Тем не менее я решил попытать счастья и отправиться туда в надежде на прием, хотя и понимал, что он наверняка будет достаточно странным. Я нанял дрожки и на следующий день утром поехал в Стрельню, с письмом к генералу де Родна, адъютанту царевича, и прошением, адресованным императору Александру. Через два часа езды по великолепной дороге, слева от которой тянулись сельские дома, а справа простиралась равнина, доходящая до самого Финского залива, мы достигли Сергиевского монастыря (Сергий у русских самый почитаемый святой после Александра Невского), а еще через десять минут подъехали к селению. Посреди его главной улицы мы, чуть не доезжая почтовой станции, свернули направо. Еще несколько секунд – и я уже стоял перед дворцом. Часовой преградил мне дорогу, но я показал ему письмо к господину де Родна, и меня пропустили.
Я поднялся на крыльцо, затем вошел в переднюю. Господин де Родна был занят, он находился при царевиче. Мне предложили подождать в гостиной, окна которой выходили на чудесный парк. Канал, пересекавший его, шел прямиком к морю. Между тем офицер отнес мое письмо и почти тотчас вернулся и сказал, что я могу войти.
Царевич стоял возле камина: хотя сентябрь еще не кончился, погода уже испортилась, было холодно. Господин де Родна сидел и писал, Константин, диктовавший ему депешу, как раз заканчивал. Я не ожидал, что меня так быстро введут к великому князю, и потому в растерянности остановился на пороге. Как только дверь за мной закрылась, царевич выдвинул вперед голову, причем тело его оставалось совершенно неподвижным, и устремил на меня пронизывающий взгляд:
– Твоя страна? – спросил он.
– Франция, ваше высочество.
– Возраст?
– Двадцать шесть лет.
– Имя?
– Ж…
– Ты хочешь получить патент учителя фехтования в одном из полков его величества императора, моего брата?
– Это предмет моего самого горячего желания.
– И ты утверждаешь, что ты первоклассный мастер?
– Прошу прощения у вашего императорского высочества, но я этого не говорил, не мое дело утверждать это.
– Однако ты так считаешь.
– Вашему императорскому высочеству известно, что гордыня – главный грех злополучного рода людского, однако я устроил состязание, ваше высочество может осведомиться…
– Я знаю, как оно прошло, но ты имел дело только с второсортными противниками, с любителями.
– Поэтому я их щадил.
– Ах, так ты щадил их? Ну, а если бы не щадил, что бы изменилось?
– Я бы нанес десять уколов против двух.
– Ах-ах!.. Стало быть, ты и мне, к примеру, нанес бы десять против двух?
– Это зависит…
– Как так? От чего зависит?
– От того, как ваше высочество пожелает, чтобы я с ним обходился. Если бы вашему высочеству было угодно, чтобы я воспринимал его как великого князя, это вы нанесли бы мне десять уколов, а я – не больше двух. Но если бы вы мне позволили действовать так же, как с любым другим противником, вполне возможно, что и ваше высочество не избежали бы десяти уколов.
– Любенский! – закричал царевич, потирая руки. – Подай мои рапиры, Любенский! Ах-ах, господин фанфарон, сейчас мы увидим!
– Как, ваше высочество позволит?..
– Мое высочество не просто позволяет, моему высочеству угодно, чтобы ты ему нанес десять уколов. Уж не думаешь ли ты пойти на попятный?
– Когда я приехал в Стрельню и пришел во дворец, я сделал это затем, чтобы предоставить себя в распоряжение вашего высочества. Итак, извольте приказывать.
– Что ж, бери эту рапиру, надевай маску, и мы посмотрим!
– Значит, ваше высочество вынуждает меня к этому?
– Ну да, сто раз, тысячу раз да, тысячу миллионов раз да!
– Понял.
– Так что подавай мне десять уколов, слышишь? – сказал царевич, приступая к атаке. – Мои десять уколов, и чтобы ни одним меньше, ясно? Я тебе ни одного не уступлю. Ха! Ха!
