Видно было, как его плечи поникли под объемистой курткой. Облачко пара у него изо рта обреченно поплыло вниз. Потом он опять поднял голову.
- Но хоть на премьеру-то придешь?
- Если смогу.
- Что тебе стоит, скажи "приду".
- Не обещаю. Иди домой. У меня ноги синеют.
- Я могу их согреть.
- Спасибо, не надо.
- Но ты постараешься прийти?
- Да.
- Ты это говоришь, чтобы от меня отделаться?
- Нет.
- А ты согласишься прийти в качестве моей гостьи, моей девушки?
- Только если ты не найдешь себе ровесницу. А теперь спокойной ночи.
- Отлично!
Дуайт повернулся, чтобы уйти, и включил фонарик. Я стала закрывать окно. Он в очередной раз обернулся:
- Ты серьезно считаешь, что моя идея насчет спасательной шлюпки в Каабе никуда не годится?
- Идея сама по себе неплоха, только чревата летальным исходом.
Он покачал головой, уходя в ночь:
- Облом, черт!
У меня действительно окоченели ноги, и руки, кстати, тоже. Я набрала в ванну немного теплой воды и, закатав пижамные штаны, села на ее край, чтобы отогреть руки-ноги и восстановить в них кровообращение. Потом вытерлась, вернулась в постель и заснула как убитая.
Глава 6
Ночью шел снег, и утром, когда я раздвинула шторы, снегопад еще продолжался, смягчая пейзаж, добавляя ему выразительности и молчаливого спокойствия. Некоторое время я смотрела, как падают снежинки, потом приняла душ и оделась. Когда я сушила волосы, раздался телефонный звонок.
- Тэлман?
- Доброе утро, Джеб.
- Завтракать будете?
- Не откажусь.
- О'кей, через двадцать минут.
- В вашем доме, я правильно понимаю?
- Ага, на вилле.
- Ясно. Как мне туда попасть?
- Вроде в гараже был грузовик.
- Понятно.
Действительно, в гараже стоял большой "шевроле-блейзер". Я забралась на водительское место, завела движок с пол-оборота и покатила по снежным просторам. Дверь гаража закрылась автоматически. Грузовик был оснащен автопилотом, рацией и телефоном, но дорогу я и сама смутно помнила - ошиблась поворотом всего пару раз.
В плане еды на вилле по-прежнему царил мексиканский стиль. Я сидела вместе со всеми в большой шумной кухне и ковыряла свой "уэвос ранчерос", омлет по-крестьянски, а Дуайт, пристроившись рядом со мной, бахвалился многочисленными связями в Голливуде, распинался о своей пьесе на Бродвее и в целом вел себя так, словно метил на роль самого любимого племянника.
- Тэлман, на лыжах катаетесь? - проорал Дессу со своего места во главе стола.
- Немного, - отозвалась я.
- Выезд в горы примерно через час; если распогодится - прогноз неплохой. Приглашаю.
- Принимаю, - ответила я, заметив, что начинаю говорить ему в тон.
- Может, и меня захватите? - ухмыльнулся Дуайт.
- Не смею посягать на время, отведенное музе, племянник.
- Ну, знаешь, мне тоже полезно развеяться.
- Вообще-то, сынок, это я из вежливости. В "вертушке" оставалось одно-единственное место, и его только что заняла Тэлман.
- Вот оно как. - Дуайт приуныл.
- Не передумали, Тэлман?
- Нет-нет.
Облака разогнал западный ветер. Мы - человек двадцать, если не больше, - взмыли на "Бритиш Аэроспейс 146" со взлетной полосы Большой Дуги в бесконечное пространство, четко разделенное на синее небо и белую землю. Приземлились в Шеридане, к востоку от горной цепи Бигхорн. Здесь на шоссе нас ждали два вертолета. Мы погрузили лыжи в багажные контейнеры и долетели до нетронутых заснеженных просторов у высоких вершин. Выпрыгнув из зависших в полуметре над землей вертолетов в локальный снежный вихрь, поднятый пропеллерами, мы разобрали лыжи. После этого вертолеты набрали высоту и прострекотали вниз, в долину.
