Впрочем, "предсказывает" Бальзак не только модернизм и постмодернизм ХХ века, но и словесность, более близкую к его эпохе. При чтении некоторых пассажей "Мелких неприятностей" трудно отделаться от ощущения, что здесь в свернутом виде заложена будущая "Анна Каренина": "Все женщины, должно быть, помнят об этой прескверной мелкой неприятности – последней ссоре, которая зачастую вспыхивает из-за сущего пустяка, а еще чаще – из-за непреложного факта, из-за неопровержимого доказательства. Это жестокое прощание с верой, с ребячествами любви, с самой добродетелью, пожалуй, так же прихотливо, как сама жизнь. Как и сама жизнь, оно протекает в каждой семье на свой особенный лад " (с. 658; курсив мой. – В. М .) – и в другом месте: "Адольф, подобно всем мужчинам, находит утешение в жизни общественной: он выезжает, хлопочет, занимается делами. Но для Каролины все сводится к одному: любить или не любить, быть или не быть любимой" (с. 620). Не берусь утверждать, что Толстой помнил о "Мелких неприятностях", когда сочинял свой роман, но вообще с произведениями Бальзака он был знаком хорошо, хотя отзывался о нем, как и о многих других авторах, разноречиво, в диапазоне от "чушь" до "талант огромный" .
Разумеется, вариативность внутри одного и того же социального или профессионального типа разрабатывали также упомянутые выше юмористические "физиологии" начала 1840-х годов. Например, в коротких главках "Физиологии женатого мужчины" (1842), сочиненной знаменитым автором популярных романов Полем де Коком, описаны разновидности супругов: ревнивый, придирчивый, чересчур заботливый, ласковый на людях, но невыносимый за закрытыми дверями и проч. Однако все эти мужья преподносятся читателю как совершенно разные , бальзаковский же Адольф, хотя и вмещает в себя множество разных мужей, одновременно, как это ни парадоксально, остается одним и тем же персонажем.
Еще одна оригинальная особенность "Мелких неприятностей" заключается в том, что эта книга "обоеполая".
Хотя в "Физиологии брака", как уже говорилось, многие страницы проникнуты сочувствием к женщине, все-таки формально книга эта с начала до конца написана с точки зрения мужчины; это руководство для мужа – как не стать рогоносцем. "Мелкие неприятности", несмотря на многие совпадения отдельных сюжетов (таких, например, как взаимоотношения мнимо больной жены с врачом или рассказ о силе женской "трещотки"), построены иначе. В начале второй части Бальзак открыто объявляет о намерении соблюсти в своей книге интересы обоих полов и сделать ее "в большей или меньшей степени гермафродитом". На этом "гермафродитизме" "Мелких неприятностей" Бальзак настаивал начиная с конца 1830-х годов, однако формы его воплощения мыслил по-разному. 3 ноября 1839 года в газете "Карикатура" перед очередным фрагментом "Неприятностей" была напечатана следующая полушутливая, полусерьезная заметка, разъясняющая намерения автора (явно с его ведома):
Главный редактор этой газеты получил уже двадцать семь рекламаций (причем не оплаченных отправителями) касательно тенденции "Мелких неприятностей супружеской жизни", которые представляются нашим остроумным корреспонденткам направленными исключительно против женщин. Не для того, чтобы оправдать нашего сотрудника, но для того, чтобы избегнуть новых рекламаций, мы вынуждены открыть намерения автора, которому дамы должны были бы оказать куда больше доверия: "Мелкие неприятности супружеской жизни", подобно публичным баням, имеют два отделения: мужское и женское. Всякий разговор о браке сулит и дьяволу, и карикатуристу двойную поживу. Отныне, чтобы избежать монотонности, мы будем чередовать мелкую неприятность женского рода с мелкой неприятностью рода мужского.