Несмотря на такие ободрения со стороны царевича, я парировал его удары очень сдержанно, а выпадов даже не делал.
– Прелестно! – закричал он, распаляясь. – Похоже, ты меня щадишь? Ну, постой же… погоди… Ха! Ха!
Сквозь прорези в маске я видел, что его лицо багровеет, глаза наливаются кровью.
– Ну же, эти десять уколов, где они?
– Ваше высочество, почтение…
– Иди ты к черту со своим почтением! Коли, тебе говорят, коли!
На сей раз я воспользовался позволением и вмиг нанес три укола подряд.
– Вот это славно! – заорал он. – Теперь мой черед… Ну-ка… Ха! Укол! Еще… Да, ты не врал.
– Полагаю, что ваше высочество меня не щадит, а за мной еще семь туше.
– Так давай, плати свой долг… Ха! Ха!
Я задел его еще четырежды, и он ответным ударом тоже достал меня и возликовал, завопил, притопывая ногами:
– Туше, туше! Де Родна, ты видел, я уколол его два раза против семи!
– Два раза против десяти, ваше высочество, – возразил я, наступая в свой черед. – Восемь… девять… десять! Вот мы и квиты.
– Здорово, славно, отлично! – кричал царевич. – Все бы ладно, да только одного умения тыкать шпажонкой еще не достаточно. Для чего оно послужит моим кавалеристам? Тут потребна большая шпага, а то и сабля! Саблей-то владеешь?
– Примерно так же, как шпагой.
– Да? Что ж, ты, пеший, сможешь защититься саблей от всадника с копьем?
– Думаю, что смогу, ваше высочество.
– Ты так думаешь, но ты не уверен… Ах-ах! Ты, стало быть, не уверен?
– Если будет нужда, я уверен, что справлюсь, ваше высочество.
– Ага, ты, значит, уверен, что смог бы отбиться?
– Да, ваше высочество.
– Ты берешься парировать удар копья?
– Я сделаю это.
– При условии, что противник будет на лошади?
– Да.
– Любенский! Любенский! – снова закричал царевич.
Офицер прибежал.
– Приведи мне коня, и пусть мне дадут копье. Ты меня слышал? Копье и лошадь мне! Живо, живо!
– Но, ваше высочество…
– А, так ты спасовал? Ах-ах!
– Я не спасовал, ваше высочество. Будь моим противником кто угодно другой, все эти испытания были бы для меня забавой.
– А я чем не противник?
– С вами, ваше высочество, я одинаково боюсь и победы, и поражения. Ведь в случае успеха меня страшит, как бы вы не забыли, что сами приказали…
– Я ничего не забываю! К тому же вот де Родна, я в его присутствии приказываю тебе обходиться со мной так же, как ты бы обходился с ним.
– Прошу ваше высочество заметить, что вы меня не успокоили, ведь я бы и с его превосходительством обходился весьма почтительно.
– Льстец, ну, какой противный льстец! Ты хочешь таким манером снискать его дружбу, но зря стараешься: на меня никто повлиять не может, я, знаешь ли, сам, своим умом обо всем сужу. В первый раз ты преуспел. Поглядим, будешь ли ты таким же счастливчиком во второй.
Тут и офицер появился перед окнами, ведя в поводу лошадь и неся копье.
– Вот и славно, – продолжал Константин, устремляясь к выходу. – Иди-ка сюда, – он знаком приказал мне следовать за ним, – а ты, Любенский, дай ему саблю, добрую саблю, да чтоб была по руке, пусть-ка будет конногвардейская… Ах-ах! Теперь мы посмотрим. Я теперь только одно тебе могу сказать: держись, господин учитель фехтования, а то я тебя проткну, как лягушку.
С этими словами Константин вскочил на своего скакуна, дикое дитя степей, хвост и грива которого развевались на ветру, однако всадник управлял им с отменной ловкостью и одновременно поигрывал копьем, производя сложные манипуляции.
