Я угощал своих знакомых вкусным вином, рассказывал немного грустную, немного веселую историю о своем подчиненном, о том, как я был "министром обороны СССР", радовался, что Миша поступил в Кишиневский институт культуры и уже готовился к свадьбе. Несколько лет он регулярно поздравлял меня с праздниками, приглашал погостить в Молдавии. И мы уже собрались съездить к нему, но потом их республику охватило пламя междоусобной войны, и Мишины следы пропали.
Как-то в шестой мотострелковой роте нашего батальона пропал рядовой Антипов. Искали его несколько дней. Нашли грязного, заросшего, с диким блеском в глазах. Командир полка решил лично побеседовать с солдатом и выяснить причину его побега. После непродолжительного разговора с ним сказал начальнику медицинской службы полка:
- Не надо быть медиком, чтобы определить, что этот солдат самый настоящий дурак. Я удивляюсь, почему он уже два месяца служит в полку и вы не приняли никаких мер, чтобы избавиться от него? Неужели для этого нужен был его побег и трое бессонных суток всего личного состава полка для его поиска? Наше счастье, что, уйдя с оружием, этот солдат никого не убил. Отвечать тогда пришлось бы по-другому, в том числе и вам, товарищ майор.
Начальник медицинской службы полка начал объяснять майору Солтанову, что на этого солдата уже отправлялись соответствующие документы в штаб Туркестанского военного округа для принятия решения о его увольнении в запас по состоянию здоровья, но они возвратились в часть. Там почему-то посчитали, что солдат вполне здоров и может служить, как и все те, на кого тоже отправляли документы на увольнение или углубленное медицинское обследование.
- Теперь-то уже не вернутся, я сам возьму это дело на контроль. А вы продолжайте работу по выявлению солдат, не способных нести службу в наших условиях. Дожили: вчера один комбат приводит ко мне в штаб солдата, у которого левый глаз искусственный. Хорошо, хоть не правый, но как же его призвали в армию? Непонятно! Хотя у нас в Туркмении все возможно.
- Насчет Туркмении - это он прав, - сказал командир батальона, когда мы вернулись с совещания в свою штабную палатку. - Разговаривал я на днях с солдатом, ему уже двадцать с лишним лет. Спрашиваю его: "Что так поздно в армию пошел?" А он мне и отвечает: "Да я за себя уже отслужил. Вернулся домой, а там брат женился. На семейном совете решили, что он останется дома, а я за него пойду служить. Все бы ничего, но вот сюда направили, а это не очень хорошо".
Очень скоро командир полка все-таки добился, чтобы нашего беглеца, рядового Антипова, а с ним еще нескольких человек из части отправили в Ташкентский окружной военный госпиталь на медицинское обследование. Больше в часть они не вернулись.
Первую боевую операцию наш полк провел 23 февраля 1980 года. Правда, ее можно было отнести к разряду армейских анекдотов, но она была и внесла свои коррективы в дальнейшую подготовку к предстоящим боям.
В тот день личный состав части отмечал любимый праздник нашей страны - День Советской Армии и Военно-Морского Флота. С утра было построение, потом спортивные соревнования, концерт художественной самодеятельности. В полк приехали афганские военнослужащие посмотреть, чем мы занимаемся и как живем. В подразделениях офицеры достали припасенное для такого случая спиртное и, собравшись в палатках, по заведенной давней традиции, начали отмечать это событие.
Находясь в палатке, мы услышали громкий гул двигателей боевой техники. Вышли поглядеть и узнать, что случилось. В сторону границы лагеря, взметая клубы пыли, неслась техника десантно-штурмового батальона. Комбат побежал в штаб полка, чтобы узнать причину столь активного движения подразделений, а мы остановили БМП, на броне которой сидел начальник финансовой службы полка капитан Кернац.
- Что случилось, Константин?
- Духи идут! - как-то по-мальчишечьи восторженно ответил он. - Скоро ожидается их подход к расположению нашего полка. Идут с Пакистана! Вперед! - крикнул он механику боевой машины.
Прибежал комбат. Он собрал офицеров и прапорщиков и рассказал то, что мы уже слышали. Добавил, что у главаря банды в боях с советскими подразделениями погибли два сына и он поклялся на Коране отомстить неверным за них большой кровью.
- Наш батальон пока находится в резерве командира полка. Всем убыть в свои подразделения, проверить личный состав, никуда не отлучаться, быть в готовности к немедленному выполнению поставленной боевой задачи.
Движение техники и подразделений к месту предполагаемой встречи с бандой было неуправляемым, хаотичным. В бой рвались все, кому было не лень.