Впрочем, в публикации "Карикатуры" этот принцип выдержан не вполне; из одиннадцати очерков только три представляют женскую точку зрения. В окончательном же варианте Бальзак избрал другой путь: не чередование женских и мужских глав, а разделение всей книги на две части, или, если подхватить "банную" метафору, на два отделения – мужское и женское. В середине текста, во "Втором предисловии" он признается, что у его книги есть две половины, мужская и женская: "ведь для того чтобы вполне уподобиться браку, книга эта обязана стать в большей или меньшей степени гермафродитом". Дидро в статье "О женщинах", которую Бальзак многократно цитирует в "Физиологии брака", упрекает автора книги "Опыт о характере, нравах и духе женщин в разные века" (1772) А. – Л. Тома в том, что книга его "не имеет пола: это гермафродит, у которого нет ни мужской силы, ни женской мягкости", то есть употребляет применительно к книге слово "гермафродит" с неодобрительной оценкой; Бальзак же, напротив, видит в "гермафродитизме" своей книги ее преимущество. Шутливый "гермафродит" вполне соответствует в этом смысле гермафродиту серьезному – Серафите, героине одноименного романа (1834), фантастическому существу, в котором смешаны не только свойства человеческие и ангельские, но также и начала мужское и женское. Серафита – воплощение единого человечества, очистившегося от скверны; впрочем, обычным людям она предстает в форме, доступной их чувствам: женщинам в виде мужчины Серафитуса, а мужчинам – в виде женщины Серафиты. Конечно, от этих мистических видений до иронических скетчей "Мелких неприятностей" – дистанция очень большая. И тем не менее "обоеполость" – структурообразующая и содержательная основа книги. В самом деле, если в первой части жена выступает преимущественно в роли глупой, сварливой и вздорной фурии, то вторая часть показывает, как отвратительно порой ведут себя мужья и сколько мелких, но в высшей степени чувствительных неприятностей они могут доставить своим несчастным женам грубостью и нечуткостью, бесталанностью и неверностью.
Бальзаковеды, как правило, говорят о "Мелких неприятностях" как о книге безрадостной, разочарованной и жестокой по отношению к супружеской жизни. Арлетт Мишель, автор диссертации о любви и браке в "Человеческой комедии", пишет, что если "Физиология брака" – книга человека, который может насмехаться над браком как он есть, потому что верит в само это установление, то "Мелкие неприятности" – книга человека, который в брак не верит вовсе, и потому насмешки его принимают безнадежно циничный характер . Тут современная исследовательница почти дословно повторяет то, что писали о "Мелких неприятностях" благонамеренные критики-современники; католический "Цензурный бюллетень" в феврале 1846 года осудил новое сочинение Бальзака в следующих словах:
нет ничего более печального и более тяжелого для чтения, чем этот рассказ об общественных язвах, исследованных с тем хладнокровием, с каким химик изучает яд, и сведенных к алгебраическим формулам и аксиомам, с последней из которых мы никак не можем согласиться .
Последняя же эта аксиома гласит: "Счастливы лишь те пары, которые устроили себе брак вчетвером".
На мой взгляд, дело в "Мелких неприятностях" обстоит вовсе не так безрадостно. Хотя в проспекте к изданию Хлендовского подчеркнута именно "боевая" составляющая книги: "Франция, чье призвание – войны, превратила брак в битву" , – на самом деле "Мелкие неприятности" в гораздо большей степени, чем "Физиология брака", – книга о способах достижения супружеского мира, о том, как супругам состариться вместе если не в любви, то хотя бы в согласии. Мужу из "Физиологии брака" не придет в голову вопрос: как понравиться жене? как угадать "ее чувства, капризы и желания (три слова, обозначающие одну и ту же вещь!)" (с. 540). Жене из "Физиологии брака" тоже не придет в голову угодить мужу его любимыми "шампиньонами по-итальянски" (с. 637). Ощущение же безрадостности при чтении "Мелких неприятностей" возникает, возможно, потому, что, как тонко заметил бальзаковед Ролан Шолле, эта книга резко отличается от всех прочих произведений "Человеческой комедии" заурядностью своих персонажей. Любимые герои Бальзака – творцы, гении, исполины, люди, объятые сильнейшей, пусть даже пагубной страстью; но в "Мелких неприятностях" все обстоит иначе: эта книга – о посредственностях . Даже в "Физиологии брака" Бальзак упоминает "человека выдающегося, для которого написана эта книга" и таким образом поднимает планку. В "Мелких неприятностях" он ее опускает: и неприятности мелкие, и Адольф не более чем разновидность "провинциальной знаменитости в Париже" – посредственный литератор, не имеющий ни поэтического дара, ни сильных чувств, отличавших Люсьена де Рюбампре, героя одноименной части романа "Утраченные иллюзии" (1839).
