- Сто двадцать семь! - кричит юноша в свитере и хлопает хлопушкой перед самым носом у мадемуазель. Она молча плачет, и аппарат гудит.
- Стоп! - восклицает режиссёр. - Хорошо!
И съёмка продолжается. Может быть, сейчас будет сниматься сцена, в которой мадемуазель впервые увидит того, по ком она в кадре сто двадцать семь молча плакала.
- Сегодня дело шло отлично, - радуется режиссёр, когда к вечеру его, изнемогающего от усталости, едва не выносят на носилках из павильона. - Накрутили двадцать кадров!
А эти двадцать кадров на экране промелькнут за десять минут, да ещё зачастую большинство из них выбросят при монтаже. Такая уж это работа.
Поэтому расстаньтесь с иллюзией, будто обожаемая вами кинозвезда как-нибудь переживала те поцелуи, слёзы и пылкие взгляды, которыми она пленяет вас на экране. Куда там! Это были лишь номера кадров. Впрочем, если вы не хотите отказаться от иллюзий - тоже хорошо; зачем, в самом деле, смотреть на кино более критически, чем на многие другие человеческие поступки?
В мастерских и лабораториях
В кинематографии всё ещё много технически несовершенного, примитивного. Например, актёры играют, так сказать, "вручную", кустарно. Всё ещё не изобретена машина, которая сыграла бы скорее и экономнее. Но, видимо, придёт и это.
Пока же то, что сыграно и отснято "вручную", попадает в великолепные и совершенные машины.
В них вставляется катушка отснятой плёнки, и машина автоматически проявляет, фиксирует и копирует. Потом плёнка опять попадает в человеческие руки - к техническому контролёру. Слишком светлые или слишком тёмные копии помечаются и вставляются в другую машину, которая сама исправляет их. Потом склеиваются оптическая и звуковая ленты. Потом плёнка лакируется, и я не знаю, что ещё. Короче говоря, всё делается тихими и изящными машинами в светлых стеклянных лабораториях, слегка пахнущих химикалиями, и чистых, как операционная в клинике. Здесь неторопливо двигаются люди в белых халатах и нитяных перчатках, нежными движениями рук сматывая и разматывая блестящие киноленты. Говорю вам: лаборатория, где обрабатывается фильм, - настоящее чудо техники по сравнению со съёмочным павильоном. Что поделаешь, человеческий труд, видно, во все века неизбежно бывает немного сумбурным и драматически напряжённым, связан со спешкой, криком, шумом, потом лица и скрежетом зубовным…
Из лаборатории фильм выходит ещё не готовым. На рулонах кадры в том порядке, как их снимали, с пятого на десятое. Фильм надо прежде всего просмотреть в демонстрационном зале, где он впервые появляется на экране и выглядит примерно так,
На экран вылетает юноша в свитере, выставляет табличку с номером "27", кричит:
- Двадцать семь! - хлопает хлопушкой и исчезает. Валнога сидит у письменного стола и пишет. Слышен стук. Валнога поднимает голову:
- Войдите!..
- Стоп! - звучит голос режиссёра. - Повторить! После стука должна быть секундная пауза…
Снова выскакивает юноша с табличкой, кричит:
- Двадцать семь! - и хлопает хлопушкой. За письменным столом сидит Валнога и пишет. Слышен стук.
- Войдите!..
- Стоп! - орёт режиссёр. - Проклятье! Чтоб вам пусто было. Кто там топал сзади?.. Какая скотина…
Затем выскакивает юноша с табличкой, ревёт:
- Сто восемьдесят пять! - и хлопает хлопушкой. Крупным планом показывается голова мадемуазель Мириам Неколь.
- Нет, никогда! - восклицает голова.
- Роскошно!
Юноша с табличкой кричит:
- Сто девяносто семь! - и хлопает. Снова голова мадемуазель Мириам Неколь.
- Плакать! - слышен голос режиссёра.
Из глаз мадемуазель Мириам вытекает крупная слеза.
- Стоп! Отлично!
- Стоп! - кричит режиссёр в просмотровом зале. - Этот кадр несинхронный. Переснять. Дальше!
