– Можете называть это как вам угодно, но я вижу это именно так. Если хотите, можете сказать моим добрым друзьям и соседям, что Хэнк Стампер бессердечен как камень. Можете передавать им, что они меня волнуют настолько же, насколько их волновал я, когда вчера валялся на полу в баре.
Они смотрели друг другу в глаза.
– Мы можем сказать им это, – печально улыбнулся Дрэгер, – но мы оба знаем, что это будет неправда.
– Да, неправда! – взорвался Ивенрайт, выйдя из задумчивости. – Потому что, черт возьми, ты всегда сможешь продать лес!
– Боже милосердный, да, Флойд! – Хэнк поворачивается к Ивенрайту с некоторым облегчением от того, что опять можно на кого-то прикрикнуть. – Конечно, я могу продать лес. Но проснись же наконец и подумай немного! – Он выхватывает фонарь у все еще смеющегося Джо Бена и направляет свет на бушующую внизу реку: темная вода крутится в луче света, и водоворот кажется каким-то плотным столбом. – Посмотри туда! Посмотри! Всего лишь после одного дня дождя! Ты думаешь, мы продержимся такую зиму? Я тебе скажу кое-что, Флойд, старый ты мой корешок, чтобы ты не зря съездил. От чего твое несчастное сердце, страдающее запором, возликует и запоет. Мы просто можем не успеть, тебе никогда это не приходило в голову? Нам еще надо сделать половину. За три недели, самых дерьмовых три недели для лесоповала; и заканчивать мы будем в государственном парке. Вручную! Как шестьдесят-семьдесят лет тому назад, потому что нам не позволят тащить туда тракторы и лебедки из боязни, как бы мы не повредили их чертовы зеленые насаждения. Три недели под проливным дождем, с примитивными методами работы – очень возможно, что мы не успеем. Но мы будем пахать изо всех сил, правда, Джоби? А вы, ребята, добро пожаловать, можете стоять и разглагольствовать о женщинах и детях, друзьях и соседях, о преданности и прочей параше, пока языки не отвалятся, о том, как вы лишитесь своих телевизоров этой зимой и что вы будете есть… но предупреждаю: если мы и дадим вам заработать на хлеб, то не из-за того, что я, Джо Бен или кто-нибудь еще намерен изображать из себя Сайта-Клауса! Потому что я плевать хотел на своих друзей и соседей в этом городе так же, как и они на меня. – Он останавливается. Рана у него на губе снова открылась, и он слизывает кровь языком. Они стоят в шафрановом свете фонаря, не глядя друг на друга.
– Пошли! – наконец произносит Дрэгер. И Флойд добавляет:
– Да, обратно, туда, где еще есть братство между людьми. – И они начинают спускаться в темноте вниз по мосткам. За их спинами тут же раздается придушенный смех. "Разорвите ваш контракт, чтобы мы могли продать", – присоединяется к нему Хэнк. "Жирный петух, – произносит Джо Бен. – Посбивать бы с него спесь".
– Ага, – соглашается Дрэгер, но мысли его уже где-то далеко.
– Черт, – щелкает пальцами Ивенрайт, когда они добираются до лодки. – Надо было попросить его… – И обрывает себя:– Нет уж, дудки.
– Что ты хотел попросить, Флойд?
– Не важно. Ничего.
– Ничего? – Дрэгер кажется веселым; похоже, настроение у него даже улучшилось. – Попросить его ни о чем?
– Да. Я так и знал. Я знал, что говорить с ним все равно что со столбом. Незачем нам было ездить. Я правильно сказал: ни о чем не надо было его просить.
Ивенрайт вслепую отвязывает трос окоченевшими пальцами и залезает в лодку.
– Черт, – бормочет он, на ощупь пробираясь к корме. – Ну попросили бы: все равно больше чем "нет" он не может сказать. А может, назло и дал бы. Тогда, по крайней мере, был бы хоть какой-то толк…
Дрэгер возвращается на свое прежнее место, на нос.
– А от поездки был толк, Флойд, и безусловный. А что ты хотел попросить? – добавляет он после минутного размышления.