Дессу попросил меня помочь ему с тугим креплением, а все остальные разноцветными кляксами рассыпались по белоснежному полотну склона.
Когда мы остались вдвоем, я спросила:
- Крепление, полагаю, в полном порядке?
- Естественно, - ответил Дессу. Он огляделся. Наши спутники исчезли внизу, в широкой долине. Все застыло в неподвижности, только черные тела вертолетов стремительно уменьшались вдали; их уже не было слышно.
- Присядем?
Мы сели прямо в сугроб, воткнув рядом лыжи; они оцарапали небо пластиковыми когтями своих загнутых концов. Дессу достал кожаный портсигар.
- Курите?
Я покачала головой:
- Только когда пью. Но вы не стесняйтесь.
- Фляжка тоже имеется, но для экстренных случаев.
- Резонно.
Он аккуратно обрезал и зажег длинную сигару, а потом спросил:
- Как считаете, Тэлман: у вас получилось?
- Право, не знаю. Что именно?
- Допустим, произвести на меня впечатление.
- Понятия не имею. Может, вы сами ответите?
- Нет, так не пойдет: мне, черт побери, надо узнать вашу собственную оценку.
- Ну что ж. Полагаю, с вашей точки зрения, к вам явилась упертая феминистка социалистического толка, воспитанная отчасти на американских, отчасти на европейских традициях, причем на самых худших, которой когда-то крупно повезло и которая не питает должного уважения к порядкам "Бизнеса".
Дессу расхохотался и закашлялся.
- Чересчур жестко, Тэлман.
- Отлично. На то и был расчет. - Это опять вызвало у него смех. - А что, собственно, происходит, Джеб?
- На это буду отвечать не я. Уж извините.
- Тогда кто же?
- Может, и никто, Тэлман. А может, Томми Чолонгаи. Знаете такого?
Как не знать: Первый уровень, судовладелец китайско-малайского происхождения. Вслух я сказала:
- Да, как-то встречались.
- Мы с ним пришли к соглашению. Это, кстати, знаменательное событие: мы куда как редко думаем одинаково. Это касается вас, Тэлман. Если уж мы сошлись во мнениях, то…
- То что?
Он выдохнул облачко серо-голубого дыма.
- То, наверно, попросим вас кое-что сделать.
- А именно?
- Пока не скажу.
- Почему?
- И этого пока не скажу.
Я так и осталась сидеть, не сводя с него глаз. А он смотрел вдаль, на самую высокую вершину. Клауд-Пик - когда мы еще были в воздухе, он назвал ее именно так. Тринадцать тысяч футов, высочайшая точка гряды Бигхорн. В сотне километров к северу, в Монтане, когда-то прижали к ногтю генерала Кастера.
- Знаете, - сказала я, - такая секретность может отбить всякую охоту заниматься делом, если я вообще узнаю, что это за чертовщина.
- Так-то оно так. Но ничего не поделаешь. - Покосившись на меня, он осклабился. Тут я впервые разглядела его зубы: неровные, желтоватые - по всей видимости, не вставные. - На самом-то деле, Тэлман, я бы и рад открыть карты, чтоб с этим покончить, но Томми меня не поймет, уговор есть уговор.
- Надо думать, теперь меня ждет встреча с мистером Чолонгаи, верно?
- Да, все к тому идет.
Скрестив руки на груди, я огляделась вокруг. У меня было ощущение, что холод вот-вот проникнет сквозь глянцево-красную ткань лыжного комбинезона и приморозит мой зад к снегу.
- Джеб, - заговорила я, - вы оба стоите выше меня, но, во-первых, сейчас я в творческом отпуске, а во-вторых, мне думалось, я достаточно сделала для нашей корпорации, чтобы на меня не смотрели… свысока.
