Они снова выбрались из экипажа, теперь уже для того, чтобы полюбоваться открывшейся панорамой. Румынский берег был сплошь окутан густой серой пылью - войска все еще двигались к Дунаю, и им не было конца.
II
Иностранные корреспонденты прослышали о переправившемся на эту сторону Дуная болгарском ополчении и выразили настойчивое желание побывать в одной из дружин. Верещагин помнил наказ начальства, что иностранцам не нужно отказывать в их просьбах. Пусть посмотрят и удовлетворят свое любопытство.
Часа через два гости уже были в небольшой деревушке, где расположилась третья дружина. Ополченцы недавно сделали привал и теперь приводили в порядок амуницию и оружие. Командира дружины Калитина едва отыскали: он отобрал плохо стреляющих и увел их в овраг, чтобы немного подучить.
- Я очень занят, но я к вашим услугам, - сказал Калитин раздраженным тоном, чем весьма озадачил журналистов.
- Могли бы вы, господин подполковник, пригласить сюда двух русских унтер-офицеров и двух болгар? - спросил Уорд.
Просьба показалась Калитину странной, но он тут же распорядился, чтобы ординарец Христов позвал первых попавшихся людей. Он нарочно не назвал фамилии, чтобы иностранцы не подумали о специальном отборе.
А Христов бежал по деревенской улице и обдумывал, кого бы позвать на такую беседу. Обязательно Стояна Станишева: жил и учился в Париже, знает, как вести светский разговор. Можно и Николу Колчева: немногословен, лишнего не скажет. Из русских, пожалуй, больше всего подойдут Василий Виноградов и Аксентий Цимбалюк: первый за словом в карман не полезет, а второй рассудителен и очень сметлив, знает, когда и что нужно сказать.
Отыскал он их быстро. Передал приказание командира, потом добавил, чтобы они привели себя в порядок и выглядели молодцами: как-никак, встреча предстоит с иностранными корреспондентами - один из Англии, а другой из далекой Америки.
Минут через двадцать ополченцы и русские унтер-офицеры уже входили в домик командира дружины. Василий Виноградов на всякий случай прихватил трехрядку.
- А это зачем? - нахмурился Калитин.
- Гости у вас, ваше благородие, - доложил унтёр, - может, повеселить нужно!
- А чем вы можете повеселить? - спросил, улыбаясь, Мак.
- А всем! - охотно ответил Виноградов. - Хоть спеть, хоть сплясать, все можем!
- Про что же вы поете?
- А тож про все! Про любовь, про службу нашу нелегкую, про жену неверную. Пожелаете, могу и про мисс Британию. Про все могу!
- О, конечно, про мисс Британию! - ехидно подмигнул Мак. - Это же интересно! Не правда ли, мистер Уорд? - обернулся он к англичанину.
- Не надо! - желчно бросил Уорд, - Вы лучше расскажите, зачем переправились на эту сторону Дуная, это куда интересней!
- Братушек единоверных ослобонить, турку кровавого прогнать! Дел у нас много, господин хороший! - не задумываясь, ответил Виноградов.
- А потом?
- Потом-то? - Унтер почесал макушку. - Домой уедем.
- А как же с Царьградом? - спросил Уорд. - Вы же и там быть собираетесь?
Виноградов вскинул выгоревшие брови и удивленно посмотрел на иностранца.
- В Царьграде нам господь бог побывать велел! - быстро проговорил он.
- Небось и остаться там пожелаете? - уточнял Уорд. - Море, красавицы турчанки!
- Не-е-е! - Унтер-офицер махнул рукой. - Зачем мне море, господин хороший, коль я плавать не умею? Турчанку мне тож не надобно: своя женка есть.
- А земля? Вы же крестьянин!
- Земли у нас своей много, Рассея-то, вон, от моря до моря протянулась!
- Я имею в виду вас. Вы, вероятно, мечтаете, чтобы вам прирезали лишнюю десятину?
- А мне и прирежут, - быстро ответил Виноградов, - С войны вернемся и получим. И не одну десятину, а, слышно, по десять дадут.