– Курева! – Ивенрайт яростно дергает трос мотора. – Надо было хоть курева у них попросить.
Он заводит мотор и, развернув лодку вниз по течению, со стоном обнаруживает, что уже начался прилив и ему опять придется бороться с рекой.
Когда Тедди увидел Ивенрайта и Дрэгера, пересекающих улицу к "Пеньку", все посетители уже разошлись. Устроившись в своей норе среди разноцветных огней у витрины, он наблюдал, как они себя ведут, войдя в бар: Флойд чувствует себя неловко. Ивенрайт рассматривает свою вымокшую одежду, раздраженно подергиваясь. – Он изменился с тех пор, как вышел из лесов в мир белых Воротничков. – Как нахохлившийся цыпленок, которому не терпится почесаться между перышек. – Флойд приходил после работы мокрый и уставший, как животное, и ему было совершенно все равно, как он выглядит; глупое животное, но вполнедомашнее… – Наконец он вздыхает и распускает ремень, чтобы мокрые брюки не резали ему живот… – А теперь он стал просто тупым. И испуганным. К естественной боязни темноты Флойд добавил еще одну, гораздо худшую: боязнь падения. – Сложив свои коротенькие ручки на животе, чтобы скрыть брюшко, которое неустанно увеличивалось с тех пор, как его избрали в мир белых воротничков, Ивенрайт снова вздохнул от возмущения и неудобства и, нахмурившись, взглянул на Дрэгера, который все еще аккуратно развешивал свой плащ. "Ну ладно, Джонатан, ладно". – И хуже всего, что он настолько глуп, что даже не понимает, что он не настолько высоко забрался, чтобы бояться падения.
Дрэгер заканчивает возиться с плащом и принимается неторопливо отряхивать брюки; удовлетворившись, он подвигает стул и усаживается за стол, положив руки одну на другую.
– Что "ладно"? – спрашивает он. – А вот этот Дрэгер занимает высокое положение – вид у него настолько же спокойный и аккуратный, насколько раздрызганный у Ивенрайта. – Так что "ладно", Флойд? – Почему же он не боится падения?
– Что? А что бы мы там, на хрен, ни собирались делать, то и ладно! Я хочу сказать, я жду, Джонатан! Я уже неделю жду, чтобы вы наконец оправдали свое жалованье… Я ждал вчера, когда вы заявили, что сначала вам надо ознакомиться с положением, я ждал сегодня, когда вы предпринимали увеселительную поездку к Стамперам, а теперь я хочу знать, что вы собираетесь делать!
Дрэгер полез во внутренний карман пиджака за табаком.
– Надеюсь, ты продержишься, пока я набиваю трубку? – любезно поинтересовался он. – И закажу выпить. – Флойд закатил глаза и снова вздохнул. Тедди выскользнул из своего убежища и подошел к столу. – Я бы предпочел виски, – улыбнулся ему Дрэгер, – чтобы справиться с ознобом после нашей прогулки. А тебе, Флойд?
– Ничего не надо, – ответил Ивенрайт.
– Одно, – добавил Дрэгер, и Тедди растаял в мигающем свете. – Не боится ни темноты, ни падения… как будто ему известно что-то такое, чего мы не знаем.
– Ну, Флойд, – Дрэгер раскурил трубку, – так чего же именно ты от меня ждешь? Ты так говоришь, словно ждешь, что я найму банду и поручу ей сжечь Стамперов дотла. – Он тихо рассмеялся.
– На мой взгляд, не такая уж плохая мысль. Сжечь все его дело – лесопилку, грузовики и все остальное.
– Ты все еще мыслишь в духе тридцатых годов, Флойд. С тех пор мы кое-чему научились.