- Пусть лучше смотрят свысока, чем вообще не смотрят, - хмыкнул Дессу.
- "Пусть лучше смотрят в упор и видят, чем смотрят и в упор не видят", - вырвалась у меня цитата. - Мэй Уэст, если не ошибаюсь, - пояснила я, когда он вопросительно поднял брови.
- Красотка была.
- Это точно.
Мы скатились вниз, к остальным, затем на подъемнике вознеслись к вершине, где лежал девственно-чистый снежок, и повторили все сначала - разумеется, за исключением состоявшейся беседы. Вскоре подошло время обеда, и вся компания отправилась во вьетнамский ресторан в Шеридане. Дессу пичкал нас своими планами устройства открытого кинотира, для которого требовался большой запас сменных экранов, а еще лучше - просто этакий валик, а на нем рулон, вроде гигантского свитка: как только один участок продырявят до предела, его можно будет поддернуть вверх или потянуть вниз - и снова пали себе, сколько влезет.
Дальше - больше: Дессу стал излагать совсем уж нелепый прожект. Ему пришлась по душе излюбленная затея всех одержимых манией величия диктаторов: целый стадион угодливых, вышколенных приспешников с цветными табличками в руках. Из этих цветных табличек составляется изображение, которое можно различить только с некоторого расстояния (к примеру, с противоположной трибуны). Я такое видела в телерепортажах. Насколько можно судить, изображение чаще всего представляет собой портрет тупого властолюбца, который в данный момент стоит у руля.
Дессу решил, что это будет незабываемое зрелище, но он вознамерился пойти дальше и сделать изображение подвижным.
Руководители его технических служб, которые в тот день катались с нами на лыжах, тоже загорелись этой идеей и принялись обсуждать возможности ее реализации. Вроде бы все сошлись на том, что исполнителей придется вербовать в странах третьего мира, а еще лучше нанять армейскую дивизию. Изображение можно варьировать при помощи пенопластовых кубов с гранями разных цветов и оттенков, а размер их рассчитать таким образом, чтобы сидящие рядом участники не зашибли друг друга, хотя добиться цветонасыщенности будет трудновато, разве что сделать кубы с подсветкой изнутри, но тогда они станут о-го-го какими увесистыми. Вот только управлять этой оравой - с ума сойдешь: надо будет каждого придурка рассматривать как отдельный пиксель, а много ли комбинаций такой сумеет запомнить? Потребуется какое-то сигнальное устройство. Серьезное программное обеспечение, так сказать.
Я предложила назвать эту систему ЖКД, то есть "жутко-кретинический дисплей", или, если угодно, СИД, "свето-идиот". Все страшно развеселились - и понеслось. Как обеспечить бесперебойное питание? Можно ли использовать растратчиков? А не задействовать ли дам(п) экрана?
Пока инженеры сыпали электронными каламбурами, Дессу организовал еще одну дискуссию, чтобы установить, какие изображения будут наиболее эффектно смотреться на этом широчайшем из широких экранов. Вопрос решился в пользу ярких эпизодов спортивных состязаний.
Незаметно выскользнув из-за стола, я направилась в туалет и задержалась там дольше, чем требовалось, а потом вышла на улицу, где меня не могли увидеть новые знакомые, и проверила, как работает мой мобильник.
- Привет, Кейт. Ты где?
- Ой, извини, Стивен, я… я вообще-то не тебе хотела позвонить, - соврала я. - Нажала не на ту кнопку.
- Ничего страшного. У тебя все хорошо?
- Да, вполне. А у тебя?
- Все отлично.
- Ну ладно, еще раз прошу прощения.
- Да все нормально. Так где ты находишься?
- В каком-то городишке… Шеридан, что ли. В штате Вайоминг, если не ошибаюсь.
- Катаешься на лыжах с Дессу?
- Откуда ты знаешь?
- Мужская интуиция. Я тоже там бывал.
- А ты сам сейчас где?