- Кто же вам даст?
- А государь император! Бар потеснит, а нам даст. Кто с туркой воевал, тот и получит.
- Тогда зачем же вам Царьград? - Уорд улыбнулся.
- А он мне и не нужон! - Виноградов решительно затряс головой. - Крест на святую Софию поднимем - и домой. Што ж нам там еще делать?
- Ну а вы? - Уорд взгляпул на Цимбалюка. - Согласны с ним или ист?
- С Васей я согласен, но от себя добавлю: турку надо проучить!
- И как же вы собираетесь его учить? - оживился Уорд.
- По Царьграду пройдемся - спеси у турки как не бывало. И за себя погуляем, и за дедов-прадедов: им-то не довелось испытать такое!
- А что скажут нам болгары? - Уорд посмотрел на ополченцев. - Что они думают о начавшейся войне?
- Спасибо матушке-России, - сказал Корчев. - Наконец-то мы дождались дядо Ивана!
- В Париже я встречал болгар, которые решительно высказывались против войны, - продолжал Уорд. - Они полагают, что болгарам надо сначала просветиться, подняться в своем развитии, а потом просить у султана автономию.
- Такие глупости можно говорить только в Париже, оторвавшись от родной земли, - глухо проронил Станишев. - Видел и я подобных болгар: им ближе богатый турок, француз или англичанин, чем униженный бедняк болгарин.
- Но подобных людей я встречал и в Румынии! - заметил Уорд.
- К сожалению, таких вы найдете даже в самой Болгарии, - покачал головой Станишев. - Их очень мало, но они есть. Эти эгоистичные люди готовы жить под зонтиком султана веки вечные!
- По моему личному убеждению, они пекутся о болгарах: не желают напрасного пролития крови, - сказал Уорд.
- А что же они делали в апреле прошлого года? - бросил Станишев. - Когда напрасной кровью была залита вся Болгария?
- О кармане своем они пекутся! - недовольно буркнул Корчев.
- Корчев сказал правду, - поддержал Николу Станишев. - Если пожелаете - отыщете среди богачей и таких, кто поглядывает сейчас в сторону Англии: мол, это самая богатая и сильная страна, от нее и нам что-то перепадет. Вот бы она пришла нам на помощь!
- Англия ничего задарма не делает, - проговорил Корчев, - это не Россия!
- Положим, не совсем так. - возразил Уорд, но дальше свою мысль не продолжил.
- Французы говорят: "Хорошие источники узнаешь во время засухи, а хороших друзей в печали". В беде мы еще лучше разобрались, кто наш друг и кто недруг, - сказал Станишев.
Мак в разговор не вступал. Он что-то писал в блокноте, посматривал на Уорда и ополченцев, озабоченно хмуря брови или насмешливо улыбаясь. Уорд расспросил болгар и русских, что у них за семьи и по своей ли воле они отправились на фронт. Мак наконец оторвался от своего блокнота и полюбопытствовал, чем вооружены ополченцы. Услышав о Шаспо, он тут же выразил сожаление, что эти ружья не подарок для болгар, да и сама русская армия вооружена винтовками, которые давно пора выбросить на свалку.
Русские унтер-офицеры и болгары покинули дом. Уорд обратился к Павлу Петровичу Калитину:
- Господин подполковник, допустим, что русская армия одержит победу, изгонит турок и вернется домой. Кто же без вас будет защищать Болгарию?
- Сами болгары, - улыбнулся Калитин.
- Но они, - Уорд ухмыльнулся и склонил голову к плечу, - мастера петь. А этого мало для защиты страны, не так ли, господин подполковник?
- У них прекрасные голоса, - спокойно подтвердил Калитин. - Но это, уверяю вас, не станет помехой, чтобы стать настоящими солдатами. Я поражаюсь их способности в течение одной недели превратиться из мужика в прекрасного воина!
- Воин рождается только в бою, - значительно произнес Уорд.