– Да? Хотелось бы знать чему. По крайней мере, в тридцатых они добивались результатов, эти старики…
– Ну? Не уверен. По крайней мере, не желаемых результатов. Тактика этих стариков зачастую заставляла оппозицию лишь сжимать челюсти и затягивать узду еще туже; а вот и мы… – Он отодвинул руку, чтобы Тедди было удобнее поставить перед ним стакан. – Спасибо, и, Тедди, не принесете ли еще стаканчик воды? – Он снова повернулся к Ивенрайту и продолжил: – А в этом конкретном случае, Флойд, – если только я полностью не заблуждаюсь насчет Хэнка Стампера, – ничего хуже и придумать невозможно, как сжечь все его дело… – Он поднял стакан и, заглянув в его желтоватое содержимое, задумчиво улыбнулся: – Нет, хуже метода не придумаешь…
– Не понимаю.
– Не думаю. Ты же знаешь его лучше, чем я. Если он хочет идти на восток в то время, как ты хочешь, чтобы он шел на запад, неужели ты отправишься вслед за ним с кнутом, чтобы заставить его повернуть?
Ивенрайт задумался и ударил по столу ладонью.
– Так я и сделаю, клянусь Богом! Да! Даже если из-за этого… даже если из-за этого он будет поднимать шум…
– И довольно-таки большой шум, не правда ли? Можешь быть уверен: шум получится продолжительным и стоить будет недешево. Даже если в итоге ты и победишь. Потому что очевидно, что этот человек не выносит физического противодействия. И он его хорошо умеет распознавать. Он ориентирован, как боксер. Если ты его ударяешь, то тут же получаешь ответный удар.
– Ладно, ладно! Мне уже надоело слушать, что сделает Хэнк Стампер. Я хочу знать, что теперь собираетесь делать вы, если вы его так хорошо понимаете.
Тедди ловко поставил стаканчик с водой перед Дрэгером и, незамеченный, отступил, не спуская с них глаз.
– Если быть откровенным, Флойд, я думаю, нам надо просто подождать. – Что же такое он знает, чего мы не знаем? – Дрэгер ставит на стол свое виски.
– К черту! – кричит Ивенрайт. – Мы уже слишком долго ждали! Боже мой, Дрэгер, неужели вы не понимаете? Неужели вы не слышали, что я говорил об этом дожде? Мы не можем больше ждать, иначе, черт побери, у нас вообще не будет работы, понимаете?
На лице Ивенрайта появляется такое выражение, словно он сейчас расплачется от ярости и расстройства. Не нужно было связываться с таким человеком! – Что же это такое, мистер Дрэгер? – За все годы возни с пьяными такелажниками, ленивыми грузчиками и госприемщиками, которые обманывали как хотели, с начальством, которому нужно, чтобы было сделано вчера то, что физически невозможно было сделать и завтра. – В чем же вы так превосходите бедного глупого Флойд а, мистер Дрэгер? – за все годы руководства этими сукиными детьми ему еще не доводилось встречаться с таким неразумным человеком! – Что же такое вы знаете? – По крайней мере, никому еще не удавалось доводить его до такого отчаяния. – Неужели вы не понимаете? – Может, все дело в обстановке: он ведь всегда решал все дела в лесах?
Дрэгер отпил воды и поставил стаканчик на место.
– Проблема с погодой мне ясна, Флойд; мне жаль, что я не могу ничего сделать; я понимаю, что вы, так сказать, приперты к стене… но когда я говорю – подождите, я имею в виду, чтобы вы воздержались от каких-либо действий, которые лишь усугубят упрямство мистера Стампера.
– И сколько еще ждать? До весны? До лета?
– До тех пор, пока мы не найдем способа объяснить ему, что его поведение наносит ущерб его друзьям. – Дрэгер вынимает из кармана шариковую ручку и принимается рассматривать ее кончик.
– У Хэнка Стампера нет друзей, – бормочет Ивенрайт и продолжает насмешливо, пытаясь вернуться к своей обычной манере хозяина леса: – То есть у вас даже нет никакого плана, чтобы разрешить это?
– Ну не совсем план, – отвечает Дрэгер. – В общем, пока нет.
– Ждите и все, да? Вот так? Просто ждать?
– Пока да, – отвечает Дрэгер, погруженный в собственные размышления.