- Да все здесь же, в Вашингтоне… И, кажется, добрался до места назначения. - Я услышала шум транспорта и его слова, обращенные к кому-то другому: "Да, хорошо". - Пора заканчивать. - Это уже было адресовано мне. - Будем прощаться, о'кей?
- О'кей.
- Голову береги.
- Ты тоже, - сказала я.
А про себя добавила: сердце не уберегла.
На другой день тот же самый "хьюи" доставил меня в Омаху (опять эти огромные оливково-зеленые наушники; вообще говоря, терпеть не могу "вертушки", будь они неладны, но провожу в них слишком много времени); потом "юнайтедовский" "боинг-757" до международного аэропорта в Лос-Анджелесе (сдобная булка на обед; вместо стюардессы - парень с сексапильной задницей; удалось вздремнуть); оттуда "браниффовский" "боинг-737" до Сан-Франциско (соседка - к счастью, неразговорчивая, но такая тучная, что не умещалась в кресле, да еще благоухала жареной картошкой).
Наконец взяла напрокат машину и поехала домой, в Вудсайд.
Там было, конечно, теплее, чем в Небраске, зато в доме - холод. Полила свои исстрадавшиеся кактусы, сделала пару звонков. После чего встретилась кое с кем из старых друзей в "Квадрусе" (ресторан в Менло-Парке, куда частенько захаживают ребята из Пало-Альто). Здесь объелась, выпила лишнего, весь вечер курила и при этом радостно несла какую-то чушь.
Пригласила к себе Пита Уэллса. Он - системный аналитик и одновременно мой давний приятель/любовник, с которым до сих пор можно весело провести время и по-дружески перепихнуться; он, правда, помолвлен с какой-то счастливицей из округа Марин, так что скоро уже нельзя будет. Мы нетрезво, размеренно и добродушно предавались любви под И. С. Баха в мурлычущем исполнении Глена Гулда.
Спала я хорошо, если не считать того, что мне приснился весьма странный сон: Майк Дэниелc ищет свои пропавшие зубы у меня в саду.
На следующее утро, когда Пит ушел, я, еще не оправившись от легкого похмелья и недосыпа, распаковала дорожные сумки и принялась упаковывать их заново - на этот раз в основном американскими шмотками от модного дома Донны Каран. Отогнала "бьюик" к его собратьям в международном аэропорту Сан-Франциско; оттуда - "боингом-747-400" Японских авиалиний до Токио через Гавайи (вылет задержался на двадцать минут из-за двух припозднившихся бизнесменов; когда они в конце концов вошли в салон первого класса, спотыкаясь, храбрясь и не глядя в глаза другим пассажирам, я вместе со всеми облила их убийственным презрением. Классное "суси". Прослушала оба альбома "Гарбэдж", а между ними - Мадоннин "Луч света". Удалось поспать). Из Токио на "эйрбасе-400" компании "Катай Пасифик" прилетела в аэропорт Карачи (мальчуган-японец показал, как играть с приставкой, встроенной в кресло; потом отлично выспалась - видно, скоро превращусь в путешественницу, которая спит только в самолетах, я про такую в какой-то песне слышала. При посадке сильно тряхнуло).
Меня не покидало предчувствие, что, с каким бы паспортом ни прилететь в Карачи, на месте выяснится, что следовало брать другой; почему-то решила в пользу британского и была приятно удивлена: пронесло. Зал прибытия встретил меня жуткой давкой, тяжелыми запахами, удушливой влажностью и скудным освещением. Поверх голов углядела табличку с отдаленным подобием моего имени. Тележку раздобыть не удалось, так что пришлось выставить перед собой дорожный чехол для костюма и с его помощью проложить путь в нужном направлении.
- Миссис Тэлман! - воскликнул молодой пакистанец с табличкой в руках. - Меня зовут Мо Меридалавах. Очень рад знакомиться.
- Вообще-то я миз Тэлман, но все равно спасибо. Как дела?
