просто шашкой махать. Увести эскадрон без приказа, без разведки…
- Некогда думать было, Георгий Петрович. Курбаши мог опять за границу сбежать.
Вошел Алексей. Увидев командира, неуверенно затоптался у порога.
- Что, взводный, не спится на новом месте? - улыбнулся комэск. - Ну, у вас еще вся жизнь впереди: привыкнете приходить к командиру только тогда, когда он вас вызывает.
- Да я, это…
Алексей вздохнул и замолчал. А Иван засмеялся.
- Спряжения повторить, - строго сказал ему комэск и встал. - Завтра спрошу. Счастливо оставаться.
И вышел. Алексей подошел к столу, спросил удивленно:
- Какие спряжения?
- Английские, - очень серьезно сказал Иван. - У меня, понимаешь, к языкам способности оказались. Местный сам выучил, а с английским Георгий Петрович помогает.
- Крутой командир, - вздохнул Алексей, закуривая. - А тебя и ночью в покое не оставляет?
- Все правильно, - сказал Иван. - Командир думать обязан, а не только шашкой махать.
- Это я только что слышал.
И оба весело рассмеялись.
- Слушай, Алешка, а как ты Любу уговорил замуж за тебя выйти? - вдруг очень заинтересованно спросил Варавва. - Вроде не нашего поля ягода.
- Любаша? - Алексей улыбнулся. - Сбила меня эта ягода.
- Как сбила?
- Санками. И полетел я, Ваня, вверх тормашками.
Алексей встал, распахнул окно, присел на подоконник.
И тотчас же чья-то гибкая тень выскользнула из освещенного круга.
- Я, знаешь, чего к тебе, - уже серьезно продолжал Алексей. - Любаша-то у меня беременна. Да. Ребенка ждем, - он говорил солидно, как будущий отец, но - вздохнул, не удержался. - Может, и вправду ее лучше в город отправить, а? Что скажешь?
Иван подошел, вынул из кармана монетку, подбросил, поймал, накрыл ладонью.
- Что? - заинтересованно спросил Алексей.
Иван убрал ладонь, глянул:
- Остается.
И спрятал монетку в карман, так и не показав ее Алексею.
Ночь на дворе. Южная, густая.
Всхрапнула неподалеку лошадь. Выскочил из будки полусонный часовой:
- Стой? Кто идет?..
Тишина.
Полумрак в казарме. Еле светит прикрученная лампа. Спит дневальный, уронив голову на стол и недолатав гимнастерку.
Вошел Алексей. Постоял над спящим дневальным, прикрутил фитилек лампы, тихо прошел в свой закуток.
- Спишь, Любаша? - шепотом спросил он.
Тишина. Только храп за фанерными стенками.
Алексей повалился на свой топчан и мгновенно уснул, так и не заметив, что соседний топчан, на котором должна была бы спать Любочка, пуст…
- Как это могло случиться?
Гневный голос командира эскадрона гремит в притихшей канцелярии. Здесь - Варавва; подавленный, за считанное время осунувшийся Алексей и растерянный виноватый дневальный.
- Заснул маленько.
- Арестовать.
Во дворе неожиданно гремит выстрел. И - крик дежурного:
- Басмачи!..
Двор. Раннее утро.
Из казармы выбегают бойцы. Тащат пулемет, коробки с лентами. Занимают боевые ячейки вдоль глиняного дувала.
На крыльце канцелярии - комэск, Варавва и Трофимов.
- С белым флагом они! - кричит с вышки боец.
- Комвзвода Варавва, выехать на переговоры, - сухо распоряжается командир.
- Есть.Керим!
- Есть Керим! - слышится бодрый голос: от группы бойцов идет переводчик.
Старшина уже выводит из конюшни лошадей. Иван легко вскакивает в седло, одергивает бешмет.
- В пустую болтовню не вступайте… - комэск вдруг замолкает, глядя на Керима.
Керим садится в седло, откинув полу халата. И теперь отчетливо видно, что брюки его испачканы сухой глиняной пылью.
- Понятно, товарищ командир, - нетерпеливо говорит Варавва. - Разрешите выполнять?
- Выполняйте.
Дневальные распахивают тяжелые створки ворот, и Иван с переводчиком выезжают со двора.