– Нет, ну вы только подумайте! Как будто мы не могли ждать без помощи выпускника колледжа, зарабатывающего на нас десять тысяч ежегодно… Что вы на это скажете? – Дрэгер никак не реагирует, и Ивенрайт продолжает: – Ну ладно, если вам все равно, то мы с ребятами возьмем кнут и заставим эту лошадь повернуть, куда нам надо, а вы пока можете ждать.
– Прости? – поднимает голову Дрэгер.
– Я сказал, что теперь мы с ребятами сами займемся этим делом. Просто и ясно. С нашим старым тупым, прямолинейным подходом.
– То есть?
– Для начала пикет. Что и надо было сделать с самого начала…
– По закону вы не можете…
– К черту закон! – оборвал его Ивенрайт, теряя всякое самообладание. – Вы что, думаете, Хэнк Стампер станет легавых вызывать? А даже если и вызовет, они явятся? А? – Он ощутил новую волну досады, но на этот раз закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы пригасить охвативший его приступ ярости; незачем показывать этому сукину сыну, что он уже из шкуры вон лезет. – Так что мы просто… завтра же и начнем… с пикетирования. – Незачем закипать… он им покажет, что Флойд Ивенрайт тоже может быть спокойным и бесстрастным, что бы, черт побери, ни происходило! – А потому посмотрим, что будет.
Дрэгер взглянул на него, печально улыбаясь, и покачал головой.
– Боюсь, мне нечего сказать…
– Чтобы заставить меня ждать еще? Нет. – Он, в свою очередь, тоже покачал головой со всем спокойствием и самообладанием, на которые был способен. – Полагаю, нечего. – Да, сэр, с таким же самообладанием и ничуть не хуже… разве что в горле что-то першит, не иначе как эта чертова поездка. Дьявол!
– Неужели ты думаешь, вы чего-нибудь добьетесь, кроме удовлетворения собственных низменных мстительных инстинктов? – поинтересовался Дрэгер.
Ивенрайт откашливается.
– Я думаю… – И принимается излагать сукину сыну (с полным самообладанием, естественно), что он думает, пока в недоумении не замирает, не в силах припомнить, что конкретно вкладывается в понятие "мстительный", – означает ли это слабый и недееспособный или сильный и крутой. – Я думаю, что… – И что он имеет в виду под "удовлетворением" – …в данных э-э… обстоятельствах…
Но главное – он спокоен, никакой паники. Он закрывает глаза, глубоко вдыхает и испускает такой вздох, который, без сомнения, покажет всем заинтересованным лицам, как это все ему осточертело… Но посередине вздоха он вдруг ощущает это знакомое щекотание в горле: о нет! не здесь, не сейчас! Нельзя сейчас чихать, когда он только-только овладел положением! Он сжал губы и заскрипел зубами. Лицо его от самого мокрого воротника залилось краской, и на нем появилось выражение отчаяния… Не сейчас!
Он терпеть не мог чихать в помещении. С самого детства Ивенрайт страдал чиханием такой силы, что люди оборачивались за квартал от него. И дело было не только в громкости. Помимо акустической мощи оно еще было и чрезвычайно содержательным по существу, создавалось такое ощущение, что он отрывается на мгновение от своих дел и на пределе голосовых связок кричит: хо… хо… ху… ийня! В лесах это громоподобное заявление неизменно вызывало смех и всеобщее веселье, отчасти даже питало его честолюбие. В лесах! Но почему-то в других обстоятельствах это вызывало иную реакцию. В церкви или на собрании, когда Флойд чувствовал, что чих на подходе, он начинал разрываться, не зная, что предпринять – не то чихнуть в надежде, что окружающие или не расслышат содержания, или извинят его, не то попытаться загнать его обратно в глотку. Естественно, у обоих выходов были свои недостатки. Странно, если бы было иначе. И сейчас он просто не знал, что предпринять: первую часть с "хо-хо" ему еще как-то удалось загнать внутрь, надув губы, зато вторая вырвалась отчетливо и громко с целым облаком слюней, которые, как туман, осели на всю поверхность стола.