Мне принесли сразу три или четыре сабли, предложив выбрать одну из них. Я взял первую попавшуюся.
– Ну вот! Ты готов? – закричал царевич.
– Да, ваше высочество.
Тогда он пустил своего коня в галоп и поскакал в дальний конец аллеи.
– Но это же, конечно, шутка? – спросил я у господина де Родна.
– Напротив! Все как нельзя более серьезно, речь идет о вашей жизни или о месте, которого вы добиваетесь. Защищайтесь, как в бою, – это все, что я могу вам сказать.
Итак, дело обернулось куда опаснее, чем я думал. Если бы задача была только в том, чтобы защищаться и отвечать ударом на удар, мне бы еще стоило попытать счастья, но здесь-то все иначе: его копье остро заточено, да и моя сабля не затуплена. Шутка может обернуться весьма скверно, но жребий брошен. Раз я взялся, отступать нельзя. Итак, призвав на помощь все свое хладнокровие и ловкость, я приготовился дать царевичу отпор.
А он уже доскакал до конца аллеи и повернул коня. Что бы ни говорил господин де Родна, я все еще надеялся, что происходящее – не более чем игра… Но тут, в последний раз рявкнув мне "Ты готов?", он пустил коня в галоп, держа копье наперевес. Лишь тогда до меня в полной мере дошло, что на карту и впрямь поставлена моя жизнь, и приготовился к обороне.
Лошадь мчалась во весь опор, царевич, низко наклонясь, прильнул к ее холке, так что грива, развеваясь на ветру, почти скрывала его от глаз: я видел только макушку, торчащую между ушей скакуна. Подлетев вплотную, он попытался вонзить копье мне в грудь, однако я парировал его удар в третьей позиции и отскочил в сторону, а лошадь и всадник, увлекаемые разбегом, пронеслись мимо, не причинив мне никакого вреда. Увидев, что его удар прошел мимо цели, царевич мгновенно с невиданной ловкостью остановил коня.
– Недурно, недурно, – сказал он. – Начнем сначала!
И, не дав мне времени опомниться, заставил свою лошадь проделать пируэт на задних ногах, снова поскакал на изначальную позицию и, осведомившись, готов ли я, ринулся на меня с еще большим остервенением, чем раньше. Но я, как и в первый раз, неотрывно глядя прямо ему в глаза, не упускал ни одного его движения, а потому, уловив момент, отбил удар в четвертой позиции и прыгнул вправо, так что всадник опять безо всякого толку пролетел мимо. Тут из груди царевича вырвалось что-то похожее на рычание. Этот турнир он уже воспринимал как настоящий бой и хотел закончить его не иначе как своей победой. Я думал, что мы с ним квиты, но вдруг вижу – он изготовился к третьей атаке. Шутка, на мой вкус, слишком затянулась: я решил, что этот раз будет последним. И вот в момент, когда он был как нельзя более близок к тому, чтобы сразить меня, я вместо того, чтобы снова ограничиться самозащитой, мощным ударом с плеча разрубил надвое его копье, оставив царевича безоружным, затем поймал за повод его коня и остановил так резко, что он присел за задние ноги, и в тот же миг концом своей сабли уперся в грудь противника. Генерал де Родна издал ужасный вопль: он подумал, что я сейчас убью Его высочество. У Константина, несомненно, мелькнула та же мысль: он сильно побледнел. Но я тотчас сделал шаг назад и, почтительно поклонившись, произнес:
– Вот что я смогу показать вашим солдатам, если Ваше высочество соблаговолит счесть меня достойным их обучать.
– Да, тысяча чертей! Да, ты этого достоин, и полк ты получишь, или я буду не я… Любенский! Любенский! – продолжал он, спрыгивая с коня, – отведи Пулка в стойло! А ты зайди, я сделаю приписку к твоему прошению.
Я последовал за великим князем, и он взял перо и начертал внизу под моим ходатайством:
"Покорнейше рекомендую Его императорскому величеству нижеподписавшегося, полагая его в полной мере достойным той милости, коей он взыскует".