- Я выразил свою мысль недостаточно точно, господин Уорд, - сказал Калитин, - Будем пока говорить не о воине, а о солдате. Если человек в течение одной недели может научиться посылать пули только в центр мишени, прекрасно ходить в строю, колоть штыком и бить прикладом, совершать перебежки и сноровисто ползать - из него будет и настоящий воин, в этом я совершенно убежден.
- Один солдат, два солдата, тысяча солдат, это еще не армия, - возразил Уорд. - А у Турции, как вы знаете, первоклассное войско, и она может увеличить его в любой момент.
- Турки имеют хорошую армию, - согласился Калитин. - Болгары тоже в состоянии создать такую армию, которая защитит их страну. Будет нужно - поможем обучить солдат и подготовить образованных офицеров.
- Как любите говорить вы, русские, положа руку на сердце можно утверждать, что болгары способны к самоуправлению? - Уорд внимательно посмотрел на своего собеседника.
- А почему бы и нет? - пожал плечами Калитин. - Управлять собой может любой народ, надо только открыть для него такие возможности.
- Не забывайте, господин подполковник, что болгары видели много жестокостей, - сказал Уорд. - Этот садизм не мог не оставить свои тяжкие следы. Будет ли лучше, если на смену жестокому правлению господ придет жестокое правление рабов?
- Я как-то не задумывался над этим вопросом, - медленно проговорил Калитин. - Но это меня не пугает. У нас, славян. отходчивые сердца. Мы, во всяком случае, не будем поощрять жестокость.
- Ну а вы сами? Вы разве не мстили в Средней Азии и на Кавказе, когда вам оказывали сопротивление? - вкрадчиво, с ехидной улыбкой спросил Уорд.
- Мы честно сражались и никому не мстили - ни в Азии, ни на Кавказе.
- И прибрали к рукам целые народы! - воскликнул Уорд.
- А вы думаете, что этим народам было бы легче, если бы в них вцепился британский лев? - строго спросил Калитин. - Что еще может сравниться с жестокостью англичан и испанцев, заливших кровью огромные территории!
- Это было в прошлом, господин подполковник! - поспешно возразил Уорд.
- А разве Индия не стонет сейчас под британским владычеством? - продолжал Калитин. - Думаю, что возражать вы не станете. Если бы мы не пришли в Азию и на Кавказ, туда бы рванулись вы, англичане. Кровь, конечно, пролилась и у нас, на то она и война. Но вслед за войной наступил покой. Мы не будем мстить ни одному народу, это не в русском характере. А болгары очень похожи на нас, на зло они не будут отвечать злом.
- Господин подполковник устал от длинного интервью, - примирительно сказал Мак, - да и дел у него много. Может, поблагодарим его за исчерпывающие и прямодушные ответы?
Уорд не стал возражать. Он не спеша поднялся и пожал руку Калитину, сказав, что очень доволен столь откровенной беседой и что о ней он постарается честно и объективно рассказать в своей газете. Мак похлопал Калитина по плечу и заверил, что он непременно с ним встретится, но уже в бою. Верещагин с искренней симпатией жал руку командиру дружины - уж очень много общего было в их взглядах. И еще он очень радовался: теперь-то быстро домчится до штаба Передового отряда!
III
- Верещагин, что же я могу вам предложить, если я сам не имею должности? - спросил Скобелев, прочитав письмо Василия Васильевича.
- Михаил Дмитриевич, или, извините, ваше превосходительство, я не могу понять, как генерал может быть без должности, - пожал плечами Сергей Верещагин.
- Может, - пояснил Скобелев, - Вы похожи на своего брата?
- Внешне - да, талантом - нет.
- Меня в данном случае талант не интересует, - сказал Скобелев, - Меня интересует мой собеседник. Умеет он держать язык за зубами?
- Умеет.
Скобелев поднялся со стула и стал медленно ходить взад и вперед, словно мерил шагами вытоптанный, полинялый ковер. Подошел к окну, заметил во дворе дерущихся петухов, усмехнулся, запустил в одного карандашом. Вернулся к столу, сел, принялся расчесывать бакенбарды.