Не дойдя до бара, Тедди замер, чтобы взглянуть, как Дрэгер поведет себя в этой ситуации. Тот вопросительно взглянул на Ивенрайта, положил ручку в карман и, взяв салфетку, принялся аккуратно вытирать рукав своего пиджака.
– Конечно, – добродушно заметил он, – у каждого человека есть свое собственное мнение, Флойд, – как будто ничего и не произошло.
Тедди потрясенно кивнул и двинулся дальше. – Что это он такое изучил, что вдруг поставило его настолько выше всех остальных? – А Ивенрайт, утирая слезящийся глаз костяшкой большого пальца, мечтал лишь о том, как бы отсюда выбраться и поскорее оказаться дома, где одежда не будет ему так жать и можно чихать сколько угодно, не волнуясь о последствиях.
– Послушай, Флойд. – Дрэгер отложил салфетку и вежливо ободряюще кивнул. – Надеюсь, ты понимаешь, что я искренне желаю, чтобы ты и ребята преуспели в своих прямолинейных методах. Потому что, между нами, больше всего на свете я хочу поскорее все уладить здесь и вернуться к себе на Юг, – поведал он интимным шепотом. – У меня здесь начался грибок. Но я уже заплатил за неделю вперед в гостинице, так что если ваша методика окажется не совсем успешной, я подожду… Это тебя устраивает?
Ивенрайт кивнул.
– Устраивает, – безучастно ответил он, уже не пытаясь вернуться к состоянию мрачной решимости. Несчастный чих словно истощил все его силы. Глаза у него слезились, и теперь он уже точно чувствовал озноб – глубоко в его легких что-то закипало, словно проснувшийся вулкан, – он хотел домой, в горячую ванну. Больше ему ничего не было нужно. Он больше не хотел спорить… – Да, хорошо, Дрэгер. И если, как вы считаете, наш подход не сработает, тогда мы обратимся к вам за помощью. – Ну ты только подожди до завтра, когда он очухается, тогда он покажет этим негодяям!
Дрэгер поднимается, улыбаясь смотрит на подставку, на которой он что-то царапал, и достает из кармана бумажник.
– Дождь все еще идет; у тебя здесь машина? Могу подкинуть тебя до дому…
– Нет. Не надо. Я живу рядом.
– Ты уверен? Это не составит никакого труда, правда. А вид у тебя такой, что…
– Я уверен.
– Ну хорошо. – Дрэгер надевает плащ и поднимает воротник. – Вероятно, завтра увидимся?
– Вероятно. Если будут новости. До завтра.
По дороге Дрэгер вручает Тедди доллар за выпивку и говорит, что сдачу тот может оставить себе. Ивенрайт ворчит "добр-ночи" и закрывает за собой дверь. Тедди возвращается к окну. Он видит, как они расходятся в разных направлениях с сияющими в свете неонов спинами. Когда они окончательно скрываются за стеной темного дождя, Тедди обходит бар, запирает дверь и опускает занавеску, на которой выведено: "Извините, закрыто". Он выключает три верхние тусклые лампы и большую часть неонов, оставляя лишь несколько для ночного освещения. В этом подводном сумраке он выключает игровой автомат, скороварку, булькающий музыкальный автомат, вытирает столы и опорожняет пепельницы в большую банку из-под кофе. Вернувшись к стойке, он развязывает передник и бросает его в мешок с грязным бельем, который помощник Вилларда Эгглстона заберет в понедельник утром. Вынув деньги из кассы, он присоединяет их к свертку, лежащему под лампой с абажуром из раковины, где они еще неделю будут дожидаться банковского дня. Потом нажимает кнопку под стойкой, которая включает охрану на всех дверях, окнах и решетках, и рассыпает вдоль бордюра тараканий яд. Он убавляет подачу масла в масляную батарею, так чтобы оно еле капало…
И лишь после этого, оглядевшись и убедившись, что все дела на сегодня закончены, он подходит к столу, за которым они сидели, чтобы взглянуть, что Дрэгер написал на подставке.