– А теперь, – сказал он мне, – возьми это прошение и вручи его государю в собственные руки. Правда, приставать к нему с разговорами – дерзость, за которую и в кутузку можно попасть. Но, право же, кто не рискует, тому ничего и не добиться. Прощай, а ежели когда-нибудь случится проезжать через Варшаву, заходи повидать меня.
Я откланялся, втайне ликуя, что так счастливо выпутался из этой переделки и обзавелся всесильной рекомендацией, сел в дрожки и покатил обратно в Петербург.
Вечером я навестил графа Алексея, чтобы поблагодарить за добрый совет, хотя его исполнение могло мне дорого обойтись. Мой рассказ о том, как обернулось дело, ужасно напугал если не графа, то Луизу, а уже на следующий день около десяти утра я отправился в Царское Село, где находилась резиденция императора. Я решил прогуливаться по дворцовому парку до тех пор, пока его не встречу, и подвергнуться риску угодить в тюрьму, что грозит всякому, кто докучает ему подобным образом.
VII
Царское Село расположено всего в трех-четырех лье от Петербурга, однако дорога, ведущая туда, выглядела совершенно иначе, нежели та, которой я ехал в Стрельню. Вместо роскошных вилл и открытых пространств с видом на отдаленный Финский залив – плодородные равнины, обремененные тучным урожаем, зеленеющие луга, всего несколько лет назад завоеванные земледельцами ценой борьбы с гигантскими папоротниками, которые мирно царствовали здесь с сотворения мира.
Мне потребовалось меньше часа пути, под конец которого я, миновав немецкое поселение, въехал на небольшую гряду холмов и с вершины одного из них разглядел деревья, обелиски и пять позолоченных куполов часовни Царского Села.
Царскосельский дворец построен на том самом месте, где некогда стояла хижина старухи-голландки по имени Сара, к которой Петр Великий обычно заезжал попить молока. Когда она скончалась, Петр, успевший полюбить этот домишко за великолепный вид, который открывался из его окна, подарил хижину вместе с прилегающей территорией Екатерине, чтобы построить там ферму. Царица пригласила архитектора и точно объяснила ему, чего желает. Архитектор со своей стороны поступил так же, как делают все архитекторы: выстроил нечто абсолютно противоположное тому, чего от него хотели, а именно дворец.
Тем не менее настал день, когда эта резиденция, и так уже весьма далекая от незатейливой простоты, показалась Елизавете не соответствующей величию и могуществу императрицы всея Руси. Она велела разрушить дворец и по чертежам Растрелли воздвигнуть на его месте более роскошный. Благородный зодчий, наслышанный о Версале как о шедевре великолепия, хотел превзойти блеском своего творения Версаль. Зная, что и дворец великого короля Франции отделан золотом, он этим не ограничился: распорядился позолотить в Царском Селе все внешние барельефы, орнаменты, карнизы, кариатиды и даже кровли.
Когда все эти труды были завершены, Елизавета пригласила весь двор и послов различных держав полюбоваться новой, ослепительной квартиркой. Увидев подобную пышность, придворные принялись громогласно выражать свои восторги, толкуя о восьмом чуде света. Исключение составлял лишь маркиз де ла Шетарди, французский посол: он один не произносил ни слова – напротив, все озирался вокруг. Слегка задетая подобной рассеянностью, императрица осведомилась, что это он ищет.
Посол холодно отвечал:
– Футляр, черт меня возьми. Я ищу, мадам, футляр от этой блистательной безделушки.
То была эпоха, когда в Академию принимали за четверостишие, а пропуском в бессмертие могла послужить острота. Так что господину де ла Шетарди, судя по всему, обеспечено петербургское бессмертие.
К несчастью, архитектор, возводя летнюю резиденцию, совершенно забыл о зиме. Уже к следующей весне вся позолота потребовала разорительного ремонта, а коль скоро каждая зима приносила такой же ущерб, а каждая весна – такие же хлопоты и траты, Екатерина II решила заменить драгоценный металл простым, скромным желтым лаком; что касается крыши, то ее выкрасили по петербургскому обычаю в нежно-зеленый цвет.