Верещагин с интересом рассматривал жалкое пристанище генерала: стул, табурет, старенький, расхлябанный стол, тусклая картинка на стене, изображающая какого-то богатыря в окружении красавиц, остаток свечи на изъеденном жучком комоде, большие стенные часы с неподвижным маятником. И запах - затхлый, душный: похоже, что комната не проветривалась много лет.
- Я, Верещагин, командовал войсками в Средней Азии и все бросил, чтобы воевать за освобождение Болгарии, - начал генерал. - Я получил должность начальника штаба при своем отце. Должность незавидная, если знать странный характер моего отца. Но я согласился, И вот отец потерял дивизию, а я потерял должность.
- Василий Васильевич не понимает, как это могло случиться, - сказал Сергей.
- Как могло случиться, - повторил Скобелев, - да очень просто, Верещагин. У государя императора есть родственники, и он решил дать им хорошие должности - для чинов и орденов.
- Но при чем же тут вы? - недоумевал Сергей.
- Не я, а дивизия, которой командовал отец. У государя императора есть не один, не два, а много родственников, и все они хотят иметь высокие должности. А государь император у нас добренький. Вот и решил он из двух дивизий сделать четыре бригады. Теперь должностей хватило на всех.
- Не исключено, что они окажутся прекрасными полководцами, - предположил Сергей.
- Нет! - Скобелев безнадежно махнул рукой. - Я их хорошо знаю, Верещагин! Родственники царя отчасти и мои родственники. Его высочество герцог Евгений Максимилианович женат на моей родной сестре Зинаиде Дмитриевне. Если бы у меня спросили, что ему можно доверить, я сказал бы, что только роту, да и то после окончания военного училища. А теперь им дали но бригаде, и Евгению Максимилиановичу, и Николаю Максимилиановичу. Третьему брату, малышу Сереже, бригаду пока не нашли, но он уже флигель-адъютант, с него хватит и этого!
- Герцогам, видимо, нельзя давать низкие должности, - промолвил Верещагин, не знавший, что и ответить Скобелеву.
- А при чем тут я или мой отец? - рассердился Скобелев.
- Вы тут пострадали невинно, - искренне посочувствовал Верещагин.
- Пострадает еще и русская армия, а это похуже! - бросил Скобелев.
Он еще раз прочитал рекомендательное письмо, внимательно посмотрел на Сергея и спросил:
- Чего же хочет Верещагин-младший?
- Воевать, - быстро ответил Сергей.
- И, конечно, отличиться?
- И, конечно, отличиться, - подтвердил Сергей.
- А вы странные люди, Верещагины, - произнес с ухмылкой Скобелев. - Я получил письмо от вашего брата, от Александра. Просит взять его на самую трудную должность.
- А чем это плохо?
- Тем, что у меня при самой трудной должности могут убить в первом же бою.
- Скажите, ваше превосходительство, а не лучше ли геройски погибнуть в первом бою, чем трусом в последнем? - спросил Сергей.
- Вы задали мне нелегкий вопрос, - проговорил Скобелев, теребя щетками рыжие бакенбарды. - Героем почетно погибать в любом бою. Быть трусом плохо и в первом, и в последнем бою.
- Поэтому меня брат и рекомендовал только к вам, - медленно проговорил Верещагин.
- Это я понимаю.
- Вы знаете, ваше превосходительство, я почему-то никогда не задумывался о своей судьбе. Убьют - значит, так нужно, - сказал Сергей.
- А я, грешный, всегда думаю о своей судьбе, - сознался Скобелев. - Мне почему-то хочется стать или фельдмаршалом, как Кутузов, или генералиссимусом, как Суворов!
- Мое желание более скромное: я хотел бы получить такой же крестик, какой получил мой старший брат.
- А вы его и получите, - заверил Скобелев.
- Самое главное мое желание - повоевать, - сказал Верещагин.
- Повоюете. Конь у вас есть?
- Коня мне дал Василий, но с условием: срочно вернуть.
- Ему он пока не нужен, отсылать не торопитесь, - посоветовал Скобелев. Он подозрительно оглядел Сергея с ног до головы. - Во что же вас одеть, Верещагин?
- А я одет, ваше превосходительство, - не понял генерала Сергей.