Но зато тем самым и герои, и их проблемы становятся ближе к "среднему читателю". Супружеские споры по поводу воспитания ребенка; муж, всякую минуту донимающий жену вопросом: "А что ты делаешь?"; неделикатные мужья, при всех именующие жену "мамочкой", "киской" или "персиком", и жены, изводящие мужей упреками и подозрениями, – все это, казалось бы, мелочи (как и было сказано), но они порой способны испортить жизнь не хуже иных трагических происшествий. Свободное построение "Мелких неприятностей", где герои – манекены без определенных привычек, с которыми каждому читателю особенно легко отождествиться, делает эту книгу поучительной без занудства. Возможному отождествлению способствует и тот факт, что почти вся книга выдержана в настоящем времени: это не рассказ о завершившейся истории конкретного персонажа с конкретным характером, это вечно длящаяся история "всех и каждого", пустая рама, в которую каждый может вставить свое лицо. В еще большей степени, чем "Физиология брака", "Мелкие неприятности" – своеобразное пособие по практической психологии семейной жизни, только, в отличие от многих пособий, написанных профессиональными учеными, остроумное и блестящее.
* * *
Несколько слов о русской судьбе обоих произведений, вошедших в наш сборник.
Если во Франции издательская история "Физиологии брака" сложилась, как было сказано выше, весьма счастливо, то в России дело обстояло иначе. Первый перевод на русский язык фрагмента из "Физиологии брака" (и вообще из произведений Бальзака) был опубликован в "Дамском журнале" под названием "Мигрень" (текст взят из первого параграфа Размышления XXVI "О различных видах оружия") . Цензурное разрешение этого номера датировано 8 марта 1830 года. В тот момент "Физиология брака" была еще абсолютной новинкой. Под текстом русской публикации выставлено: "Из Physiologie du mariage". Автор не указан, и это вполне естественно. Бальзак к тому времени подписал собственным именем один-единственный роман "Последний шуан", и хотя, как сказано выше, для французской публики имя автора "Физиологии" не было загадкой, в России его вполне могли еще не знать. Практически одновременно, меньше чем через месяц, в журнале "Галатея" (цензурное разрешение 2 апреля 1830 года) в разделе "Смесь" появилась следующая заметка:
Рассказывают, что в Париже случилось недавно следующее ужасное происшествие: одна знатная дама сделалась в прошедшем месяце отчаянно больна; родственники собрались у ее постели. Настала полночь; всеобщее молчание прерывалось хрипением умирающей и треском дров, горевших в камине. Вдруг из камина выбрасывает с треском горящий уголь на средину паркета; умирающая внезапно вскрикивает, открывает глаза, вскакивает с постели и, схватив щипцами уголь, бросает в камин; сделав такое напряжение, она падает без чувств на пол; ее поднимают и относят на постель, где она вскоре и умерла. Родственники, значительно посмотрев друг на друга и потом на черное пятно, оставшееся на паркете от угля, приказали немедленно взломать пол, из-под которого вынули ящик. Но каково было их удивление, когда, открыв оный, они нашли в нем мертвую голову супруга покойницы, о котором до сих пор думали, что он остался в Испании!