Через несколько часов подразделения вернулись назад, привезя с собою военные трофеи. Пригнали светло-зеленую японскую "Тойоту", взяли несколько единиц стрелкового оружия, среди которого была американская винтовка М-16, сбросили у полковой штабной палатки несколько убитых в бою душманов. Увезли в госпиталь тяжело раненного офицера из третьего батальона. Буквально уже на следующий день белую машину перекрасили в зеленый, армейский цвет, навесив ей номер: 23–02 СА, что означало дату ее взятия и принадлежность к Советской Армии. Через некоторое время она так же исчезла, как и появилась. Следом за ней в Союз поехал и ее новый хозяин - командир полка. Винтовку многие пытались разобрать, но ни у кого это не получилось. Ее отправили в вышестоящий штаб как наглядное подтверждение взятого в трудном бою боевого трофея. Трупы убитых духов лежали несколько дней у палатки. По их открытым ртам и лицам ползало множество зеленых мух. Тела начали разлагаться, распространяя вокруг тяжелый зловонный запах. Приехавшие афганцы погрузили их в грузовик и увезли хоронить. Все последующие дни участники той операции обсуждали ее подробности, анализировали свои ощущения в бою, делали выводы. Самым главным было то, что противник - это не фанерные мишени, по которым мы привыкли стрелять на учебных стрельбищах. Это очень хорошо владеющий оружием, думающий, живой человек. Он тоже хочет жить, поэтому ведет ответный огонь, стремится убить тебя, как и ты его. И у него есть главное преимущество: он знает местность, потому что он - хозяин на этой земле, а мы все - чужие и пришлые люди.
Отбросив прочь первые победные эмоции, многие сделали вывод, что этот бой лишь по чистой случайности прошел более или менее успешно. Духи не ожидали встречу с нашими подразделениями в этом районе, и мы просто задавили их внезапностью и количеством. Потери могли быть гораздо больше, если бы афганская разведка не сообщила нам о грозящей опасности.
С целью проверки навыков в стрельбе комбат вывез батальон в горы. Из подручного материала сделали несколько мишеней, а в основном стреляли по камням и другим видимым предметам. Даже этот упрощенный вариант стрельбы показал, что большинство солдат и сержантов стреляют неудовлетворительно.
В марте наш мотострелковый полк был переименован в семидесятую отдельную мотострелковую бригаду. Командиром стал вновь назначенный подполковник М. Шатин, начальником политического отдела - майор Р. Плиев, начальником штаба остался бывший начальник штаба полка майор Е. Высоцкий, ставший впоследствии Героем Советского Союза. Бригаде было вручено гвардейское боевое знамя.
Командир полка майор Солтанов, прощаясь с личным составом, говорил о высокой должности и ответственности, которая ложится на его плечи в связи с новым назначением. Он говорил долго и самозабвенно, а мы стояли в строю, слушали его и чертыхались. Все хорошо понимали, что воюющая бригада ему была не по силам, и вверху было принято правильное решение в отношении его. Он убывал в Союз, зачем же петь себе дифирамбы и рассказывать нам то, чего не было на самом деле? В тех условиях все мы, так же как и он, были друг у друга на виду, и что значил любой из нас, в том числе и он, все мы хорошо знали. В одном мы завидовали ему - как бы там ни было, но он уезжал на Родину, а мы оставались здесь.
Новый командир бригады энергично взялся за дело. В его поступках, командах чувствовался большой опыт, огромное желание и умение работать с людьми. Начиная с раннего утра он обходил, а чаще всего объезжал на своем "уазике" расположения батальонов, дивизионов, выявлял недостатки в организации службы суточным нарядом, соблюдении распорядка дня. Потом, через командиров подразделений, требовал устранения выявленных недостатков. Через некоторое время вновь контролировал, как они устранены и не повторяются ли вновь. Он был из обоймы тех, кто себя не щадил и другим покоя не давал. Его побаивались за строгость, но уважали за конкретность, работоспособность и порядочность.