Трое верховых ждут на бархане. Один - с белым флагом - чуть в стороне. В центре - полный мужчина и ловкий молодой басмач в английском френче. Он нервничает, дергается и вдруг, бросив поводья, начинает кричать, бурно жестикулируя.
Против басмачей стояли Варавва и переводчик.
- Илляз-бек знает, кто взял в плен его отца, - не без удовольствия переводил Керим. - Он поклялся бородой пророка, что казнит тебя самой мучительной смертью.
Варавва невозмутимо поклонился и спокойно сказал:
- Моггабит-хан пока жив и здоров. Но если вы попытаетесь атаковать нас, мой командир пристрелит его без суда. Так мне приказано передать, и вы знаете слово моего командира.
Керим перевел. Затем медленно и солидно заговорил по-русски полный басмач:
- Джигиты не должны угрожать друг другу. Джигиты должны уважать друг друга. Мы уважаем слово вашего начальника и не будем отбивать Моггабит-хана. Мы предлагаем обмен.
- Обмен? - Варавва сразу перестал улыбаться.
- Мы предлагаем обменять курбаши на молодую жену нового командира. Это хороший обмен: мы предлагаем две жизни за одну.
- Я должен посоветоваться.
- Мы согласны ждать до вечернего намаза.
- Нет, - решительно сказал Иван. - До утреннего намаза.
Опять что-то страстно закричал Илляз-бек. Но ни полный басмач, ни переводчик не стали его переводить.
- Хорошо, мы ждем до утра, - сказал полный. - Но с первым криком муэдзина мы вынем неверного гаденыша из грешной утробы его матери, джигит. И пришлем в подарок новому командиру.
Басмачи вдруг круто развернули коней и мгновенно скрылись за барханом.
- Я не могу взять этого на свою совесть! - выкрикнул Иван.
Канцелярия. Здесь - Варавва, командир эскадрона. В углу, сгорбившись, - потерянный Алексей.
- Что же ты предлагаешь? - тихо спросил комэск.
- Отбить!
- У нас - триста сабель, у Илляз-бека - раза в три больше. Думать надо, Варавва. Думать.
- Ничего не надо, - с глухим отчаянием сказал вдруг Алексей. - Нельзя отдавать курбаши, нельзя. Мы не можем, не имеем права. Это не выход.
- Выход, - вздохнул комэск, доставая деревянный портсигар. - Закуривайте. Сама женщина уйти не могла, значит, кто-то ее увел. А увести мог только тот, кого она считала своим.
Все молча курят. Думают.
- Керим, - размышляя, не очень уверенно сказал Иван. - Керим вчера неточно переводил, Георгий Петрович. Мелочь, конечно.
- Любопытная мелочь, - карандаш командира эскадрона пополз по лежащей перед ним на столе карте-трехверстке. - В тринадцати верстах к северу - железная дорога. В будке обходчика - телефон. Наш единственный шанс.
- За ворота не выскочишь - басмачи кругом, - вздохнул Иван. А ночи ждать - не успеем.
- Не выскочишь, это верно, - сказал комэск, что-то прикидывая. - Не выскочишь… А вот если выскользнуть… Позови старшину, Иван. И пусть заберет халат у курбаши. Халат, пояс, чалму.
- Есть, - Иван вышел.
Комэск молча разглядывал карту.
- Пустыня? - спросил Алексей.
- Песок. Тринадцать верст верхом - это тридцать по степи. А пешком - все пятьдесят.
Вошли Варавва и хмурый старшина. Старшина нес халат, пояс и чалму пленного курбаши. Молча откозырял, остался у входа.
- Есть задание, старшина, - начал командир эскадрона, - дойти до будки…
- Я пойду, - вдруг сказал Алексей.
Комэск глянул на него, снова повернулся к старшине:
- Знаю, это почти невозможно. Но не дойти - тоже невозможно.
- Пойду я, товарищ командир, - упрямо повторил Алексей. - Басмачи не знают меня…
- А сам ты что знаешь? - крикнул Иван. - Ты же только вчера прибыл, ничего ты не знаешь!..
- Пойду я, - с несокрушимым упорством повторил Алексей. - Пойду, потому что дойду. Дойду, товарищ командир! Я - дойду.
В дальнем углу двора, за кузницей и кустарником у глиняного дувала, стояли комэск и человек в чалме и халате, которые старшина снял с пленного курбаши. Это был Алексей. Командир давал последние инструкции с глазу на глаз:
- Строго на север. Басмачи - у Чертовой щели. Подробности - в пакете, зачитаешь по телефону. Пакет уничтожить при любых обстоятельствах.