- Дела я делаю хорошо. Разрешите… - с этими словами он взял у меня из рук сумки. - Прошу вас, следуйте за мной. Сюда. А ну прочь с дороги, негодяй!
Дела он и впрямь делал хорошо. В "Хилтоне" не могла заснуть, встала, отшвырнула ногой вчерашние газеты, включила ноутбук и некоторое время читала сайты технических новостей, после чего опять легла и забылась беспокойным сном. Ближе к полудню явился Мо Меридалавах, чтобы отвезти меня в аэропорт. Никогда в жизни не видела такого хаоса на дорогах. Накануне вечером уличное движение было не лучше, но тогда я все списала на час пик. Теперь стало ясно, что время суток тут ни при чем, но при свете дня эта картина ужасала еще больше: бесчисленные двухколесные и трехколесные велосипеды с моторами и без оных, грузовики, плюющиеся черными выхлопами, аляповато раскрашенные автобусы, легковые машины - все это совершенно непредсказуемо двигалось во всех направлениях, либо нам наперерез, либо навстречу неизбежному лобовому столкновению. Мо Меридалавах, энергично жестикулируя, без умолку болтал о своей семье, о крикете и тупости других водителей. Только в аэропорту Карачи я испытала некоторое облегчение.
Меня ждал очередной вертолет: древний, высокий "сикорский", где двигатель - в выпуклом носу, а в кабину приходится залезать по стремянке. Правда, салон был оснащен вполне прилично, но сам видавший виды аппарат допотопной конструкции не внушал доверия. Мо Меридалавах махал мне с поля белым носовым платком, будто провожая в последний путь. Вертолет протарахтел над городом, над мангровыми зарослями на болотах, вдоль побережья, а потом пересек полосу прибоя и полетел через Аравийское море.
Пароход "Лоренцо Уффици" последние три десятка лет использовался в качестве круизного судна, а до этого был трансатлантическим лайнером - одним из самых последних. Теперь он устарел, его мощные двигатели безнадежно отстали от времени, а сама эта посудина слишком обветшала, чтобы ее можно было переоборудовать хоть с какой-то выгодой. Она годилась разве что на металлолом - поэтому ее и отправили сюда с генуэзской верфи, где с нее уже сняли все мало-мальски ценное.
Многие суда из разных стран заканчивают свой путь в бухте Сонмиани. Широкая береговая полоса здесь плавно спускается к морю, так что можно скомандовать "полный вперед", направить судно к берегу - и оно само выскочит на сушу. На этом огромном песчаном берегу скопились целые флотилии списанных кораблей; здесь за бесценок трудятся сотни бедняков из окрестных деревень: разрезают борта газовыми горелками, крепят к отдельным частям корпуса цепи и стальные тросы, а потом - если повезет - отскакивают, чтобы их не убило, когда гигантские лебедки перетягивают куски металла дальше на берег. Там происходит вторая стадия нарезки и растаскивания лебедками, после чего металлолом грузят кранами на железнодорожные вагоны-платформы, отправляют за тридцать миль в порт, а оттуда морем - на какой-нибудь сталелитейный завод в любой точке земного шара.
Мне доводилось слышать о бухте Сонмиани, лет двадцать назад я читала о ней в журнале, а не так давно смотрела репортаж по телевидению, но сама никогда там не бывала. Теперь мой путь лежал именно туда, причем по морю. Руководителя Первого уровня Томми Чолонгаи смело можно было считать судовым магнатом. Когда я употребила это выражение в разговоре с Люс, она тут же нарекла его судовым магнитом. Обычно у меня в таких случаях вырывается колкость, но тут, насколько помню, я лишь спросила, есть ли у нее в офисе свой Ксеркс, и к прежней теме уже не возвращалась. В день моего прибытия, как мне сказали, мистер Чолонгаи собирался осуществить свою заветную мечту - взяться за штурвал "Лоренцо Уффици" и на полной скорости врезаться в берег.