О начальнике политического отдела бригады Р. Плиеве у меня сохранились очень противоречивые, но при всем этом очень неприятные воспоминания. С точки зрения профессионализма он был политработником высокого класса. Он обладал абсолютной информацией о положении дел в подразделениях, хотя появлялся в них очень редко. Знал то, чего не знали командиры и политработники этих подразделений. Умело организовал в бригаде сеть своих информаторов, благодаря чему знал о каждом офицере, солдате все, что его интересовало, включая и негатив. Был неразговорчив, скрытен, держался со всеми на дистанции. Лицо его всегда выражало какое-то недовольство, превосходство и пренебрежение к окружающим, великую озабоченность. Его холодок ощущали всегда, даже когда казалось, что разговор идет "по душам". Не тянулись к нему люди, хотя по должности все должно было быть наоборот. Помимо должности нужны были еще и человечность, отзывчивость, душевность, у него же этого не было. Многим офицерам он исковеркал военную карьеру и судьбу. И дело не в том, что жестких мер требовала обстановка и он действовал и поступал в соответствии с велением времени и конкретной ситуацией. Командир и другие заместители тоже были и строги, и требовательны, и порой даже жестковаты, но их требовательность и твердость чередовались с чисто человеческими, нормальными отношениями. У Плиева все было служебным, официальным, натянутым, двуликим. Он был как те афганцы: говорил - одно, думал - другое, а делал - третье.
В той трудной обстановке нам, политработникам ротного и батальонного звеньев, по должности непосредственно подчиненным Плиеву, было тяжело. Те формы партийно-политической работы с личным составом, офицерами и прапорщиками, которые мы успешно использовали в своей повседневной деятельности в Союзе, в Афганистане оказались малоэффективными, а иногда и бесполезными. Не было опыта, не хватало расторопности, оперативности. Условия, в которых мы оказались, тоже негативно отражались на настроении людей, а значит, и на нашей работе. Все это действительно было, и от этого никуда не деться. Но в той обстановке мы не чувствовали надежное плечо нашего старшего начальника, опытного наставника. Поэтому мы не шли к нему за помощью и старались решать вопросы, минуя его. Шли по вызову или только в крайнем случае. Он видел нашу неприязнь и отвечал тем же.
…Как-то в середине апреля 1980 года, вернувшись со служебного совещания от командира бригады, командир батальона майор Пархомюк объявил офицерам решение командующего армией об участии нашей бригады в боевой операции в зоне ответственности "Юг".
- Наконец-то! - облегченно и в то же время с каким-то волнением вздохнули офицеры. - Сколько можно воевать со вшами, неустроенностью, неопределенностью, сочинять абстрактные и никому не нужные планы партийно-политической работы с личным составом по выполнению грандиозных решений очередного съезда КПСС? Раз прибыли на войну, значит, и нужно воевать!
Хотелось быстрее испытать себя в настоящем деле, ради которого мы здесь и находились. В том, что нам придется воевать, мы уже не сомневались. Весь период времени, когда средства массовой информации начали активную работу по освещению афганских событий, когда нас отправили на "Маневры-80", когда мы своими глазами увидели воевавших десантников и те брошенные трупы душманов у штабной палатки, весь этот период уже готовил нас к сегодняшнему сообщению. И вот получен конкретный приказ, определена дата выхода в рейд (так тогда у нас назывались боевые операции). Началась активная подготовка личного состава, техники и вооружения к предстоящему мероприятию.
Мы уже имели достаточную информацию об участии других частей и подразделений армии в боях с бандитами, данные о людских потерях, героических примерах наших военнослужащих при выполнении боевых задач. Эти факты и легли в основу морально-психологической подготовки личного состава к рейду. Самым трудным и неубедительным являлось доведение до сознания каждого солдата и сержанта понимания, что это не учения, где противника изображают фигуры-мишени, ты их обязательно поразишь и учения закончатся высоким результатом, положительной оценкой и возвращением на зимние квартиры. Что рейд - это реальный бой, в котором каждый из нас может погибнуть и даже быть обезображенным. Поэтому, для облегчения опознания трупа, на листочках писали записки со своими фамилиями, домашними адресами и прятали их в маленькие поясные карманы - пистончики. Командиры подразделений уточняли домашние адреса, куда можно направить сообщение о гибели военнослужащего и тело для захоронения. Проводили с личным составом беседы по недопущению грабежа и мародерства в районе боевых действий, оскорбления национальных и религиозных чувств, о необходимости уважения обычаев и традиций местного населения. Разъясняли солдатам, что нельзя входить во двор без разрешения хозяина жилья, заходить на женскую половину, то есть в комнату или комнаты, где проживают жены, дочери хозяина, заводить с ними разговор, даже смотреть в их сторону и тем более пытаться заглянуть под паранджу. Подчеркивая серьезность возможных проступков со стороны военнослужащих, напоминали, что женщина, позволившая сделать это чужому мужчине (тем более другой веры), заслуживала презрения и самого жестокого наказания, вплоть до публичного осмеяния, забрасывания камнями и даже убийства. Только в одном Кабуле много женщин, поверивших в революцию, свое раскрепощение и равноправие с мужчинами и снявших ненавистную паранджу, было убито в назидание тысячам других, которые могли последовать этому примеру и нарушить веками сложившиеся религиозные устои. Законы этой страны поражали нас своей дикостью и жестокостью.