Алексей молча кивнул, спрятал пакет на груди. Комэск вынул из кобуры наган, протянул Алексею:
- Этот наган хорошо выверен и пристрелян на центральный бой. Я с ним всю мировую прошел.
- Спасибо. Два - лучше, чем один.
- До вечера не пить. Язык распухнет, все равно - не пить. Ни глотка.
Алексей опять кивнул.
- Закон здесь один: живым не сдаваться. Ну, счастливо. Комэск подставил спину, и Алексей, опершись на нее, одним махом перескочил через дувал. Командир послушал, повернулся, собираясь уходить, и вдруг остановился.
На глиняном дувале были видны отчетливые полосы: кто-то перелезал здесь, упираясь в стену коленями.
- Не дойдет, - вздохнул старшина. - Столько верст по пескам.
- Не каркай, - отмахнулся Иван.
Вошел комэск. Посмотрел на старшину, подумал:
- Керима ко мне. Срочно.
Старшина вышел. Иван и командир переглянулись, а потом Иван отошел к дверям и расстегнул коробку маузера.
Вошел Керим:
- Звал, начальник?
Комэск молча в упор смотрел на него, и переводчик, не выдержав, отвернулся.
- Зачем звал?
- Расстегни халат.
- Халат?.. Пожалуйста.
Керим развязал пояс, распахнул халат. За ремнем - маузер. Колени - во въедливой сухой глиняной пыли.
- Где ты так испачкал брюки, Керим?
- Где? А, это… Это, понимаешь…
Переводчик выхватил маузер, и тотчас же стоявший за его спиной Иван резко ударил его по руке. Маузер со стуком полетел на пол.
- Спокойно, Керим, спокойно, - сказал Варавва, поднимая упавший маузер.
- Гадина, - брезгливо поморщился комэск. - Расстрелять.
- Нет! - Керим упал на колени, пополз к ногам командира. - Все скажу, все! Только не убивайте. Не убивайте!..
Пустыня. Уже нестерпимо палит солнце.
По пескам бредет Алексей. Оступается, падает, встает. Сверяет направление по компасу, шатаясь, бредет снова.
У него страшное, опаленное солнцем лицо. На черных губах запеклась кровь.
Бредет Алексей. Упрямо. С бархана на бархан. А Керим, склонившись над картой-трехверсткой, дает показания:
- Женщина спрятана в мазаре Хромого хаджи, - палец неуверенно скользит по карте. - Вот здесь.
- Охрана? - резко спрашивает командир эскадрона.
- Пять человек.
- Пароль?
- Зачем пароль? Они меня знают.
В канцелярии кроме комэска и Керима Иван и старшина.
- Если ты соврал, Керим, или просто забыл что-нибудь сказать…
- Я ему напомню, Георгий Петрович, - сквозь зубы процедил Варавва.
- Пятеркой командует Абдула. Тот, что вырезал красных в кишлаке Огды-Су, - поспешно добавил Керим. - Он очень боится расплаты и верит только собственным глазам.
- Увести.
Старшина и Керим выходят.
- Что делать, если противник верит только собственным глазам, Ваня? - вдруг почти весело спросил комэск. - Надо сделать так, чтобы собственные глаза его обманули.
Пустыня. Солнце в зените.
Короткая тень, покачиваясь, медленно движется с бархана на бархан.
С огромным трудом, хрипя и задыхаясь, Алексей поднимается на очередной бархан и вдруг ничком падает в горячий песок.
Перед ним - железная одноколейная дорога, домик обходчика, колодец. Семь лошадей привязаны возле колодца.
Шестеро басмачей в тени у домика.
Алексей отползает, достает фляжку. С трудом проглатывает сухой колючий комок и, осторожно сняв чалму, льет воду на затылок. Тщательно промывает глаза. И лишь чуть-чуть смачивает губы.
Ложится на песок, раскинув руки. Он отдыхает, копит силы. Он готовится к бою.
Тесная комнатка путевого обходчика. Инструменты, флажки, фонари. И - телефонный аппарат на стене. Огромный, с ручкой, как у кофейной мельницы.
Возле него - перепуганный старик. Напротив - молодой красивый басмач. Улыбаясь, поигрывает маузером.