И бежит кадр за кадром, с табличками, выкриками и хлопушками. Иногда лента синхронна, но слишком бледная, иногда так страшна, что её называют "зарезанная", иногда на ней случайно виден микрофон или юпитер, и такие куски, разумеется, нужно выбросить. Некоторые кадры - немые, они будут озвучены позднее, это называется постсинхронизация. Короче говоря, это и есть те самые камешки, из которых сначала начерно, а потом начисто будет монтироваться фильм, где кадры соединены между собой с помощью различных приёмов - диафрагмой, наплывом, затемнением и так далее. Только теперь будет окончательно складываться фильм. С ножницами и клеем в руках монтажёры создадут, в общем, связное действие, и когда фильм станет наконец вполне вразумительным, режиссёр придёт к мрачному выводу:
- Ну вот, теперь надо сократить его на двадцать пять минут.
А потом ещё появится продюсер и предложит опустить некоторые диалоги - это, мол, публике неинтересно.
Наконец, цензура потребует вырезать сцену, где Моленда душит бедняжку Мириам Неколь.
И когда всё оставшееся снова склеено и приведено в порядок -
грандиознейший боевик сезона
окончательно готов.
Премьера
Так уж повелось в мире кино - каждый фильм, который сейчас снимается на студии, считается лучшим в сезоне. Поэтому пока Альфафильм снимает свою картину и её директор едва не лопается от гордости, директора Бетафильма и Гаммафильма заметно желтеют и удручённо бормочут что-то вроде: "Ещё посмотрим", "цыплят по осени считают" и т. д. Альфафильм тем временем повсюду рекламирует "наш новый боевик, обещающий быть непревзойдённым шедевром сезона", и в изобилии рассылает во все газеты заманчивые снимки, интервью и хронику работы над фильмом. Рекламируются, разумеется, только кинозвёзды; директора кинокомпаний и финансисты из врождённой скромности уклоняются от популярности.
Согласно неписаным законам, ни один директор кинокомпании не переступит порога киностудии, пока там снимается фильм другой компании. Он только, пожимая плечами, внимает слухам о том, какая это будет замечательная картина или какой несусветный бред. Однако скоро и на его улице будет праздник: торжественный, нетерпеливо ожидаемый день премьеры.
И вот он настал. Наконец-то разыгрывается на экране всё то, что стоило таких трудов стольким людям - от автора до юноши с хлопушкой, от осветителей до заведующего рекламой. Сидящий за письменным столом Валнога поднимает голову, Мириам Неколь вспыхивает и восклицает: "Нет, никогда!" - всё связно, всё гладко, всё идёт как по маслу.
И вот он наконец, долгожданный момент, когда директор Бетафильма наклоняется к директору Гаммафильма и шепчет:
- Провал, а?
- Провал!..
Комментарии
Очерк "Как делается фильм", написанный в 1937 году, впервые опубликован в газете "Лидове новины" (декабрь 1937 г. - февраль 1938 г.). Глава "Снимаем" включена в первое издание книги "Как это делается", выпущенной в конце марта 1938 года.
Примечания
1
Пиштек Теодор (1895-1960) - популярный актёр чешского театра и кино.
2
Игра слов - в чешском языке слова "ставка", "вопрос" и "любовь" - "sázka", "otázka", "láska" - созвучны.
3
"Ступени старого замка" - точнее: "Старая замковая лестница"; спуск с каменными ступенями, ведущий от пражского Града (Кремля); теперь название улицы.
4
Малостранские - Мала Страна - район в Праге.
5
Маха Карел Гинек (1810-1836) - выдающийся чешский поэт-романтик.
6
Штефаник Милан Растислав (1880-1919) - астроном по образованию; министр обороны в первом чехословацком буржуазном правительстве; погиб в авиационной катастрофе; его личность была окружена романтическим ореолом.
7
Ян Козина (настоящая фамилия - Сладкий) - вождь чешского крестьянского восстания (1693); казнён в 1695 году.
8
Хухле - дачный посёлок близ Праги.
9
Кукула Отакар (1867-1925) - видный чешский хирург, профессор медицинского факультета Карлова университета.
10
Едличка Рудольф (1869-1926) - профессор послеоперационной патологии и терапии медицинского факультета Карлова университета.