На заключительном этапе подготовки бригады к рейду перед офицерами выступил командующий армией.
- Товарищи офицеры, никто не предполагал, что события в этой стране примут такой оборот. Мы несем невосполнимые потери в технике, вооружении, а самое главное, в людях. Скажу вам, что потери на сегодняшний день превзошли все наши предположения. Прошу вас: берегите своих людей. Не поймут нас матери, жены погибших, во имя чего и почему мы здесь отдаем свои жизни. Не рискуйте, не отправляйте подчиненных туда, откуда они могут не вернуться. В случае пропажи кого-то из солдат, офицеров сразу же доклад командиру. Если такое случилось, то немедленно останавливайте операцию, блокируйте район и ищите пропавших. Будет величайший позор и наказание тому командиру, который потеряет и не найдет своего подчиненного! Прочесывание местности, кишлаков осуществлять мелкими группами по три-четыре человека, с обязательным назначением старшего. Группы должны располагаться друг от друга на расстоянии прямой видимости. В каждой группе радиостанция. Еще раз убедительно прошу вас: берегите себя и особенно подчиненных, как своих родных детей. В них - ваша сила, слава, продвижение по службе, карьера и позор! Кто сохранит людей и выполнит поставленную задачу, тот настоящий командир. И не так важно, сколько душманов мы уничтожим в том или ином бою. Главное: сколько сохраним своих жизней. Опыт - дело наживное. В наших условиях его нужно приобретать, и как можно скорее. В боевой путь! И пусть он для вашей бригады станет удачным во всех отношениях!
И вот в конце апреля мы вышли в свой первый рейд. Наш мотострелковый батальон действовал самостоятельно, в отрыве от основных сил части. Мы выходили то к одному, то к другому кишлаку, где, по данным афганской разведки, должны были находиться бандиты, прочесывали кишлаки в пешем порядке, но все было спокойно. Удивительно, но никто по нас не стрелял, никто не убегал в горы. На второй день в расположение батальона прибыл на вертолете командир бригады. Он рассказал, что третий и десантно-штурмовой батальоны имели задачу: вывести афганскую колонну автомобилей с продовольствием и имуществом в горный кишлак Тиринкот. Однако большая часть автомобилей, которыми управляли афганские водители, отстала в дороге, поэтому сейчас возникла новая задача: собрать их и вывести в нужный район.
- Направь одну роту с офицером управления батальона на сбор отставших автомобилей, - приказал комбриг командиру батальона.
- После вас не должно остаться на дороге ни одной машины! Понятно? - спросил он меня, когда комбат сказал, что от управления батальона старшим пойду я.
- Понятно, - ответил я.
По топографической карте определили маршрут движения, район, куда необходимо было вывести отставшую колонну.
На БТРах мы подошли к афганскому подразделению. Вдоль дороги стояли наши, совсем еще новые "ЗИЛы", груженные мешками с зерном, какими-то коробками, тюками. Афганцы, собравшись мелкими группами по несколько человек, сидели у костров, готовили себе еду, кто-то, отойдя немного в сторону и постелив молельный коврик, уже готовился к совершению намаза. Я нашел старшего колонны от афганского подразделения и сказал ему, чтобы они быстрее заканчивали все свои мероприятия и готовились к движению. Офицер прошел вдоль колонны, что-то говоря своим военнослужащим, то и дело показывая руками в нашу сторону. Сидевшие у костров афганцы послушно кивали головами, но никто из них даже не встал. Я с офицерами роты тоже пошел вдоль колонны. Где через переводчика, где жестами разъясняли, что скоро будет темно, а поэтому пора уже начинать движение. Подойдя к одной машине, мы случайно стали свидетелями того, как афганский водитель рвал провода электрооборудования на двигателе автомобиля. Увидев это, командир 5-й роты рассвирепел и сдернул стоящего на бампере афганца.
- Ах, ты сволочь черномазая! Мы им дали машины, хлеб, продукты, предоставили свою помощь, а они даже везти не хотят, мало того - вредят. Ты что машину ломаешь, тварь поганая? - И кулаком заехал солдату в лицо. - Если через пятнадцать минут колонна не тронется, я расстреляю твоего подчиненного, а еще через столько же и тебя! - сказал он подбежавшему к нам старшему афганской колонны. - Ты меня понял? Саботажники!