Резкий телефонный звонок. Старик испуганно вздрагивает. Молодой, улыбаясь, медленно поднимает маузер. Обходчик хватает телефонную трубку, кричит громким, ненатурально бодрым голосом:
- Шестьсот седьмой! Что?.. Все в порядке! Тишина у нас. Тишь говорю, благодать божия!..
Вешает трубку, дает отбой. Басмач, улыбаясь, опускает маузер.
Тишина обрывается криками во дворе. Басмач смотрит в окно.
К домику обходчика, пошатываясь, медленно бредет человек в чалме и халате.
Басмачи кричат, машут руками, но Алексей упорно идет прямо к колодцу. И когда оказывается под его прикрытием, вдруг разворачивается и выхватывает из-под складок халата два офицерских нагана-самовзвода.
Он стреляет одновременно из обоих стволов, он недаром получил красные шаровары за призовую стрельбу. Три залпа, и шестеро басмачей корчатся на песке.
А седьмой из окна стреляет в него. Дважды бьет мимо, но Алексей не успевает увернуться, и третья пуля отбрасывает его от колодца.
Улыбаясь, красивый басмач тщательно целится, чтобы добить противника. И в этот момент массивный гаечный ключ тяжело обрушивается на его голову. Басмач падает грудью на подоконник, а старый обходчик яростно продолжает бить по черной барашковой папахе. И вдруг замирает.
На пороге домика - Алексей.
- Телефон. Срочно…
Вечер. Конюшня. Мерно похрустывают сеном лошади. Чьи-то руки старательно обвязывают конские копыта старой кошмой.
Вечер. Канцелярия. Варавва и командир эскадрона.
- От нас до мазара в два раза дальше, чем от мазара до банды Илляз-бека, - негромко говорит комэск. - Если Абдула подаст сигнал…
- Не подаст, Георгий Петрович. Может, кто другой и попытается, а за Абдулу я ручаюсь.
- На всякий случай мы будем ждать вас в скалах. А Кериму не доверяй: единожды предавший предаст в любую минуту.
- Побоится.
- Если что… - комэск не привык к торжественности. - Я тебя к ордену представил за пленение Моггабит-хана. Документы и мой рапорт в столе. Вот ключ.
- Товарищ командир… Георгий Петрович…
- Учись, Ваня. Всю жизнь учись и всю жизнь помни, что противник всегда может оказаться умнее тебя.
Вечер. Возле будки обходчика - шестеро убитых и семь лошадей. Алексей отбирает двоих, успокаивает, подтягивает подпруги. С трудом взбирается в седло, вторую лошадь привязывает сзади на длинном поводе.
Старик-обходчик приносит фляги с водой. Крепит их к седлу второй лошади, вздыхает озабоченно:
- Ранен ведь, сынок. Не доедешь.
- Доеду.
И опять в тихом голосе Алексея - суровое несокрушимое упорство.
Ночь. Беззвучными тенями скользят по пескам две лошади. Безмолвные всадники ссутулились в седлах.
- Стой!
Из темноты шагнули двое. Прищуренные глаза - на прорезях прицелов.
- Это я. Керим.
Всадники спешились. Впереди - Керим, за ним - Варавва в надвинутой на глаза папахе. Ствол его пистолета упирается в спину Керима.
- Кто это с тобой?
- Свой. У него важные известия. Где Абдула?
- В мазаре. Жрет плов и рассказывает…
Резкий удар обрушился на первого часового. И тут же второй, выронив оружие, со стоном падает на песок.
- Правильно, товарищ командир, - прошептал Керим, - стрелять нельзя, Илляз-бек рядом.
Ночь. С бархана на бархан скачет Алексей. На скаку пересаживается на свежего коня.
Ночь. Глиняный дувал чуть угадывается в темноте.
Две фигуры бесшумно приближаются к дувалу.
За дувалом рубиново светится тлеющий костер. У костра трое. Среди них - полный, что был на переговорах вместе с Илляз-беком, - Абдула.
- Да, это жизнь для джигита, хвала Аллаху! Граница рядом, и всегда можно уйти…
Резкий свист. Абдула поднимает голову, и казачий кинжал Вараввы вонзается ему в горло. Захрипев, Абдула падает лицом в костер.
- Сидеть! - в освещенном круге костра - Иван с маузером. - Вяжи их покрепче, Керим…
- Пора, - говорит комэск, посмотрев на часы.