- Одет, но не для войны, - возразил Скобелев. - Ладно, что-нибудь придумаем! А теперь отдыхайте!
- До каких пор? - спросил Сергей.
- Пока генерал Скобелев получит должность. Хотя бы командира роты.
- Дадут и больше, - в тон ему проговорил Сергей.
- Наверное, - подтвердил Скобелев.
Верещагин распрощался и вышел на улицу небольшого селения, в котором расположился штаб Передового отряда. И сразу же встретил князя Жабинского, которого знал по Парижу.
- Верещагин! - закричал тот, осаждая лошадь. - А вы тут зачем?
- Воевать, - повторил как самое заветное Сергей.
- Воюют военные. Штатские могут отдыхать. Для военных это самая прекрасная пора, Верещагин! Как видите, я уже капитан и у меня на груди желанный орден!
- А у моего брата - Георгиевский крест, - заметил Сергей. пожелавший хоть немного урезонить самодовольного князя.
- Случай исключительный, - сказал Жабинский.
- Но не единственный, - уточнил Верещагин.
- Тогда желаю удачи! - бросил Жабинский, - Я только что вернулся с передовой линии.
- А я как раз туда и спешу, - улыбнулся Верещагин.
IV
После боя на Систовских высотах рота подпоручика Бородина не имела серьезных стычек с противником. Вперед на рысях проскакали гусары и драгуны с конной артиллерией, давая понять, что идущим позади не будет жаркого дела и матушка-пехота может довольствоваться подсчетом трофеев, захваченных авангардом Передового отряда.
- Что же, турки и воевать больше не будут? - спросил озадаченный Шелонин у Егора Неболюбова, - Какой день идем, а турок не видим!
- Сейчас мы на них, Ваня, посмотрим, а дурака валять будут, то и потрогаем, - глухо отозвался Неболюбов.
- Какие это турки? - махнул рукой Шелонин. - Это как наши мужики - чего взять-то с них!
- Эх, Ваня, Ваня! - остановил его Неболюбов. - Плохо ты еще знаешь турок. Как бы сказал Панас Половинка: погано ты их уразумел. Много в твоей деревне ружей и ятаганов? То-то и оно! Ни одного. А тут в любом доме на каждого мужика приходится ружье да ятаган. Что ни деревня, то пеший батальон!
Рота получила распоряжение завернуть в сторону и обезоружить турецкую деревню. Задание не совсем боевое, но кому-то и это надо делать! Шелонину было бы приятней идти вместе с гусарами на Тырново: там, слышно, и войска турецкого много, и обороняться турок будет отчаянно. А здесь!..
Они пришли в деревню запыленные и усталые, изнемогающие от жажды. Пить хотелось так, что, казалось, колодца мало. Но ротный пить запретил: всякое могли сотворить турки! Чего им стоило подсыпать в колодец яду? Собирались они покорно, но смотрели на русских зло и настороженно. Женщины прикрыли лицо темной чадрой и старались не глядеть на солдат. Ребятишки бычились и таращили на пришельцев черные, ненавистные глаза.
Вскоре появился седобородый дед в чалме. Смотрел хмуро, настороженно, но на вопросы переводчика отвечал охотно. Заверил, что все оружие будет сдано. Он, дескать, хорошо понимает эту меру русской армии: в своем тылу она не должна, иметь вооруженные отряды.
Винтовки и кривые острые ножи турки бросали на зеленую траву в центре селения. Один хромой турок принес богато украшенный и сверкающий ятаган. Не успел он положить его в общую кучу, как из толпы выскочил маленький турчонок. Он схватил ятаган и пустился бежать вдоль улицы. Шелонин хорошо умел бегать, но парня он догнал с большим трудом. Турчонок так крепко держал ятаган, что Иван едва вырвал его из рук. Парень прикусил губу и смотрел на своего преследователя с лютой ненавистью. Потом прыжком хищного зверька он бросился на Шелонина и ухватился за ятаган. Вырвать не сумел - впился зубами в руку и стал рвать живое мясо, словно собачонка, которую не кормили две или три недели.