Заметка подана как реальное происшествие, о каких русские журналы того времени в разделе "Смесь" рассказывали во множестве; так, на соседних страницах "Галатеи" находим рассказы о молодом человеке из Севильи, который "подобно совам, летучим мышам и т. п. видит только ночью, а днем выходит с проводником", и о сидящем в римской тюрьме "ужасном бандите Гаспарони", который "умертвил 143 человека" . Ни Бальзак, ни "Физиология брака" в "Галатее" не упомянуты; между тем очевидно, что источником для нее послужил анекдот о происшествии в Генте из "Введения" к "Физиологии" (см. с. 60–61). Анонимный русский перелагатель опустил все то, что впоследствии служило отличительной чертой бальзаковской манеры и вызывало у одних читателей восхищение, а у других – резкое неприятие, а именно – страсть к подробностям в описаниях (то, что Пушкин называл "близорукой мелочностью французских романистов" ). В заметке из "Галатеи" пересказана, в сущности, лишь фабула бальзаковской истории. Исходя из этого, можно предположить, что сотрудник "Галатеи" ориентировался даже не непосредственно на книгу Бальзака, а на сжатый пересказ этого эпизода в рецензии на нее Жюля Жанена, опубликованной в газете "Журналь де Деба" 7 февраля 1830 года .
Затем на несколько десятков лет история русской "Физиологии брака" полностью прервалась . В 1900 году в журнале "Вестник иностранной литературы" был опубликован перевод В. Л. Ранцова; Ранцов перевел книгу с начала до конца, но выпустил некоторые абзацы оригинала, например раблезианские пассажи из Размышления I, а в некоторых местах подверг текст Бальзака нравственной "цензуре": афоризм "Каждой ночи потребно особое меню" превратился у него в максиму гораздо более вегетарианскую: "Каждый день должен быть своеобразен", а афоризм "Брак всецело зависит от кровати" вообще был заменен вопросом "В чем суть супружества?". После выхода этого перевода вновь наступила почти вековая пауза, и только после 1995 года, когда в издательстве "Новое литературное обозрение" был впервые опубликован наш перевод, "Физиология брака" в полном виде стала доступна русскому читателю .
Русская история "Мелких неприятностей" немногим богаче, чем у "Физиологии брака". 26 августа 1840 года в "Северной пчеле" под заголовком "Маленькие неприятности супружеской жизни. Статья Бальзака" была напечатана глава, которая позже получила название "Иезуитство женщин" (перевод был выполнен по публикации в газете "Карикатура").
В 1846 году в сборнике "Бес в Париже" был напечатан под заголовком "Философия супружеской жизни в Париже" перевод тех глав, которые вошли в первую часть французского сборника "Le Diable à Paris".
В том же 1846 году "Библиотека для чтения" опубликовала в томе 74 под названием "Маленькие несчастия супружеской жизни" перевод (местами сокращенный до пересказа) тех глав, которые Бальзак напечатал в газете "Пресса" (перевод был выполнен стремительно: публикация в "Прессе" закончилась 7 декабря по новому стилю, а том русского журнала получил цензурное разрешение 31 декабря 1845 года по старому стилю).
Наконец, во второй половине XIX века вышли и два отдельных издания: в 1876 году в Москве в переводе Н. А. Путяты и в 1899 году в Санкт-Петербурге в переводе бабушки А. Блока Е. Г. Бекетовой (перевод вошел в том 20 собрания сочинений Бальзака в издании Пантелеева). С 1899 года "Мелкие неприятности супружеской жизни" на русском языке не издавались.
Перевод Путяты известен только по библиографическим указателям; в единственной библиотеке, где эта книга значится в каталоге (ГПБ в Санкт-Петербурге), ее "нет на месте с 1956 года" , что же касается переводов Ранцова и Бекетовой, они интересны как факт истории перевода, но нелегки для чтения. Бекетова переводит фразу: "Милая моя, не надо так горячиться" как "Милая моя, с чего же ты пылишь?", а у Ранцова персонаж, способный "расслышать, как растут трюфели", превращается в человека, который "слышит, как растет в поле травка!". Использование слов, которые сейчас значат совсем не то, что сотню лет назад; некоторые не слишком удачные обороты (такие, как "любовь, осложненная изменою мужу" у Ранцова или "дутье, вогнанное внутрь" у Бекетовой) и, наконец, своеобразная "цензура", о которой уже шла речь выше, – все это зачастую делает бальзаковского повествователя в старых переводах смешным. Между тем он был ироничным и остроумным, но смешным – никогда.