Как только пошли слухи о таких переменах, к Екатерине обратился некий делец с предложением купить за двести сорок тысяч ливров всю позолоту, от которой она собралась избавиться. Царица отвечала, что она ему благодарна, но своими обносками не торгует.
Среди своих побед, любовных романов и путешествий Екатерина не забывала заботиться о любимой резиденции. В сотне шагов от императорского дворца она приказала построить маленький, Александровский, для своего старшего внука, поручив архитектору Бушу спланировать также огромный парк. Там не хватало лишь водоемов, однако Буш предусмотрел каналы, фонтаны и озера, полагая, что коль скоро ты зовешься Екатериной Великой и хочешь воды, вода появится.
И он не ошибся: когда его преемник Бауэр обнаружил, что богач Демидов владеет по соседству великолепным имением, где то благо, которого не хватает государыне, имеется в избытке, он дал ему понять, что императорский парк страдает от засухи, и господин Демидов, как подобает верноподданному, предоставил излишки своей воды в распоряжение Екатерины. И тотчас вода, сметая препоны, хлынула со всех сторон, наполняя озера, оживляя фонтаны и сверкая каскадами. Недаром говаривала еще императрица Елизавета:
– Мы можем поссориться хоть со всей Европой, но только не с господином Демидовым.
И в самом деле: господин Демидов, будучи в дурном расположении духа, мог заставить весь царский двор умереть от жажды.
Нынешний император Александр, выросший в Царском Селе, унаследовал от своей бабушки любовь к этой резиденции. Все воспоминания детства, золотой поры его жизни, были связаны с этим дворцом. На его газонах он делал свои первые шаги, ездить верхом он впервые попытался в его аллеях, управлять лодкой учился на его озерах. Поэтому в первые погожие дни весны он перебирался в Царское Село и не покидал резиденции до первых снегопадов.
И туда же, в Царское Село, я прибыл, чтобы выследить императора.
Проглотив второпях довольно скверный завтрак в гостинице "Французская ресторация", я направился в парк, где свободно мог прогуливаться любой желающий. Правда, теперь, когда первые осенние холода надвинулись вплотную, парк был пуст. Возможно, подданные воздерживались от посещений парка из почтения к государю, которого я решился побеспокоить. Я знал, что он порой целые дни бродил по самым тенистым аллеям. И я побрел наудачу, куда глаза глядят, руководствуясь полученными сведениями, и был почти уверен, что в конце концов встречу его. К тому же, даже если случай поначалу и не придет мне на помощь, у меня не будет недостатка в любопытных и занимательных впечатлениях, которые скрасят мое ожидание.
Вскоре я действительно наткнулся на селение в китайском стиле – живописное скопление из пятнадцати домов, каждый из которых имел свой подъезд, свой ледник и собственный сад; здесь обитали императорские адъютанты. В центре селения, распланированного в форме звезды, находился павильон для балов и концертов. Один из его залов, оранжерея, служила вместе с тем и конторой; по четырем углам этого зала стояли статуи в человеческий рост, изображавшие мандаринов, курящих трубки. Однажды – это было в пятьдесят восьмой день ее рождения – Екатерина, сопровождаемая приближенными, прогуливалась по парку. Приблизившись к этому залу, она, к немалому своему удивлению, заметила, что из трубок четырех мандаринов идет густой дым, а сами они при ее появлении принялись грациозно покачивать головами и влюбленно вращать глазами. Екатерина подошла, чтобы разглядеть сей феномен поближе. Тогда мандарины сошли со своих пьедесталов, приблизились к ней и распростерлись у ее ног по всем правилам китайского церемониала, причем обратились к ней с хвалебными речами в стихах. Этой четверкой мандаринов были принц де Линь, господин де Сегюр, господин де Кобенцель и Потемкин.